[1130]. К Пирру было направлено посольство Фабриция, затем для ратификации договора в Рим отправилась миссия Кинея. Однако мир был расстроен, причем не столько пламенной речью Аппия Клавдия, сколько прибытием карфагенского флотоводца Магона, пообещавшего римлянам помощь[1131]. «Удвоение» в античной исторической традиции переговоров Б. Низе объяснял желанием римлян, несмотря на серьезные поражения, показать себя в лучшем свете. Таким образом, простым росчерком пера этого ученого из истории вычеркивался один из важных раундов переговоров между римлянами и Пирром.
Если позиция Б. Низе была поддержана К. Ю. Белохом и Г. Де Санктисом[1132], то В. Юдейх и О. Гамбургер, наоборот, подвергли ее критике.
В. Юдейх признавал сведения Юстина не имеющими ценности (из-за возможных ошибок при составлении им эпитомы труда Помпея Трога) и пытался восстановить традицию о двух посольствах Кинея. Построения В. Юдейха, как кажется, небезупречны в одном важном пункте: первое посольство Кинея немецкий историк ставил раньше миссии Фабриция. Основание для этого он находил в следующем соображении: будучи уже знакомым с Фабрицием и зная о неподкупности римлян, Киней не должен был пытаться сделать подношения влиятельным римлянам и их семьям[1133].
О. Гамбургер, соглашаясь с Б. Низе в том, что только у Юстина (Помпея Трога) можно было найти точное сообщение о переговорах, отверг все попытки опереться в этой связи на свидетельства Диодора и Цицерона: по его словам, сохранившиеся фрагменты сочинения первого имеют весьма сомнительную ценность, а Цицерон — «вообще не историк, и его исторические данные нельзя, как это делает Б. Низе, положить на золотую чашу весов истории»[1134]. Согласно О. Гамбургеру, за битвой при Гераклее последовала первая миссия Кинея, одновременно с которой имел место поход Пирра на Рим. После битвы при Аускуле весной 278 г. до н. э. Фабриций отправился к Пирру и заключил предварительный мир, ратификация которого Кинеем в Риме во время его второй миссии не состоялась из-за вмешательства Магона, прибывшего тогда в Италию[1135]. Таким образом, О. Гамбургер настаивал на версии о двух миссиях Кинея и двух этапах переговоров Пирра с римлянами.
Вместе с тем взгляды Б. Низе активно поддержали в своих работах Μ. Жакмо и А. Пассерини.
Μ. Жакмо отмечала: «Вывод Б. Низе о том, что обмен посольствами между Римом и Пирром был осуществлен один раз и имел место после битвы при Аускуле, на наш взгляд, вполне приемлем; кроме того, он ясно объясняет очередность событий, чего не делает ни одна другая интерпретация»[1136]. Труд Юстина в исторической традиции выделяется Μ. Жакмо как самый правдивый, и далее ученый, вслед за Б. Низе, приводит те же, что и у последнего, аргументы: «удвоение» переговоров является результатом попыток римской историографии подчеркнуть гордость и величие римлян, после тяжелого поражения отвергнувших выгодные условия мира[1137].
Примерно сходные мысли в своей статье высказал и А. Пассерини, который критиковал В. Юдейха за излишнее, по его словам, доверие к римской анналистике, которая «увеличила, не колеблясь, количество переговоров и датировала их ранее возможного срока, передавая инициативу Пирру, а не римлянам»[1138].
Во второй половине XX в. доминирующим среди историков, однако, стало мнение о том, что переговоры между римлянами и Пирром имели место как после Гераклеи, так и после Аускула. Например, с точки зрения Д. Ненчи, Пирр вел переговоры с римлянами дважды, за это время Фабриций побывал в лагере царя, Киней — в Риме. Пленные римляне были возвращены, а период переговоров продолжался с весны 280 по 278 г. до н. э.[1139]
По нашему глубокому убеждению, чтобы разобраться в рассматриваемой проблеме, необходимо выделить основные события, связанные с переговорным процессом между Пирром и Римом. Таковыми являются:
— миссия Фабриция к Пирру;
— посольство Кинея в Рим;
— речь Аппия Клавдия;
— поход Пирра на Рим;
— миссия карфагенянина Магона.
Только попытавшись расставить все эти события в строгой исторической последовательности, поняв их внутреннюю логику и взаимосвязь, можно в общих чертах воссоздать самую сложную главу истории взаимоотношений Пирра и римлян. При этом нужно учитывать одно важное и не совсем обычное обстоятельство: имеющиеся в нашем распоряжении источники способны помочь только в незначительной мере. Итак, попробуем — в меру имеющихся возможностей — рассмотреть в отдельности каждое событие и определить его место в процессе переговоров Пирра с римлянами.
Миссия Фабриция.
Прежде чем рассматривать сам ход переговоров, хотелось бы сказать несколько слов о Гае Фабриции Лусцине. Фабриций — яркий образец постепенного превращения простого человека в человека-легенду — явления, которое было свойственно римской анналистике.
Известно, что римские источники с их тенденцией к приукрашиванию событий с позиций риторики и моралистики часто уделяют большее внимание легендарным сюжетам, нежели фактам. В результате через плотную пелену преданий и откровенных вымыслов становится практически невозможным увидеть реального Фабриция. Уже Цицерон находил, что он слишком часто обращается к личности этого римлянина (Cic. Parad., 50). Дошедшая до нас греческая традиция слишком зависима от римских преданий; Плутарх также не смог пройти мимо ставших каноническими анекдотов о жизни Фабриция. Таким образом, из массива в основном недостоверных сообщений попробуем вычленить наиболее достоверные свидетельства[1140].
Будучи плебеем по происхождению, Фабриций проделал путь до занятия важных государственных постов и тем самым снискал себе симпатии народа. Перед получением поручения о ведении переговоров с Пирром Фабриций участвовал в посольстве в Тарент (Dio Cass., IX, fr. 30, 1). Значительных успехов он добился в качестве консула в 282 г. до н. э., когда освободил Фурии от самнитов и луканов. После этого Фабриций появляется в составе римской делегации в Таренте для ведения переговоров с Пирром. Именно с того момента за ним начинает тянуться целый шлейф легенд. У многих древних авторов мы находим рассказ о том, что Пирр, узнав о бедности Фабриция, попытался вручить ему подарки и пригласить к себе на службу; при этом они единодушно сообщают об отказе Фабриция от предложений царя (Dion. Hal. Ant. Rom., XIX, 14, 1; Plut. Pyrrh., 20; App. Samn., 10, 12; Dio Cass., IX, fr. 40, 33; Eutrop., II, 12; Sen., Dial., I, 3, 6). Подобный сюжет постепенно оброс новыми анекдотами, еще более вызывающими недоверие: Пирр якобы даже предлагал Фабрицию часть своего царства (Flor., I, 13, 21; Eutrop., II, 12; De vir. 111., 35, 12; August. De civ. Dei, 5, 18). Столь же мало доверия вызывает и рассказ Плутарха о попытке Пирра смутить римлянина видом внезапно появившегося слона и о гордом и невозмутимом ответе Фабриция (Plut. Pyrrh., 20). В 278 г. до н. э. Фабриций был избран консулом во второй раз, вновь, как и в 282 г. до н. э., вместе с Квинтом Эмилием Папом. Уже после отбытия Пирра на Балканы Фабриций смог достигнуть успехов в усмирении ряда италийских племен (Inscr. Itai., XIII, 1, S. 73; Liv. Per., 13; Eutrop., II, 14). В 275 г. до н. э. он был избран на должность цензора, исполняя которую добился исключения из сената Публия Корнелия Руфина за то, что тот будто бы владел большим количеством серебряной посуды. Дальнейшее искажение образа Фабриция римской историографией можно наблюдать на примере изобретения все новых легенд и анекдотов. Так, у Орозия мы находим информацию о том, что Фабриций в качестве легата сражался в битве при Аускуле, где получил ранение
(Oros., IV, 1, 20). Еще более удивительно сообщение некоторых римских авторов о том, что Фабриций был победителем в битве при Беневенте (Sen. Controv., VII, 2, 7; Colum. Rei rust., I, Praef. 14; Ampel., 28, 3). Таким образом, перед нами пример того, как конкретный персонаж римской истории в течение определенного времени был наделен литературной традицией лучшими чертами и качествами, которые должны были быть присущи римскому гражданину, и превращен в своего рода идеал, к которому должны были стремиться все остальные граждане Рима. Впрочем, это обстоятельство не может заслонять перед нами конкретные исторические события, связанные с переговорным процессом между римлянами и Пирром.
К сожалению, приходится констатировать, что имеющиеся в нашем распоряжении источники лишь в очень слабой мере способны помочь в определении места миссии Фабриция в ходе переговоров между римлянами и эпирским царем. Если Плутарх и Аппиан ставят миссию Фабриция после миссии Кинея (Plut. Pyrrh., 20; App. Samn., 10, 4), то Тит Ливий, Евтропий, Дион Кассий и Зонара, наоборот, помещают миссию Фабриция до миссии Кинея (Liv. Per., 13; Eutrop., II, 12; Dio Cass., IX, fr. 40–43; Zon., VIII, 8).
Подобное разночтение относительно этих двух взаимосвязанных событий нашло отражение и в научной литературе. Одни ученые следуют версии Аппиана-Плутарха, другие — Ливия и его эпитоматоров. Такие историки, как В. Юдейх, Дж. Эббот и А. Б. Недерлоф, принимая версию Аппиана-Плутарха, помещали миссию Фабриция к Пирру после первой поездки Кинея в Рим[1141]. Близка к этому и точка зрения О. Гамбургера, который ставил миссию Фабриция после первой миссии Кинея, но перед его второй поездкой в Рим[1142]