тарь комсомола института. Это скандальное выступление стало высшей, но последней точкой в истории группы. Трио распалось.
Новорожденный САИ с пеленок стал претендовать на звание самого творческого института города. Арх был местом, где идеи просто летали в воздухе. Театральные и кинопремьеры обсуждались, все казалось важным. «Комсомольские вожаки были молодые, а взрослое руководство института состояло в основном из участников войны. Они были абсолютно независимы, и им было насрать на решения КПСС. То есть формально они им подчинялись, вывешивали всякие лозунги, но в душе они были независимы, и от этого пошла независимость всего Арха», — считает выпускник института Олег Ракович.
С начала 1970-х студенты-архитекторы стремились исполнять свой собственный оригинальный материал. В одном из первых архитектурных составов, джаз-роковом трио «Акварели», встретились три ярких художника — Александр Сычёв,[17] Евгений Никитин и Александр Измоденов. Они сочинили композицию «Танец шута» на стихи Шекспира. Музыкальными средствами был создан удивительный по своей законченности и яркости образ шута, осмеливающегося говорить правду своему властелину. В 1975 году на базе этого трио был организован музыкальный клуб архитектурного института, или попросту — «Студия САИ».
В 1978 году создатели студии окончили архитектурный институт, и она прекратила существование. Никитин и Измоденов уехали по распределению в Новороссийск, где продолжили заниматься музыкой в свободное от градостроительства время. Сычёв начал писать песни, позднее ставшие основой репертуара его группы «Каталог».
Конечно, в архитектурном институте были и другие музыкальные группы. Большой популярностью пользовался «Змей Горыныч Бэнд», в котором каверы «Led Zeppelin» исполнялись очень близко к оригиналу, но женским голосом Лены Жданович. Однако история этого коллектива относится уже к самому концу 1970-х годов. В этот период кавер-репертуар «ЗГБ» был уже скорее исключением из правил.
Главный удар по свердловским студенческим группам нанесли появившиеся в 1976 году дискотеки. Ансамбли, бывшие непременным атрибутом танцев, стали попросту не нужны — их заменила тупая коробка с двумя вращающимися бобинами. Да и вообще, во второй половине 1970-х исполнять чужие песни стало уже не комильфо. На первый план выдвигались группы, сочиняющие собственную музыку. Для них не так важна была принадлежность к одному факультету или институту — музыканты в группе могли быть хоть откуда, лишь бы их вкусы и интересы совпадали. Наступала эра авторского рок-н-ролла.
От свердловской рок-музыки 60-х не осталось ничего, что можно было бы послушать сегодня. Из того, что звучало в Свердловске в первой половине 70-х, сохранились лишь несколько осколков, да и то в более поздних перепевках. Например, Михаил Перов в 2014 году записал сочиненную им еще в школьном ансамбле «Люси» песню «Василек» — чистое и по-детски наивное произведение.
История еще одной песни более замысловата. В 1972 году Свердловский хипец Глеб Вильнянский расстался с девушкой. Подруга не смогла больше выносить хиппанутого внешнего вида своего бойфренда — видимо, вкусы юных свердловчанок были еще слишком консервативны. Придя домой после прощания, расстроенный Глеб написал красивую мелодию. Стихов он сочинять не умел и наугад открыл томик Шекспира. Первым ему на глаза попался сонет № 97, который идеально лег на музыку.
Песня быстро стала настоящим свердловским хитом. «Сонет» играли очень многие — от ансамблей из УПИ до ресторанного коллектива в Кольцово. В 1977 году его записала УПИйская группа «Екатеринбург», впоследствии ставшая «С-34». Именно в таком виде Сонет Вильнянского—Шекспира сохранился для будущих поколений.
«Сыграют всё — от Розенбаума до Баха»(Профессионалы)
Обычный свердловчанин начала 1970-х годов, далекий от музыкальных кругов и не студент, вряд ли разбирался в тонкостях рок-стилей и не мог блеснуть знанием творчества первых уральских ансамблей. Тем не менее звуки и внешний вид электрогитар были знакомы и ему. Увидеть и услышать их он мог там, где играли профессионалы, то есть на выступлениях эстрадных коллективов и в ресторанах. Только здесь музыканты Свердловска могли официально зарабатывать деньги своим трудом.
Большинство свердловчан искали встреч с прекрасным в многочисленных клубах и Дворцах культуры. Там выступали филармонические коллективы, игравшие высочайше одобренные программы.
Однако в основном это были заезжие гастролеры. С собственными профессиональными эстрадными коллективами на Среднем Урале традиционно было как-то не очень.
В конце 1960-х единственным в Свердловске ансамблем, которому дозволялось играть музыку «легких жанров» на мероприятиях любого уровня, был «ЭВИА-66». Этот «Эстрадный вокально-инструментальный ансамбль» был основан Александром Дорнбушем в 1966 году. Он базировался в ДК строителей им. Горького и был в своем роде уникальным — домостроительный комбинат платил музыкантам деньги (ставка составляла около 67 рублей). При этом им не надо было проходить обязательную тарификацию в филармонии, то есть играть в ансамбле могли люди без музыкального образования. Получался этакий полупрофессионализм: играли любители, но за зарплату.
«ЭВИА-66», несмотря на неровный уровень музыкального образования его участников, играл вполне достойно. Дорнбуш с немецкой основательностью расписывал на ноты весь материал и редко разрешал импровизировать. В репертуар входили русские и латиноамериканские народные песни, исполнявшиеся в фолк-роковом ключе, «Танец с саблями» Хачатуряна, переложенный на электроинструменты, и неизбежный официоз — про партию и комсомол. Ансамбль постоянно выступал на городских праздниках, был непременным участником конкурсов типа «Алло, мы ищем таланты» и много разъезжал по области. Благодаря активной концертной деятельности и регулярной телезасветке солистов Валеру Топоркова, Гену Романцева и Галю Максимовских узнавали на улицах.
Возможность официальных выступлений на эстрадных подмостках притягивала к «ЭВИА-66» многих свердловских музыкантов, мечтавших о сцене. Когда в 1969 году освободилось место гитариста, пришлось проводить прослушивание — претендентов было очень много. В этом конкурсе победил пятнадцатилетний Женя Писак. Из-за его юного возраста возникали организационные проблемы. В 1971 году перед первыми зарубежными гастролями в социалистическую Польшу ему сделали поддельные документы — он еще не имел права пересекать границу без родителей. «Я хорошо помню первый концерт в Восточной Пруссии, в бывшем замке Геринга. В двух моих сольных номерах я должен был выходить на авансцену, играть, стараясь не смотреть на гриф, и широко улыбаться. Успех был бешеный».
Вскоре Евгения, поступившего в лесотехнический институт, сменил на посту гитариста «ЭВИА-66» еще более юный Володя Елизаров.[18] В 1973 году он уже выступал с сольной пьесой перед десятитысячной аудиторией на Втором фестивале болгаро-советской дружбы в Варне, где ансамбль представлял Свердловскую область. Это было одно из последних статусных мероприятий с участием «ЭВИА-66»…
В Советском Союзе артисты эстрады обычно работали в штатах областных филармоний. Но Свердловской филармонией с 1963-го по 1986-й руководил Николай Маркович, который очень боялся, что его обвинят в несерьезности, и всячески зажимал легкий жанр. Поэтому эстрада не была профилирующим жанром в главной концертной организации Среднего Урала. Тем свердловчанам, кто хотел состояться как профессиональный артист эстрады, было проще попробовать свои силы в других регионах. В 1960-е так поступили «эльмашевские битлы», ставшие артистами ростовского ансамбля «Волхвы», и Владимир Мулявин, прославившийся в Белоруссии. Десять лет спустя тем же путем пошли Алексей Хоменко и Владимир Елизаров, оказавшиеся в группе «Слайды», числившейся за Донецкой филармонией.
В Свердловске же долгие годы официально существовал только джазовый ансамбль филармонии под руководством Анатолия Лялина, который был то квартетом, то квинтетом, то секстетом. Коллектив не был широко известен за пределами области, это была так называемая «колхозная бригада». Квартальной нормой считались 45 концертов по всей области. Ее выполняли за месяц, а два месяца занимались чем хотели.
В филармонии был закон: уходишь — приведи замену. Музыканты ансамбля перекочевывали в рестораны и замену себе приводили оттуда же. Профессиональный уровень был примерно одинаков, и происходила постоянная ротация. Некоторая разница все же была: по экспертной оценке Валерия Костюкова, в ресторане было раз в пять-шесть денежней, зато в филармонии несколько престижней — одно дело, когда ты лабух, и другое — когда ты артист филармонии. Впрочем, на отношения между музыкантами это не влияло.
Несмотря на невысокую популярность «колхозной бригады», за всеми ее действиями строго приглядывали. Иногда это приводило к трагическим последствиям. Евгений Писак вспоминает о трубаче Владлене Тонкове, очень обаятельном и веселом человеке. Его году в 1971-м заподозрили в организации левых концертов, посадили, и в тюрьме он от позора повесился. Постоянный контроль осуществлялся и в идеологической сфере. Тот же Писак рассказывает, как Андрей Мезюха[19] принес ему стихотворение Киплинга в переводе Маршака и предложил написать на него музыку. «Я придумал мелодию и попробовал залитовать получившуюся песню. Художественный руководитель Владимир Демьяненко успел прочитать только три фамилии: «Киплинг — Маршак — Писак». Увидев эту страшную абракадабру, он, даже не взглянув на стихи, зачеркнул весь текст и назвал меня сумасшедшим». Впрочем, по словам Мезюхи, эту песню исполняли все равно, правда, не объявляя авторов. Так же анонимно исполнялась песня «Контрасты», содранная с «Manhattan Transfer». Музыка и русские слова значились народными.