Еще одну важную категорию древнескандинавских текстов составляет поэзия. Она также бывает разной — это могут быть отдельные стихотворения, но чаще встречаются стихотворные повествования о памятных событиях, и в первую очередь хвалебные песни. Кроме того, поэзию использовали и как средство сохранения и передачи мифов и преданий, и как архив героических сказаний.
Ученые в целом соглашаются с тем, что древнескандинавский поэтический корпус, в отличие от прозаических текстов средневековых саг, может быть значительно старше и действительно доносит до нас голоса эпохи викингов. Это связано с чрезвычайно сложной структурой и схемами рифмовки скандинавской поэзии, которые требовалось запоминать и повторять без изменений, иначе они теряли смысл. В эпоху викингов высоко ценился поэтический дар — завидное умение, особенно для людей, стремившихся к лидерству. Это также способствовало сохранению поэзии. Большое значение имела память о человеке, его доброе имя после смерти, и высшие слои общества сознательно заботились о сохранении такой памяти, сочиняя стихи в свою честь или оказывая покровительство тем, кто мог сделать это для них. Как раз такими профессиональными поэтами и были прославленные скальды, и надо сказать, они хорошо знали свое дело: о людях, которые заказывали у них изысканные славословия в свою честь, все еще говорят тысячу лет спустя.
Существует три основных источника древнескандинавских стихов, один из которых — это собственно корпус саг, где они местами сохраняются в виде речи главных героев. Остальное по большей части собрано в двух средневековых исландских произведениях, известных как Эдды. Происхождение и значение этого слова неясны — было предложено много объяснений, но либо в прямом, либо в переносном смысле оно, вероятно, как-то связано с поэтическим творчеством.
Одна из них, так называемая Младшая Эдда («Эдда в прозе»), представляет собой разрозненные фрагменты сочинения ученого, историка и политика Снорри Стурлусона. Оно было написано во втором или третьем десятилетии XIII века и сохранилось в нескольких поздних рукописях. Эдда Стурлусона представляет собой справочник для поэтов, руководство по стилю, разделенное на три части с прологом, с описанием жанров и размеров и отдельными рассуждениями о темах и предметах, подходящих для разных случаев и целей. Сочинение содержит огромное количество информации в виде прозаических отступлений, но главное в нем то, что Снорри чаще всего доносит свою мысль на примере цитат из других произведений. Таким образом, «Эдда в прозе» в некотором смысле противоречит своему названию, поскольку ее страницы заполнены стихами, процитированными целиком или в виде отрывков, нередко с именами авторов. Некоторые из этих материалов известны по другим источникам, но большая часть присутствует только у Снорри. В тексте встречается множество скальдических стихов, отсылки к мифологии и традиционной религии, многочисленные выдержки из преданий и списки поэтических иносказаний, обозначающих самые разные предметы и явления, в том числе сверхъестественных существ (например, там есть список имен Одина). Младшая Эдда — один из самых замечательных литературных памятников Средневековья.
Кроме этого, есть еще одно средневековое произведение, известное как Старшая (Песенная) Эдда, хотя, как и в случае с произведением Снорри, это современное название. Сохранившаяся почти целиком в двух несколько отличающихся друг от друга рукописях, а также в ряде более поздних копий, она представляет собой обширный сборник стихов неизвестных авторов на мифологические и героические темы.
Мало что известно о том, почему они были собраны воедино, а также кем и зачем это было сделано. Высказывались даже предположения, что основная рукопись (так называемый Королевский кодекс (Codex Regius), хранящийся в Рейкьявике) — дело рук некоего коллекционера редкостей. Это действительно могло бы объяснить, почему произведение выглядит как маленькая, потрепанная книжечка, написанная на вторичном пергаменте — не самом подходящем материале для престижной записи. Никто не знает, что побудило исландского христианина в XIII веке собрать и сохранить коренные сказания своего языческого прошлого, но, к счастью, это было сделано. Стихи неоднозначны, допускают множество толкований и с трудом поддаются интерпретации, при этом косвенно отсылают к некоему могущественному сакральному знанию, доступному посвященным. Их трудно датировать, хотя считается, что самые ранние из них были сложены в конце эпохи викингов на основе еще более древних образцов. При всей своей неоднозначности и при том, что как источник Старшая Эдда вызывает много вопросов, она тем не менее составляет фундамент, изначальную основу всего, что нам известно о скандинавской мифологии и космологии, богах и богинях и великих героических преданиях Севера. Фрагменты эддических стихов также встречаются в сочинениях Снорри и иногда в сагах — в общей сложности их корпус состоит примерно из сорока произведений.
За исключением рунических надписей, все сохранившиеся древнескандинавские тексты созданы на несколько столетий позже эпохи викингов и были записаны христианами. Это значит, что между ними и языческой эпохой викингов, которую они пытаются описывать, лежит временная, культурная и идеологическая пропасть. Во многих сагах особое внимание уделяется Исландии — там происходят описываемые события, либо там были созданы сами тексты, что вносит некую географическую необъективность в изначально, вероятно, гораздо более широкое повествовательное полотно, охватывавшее всю Скандинавию. Каждый из этих текстов уникален и написан по определенным причинам, не все из которых очевидны для современного читателя. К этому следует добавить превратности хранения: тексты со временем искажались из-за ошибок переписчиков (в нашем распоряжении почти нет оригинальных рукописей), отдельные куски теряли, редактировали, изменяли или просто вымарывали, и, конечно же, произведение могло попросту не сохраниться. Иногда фрагментарность текста очевидна, и мы понимаем, чем она вызвана. Иногда нам известны лишь названия не дошедших до нас саг и краткое описание их сюжета. Во многих случаях мы даже не представляем, чего именно лишились.
Прежде чем браться за саги и любые другие древнескандинавские прозаические и поэтические произведения, необходимо ответить на обманчиво простой вопрос: что вы хотите с ними делать? Многие исследователи, изучающие тексты саг сквозь призму литературного или материального исследования, нередко бывают (как выразился Толкиен в отношении «Беовульфа»)«обескуражены, обнаружив, что произведение заключает в себе лишь само себя, а не то, что им хотелось бы найти». Саги, как следует из названия, были в первую очередь историями, предназначенными для рассказывания вслух, но потенциальным слушателям был известен их контекст. Жизнь викингов строилась вокруг внутрисемейных и междусемейных отношений, оплетавших все общество узами взаимной зависимости. Саги закрепляли людей в определенном отрезке времени и давали им чувство связи с прошлым — то, которое опять же Толкиен назвал «ощущением перспективы, прикосновением к древности, за которой стоит еще более великая и темная древность».
Это ощущение никуда не делось. Дезориентирующее воздействие родовых саг на современную аудиторию отчасти связано с тем, что они производят настолько реальное впечатление — они как будто позволяют читателю испытать на себе, каково было жить в этом чужом мире с его немногословными драмами и обостренным восприятием всего происходящего вокруг. На своей родине, в Исландии, саги и сейчас остаются вполне живыми, знакомыми каждому произведениями. Каждый может (и должен!) с удовольствием прочитать эти повести как настоящие шедевры мировой литературы, каковыми они, несомненно, являются, — но в тот момент, когда вы захотите пойти дальше и использовать их каким-либо образом, вы столкнетесь с рядом серьезных вопросов. Самый главный из них — вопрос фокуса. Что нас интересует — подлинная, реальная, происходившая в действительности жизнь викингов, которой посвящены саги, или то, как этот древний опыт был переосмыслен и апроприирован в Средние века, в тех условиях и в социальном контексте того времени, когда создавались саги? Это совершенно разные вопросы.
Прежде всего, стоит поинтересоваться, каковы шансы разглядеть настоящую жизнь эпохи викингов сквозь патину средневекового текста и есть ли она там вообще. Стоит задуматься, что будет, если ответ на этот вопрос окажется однозначно отрицательным. Даже самые скептически настроенные исследователи литературы, отказывающиеся считать древнескандинавские тексты сколько-нибудь достоверными источниками сведений о реальной эпохе викингов, не всегда могут ответить на вопрос, который прямо вытекает из этого мнения: почему в таком случае средневековые исландцы на протяжении нескольких столетий создавали столь подробное, всеобъемлющее и внутренне упорядоченное собрание историко-фантастических произведений? Некоторые ученые усматривали в сагах христианские аллегории (например, одинический воин-поэт Эгиль Скаллагримссон как олицетворение святого Павла) — но зачем было пускаться на такие ухищрения, когда скандинавы вполне могли прямо ассимилировать библейские истории? А если они хотели ретроспективно связать христианские добродетели с образами предков, чтобы иметь возможность по-прежнему ими восхищаться, не ожидая от них слишком многого, то как это объясняет существование литературного жанра, по сути пропагандирующего языческий взгляд на жизнь, идущий вразрез с господствующими нормами средневековой морали? Далеко за пределами туманного золотого века Илиады или написанной по заказу мифической предыстории «Энеиды» существовали целые циклы повестей, живописующие обреченное благородство людей, от которых в ужасе отшатнулась бы тогдашняя церковь.
Эта книга отвергает упомянутую выше точку зрения на древнескандинавские тексты и предпринимает попытку, сохраняя трезвость взгляда и способность к критической оценке, пойти по другому пути, который, как мы надеемся, приведет нас в мир викингов. Мы не будем надолго задерживаться в его позднесредневековой тени. Однако это вовсе не значит, что в этом случае мы не столкнемся ни с какими препятствиями при чтении источников. Вообще говоря, любые средневековые произведения почти никогда нельзя читать как заслуживающие абсолютного доверия и надежные репортажи о событиях, которые они якобы описывают. У этих сочинений всегда есть политическая подоплека, хотя степень достоверности у разных текстов неодинакова и всегда может быть оспорена. Саги и другие текстовые произведения древнескандинавского ума по-настоящему изумительны, но их следует интерпретировать с огромной осторожностью: мы всегда должны осознавать, какие пробелы (иногда больше похожие на пропасти) в знаниях могут стоять за ними.