Но каково было в целом отношение Тимея к Пирру? Можно ли на основании этого сделать вывод, что свою ненависть Тимей перенес с тестя (Агафокла) и на его зятя (Пирра)?
С точки зрения Р. Шуберта, «в политике Тимей враждебно настроен к Пирру… Он был яростным противником Агафокла, а так как Пирр в своей деятельности часто следовал Агафоклу, то естественно, что Тимей был его пропbdybrjv»[96].
По нашему мнению, для подобного вывода нет никаких оснований. У Агафокла, который взял власть силой и удерживал ее за счет насилия, являлся тираном в полном смысле этого слова, присвоив себе царскую власть, было огромное расхождение с Пирром, который был призван на остров сицилийцами и ими же единодушно объявлен царем[97]. Интересную мысль на этот счет высказал Р. Лакер: произведение Тимея характеризовалось двумя чувствами — ненавистью к тиранам и ненавистью к карфагенянам, но оба они противоречивы, ибо только тираны оказались способными противостоять карфагенянам[98].
Хотелось бы высказать еще одно соображение на этот счет: именно жители Тавромения — родины Тимея — были в числе главных инициаторов приглашения Пирра на остров, и их радушный прием вселил в царя большие надежды. Конечно, это отнюдь не отрицает того, что, будучи сторонниками приглашения Пирра в начале войны, позже граждане Тавромения быстро отвернулись от него ввиду непосильных тягот войны и его авторитарного правления.
Вместе с тем необходимо принять во внимание еще одно мнение, высказанное итальянским историком Э. Чьячери: Тимей, вернувшийся на остров с разрешения Гиерона II (если только он действительно туда вернулся в последний период своей жизни), не мог писать ничего враждебного о Пирре ввиду семейных и иных связей, которые объединяли Гиерона с царем Эпира[99]. Все это убеждает нас в том, что Тимей не должен был испытывать принципиальной вражды к Пирру.
Таким образом, отметим главное: рассказ Тимея о Пирре был ограничен исключительно сицилийской экспедицией. Он послужил надежным источником для тех авторов (Диодор, Дионисий, Плутарх), которые вслед за Тимеем писали на данную тему. Все попытки, предпринятые сначала Р. Шубертом, а затем и Р. фон Скалой, выдать за пассажи Тимея описание всех тарентинских дел накануне и во время приглашения Пирра не имеют под собой никакой реальной основы. Версия же Р. Шуберта о том, что Тимей использовал труд Проксена, является бездоказательной.
Филарх. Следующим историком, в сочинении которого нашла отражение история Пирра, является Филарх. В «Суде» имеется указание на то, что Филарх написал историю похода Пирра на Пелопоннес в 28 книгах. Конечной точкой труда Филарха был 220 г. до н. э. (Suda, s. v. Φύλαρχος = FgrHist II A 81. S. 161). 221–220 гг. до н. э. — это время смерти Птолемея III Эвергета, его супруги Береники II и нашедшего прибежище при александрийском дворе спартанского царя Клеомена III (в «Суде» он ошибочно назван Клеонимом). Видимо, именно смерть последнего была для Филарха наиболее значимым событием, ознаменовавшим завершение его труда. То, что для последующих за смертью Пирра пятидесяти лет сочинение Филарха было первостепенным источником, уже было отмечено историками[100]. Но встает вопрос: почему Филарх начал свой труд именно с того события, которое если и сыграло какую-то роль в истории Пелопоннеса, то все же было не столь важным для всей Греции?
Единственным, кто попытался дать ответ на этот вопрос, был Р. Шуберт. По его мнению, Филарх сознательно продолжил работу Дурида Самосского, к которому он был столь близок своей трагической манерой понимания истории[101].
Еще в древности труд Филарха получил суровое осуждение, особенно остро проявившееся в «Истории» Полибия (Polyb., II, 56), который упрекал автора за отсутствие критического подхода, за чрезмерную любовь к патетическим сценам, наконец, за передачу драматических событий без объяснения их причин и происхождения. Все это, конечно, не может не вызывать у нас определенное чувство скепсиса по отношению к сохранившимся сообщениям Филарха о походе Пирра на Пелопоннес.
В издании К. Мюллера приводится 83 фрагмента из сочинения Филарха (FHG I. Р. 334), подавляющее большинство которых является извлечениями из биографий Агиса, Арата и Клеомена, написанных Плутархом. Из этих фрагментов лишь два непосредственно связаны с Пирром.
Прежде всего бросается в глаза сходство в пассажах об истории Акрогата и Хилониды в Плутарховой биографии Пирра (Plut. Pyrrh., 26) и у Парфения (Erot… 23). Несмотря на го что данные места не содержат ссылки на Филарха, Парфений был хорошо знаком с его работами, которые он дважды упоминает в своем труде. Кроме того, данная история полностью соответствует характерной для Филарха любви к анекдоту и патетике и одновременно отсутствию глубоких представлений о политике.
Рассказ Филарха о нападении Пирра на Спарту выдержан явно в проспартанском духе. Поражение, которое спартанцы потерпели в Лаконике, оправдывается тем, что Пирр, обманув противников, напал на них неожиданно. В действительности же нападение Пирра не было неожиданным, ибо аргивяне послали на помощь спартанцам вспомогательные войска, а в их лагере уже находились отряды мессенцев[102].
По словам Полибия, в рассказах Филарха женщины занимали особое место: «…с целью разжалобить читателей и тронуть их своим рассказом, он изображает объятия женщин с распущенными волосами, обнаженною грудью и в дополнение к этому плач и рыдания мужчин и женщин, которых уводят с детьми и старыми родителями» (Polyb., II, 56, 7). Подобное мы наблюдаем в рассказе Филарха о штурме Спарты, предпринятом войсками Пирра. В нем спартанские женщины отважно отражают нападение врага. Среди них особо выделяется Архидамия, бабушка царя Агиса, с мечом явившаяся в герусию и от имени женщин Спарты побудившая мужчин взяться за организацию обороны города (Plut. Pyrrh., 27).
Еще одна характерная черта творчества Филарха, отмечаемая современными исследователями, это интерес к необычным историям о животных. Восемь фрагментов из его произведений связаны с такой тематикой. Один из них посвящен перечню верных орлов, среди которых он особо выделяет птицу, принадлежавшую Пирру (FgrHist II А 81 F 61). Слоны, сыгравшие в последней кампании Пирра роковую для него роль, не могли не привлечь воображение Филарха: молодой слон Никон (ставший причиной поражения эпиротов в решающей схватке в Аргосе), о котором рассказывает Плутарх (Plut. Pyrrh., 33), противопоставляется молодой слонихе по имени Никея, замечательный ум которой упоминается в одном из фрагментов Филарха (FgrHist II А 81 F 36)[103].
На наш взгляд, следы труда Филарха в истории Пирра могут относиться только к походу царя на Пелопоннес. Эти пассажи драматичны, ярки и к тому же выдержаны явно в проспартанском духе, хотя особой враждебности по отношению к Пирру в них не видно.
Дурид Самосский. Одно из значительных мест в исторической традиции о Пирре Р. Шуберт[104]’ и Р. фон Скала[105] отводят трудам Дурида. В отечественном антиковедении подобной точки зрения придерживается Г. А. Кошеленко[106].
Относительно жизни Дурида мы располагаем весьма отрывочными сведениями. На основе сохранившихся фрагментов его произведений трудно прийти к каким-либо серьезным выводам.
Дурид родился в 340 г. до н. э. на Самосе. Вместе со своим братом Линкеем он учился у Феофраста. Дурид принимал участие в политической борьбе на Самосе и одно время был там тираном. Как долго продлилась его тирания, сказать сложно. По предположению Р. фон Скалы, Дурид должен был длительное время проживать в Афинах[107].
Писательская деятельность Дурида была достаточно обширна. К. Мюллер указывает названия различных работ Дурида: 1) Ιστορίας 2) τά περΓΑγαύοκλία; 3) Σαμίων ώρος; 4) περί νόμων; 5) περί αγώνων; 6) περί τραγωδίας; 7) περί Ευριπίδου καί Σοφοκλέυος; 8) περί Ζωγράφων; 9) περί τοπευτικης. Но, по всей вероятности, этот список не совсем полный[108]. Всего К. Мюллер приводит 83 фрагмента сочинений Дурида. Хотя нельзя с полным основанием утверждать, включал ли его труд историю Пирра, Ф. Якоби считал это весьма вероятным[109].
С точки зрения Р. Шуберта, события, связанные с Пирром, должны были описываться в «Истории» Дурида[110]. Согласно Диодору (Diod., XV, 60), «История» Дурида начиналась с 370 г. до н. э. и охватывала период почти в сто лет. Основываясь на самом позднем фрагменте его работы, в котором речь идет о событиях 281 г. до н. э., в качестве конечной даты труда Дурида К. Мюллер и И. Г. Дройзен называли битву при Курупедионе[111].
Однако подобный вывод был оспорен Р. Шубертом, позицию которого затем поддержал Р. фон Скала. Общая концепция, нарисованная упомянутыми авторами, сколь смела и необычна, столь и небесспорна. В общих чертах она представляется в таком виде: характерным признаком работ Дурида принято считать особый интерес автора к описанию одежды, переодеваниям, театральным сценам и их оформлению, различным анекдотам, цитатам из сочинений различных поэтов[112]. Метод Р. Шуберта, который с небольшими оговорками разделял и Р. фон Скала, достаточно прост: все, что в истории Пирра связано с подобными сюжетами, без всяких сомнений относится к труду Дурида. Выводы, сделанные упомянутыми исследователями, сводятся к следующему: Плутарх в биографии Пирра использовал Дурида в тех пассажах, где речь идет о смене одежды, где описываются различные предметы одежды, где речь идет о театральных декорациях, представлениях, рассказываются различные анекдоты.