Правда, число должностей, имевшихся в распоряжении для обеспечения клиентел, было невелико, что затрудняло создание серьезных сетевых структур. К тому же семьям, облеченным властью, приходилось в своем самовыражении вовне представлять себя и вышедшими из народа, и одновременно знатными. Это сильно ограничивало стратегии аристократического приращения престижа посредством затрат на роскошь. Кроме того, упомянутым семьям в необходимой мере приходилось обращать внимание на настроения широких кругов. Ведь именно социальный дискомфорт и недовольство могли разрядиться на манер извержения вулкана — прежде всего при отсутствии единства в самом верхнем слое, который возбуждал амбиции новых подпиравших семейств. Следствием этого были изгнания и даже смертные приговоры. Сельская община, хотя и управляемая в обычной ситуации, никогда все же не была полностью предсказуемой. Однако, как правило, эта «древняя демократическо-олигархическая» система функционировала бесперебойно. Ежегодное собрание мало что могло сделать, кроме приведения к присяге своих высших должностных лиц и избрания нового главы. Этому способствовало то обстоятельство, что, несмотря на ведущее положение древних родов, в полной мере смогла установиться система социальной мобильности, причем в форме, которую контролировали сложившиеся элиты.
Неоднородный состав Конфедерации создавал существенные проблемы для прочности союзной структуры. Ведь Конфедерация складывалась из городов-республик, которые стремились к правовой унификации на высшем уровне и тем самым к обеспечению административной базисной власти на территории своего подданства и сельских кантонов. Правящие слои городов рассматривали эти земли как оплоты узаконенной анархии. Так, недовольные крестьяне, жившие поблизости от городов, могли постоянно рассчитывать на открытую или скрытую поддержку кантонов, где существовали сельские общины. Это вызывало раздражение городской знати, со своей стороны возбуждавшей недовольство ее сельских союзников, если в повестках дня тагзатцунгов она размещала новые, более жесткие положения о союзе. В результате надо было объединять и унифицировать союзы, заключенные в условиях запутанного многообразия отношений между отдельными кантонами, а также с приписанными землями. Речь шла об усилении полномочий и укреплении инстанций, в чем сельские кантоны ни в коей мере не были заинтересованы.
5. Европейские осложнения и великодержавная политика (1450–1520)
В период после 1450 г. отношения Конфедерации с окружающим миром отмечены новыми конфликтами с Габсбургами и их союзниками, прежде всего находившимися вокруг Боденского озера. Этот климат насилия и правовой неопределенности не позволил существенно улучшить обновленный мирный договор с Австрией, заключенный в 1461 г. сроком на 15 лет. Ведь именно тогда конфедеративные кантоны, осуществляя целенаправленную экспансию, вторглись в нишевые зоны с рыхлыми властными отношениями, являвшиеся объектами для приращения территорий. Успешной эта тактика оказалась прежде всего в области Тургау, земельное фогтство которой с 1461 г. досталось семи кантонам, участвовавшим в его завоевании (без Берна). Возобновленные союзы с аббатством (1451), городом Санкт-Галлен, а также с Шафхаузеном (оба в 1454 г.) прежде всего крепче привязали присоединенных к протекторам — членам Конфедерации. В результате заключенного в 1466 г. альянса с Берном и Золотурном подобную позицию постепенно обретал имперский город Мюльхаузен. Благодаря своим военным успехам «Швейцария», — как теперь остальная Европа все чаще называла страну по аналогии с ее престижным «местом основания», кантоном Швиц, — чем дальше, тем больше оказывалась в поле зрения великих держав в качестве резервуара наемников, понимавших толк в обращении с оружием. Самые соблазнительные предложения поступали из Франции, где король Людовик XI с 1461 г. стремился снова поставить под прямой контроль монархии крупные лены, ставшие с течением времени независимыми от короны, и тем самым не допустить к ним мощных конкурентов. Так как кантоны у Сен-Готарда возобновили к тому же свою экспансию в направлении территорий герцогства Миланского, включенность Швейцарии в европейскую политику стала неизбежной.
Около 1470 г. это вовлечение обрело конкретные черты в схеме распределения сил, включавшей Францию, Бургундию, Савойю и Габсбургов. Движущим элементом, скрытым за часто изменявшимся соотношением сил, были усилия Людовика XI, всеми средствами стремившегося ликвидировать положение Бургундии как великой державы, которым она обладала при герцоге Карле Смелом. Первым следствием стратегии, которую король проводил с этой целью, а именно втягивание Конфедерации в намечавшиеся конфликты, был союз, заключенный им в 1470 г. с Берном, действовавшим от имени восьми кантонов. На случай войны из-за Бургундии он предписывал взаимный нейтралитет и был в 1474–1475 гг. обновлен с далеко идущими условиями. Впоследствии городу на Ааре удалось способствовать этой политике как делу всей Конфедерации. Рискованность данной позиции заключалась, однако, в возможности для Швейцарии стать жертвой в дипломатической игре великих держав. Ведь как Людовик XI, так и Габсбурги имели своей целью в конечном счете ослабление одновременно и Бургундии, и Конфедерации, по возможности без собственных военных усилий. Прежде всего французский монарх действовал ради того, чтобы в качестве «смеющегося третьего» сделать неизбежной войну между этими двумя противниками.
Однако швейцарцы не удовлетворились предназначенной им ролью пешек на чужих шахматных досках. Вместо этого они сформировали собственные цели и стратегии. Герцог Бургундский оказался в их поле зрения в качестве помехи из-за того, что он, будучи собственником владения на основе заклада в Зундгау, переданного Австрией, блокировал дальнейшее распространение территорий Конфедерации на север. Недовольство этого региона новым правлением быстро привело, кроме того, к разногласиям с Габсбургами. Вслед за тем герцог Сигизмунд в договоре с многообещающим названием «Вечный курс» (1474), как и некоторые его предшественники, подтвердил швейцарцам факт осуществленных ими до тех пор завоеваний. Карл Смелый, в свою очередь, хотел, завоевав герцогство Лотарингия, соединить свои владения на юге (герцогство и фрейграфство Бургундия) с северными (Брабант, Фландрия). В 1475 г. он привлек к осуществлению этих планов Милан и Савойю. Оба эти государства ощущали угрозу экспансии швейцарских кантонов в западном и южном направлениях. В том же году Берн начал военные действия, причем вместе с городом Фрибуром, против герцога Савойского. Герцог был лишен многочисленных крепостей и территорий в Во (Ваадт). Мирные переговоры, начатые в конце года, не привели вопреки ожиданиям к цели, так как Карл сознательно выдвигал неприемлемые максимальные требования. Теперь его политика была нацелена на полное подавление Конфедерации.
Казалось, что в военном отношении Карл Смелый не шел на риск, достойный упоминания. Бургундская армия считалась одной из самых современных и боеспособных для своего времени. Правда, воинство, которое в феврале 1476 г. приступило к осаде Грансона на западном берегу Невшательского озера, было в высшей степени разнородным по составу. Примерно в то же время швейцарцы досаждали бернской канцелярии просьбами не оставить город на Ааре один на один с могущественным противником. Герцог, поступавший слишком эмоционально, а нередко и иррационально, сыграл на руку своим противникам, приказав после капитуляции Грансона уничтожить его гарнизон до последнего человека. После прибытия швейцарских соединений два войска 2 марта скорее случайно столкнулись друг с другом. Существенные разногласия у бургундцев (имевших с 20 тысячами солдат небольшое численное превосходство) привели при выдвижении войск к дезориентации и отступлению, напоминавшему бегство. Правда, герцог почти не потерял в живой силе, но зато лишился всего своего полевого лагеря и тем самым невероятно роскошного походного двора. К баснословно ценным «бургундским трофеям» относились такие регалии власти, как трон и государственная печать, а также легендарная коллекция драгоценностей Карла. Филипп де Коммин, проницательный хронист войны, сообщает, что какой-то тупой вояка продал большой алмаз за бесценок. Но культурного падения, внушаемого этим рассказом, давно уже не было. Швейцарцы знали цену своей добычи, даже, возможно, переоценивали ее. Во всяком случае, некоторые предметы удалось продать только после различных скидок, другие остались в собственности государства (ими можно и по сей день полюбоваться в различных музеях Швейцарии).
Несмотря на начальный успех, положение Берна было опасным. С одной стороны, герцог едва ли оказался ослаблен в военном отношении, с другой — союзники ставили дальнейшую поддержку в зависимость от угрозы для швейцарской территории. Муртен, осажденный Карлом город на озере того же названия, не подпадал, однако, под эту категорию. Только когда бургундские войска необдуманно атаковали переправу через реку, ведшую к Лаупену, и другие предмостные укрепления, для тагзатцунга появился casus belli[15]. 22 июня швейцарское войско, насчитывавшее 25 тысяч бойцов, внезапно атаковало при Муртене несколько уступавших им по численности бургундцев и нанесло им тяжелое поражение. Тысячи были убиты или утонули в озере. Победа стала европейской сенсацией, родился еще один миф о битве. И она была предвестием конца правления Карла Смелого. 5 января 1477 г. герцог Бургундский проиграл верхнерейнским и швейцарским войскам битву при Нанси и погиб в ней. Его государством распорядились другие.
Последующие переговоры оказались менее успешными для швейцарцев. Территории, завоеванные в Во, большей частью вернулись к Савойе. Львиная же доля бургундских владений в результате свадьбы дочери Карла Марии с Максимилианом Габсбургом досталась австрийскому Дому. Но подлинным победителем мог чувствовать себя Людовик XI. Французский король избавился от конкурента на востоке и сумел с большим мастерством привязать к себе швейцарцев благодаря точно отмеренным придворным почестям и отличиям. Кантоны, однако, обрели не только репутацию — возросла их политическая значимость, точно так же как и рыночная стоимость швейцарских наемников.