История войн на море с древнейших времен до конца XIX века — страница 4 из 4

Глава I. Крымская война 1854-1856 гг.

Обстановка перед войной

Войны паши Египта Мухаммеда Али с Турцией в 1830-х гг. ясно показали России всю слабость Порты, а потому в начале 1850-х годов Петербург вернулся к политике Екатерины в отношении Турции и выступил покровителем христиан на Балканском полуострове. Сыграл свою роль также неудачный для России исход противостояния между православной и католической церквями за право обладания святыми местами в Палестине. Положение «больного человека» – Турции представлялось как нельзя более подходящим для заключения союза с ее вассалами на Балканах для оттеснения османов в глубь Азии. Казалось, что другие великие державы склонны с этим согласиться. Франция была поглощена событиями во внутренней политике, так как Вторую Республику 1848 года в конце 1852 года сменила Вторая же Империя. Правда Англия относилась настолько отрицательно к расширению сферы русского влияния, что предложенная ей компенсация в виде Египта и Крита не показалась Лондону достаточной. Эта ведущая морская держава считала краеугольным камнем своей внешней политики сохранение так называемого «европейского равновесия» и старалась всегда и везде поддерживать его.

Император Николай I полагал, что на совместные действия обеих этих западных держав ни в коем случае рассчитывать не приходится и, движимый негодованием за неудачу в деле установления покровительства православной церкви над Святыми местами, решил взять инициативу в свои руки и быстро начать энергичные действия против Турции. В начале марта 1853 г. он предъявил Порте через своего чрезвычайного посла, адмирала князя А. С. Меншикова категорическое требование: турецкие подданные православного вероисповедания должны находится под защитой и покровительством русского императора. Этим война между Россией и Турцией была решена. Летом русские войска вступили в оба дунайских княжества, Молдавию и Валахию, которые должны были, по мысли Николая, послужить «залогом» для дальнейших переговоров. В начале октября Турция объявила России войну и собрала большую армию на Дунае под начальством Омер-паши.

В 1853 году Россия располагала в Черном море, в Севастополе, более чем 130 судами различного ранга, имевшими порядка 2600 орудий. В их числе было 15 линейных кораблей (4 – 120-пушечных), 11 фрегатов и корветов, 50 более мелких парусных судов, 11 пароходо-фрегатов и примерно две дюжины небольших пароходов, а также около 30 гребных канонерских лодок. Личный состав насчитывал 1450 офицеров и 33 000 нижних чинов, а для береговой службы имелось приблизительно 20 000 человек морских команд.

Турецкий флот состоял из 6 линейных кораблей и большого числа мелких парусников, имелось также несколько пароходов. Подготовка личного состава была неудовлетворительна. Из мест базирования достойны упоминания лишь Константинополь и Синоп на северном побережье Малой Азии, но и там верфи и арсеналы находились далеко не в блестящем виде.

Уже в середине июня английской флот Средиземного моря под командой вице-адмирала Дандаса в составе 7 линейных кораблей и 8 фрегатов стоял на якоре в Безикской бухте у входа в Дарданеллы, между тем как 23 марта вице-адмирал де Лассюс вышел в море из Тулона на восток, имея под своей командой 9 линейных кораблей, 4 фрегата и несколько пароходов. Флагманским был новый винтовой 90-пушечный линейный корабль «Наполеон».

Однако, вероятно в силу недостаточно определенных инструкций командования, французский адмирал, вместо необходимых в сложившейся международной обстановке быстрых действий, медленно лавировал против слабых восточных ветров, не воспользовавшись своими пароходами для буксировки парусников, и прибыл на Восток только через три месяца. Чтобы сгладить впечатление от его медлительности, Лассюса тотчас же заменили вице-адмиралом Гамеленом.

Но лишь в конце октября соединенные эскадры западных держав миновали Дарданеллы, нарушив запрет Лондонской конвенции 1840 г. на проход военных судов, и стали на якорь у Константинополя, ожидая нападения России. В конце концов союзный флот расположился в Босфоре. «Наполеон» и пароходы служили для буксировки парусных судов, причем первый с двумя линейными кораблями на буксире развил скорость свыше 8 узлов.

Тем временем переговоры в Вене, задерживавшие движение Омер-паши на Бухарест, окончились безрезультатно, и турки усилили свои войска на Дунае и в Малой Азии. Для защиты последней к ее северным берегам был послан вице-адмирал Осман-паша с 7 фрегатами, включая 4 больших (в числе которых был один колесный пароходо-фрегат), 3 корветами и 2 пароходами, правда, плохо вооруженными и укомплектованными. В конце ноября он стал на якорь у Синопа.

Командовавший в Черном море русский вице-адмирал Нахимов был вскоре об этом осведомлен и выслал три корабля на разведку. Несмотря на то, что эти разведчики были замечены, Осман-паша все-таки остался со своими слабыми силами на открытом рейде, не веря, что русские нападут на него в виду близости союзного флота. Но флот этот имел лишь распоряжение не допустить атаки на Константинополь.

Нахимов со своей эскадрой в составе трех 80-пушечных линейных кораблей, 2 фрегатов и 1 брига выждал подкрепление из Севастополя – 3 трехдечных 120-пушечных корабля и 30 ноября начал атаку, хотя к нему еще не присоединился контр-адмирал Корнилов со своими тремя пароходами. Турецкая эскадра, поддерживаемая двумя береговыми батареями, стояла на шпринге под берегом в линии, слегка изогнутой в виде полумесяца.

В 10 часов утра Нахимов, отправив к западу дозорные суда, подошел под лиселями при свежем северо-восточном ветре, в строе двух кильватерных колонн из шести линейных кораблей, и около полудня стал на якорь в расстоянии 2-3 кабельтовых от турок. Последние открыли сильный огонь, на который русские ответили тем же. Через несколько минут один из турецких фрегатов взлетел на воздух, береговая батарея вынуждена была замолчать, другой фрегат вскоре постигла подобная же участь.

Русские так искусно маневрировали, завозя верпы, что через час неприятельский огонь почти смолк, а к 2 часам пополудни и совсем прекратился. К половине третьего три турецких фрегата были объяты пламенем, на берегу в нескольких местах вспыхнули пожары. В виду того, что русские фрегаты под конец вступили в бой и для этого стали на якорь, турецкому пароходо-фрегату удалось выйти в море и после короткой перестрелки ускользнуть от подошедших в это время к Синопу трех русских пароходов под начальством Корнилова.

Турецкая эскадра была уничтожена главным образом гранатами из бомбических пушек противника. При этом уцелел только один фрегат, команда которого в начале боя спаслась на берег. Но в остальном турки сражались очень храбро, и большинство погибло со своими судами. Осман-паша был смертельно ранен.

Этот блестящий успех русского оружия вызвал чрезвычайно резкую реакцию западных держав. Союзный флот теперь получил предписание выйти в Черное море и силой препятствовать дальнейшим враждебным действиям России против турок. Для сообщения об этом русскому адмиралу в Севастополь был послан пароход-фрегат, который, во время тумана никем не замеченный, стал на якорь в гавани.

В начале января 1854 года союзники вошли в Черное море. Две дивизии, одна под начальством английского, другая французского адмирала, конвоировали турецкие транспортные пароходы с войсками до Трапезунда и Батума, после чего союзный флот, за исключением пароходов, вернулся в Босфор. Дальнейшие переговоры не привели ни к каким результатам, и в конце марта западные державы объявили России войну, одновременно заключив союз с Турцией. Тем временем турки на Дунае были оттеснены, так что союзный флот подошел для прикрытия их правого фланга к западному берегу Черного моря и стал на якорь севернее Варны у Балчуга.

В начале 1850-х г. личный состав английского флота состоял из 28 000 матросов и юнг, 11 000 морских солдат, а во время войны это число соответственно возросло до 54 000 и 16 000, так что количество матросов почти удвоилось. К этому времени было готово с полдюжины винтовых 80-130-пушечных линейных кораблей, из которых первым вошел в строй в 1852 году «Агамемнон», 4 винтовых фрегата, вооруженных 31-51 орудиями, и 6 железных винтовых пароходов. Эти корабли уже вооружили крупнокалиберной артиллерией, хотя опыты с нарезными орудиями еще не были полностью закончены. Применялись также улучшенные ракеты Конгрева и гранаты Шрапнеля.

Отрицательным следствием долгого мирного периода после наполеоновских войн являлся чрезмерный возраст офицерского корпуса, особенно на высших должностях, несмотря на то, что в 1816 году были беспощадно уволены в отставку тысячи офицеров. Все таки в 1818 году во флоте состояло еще около 900 капитанов 1 ранга, из которых в конце сороковых годов несколько человек достигло 70-летнего возраста. Не удивительно, что всем старшим флагманам было за 70 лет, а многие уже находились на исходе восьмого десятка. В 1841 году было около 900 капитанов 2 ранга и 1500 лейтенантов, находившихся свыше 25 лет в своем чине.

В 1854 году вице-адмиралу Дандасу было 69 лет, адмирал сэр Чарльз Нэпир, командовавший в Балтийском море, был годом моложе, контр-адмиралы Лайонс, Прайс и Чэдс были 64-х и 66-ти лет. Очевидно, что многие из этих офицеров уже не могли отвечать полностью всем служебным требованиям. В 1851 году приказом по флоту число старших офицеров было значительно уменьшено – до 100 адмиралов, 350 капитанов 1 ранга и стольких же капитанов 2 ранга, так что до 1856 года около 220 флагманов, 370 капитанов и 450 капитанов 2 ранга вышло в отставку, но во время войны чрезмерный возраст офицерского состава был еще очень заметен.

Артиллерийские роты, причисленные в 1805 году к дивизиям морской пехоты, были в 1854 году от них отделены, увеличены и сведены в отдельный Корпус морской артиллерии 14-ти ротного состава. В 1853 году было положено начало созданию постоянных обученных кадров матросов и унтер-офицеров: во флот принимались сотни юнг, и часть их получала специальную подготовку, но положительные результаты этой системы сказались лишь много лет спустя.

Еще раньше, чем в Англии, французы удлинили готовые и еще находящиеся на стапелях линейные корабли вставкой в средней части и снабдили их винтовыми двигателями в 500 лошадиных сил, а в середине 1852 года спустили первый винтовой 92-пушечный линейный корабль «Наполеон» в 900 лошадиных сил с четырехлопастными винтами, построенный по проекту Дюпюи де Лома. Этот корабль давал под парами 14, под парусами при полном ветре 13,5 и в бейдевинде 11 узлов – результат в общем блестящий. Благодаря своим защищенным машинам и не загроможденным кожухами колес бортам, он являлся сильнейшим военным кораблем своего времени. Как и материальная часть, личный состав находился во французском флоте на высоте. Французы далеко оставили позади англичан, своего главного соперника, но они не смогли использовать свое превосходство, как это случалось и в эпоху парусного флота.

Тянущееся с юго-востока на северо-запад от Батума до Одессы северное побережье Черного моря прерывается в северной своей половине Азовским морем, вдающимся вглубь материка, и Крымским полуостровом – довольно пустынным степным пространством. Входом в Азовское море служит Керченский пролив, Крымский полуостров связан на северо-западе с материком низменным перешейком Перекоп. Выдающаяся к югу крайняя оконечность полуострова имеет в восточной своей части довольно обширную Евпаторийскую бухту. Недалеко от южной оконечности Крыма находится Севастопольский порт со входом с запада, и на самой южной оконечности полуострова лежит узкая Балаклавская бухта. В юго-восточной части Крыма находятся горные кряжи и лесистые пространства, вплоть до Балаклавы, а окрестности Севастополя очень холмисты. Между Перекопом и Одессой в береговую линию вдается лиман Днепра и Буга – большой залив, в устье которого стоит Очаков и южнее на другом берегу сильно укрепленный Кинбурн. Выше по течению Днепра – Херсон, и на Буге – Николаев – важные портовые города. В рассматриваемое время Черное море было еще мало гидрографически обследовано, а поздней осенью там господствуют сильные штормы.

В смысле господства на Черном море положение Севастополя крайне выгодно: он находится в середине, напротив Босфора, может прикрывать устья Дуная, лиман Днепра и Буга, Одессу и лежит недалеко от входа в Азовское море. С другой стороны, положение его, как военного порта, опасно вследствие изолированности со стороны суши: Перекопский перешеек легко перекрыть, также легко прервать сообщение с востока через Керчь. Через мелкое Азовское море к северо-восточному берегу полуострова с Дона могут проходить лишь небольшие суда, так что владеющий морем в известной степени контролирует уже и Крымский полуостров.

Севастопольская бухта с маленькими заливами на южной стороне представляет из себя прекрасный военный порт с удобными входами и обширными якорными стоянками для большого флота. Владеть Севастополем, значит владеть Крымом и господствовать над Черным морем. Далее к западу от входа в порт и до мыса Херсонес лежат еще несколько небольших бухт из которых самой защищенной является Камышовая.

Первый год Крымской войны, 1854

Известие о том, что России 27 марта объявлена война, Дандас получил 9 апреля, а Гамелен пять дней спустя. Уже 17 апреля первые отряды французской экспедиционной армии высадились у Галлиполи для защиты Константинополя и Адрианополя. Объявление войны нарочно было задержано, чтобы иметь возможность приготовиться к операциям в более широком масштабе.

20 апреля союзный флот стал на якорь на рейде Одессы, порт которой образуется двумя молами, выходящими в море от прямого в этом месте берега. 22 апреля слабо укрепленный город был обстрелян 5 английскими и 3 французскими колесными пароходами, маневрировавшими на рейде, и шлюпками с ракетными станками. Бомбардировка продолжалась около полусуток, на берегу и в порту было произведено довольно много разрушений, укрепления принуждены к молчанию, на кораблях потери были незначительны, но и особых результатов эта экспедиция не дала. С точки зрения военно-морской истории ее можно отметить как единственное более или менее крупное столкновение, в котором участвовали колесные пароходы.

В течение последующих дней союзники послали небольшие отряды в восточную часть Черного моря, которые вступили в бой и взяли несколько береговых укреплений. Главные силы в это время произвели рекогносцировку у Евпатории и Севастополя, в последнем было установлено присутствие 10 линейных кораблей, 8 фрегатов и корветов и 5 пароходов, не считая 4 линейных кораблей и многих мелких судов, стоявших у верфи. В конце мая весь союзныйф лот опять соединился у Балчуга.

После этих почти бесцельных предприятий перешли к блокаде Дуная, чтобы прервать подвоз продовольствия для русских войск. В то же время у Галлиполи собралось 32 000 французов под начальством маршала Сент-Арно и 18 000 англичан под командой генерала лорда Раглана, не имевших определенной задачи. Оба командующих решили перевезти свои войска в Варну. Линейные корабли остались для их защиты, а фрегаты отправились к Севастополю. Отправка войск происходила частью по суше, частью морем на вновь прибывших под командой вице-адмирала Брюа французских кораблях и зафрахтованных английских купеческих судах, так что английские военные суда оставались свободными для охраны транспортов.

Стычки происходили только у устьев Дуная. Разведка, произведенная в середине июня у западных берегов Крыма, показала, что русскими организована превосходная дозорная служба. Тем временем их войска отошли на северный берег Дуная и союзные войска у Варны снова остались без дела. Командующие союзников колебались: как наступление от Варны, так и высадка хотя бы у Одессы, казались слишком рискованным предприятием для армии, насчитывающей только 50 000 человек.

Но решение необходимо было принять. К этому принуждали вспыхнувшие на берегу и на кораблях болезни, главным образом холера. Так, например, оба французских флагманских корабля потеряли в течение двух недель 600 человек из 2000, а во французской армии убыль умершими и вышедшими из строя достигла почти 50%. Несмотря на то, что Дандас был решительно против непосредственных действий против Крыма и Севастополя, предложение генералов одобрили в Лондоне и Париже. Шестого июля был получен приказ об экспедиции в Крым. Наполеон нуждался в военных успехах, а общественное мнение Англии для своего успокоения требовало русского поражения. Целью союзников был захват неожиданным нападением военного порта и русского флота, что и должно было послужить основанием для дальнейших предприятий.

После долгих приготовлений в конце июля адмиралы Дандас и Брюа, совместно с обоими главнокомандующими, произвели разведку южной и восточной сторон Крымского полуострова, сопровождавшуюся диверсией перед Одессой. Решение о высадке войск было окончательно принято, хотя сила укреплений и численность русских войск оставались неизвестны. Достоверно знали лишь, что батареи морского фронта Севастополя очень сильны, а в гавани находятся наготове 16 линейных кораблей и 11 пароходо-фрегатов. Высадку предполагали произвести неожиданно для противника у устья реки Качи к югу от Евпатории.

В августе холера сильно свирепствовала на судах союзников, особенно французских, где умерло свыше 1000 человек, причем только на одном из линейных кораблей 230 человек. Все предприятие было крайне рискованным в виду эпидемии, нехватки снабжения и отсутствия осадных парков. К тому же у французов не было ни одного транспорта. Кроме того Сент-Арно требовал, чтобы десантный корпус состоял из 100 000 человек, а их было вдвое меньше.

Все протесты адмиралов не были приняты во внимание начальниками сухопутных войск. Тщетно флотоводцы указывали на отсутствие хороших гаваней, на то, что открытые рейды опасны во время штормов, подвоз снабжения крайне затруднителен, а в виду противника обратная посадка войск на суда немыслима. Высаженные войска должны были остаться без всего необходимого.

И наконец, самое удивительное – это план, выработанный союзниками для перевозки войск. Вместо того, чтобы заблокировать русский флот в Севастополе и тем обезопасить переход транспортов с войсками, они решили только прикрыть их конвоем из военных судов. Конечно, эта роль выпала лишь на долю английских кораблей, так как французские были битком набиты войсками. Не было даже организовано наблюдение за стоявшим в гавани неприятельским флотом. Странным кажется то, что старшие флагманы остались на парусных линейных кораблях, между тем как младшие находились на винтовых судах. Столь же фантастичен, как переход морем, был и план десантирования: предполагалось высадить сразу 30 000 человек, без палаток, всего с несколькими батареями артиллерии и небольшим количеством припасов, несмотря на то, что у западного берега Крыма часто бывал довольно сильный прибой.

В Варне были посажены на суда 28 000 французов с 3000 лошадей, 24 000 англичан и 8000 турок. Для перевозки войск французы предоставили 15 линейных кораблей (из них 4 винтовых), 5 парусных фрегатов, 35 военных пароходов, 80 парусных транспортов и 40 судов для перевозки провианта, англичане – 150 больших коммерческих судов, в том числе много паровых, турки – 9 линейных кораблей и 4 парохода. Прикрытие осуществляли 12 английских линейных кораблей и столько же фрегатов. Вся эскадра состояла из 350 судов.

Шаланды для высадки войск были приобретены в Константинополе. Часто производились учения по посадке в шлюпки. Полевые батареи с прислугой и лошадьми должны были отправиться на пароходах и высадиться в первую очередь, чтобы сразу поддержать пехоту. Для высадки артиллерии предполагалось связывать вместе по две шаланды.

Посадка на суда французских экспедиционных войск продолжалась с 31 по 2 сентября. Некоторые линейные корабли приняли сверх 1000 человек собственной команды еще около 2000 десантных войск и были в виду этого почти совсем неспособны к бою. Англичане, задержанные плохой погодой, закончили посадку лишь 7 числа. Несмотря на это, первый эшелон французских транспортов из 14 парусных судов покинул рейд уже 5 сентября без всякого конвоя, и находился трое суток в море совершенно беззащитным. Из английских линейных кораблей, назначенных для охраны транспортного флота, только на одном имелась паровая машина.

Английский способ перевозки войск оправдал все надежды. Отчасти это было вызвано тем, что учрежденное специально для этих целей в 1689 году, расформированное в 1817 году и вновь восстановленное через 15 лет как составная часть флота т. н. «Отделение морских транспортов» успело накопить достаточный опыт. Немаловажным обстоятельством надо считать и то, что в 1854 году английский торговый флот насчитывал уже 1700 пароходов с общим водоизмещением в 326 000 т. В походном строю транспорты, перевозившие главные силы, шли шестью кильватерными колоннами, состоявшими из 10 парусных судов и 5 пароходов каждая, при чем каждый пароход вел на буксире два парусных судна. Полдюжины пароходов было наготове для замены буксиров. Конвой составляли 9 английских линейных кораблей и 5 фрегатов.

8 сентября англичане догнали французов и турок у Змеиного острова. Здесь произошел инцидент, как нельзя лучше осветивший все недостатки совместных операций союзников, не имеющих общего начальника. Среди французских генералов вдруг возникли сомнения: они почему-то нашли более удобным высадиться не у Качи, а в другом месте, лучше всего у Феодосии к западу от Керчи. Движение же на Севастополь они считали слишком опасным. Прямо во время перехода все генералы и адмиралы собрались на совет и пришли опять к согласию лишь благодаря дипломатическому искусству лорда Раглана. Решили произвести новую рекогносцировку западного берега Крыма, что и было сделано 10 числа целой комиссией. Флот в это время стоял на якоре в открытом море. Образ действий совершенно непонятный, если принять во внимание предшествовавшие всему этому основательные дискуссии, тянувшиеся целыми месяцами!

Так как и у устья Качи и у лежащего севернее устья Альмы были замечены лагери неприятельских войск, то пришли к решению произвести десант еще севернее, в 12 милях от Евпатории. Перед этим же решили занять Евпаторию, где глубина рейда допускала высадку под прикрытием тяжелой судовой артиллерии. 11 сентября лорд Раглан вернулся к флоту, который снялся ночью с якоря и стал вечером 12 числа недалеко от Евпатории. На следующий вечер флот отдал якорь у самой Евпатории, которая тотчас же была занята десантом. Все эти задержки совершенно непонятны, так как погода все время была благоприятна. Они только затягивали выполнение этого большого и довольно рискованного предприятия.

Только в 6 часов утра 14 сентября транспортный флот двинулся в поход, и два часа спустя стал на якорь в выбранном месте, при чем первая линия находилась на расстоянии 600 метров от берега. По плану высадки, выработанному контр-адмиралами Лайонсом и Буэ-Вильомецом, ее следовало произвести при помощи всех шлюпок с военных кораблей. Но сделать этого не удалось, так как корабли стали на две мили мористее, чем предполагалось. В 7 часов 45 минут началась посадка в них французских войск, через полчаса они достигли берега и через час уже более 6000 человек под начальством генерала Канробера было на берегу. В половине первого пополудни уже были высажены три дивизии и 18 орудий с передками и лошадьми, а к вечеру выгружено 50 орудий, палатки и припасы на четыре дня. Англичане начали в 9 часов, но их кавалерия была высажены лишь 15 числа после полудня, так как утром был сильный прибой. Все прошло быстро и вполне удачно. Одновременно с этим отряд из нескольких фрегатов и пароходов действовал у устья Качи и заставил находившиеся там части русских войск отступить к югу.

По позднейшим русским данным русский флот не мог выполнить своего намерения атаковать транспорты во время перехода и высадки из-за того, что в течение этих дней у западных берегов Крыма был штиль или господствовали слабые противные ветры. Вернее же, что причиной было отсутствие дальновидности и энергии у его начальников. Таким образом, весь переход и высадка десанта сопровождались редкостно удачным стечением обстоятельств. Но все-таки на переход в 250 миль ушло почти 9 суток, несмотря на предварительную подготовку в течение многих недель и множество совещаний. Это являлось, конечно, результатом нерешительности и разногласий среди начальников, несоблюдения принципа единства командования. Принимая во внимание, что детали все были основательно продуманы, становится ясным, насколько успешнее все могло пройти, если бы власть находилась в одних руках. Большие недостатки выявились в деле планирования у англичан, их начальники и штабы не выказали предусмотрительности и рассудительности. Служба Генерального штаба была совершенно незнакома английской армии. Иначе обстояло дело у французов, но они подвергли все дело крайней опасности своей нерешительностью, когда операция уже развивалась. Если бы хорошая погода продержалась на сутки меньше, то возможна была и полная неудача. В общем, как в армии, так и на флоте выявилась слабая готовность к войне.

С места высадки союзные войска двинулись 19 сентября к югу. Англичане, не имевшие с собой палаток и получившие их только 18-го, до этого времени сильно страдали от проливных дождей. В сражении на Альме 20 сентября, где 57 000 союзников противостояли 35 000 русских, последние были вынуждены отступить, но общее утомление не позволило использовать победу. Во время боя небольшие паровые суда поддерживали своим огнем правый фланг союзников. Флот следовал движениям армии, идя вплотную к берегу, и принял на себя заботу о раненых. Армия пока представляла из себя нечто вроде мобильного авангарда.

После этого сражения Дандас хотел форсировать вход в Севастопольскую бухту, но затем этот план отверг, не желая в виду позднего времени года подвергать большой опасности свою главную базу – флот, хотя укрепления северной стороны вероятно пали бы. Кроме того сделали ошибку, не прервав сразу тыловые сообщения русской армии.

Произведенная 22 числа рекогносцировка установила, что поперек входа в гавань, между фортами «Константин» и «Александр» и снаружи мачтового бона были поставлены 5 линейных кораблей и 2 фрегата, так, чтобы они не мешали огню береговых батарей. Между ними были протянуты цепи, но между вторым и третьим кораблем, считая с юга, был оставлен проход, из чего можно было заключить, что главные силы русского флота готовы к выходу. В гавани находились: 4 трехдечных корабля (120 пушечных), 11 двухдечных (84 пушечных), 7 фрегатов (44-60 пушечных), 4 корвета (18 пушечных), 8 бригов, 11 пароходо-фрегатов и 40 мелких судов.

Командование флотом и укреплениями морского фронта было с самого начала в руках вице-адмирала Нахимова. Укрелпения сухопутного фронта находились под командой генерал-адъютанта вице-адмирала Корнилова, так как князь Меншиков в начале войны еще оставался в Николаеве.

Сторожевая служба у входа в гавань была хорошо организована, но среди мер против нападения упускалось из виду одно: возможность выхода флота, которому предписывалась чисто оборонительная деятельность. Лишь в немногих исключительных случаях Корнилов предполагал атаковать стоящий перед портом неприятельский флот. Самый благоприятный случай – напасть в тумане пароходами на часть флота противника, остался не использованным. На сухопутном и морском фронте Севастополя сооружались новые батареи, часто производились учения и была достигнута высокая степень боевой подготовки.

21 сентября на военном совете – вопреки предложениям Корнилова, желавшего теперь выйти в море, атаковать противника и по меньшей мере погибнуть с честью – было принято важное решение: затопить на входе в бухту самые старые корабли и употребить их артиллерию и команду для усиления гарнизона. Корнилов протестовал против этого решения, но Меншиков, приявший на короткий срок командование, приказал привести его в исполнение вечером 22 числа. Сам он вскоре после этого покинул Севастополь с частью войск, намереваясь угрожать противнику, заняв позицию на его фланге, и обеспечить свои тыловые сообщения – решение вполне разумное.

Севастополь расположен на западном берегу узкой Южной бухты, примыкающей с юга к Северной бухте, направление которой приблизительно с востока на запад. Размеры последней: длина 3,5 мили, ширина 1,4-1,2 мили, глубина 11 метров. На восточном берегу Южной бухты лежит верфь со всеми арсеналами. Город, военный порт и верфь с суши были окружены линией постепенно возведенных и связанных между собой сильных укреплений, из которых особого внимания заслуживают Центральный бастион на юго-западном участке, Большой Редан в юго-восточном и сильно защищенный Малахов курган на востоке.

Из укреплений морского фронта следует упомянуть с южной стороны (начиная с запада) Карантинный форт (60 орудий, из них 33 крупнокалиберных, направленных в море), форт Александр (90 орудий, из них 17 крупнокалиберных, направленных в море), Артиллерийский форт (60 орудий), форт Николай (190 орудий) и форт Павел (86 орудий). С северной стороны, начиная из глубины бухты: батарея № 4 (35 орудий), расположенная против форта Павел, Михайловская батарея (90 орудий), форт Константин (110 орудий, из них 23 направленных в море), Телеграфная батарея (20 орудий), батарея Волохова (40 орудий) и дальше от берега на возвышении – Северный форт.

Таким образом, с трех наружных фортов (Карантинный, Александр и Константин) могли вести огонь в море 73 крупнокалиберных орудия, частью стоявших в казематах, частью стрелявших через бруствер.

При дальнейшей постройке укреплений особенно отличился инженерный подполковник Тотлебен, который и был в известной степени душой все обороны. По его свидетельству, в сторону моря могло действовать лишь 142 орудия.

На южном берегу под обстрелом батарей находились три небольшие бухты: самая внутренняя – Килен-бухта, затем Артиллерийская и Карантинная бухты. Дальше к западу лежали бухты Стрелецкая и Камышовая – последняя представляла из себя закрытую якорную стоянку. Гарнизон Севастополя состоял в начале войны из 10 000 человек сухопутных войск и такого же числа морских команд, не считая 7000 человек на судах.

Затопление судов в проходе в самом начале осады ничем не оправдывается, и эту меру приходится считать неправильной, как с точки зрения стратегии, так и тактики. И без этого можно было выделить часть команд и орудий на укрепления сухопутного и берегового фронта, а затопить суда всегда хватило бы времени. Конечно, в любом случае флот должен был участвовать в обороне Севастополя, как своей единственной базы, но для этого незачем было его топить. В той же мере, как русские лишали себя возможности воспользоваться своим флотом в море, у союзников освобождались пушки и люди для действий на берегу.

Противник при этом получал больше сил для нападения, чем русские для обороны, теперь нападающие были хозяевами на море и могли в полной безопасности подвозить припасы, снаряды, материалы и подкрепления. По меньшей мере, тогда следовало бы закрыть для союзников и остальные бухты. В этом случае еще трудно сказать, когда бы они могли перейти к атаке крепости.

Затоплением судов был нанесен тяжелый удар духу флота, тогда как энергичное наступление могло в корне пресечь всю десантную операцию союзников. Теперь же, после потопления кораблей, нельзя было думать о действиях в море, выход был слишком затруднителен, оставшиеся суда не готовы к бою и противник слишком силен.

В ночь с 24 на 25 сентября по получении известия о затоплении русских кораблей союзниками был собран военный совет. В виду того, что высадка осадных парков и припасов на северной стороне была слишком рискованна, а также и потому, что они нашли невыгодным атаковать форты северной стороны, казавшиеся боле сильными, союзные командующие пришли к решению атаковать Севастополь с юга.

Обстановка для атаки там была найдена более благоприятной по двум причинам: во-первых, расположенная к югу Балаклавская бухта могла послужить хорошим опорным пунктом, а во-вторых, считалось, что укрепления южного фронта слабее. Первоначальный план атаковать Севастополь с севера флотом и армией теперь можно было окончательно отбросить, так как русского флота уже не приходилось опасаться. Вследствие этого союзники приступили к выполнению флангового марша на южную сторону Севастополя.

На следующий день вечером серьезно заболел маршал Сент-Арно и командование принял генерал Канробер. Сен-Арно скончался 30 сентября, но он еще участвовал в принятии этого важного решения. Стоявшие на крайнем левом фланге англичане перешли речки Бельбек и Черную, причем их авангард столкнулся в густом лесу с арьергардом Меншикова. 25 сентября их головные части прибыли в Балаклаву одновременно с первыми судами под командой Лайонса. Последний даже вошел со своим винтовым линейным кораблем «Агамемнон» в гавань (длина 17 300 метров, ширина 210 метров и глубина 9 метров).

Французы избрали базой Камышовую бухту, расположенную к западу от входа в Севастополь, недалеко от мыса Херсонеса, и обнаруженную ими только в сентябре. Союзники немедленно начали устраиваться в своих новых опорных пунктах. Почему-то всегда говорят о «знаменитом» фланговом марше союзников вокруг Севастополя. Но ведь само собой становилось ясным, что раз был упущен, из-за неточных данных разведки, удачный момент для атаки незаконченных укреплений Северной стороны, раз флот не мог безопасно стоять к северу от крепости, – а флот был единственной и необходимейшей базой армии, – раз только с трудом и то не всегда можно было выгружать припасы, то, следовательно, было необходимо перенести опорные пункты в более защищенные места. Такими стоянками являлись только Балаклава и Камышовая бухта. В данном случае не имело значения то, что армия на несколько дней прервала сообщение со своей базой, так как она была достаточно сильна и достаточно снабжена всем на этот короткий промежуток времени, к тому же флот и армия прибыли одновременно во вновь избранные опорные пункты.

Вскоре обложение Севастополя с юга было закончено. Всюду строились батареи, флот высадил тяжелую артиллерию и около 8000 человек орудийной прислуги и десантных отрядов. При высадке осадных парков с транспортов оказалось, что при погрузке не были в достаточной мере предусмотрены могущие встретиться затруднения.

Начало бомбардировки было назначено на 17 октября, французы – с юго-запада, англичане – с юго-востока. По настоятельным предложениям генералов адмиралы наконец согласились участвовать в бомбардировке. Они не хотели подвергать корабли, ценные как база армии, опасности получить тяжелые повреждения, и не верили в успех противоборства с каменными укреплениями. К тому же треть команды была свезена на берег. Дандас согласился последним.

Для бомбардировки крепости с моря корабли должны были стать на якорь, вопреки первоначальному плану, по которому им следовало стрелять на ходу. Этот план был изменен Канробером, который находил, что корабли недостаточно подготовлены для боя на ходу. Ночью были промерены со шлюпок места по диспозиции и расставлены буйки. Англичане готовились к атаке у устья Качи, французы – в Камышовой бухте.

Бомбардировка с суши и с моря должна была начаться в 6:30 утра, но адмирал Гамелен решил открыть огонь только в 10 часов утра из-за недостатка снарядов.

Желая поддерживать связь со своими сухопутными войсками, французы настояли на том, чтобы им был отведен южный участок. Вследствие этого англичанам пришлось стать севернее, где из-за отмели нельзя было подойти ближе к укреплениям, чем на 1800 метров.

С левого, обращенного в море борта парусных судов держались пароходы, которые буксировали их к назначенным местам. Командирам было разрешено покидать строй, если корабли подвергались большой опасности. Дальнейшие инструкции указывали, что становиться на якорь следовало сообразуясь с направлением ветра, что не следовало расходовать все снаряды, что надо избегать продольного огня неприятеля и что главным объектом бомбардировки являются форты Северной стороны.

Из английских судов принимали участие в бомбардировке 2 винтовых линейных корабля, 9 парусных линейных кораблей, каждый из последних с колесным или винтовым пароходом у борта, и 5 колесных или винтовых пароходов, державшихся на месте машинами в виде резерва. С французской стороны: 4 винтовых линейных корабля, 10 парусных линейных кораблей, также как английские с пришвартованными к ним пароходами, и 2 парохода в резерве. Наконец, были еще 2 турецких парусных линейных корабля, каждый с пароходом. Бомбардировка с берега началась рано утром, корабли же стали на места, благодаря измененной диспозиции, лишь к часу дня, причем последними были шедшие с севера англичане.

Начатая немедленно сильная бомбардировка укреплений производилась с дистанции в 1500-2000 метров. Спускаясь с севера, английские корабли описывали дугу и становились на якорь севернее французских судов. Лайонс подошел с двумя винтовыми линейными кораблями и тремя другими к укреплениям на 750-1000 метров. Через час и суда и форты были окутаны густым дымом. В четыре часа огонь форта Константин ослабел, но в сумерки опять усилился, как и огонь всех фортов и кораблей, пока наступившая в 18:30 темнота не положила конец стрельбе.

Повреждения и потери на судах были довольно значительны, гранаты и раскаленные ядра сделали свое дело и два английских линейных корабля были вынуждены выйти горящими из линии. Два других корабля вышли из строя из-за сильных повреждений в такелаже и корпусе. В «Агамемнон» за день было 240 попаданий, в «Британию», флагманский корабль – 70. Потери англичан составили 44 убитых и 266 раненых.

Французы, против которых действовало 150 орудий, потерпели меньший урон, у них было только 30 убитых и 200 раненых. В флагманский корабль «Вилль де Пари» было 80 попаданий, «Наполеон» имел опасное повреждение в подводной части. Начинавшиеся пожары были быстро прекращены на всех судах.

Общие потери русских определяются в 1100 человек, повреждения многочисленных фортов и батарей морского фронта были не особенно значительны. Бомбардировка не дала даже морального воздействия на русских, которые считали себя победителями, хотя и не могли точно судить о произведенных ими на судах разрушениях. Операция была безрезультатной, как это и предвидели адмиралы, и флот при этом пострадал немало. Искусными мероприятиями было однако достигнуто то, что ни один корабль не потерял своей боеспособности. Вся операция была, следовательно, совершенно бесцельна. С этого момента генералы отказались от активного участия флота, и на его долю в дальнейшем выпала перевозка подкреплений, военных и жизненных припасов и тесная блокада порта.

Прибывавшими несколько раз подкреплениям гарнизон усилился до 40 000 человек. Меншиков несколько раз пытался пробиться к Севастополю, но усилия его оставались тщетными. Несмотря на усиление армии до 120 000 человек подкреплениями из Дунайской армии, о чем союзники не были точно осведомлены, русские все-таки потерпели чувствительное поражение при Инкермане, недалеко от Севастополя. Большой потерей для русских была смерть адмирала Корнилова. Комендантом на его место Меншиков назначил в декабре барона фон Остен-Сакена.

7 ноября было принято предложение Дандаса бомбардировать Одессу. Но так как по приказанию из Англии ничего нельзя было предпринять без согласия Раглана, а последний вместе с Канробером нашли все предприятие невыгодным, то план остался не выполненным.

По приказанию из Лондона Дандас отправил экспедицию к восточному берегу Перекопа, чтобы прекратить подвоз припасов Азовским морем в Крым, но из-за мелководья и недостаточного числа судов экспедиция не имела успеха.

14 ноября штормом, близким к урагану, суда были сильно повреждены и много транспортов было выброшено на берег. 6 декабря два русских пароходо-фрегата вышли из гавани, удачно произвели разведку и атаковали крайнюю левофланговую французскую батарею, но были отбиты сторожевым судном и двумя подоспевшими пароходами.

Осадные работы и бомбардировка с берега тем временем продолжались, но союзные войска сильно страдали от непогоды, так как не было сделано никаких приготовлений для зимнего похода, что особенно сказалось на плохо снабженных английских войсках. Положение понемногу улучшалось по мере постройки дороги из Балаклавы и подвоза из метрополий. Флот оказывал посильную помощь. В конце декабря обоих главнокомандующих на море, Дандаса и Гамелена, сменили адмиралы Лайонс и Брюа, из которых первый ранее всегда был главным инициатором и руководителем всех операций.

Рискованное предприятие, начатое без достаточных сведений, – высадка в Крыму – прошло удачно; быка схватили за рога, но он оказался сильнее, чем предполагали. Севастополь не пал при первом натиске и потребовался почти год осады, к которой противник не был подготовлен. То, чего союзники хотели достичь нападением врасплох, далось им лишь только после величайших жертв и лишений, но зато вскоре повлекло за собой и окончание войны.

Решительное наступление союзных войск было возможно лишь потому, что союзный флот господствовал на Черном море. Французские команды отлично работали во время перевозки десантов. Русские каждый раз пропускали многочисленные случаи, когда можно было нанести тяжелый урон противнику на море. Но и на суше они показали себя недостаточно осмотрительными, в результате чего их большие армии на юге не имели успеха.

Хотя в России полевая армия в 1854 году и насчитывала в своих рядах почти миллион с четвертью человек, однако стратегическое расположение их было так неудачно, что в Крыму в то время находилось только 4000 человек, а остальные части войск были настолько удалены, что не могли вовремя подоспеть через Перекопский перешеек. Даже через месяц после сражения на Альме у русских в Крыму было только 65 000 человек против 85 000 у союзников.

Первый год войны на Балтике, 1854

На севере Пруссия и Дания оставались нейтральными, а последняя даже была склонна к союзу с Россией, благодаря чему в Петербурге уже обсуждался план занятия Копенгагена и проливов русским флотом после вскрытия моря от льда. Для западных держав теперь было важно опередить Россию, которая опять проявила стратегическую нерешительность.

Английский флот вышел из Портсмута в море 11 марта 1854 года в присутствии королевы. Главнокомандующим был лорд Чарльз Нэпир, пользовавшийся большим доверием благодаря своей прежней энергичной деятельности, несмотря на 68-летний возраст. Младшим флагманом был контр-адмирал Чэдс, 66 лет.

Флот состоял из 8 винтовых линейных кораблей, 4 винтовых фрегатов и 4 колесных пароходов и представлял собой вполне современную и грозную морскую силу. Флагманским кораблем был 131 пушечный «Дюк оф Веллингтон» с экипажем в 1100 человек.

18 марта Нэпир был у Готенбурга, где к нему присоединилось шесть парусных линейных кораблей. Здесь ему было предписано ожидать дальнейших распоряжений, но не выпускать ни одного русского корабля из Балтийского моря и защищать Данию и Швецию, если они того пожелают.

Вскоре он прошел Большим Бельтом до Киля и дальше до бухты Кьеге у южного входа в Зунд, где бросил якорь в начале апреля. К Бельту еще в середине февраля были высланы штурманские офицеры для разведки, промера и обвехования фарватера. Нэпир возобновил свои просьбы о присылке канонерских лодок, которые он считал необходимыми. Адмирал также воспользовался стоянкой в бухте Кьеге для обучения своих слабо подготовленных команд, что было совсем не легкой задачей при стоявшей тогда плохой апрельской погоде.

В Кронштадте тогда находилось 22 линейных корабля, 6 фрегатов и корветов, 24 канонерских лодки и 7 колесных пароходов, в Свеаборге – 9 линейных кораблей, 10 пароходов и несколько мелких судов, в Або – 36 канонерских лодок и 10 пароходов. Кроме того, некоторое количество канонерских лодок было в Выборге. Из 27 пароходов шесть были винтовыми. Кроме Кронштадта и Свеаборга единственным более менее сильным укрепленным пунктом была небольшая крепость Бомарзунд на Аландских островах. Более мелкие укрепления находились у Выборга, Фредериксхамна, Гангэ, Або, Ревеля, Балтийского Порта и Риги.

Развернутые по побережью войска были все еще довольно многочисленны, несмотря на частые переброски подкреплений на юг. На берегах Балтийского моря стояло свыше 200 000 человек и 300 000 находилось на западной границе России.

После выговора, полученного Нэпиром за вход в Балтийское море, вскоре последовало одобрение этого поступка, когда в Лондоне узнали, какое большое впечатление было им произведено на прибрежные государства. Но и в дальнейшем инструкции Адмиралтейства и Министерства иностранных дел часто противоречили друг другу.

Министерство иностранных дел требовало занятия Аландских островов для воздействия на Швецию, которая должна была не только предоставить в распоряжение союзников канонерские лодки, но и пополнить их флот опытными моряками. Адмиралтейство сообщало Нэпиру, что израсходованные на учебные стрельбы запасы пороха не могут быть немедленно пополнены, и что русские всюду увеличивают свои силы.

По получении сообщения о том, что война объявлена, Нэпир двинулся 12 апреля дальше. Положение его было незавидным: оба вышестоящих ведомства требовали от него отчета о дальнейших передвижениях. Силы и расположение неприятельских судов и укреплений он знал неточно, карты были плохи, но лоцманов не разрешали брать. Вообще поставленные задачи были столь противоречивы, что Нэпир сообщил в Лондон, что он не знает, можно ли выполнить их имеющимися силами. Он производил разведку, блокировал Либаву, Ригу, захватывал всюду коммерческие суда.

Войти в Финский залив не удалось из-за туманов, штормов, потушенных маячных огней, плохих карт и отсутствия лоцманов, так что английский флот в конце концов стал на якорь у входа в Стокгольмские шхеры, где к нему присоединился 1 мая французский винтовой линейный корабль. С этого момента Нэпира засыпали проектами и планами для наступления, исходящими от разных учреждений и частных лиц, и даже от самого императора Наполеона III. Переговоры со Швецией потерпели неудачу. В Англии сильно рассчитывали на сотню шведских шхерных гребных судов и дюжину небольших пароходов. В посылке войск и моряков Швеция тоже отказала.

Только в начале мая Нэпир двинулся с главными силами дальше к востоку, выслав предварительно часть своих судов к северу и югу для разведки, высадок и блокады. Небольшой резерв был оставлен к северу от Готланда. Но его планы, несмотря на многочисленные подкрепления, были трудно выполнимы и остались большей частью без успеха, мелкие стычки не давали никаких результатов, блокада была слаба. 20 мая бомбардировали Гангэ, но аварии ряда судов заставили Нэпира быстро прекратить бой.

Разведка установила, что все главные порты защищены минами, так что Нэпир двинулся дальше к востоку только 2 июля, не имея определенного плана дальнейших операций. У Барезунда к востоку от Свеаборга он решил обождать прихода французов, чтобы совместно с ними заблокировать Свеаборг и атаковать Кронштадт. Атаку Бомарзунда он считал возможной лишь при помощи канонерских лодок. По получении дальнейших сведений о Бомарзунде Нэпир просил присылки 10 000 десантных войск для занятия этого сильного укрепления, защищаемого гарнизоном в 2500 человек.

Начатые было промеры внешнего Свеаборгского рейда Нэпир прекратил по непонятным причинам, когда узнал о приближении французского флота, и отошел опять к Барезунду. Прибывший под командой вице-адмирала Парсеваля-Дешена и младшего флагмана контр-адмирала Пено, французский флот состоял из винтового линейного корабля, 4 колесных пароходов, винтового фрегата, 8 парусных линейных кораблей и 6 парусных фрегатов. Английский флот насчитывал в этот момент 13 винтовых линейных кораблей, 4 винтовых фрегата, 10 колесных пароходов, 6 парусных линейных кораблей и 3 судна специального назначения и был, следовательно, вдвое сильнее французского.

Оба адмирала решили произвести разведку у Кронштадта, около которого флот стал на якорь 26 июня. Разведка показала, что семнадцать русских линейных кораблей могут обстреливать фарватер всем бортом, и что прорыв с большими судами между каменными фортами совершенно невозможен. Для бомбардировки не хватало снарядов, и на успех можно было, пожалуй, рассчитывать лишь при наличии не менее полусотни канонерских лодок.

Высшее руководство согласилось с доводами адмиралов, но настояло на установлении блокады до прибытия затребованных ими войск. Но из-за вспышки холеры на судах, союзники быстро отошли к западу, и в Кронштадте тщетно ожидали начала атаки. Общественное мнение Англии и Франции усиленно требовали какого-нибудь серьезного успеха, ввиду чего решили атаковать Бомарзунд и ожидали только прибытия войск. Блокада Аландских островов стала теснее. За это время промерили фарватер до крепости. Блокада Свеаборга продолжалась, и к югу от Аландских островов расположилась резервная часть флота.

22 июля союзники подошли близко к Бомарзунду. Разведка показала, что его укрепления состоят из главного форта с двумя рядами казематов и 3 башен, имеющих орудия в нескольких этажах. 30 июля прибыло 10 000 французских войск под командой генерала Барагэ д'Илье на английских линейных кораблях, переоборудованных в транспортные путем снятия орудий с одной из палуб. 13 августа суда, назначенные для бомбардировки заняли фарватер, обвехованный до расстояния в 600 метров от укреплений. Войска были высажены за пять дней до этого, не встретив сопротивления со стороны русских. Башни вскоре сдались, главный же форт продержался до 16 августа. Успеху много способствовали высаженные на берег команды и орудия флота. Потери и повреждения судов были незначительны. Так как Швеция отказалась присоединить к себе предложенные ей союзниками Аландские острова, то укрепления Бомарзунда были срыты.

Дальнейшие рекогносцировки вдоль берега показали, что успеха можно достигнуть только высадкой войск, но Барагэ д'Илье отказал в этом из-за появившейся среди его людей холеры. Разведка показала, что атака Свеаборга несвоевременна, в виду приближающейся осени. Генералы Ниэль и Джонс считали, что эту крепость следует атаковать с моря, в виду того, что в ее морском фронте имелись слабые места, но считали необходимым одновременный штурм с берега. Однако опять адмиралы и генералы не пришли к соглашению относительно плана действий. 3 сентября французские войска должны были вернуться на родину. Нэпир приказал своим пароходам отбуксировать служившие транспортами линейные корабли до Северного моря, за что и получил строгий выговор от Адмиралтейства, считавшего, что пароходы были бы полезнее на театре военных действий.

19 сентября, после ряда быстро последовавших друг за другом запросов и приказаний из Франции, вызывавших каждый раз военные советы, адмирал Парсеваль покинул Балтику. В последние дни еще раз было отвергнуто предложение генерала Гиэля атаковать Свеаборг.

21 сентября Нэпир стал на якорь на ревельском рейде с 16 линейными кораблями, 3 фрегатами и 7 пароходами. Отсюда он продолжал блокаду побережья, но не решился атаковать город, считая укрепления слишком сильными, хотя за четыре месяца до этого доносил как раз обратное. Наступившая плохая погода заставила Нэпира уже через пять дней отправить часть флота в Киль. Адмиралтейство, часто выражавшее свое недовольство его бездеятельностью, приказало теперь Нэпиру атаковать Свеаборг.

В случае необходимости ему разрешалось подождать, пока море у Кронштадта замерзнет. Ожидание хорошей погоды было найдено излишним, в канонерских лодках ему отказали. Этот приказ последовал из Лондона 4 октября на основании ложного известия о взятии Севастополя. Нэпир ответил, что до атаки крепости ему необходимо занять лежащие перед ней острова, затем бомбардировать с них и с канонерских лодок крепостные верки в течение одного-двух дней, но погода не позволяет произвести необходимые подготовительные работы по обвехованию внешнего рейда. 9 октября он получил предписание вернуться и прибыл 26 числа в Киль. Последние корабли союзников покинули Финский залив в середине ноября, а Балтийское море месяцем позже – 22 декабря.

Нэпир спустил свой флаг на Спитхедском рейде. Он отказался от пожалованного ему ордена и потребовал военного суда над собой, но желание его не было исполнено. Успех оперировавшего на Балтике большого союзного флота был почти равным нулю. Единственная польза, которую принесло его появление в Балтийском море общему делу на юге, это удержание на севере большого количества русских войск, но и такая выгода стала ощутимой лишь на второй год войны.

Характерно постоянное вмешательство в действия флота из столиц союзников по самым мелочным вопросам. Оно не только не способствовало делу, но и прямо не соответствовало положению вещей, являлось грубой ошибкой, если принять во внимание громадный срок между отправкой донесения и получением приказания, так как за это время все положение успевало основательно измениться. Но самые тяжелые ошибки были сделаны в других вопросах: у западных держав не было систематической подготовки к войне, точных сведений о силах противника на море и на суше. Поэтому их оценивали то слишком высоко, то слишком низко. Продуманного плана операции тоже не было: хотели уничтожить флот противника, но никто не знал, каким образом. Карт почти не было, или были крайне недостаточные, разведка производилась плохо, об условиях появления льда ничего определенного не было известно.

Благодаря чрезмерной и излишней экономии в английском флоте снаряжение главных сил запоздало, как и во Франции, не хватало современных малых судов – канонерок и пароходов для действий в шхерах и борьбы с береговыми укреплениями. Дальнобойные и бомбические орудия находились еще в стадии производства, запасы пороха были ограничены, половина команды мало обучена и морскому делу и артиллерии, особенно в английском флоте. Но все-таки Англия раньше успела со всеми приготовлениями на севере, несмотря на большие расстояния и расходы, требуемые флотом в Черном море, чем Франция, гораздо более истощенная предприятиями на юге.

Нэпир неоднократно проявлял собственную инициативу и предусмотрительное отношение к делу, например, отправив заранее штурманских офицеров для изучения театра и своевременно потребовав современных малых судов и десантных войск. Решительность в действиях он проявил своим быстрым появлением в Балтийском море, которым сразу предотвратил возможность объединения России с Данией. Но тут начинает проявляться его нерешительность, так что первый большой моральный успех он не использовал, а дальше уже беспрерывно последовали одно за другим внушения начальства.

Дальнейший ход операций тормозили политические партии в парламенте Англии своими постоянными требованиями «дешевой войны», а общественное мнение подавляло всякую попытку самостоятельных действий Нэпира. От него требовали, чтобы он достиг всего, не имея никаких средств. Блокада была бессмысленна, пока Россия могла ввозить все через близлежащие нейтральные прусские порты. Вскоре Нэпир оказался в открытой войне с правящими сферами, он резко критиковал все приказания и постоянно жаловался на недостаточные силы, находящиеся в его распоряжении. Одна инструкция противоречила другой и Нэпир поэтому ни одну не исполнял в точности, так как в довершение от него требовали крайней осторожности.

С приходом французского флота дело стало еще хуже. Теперь прибавились серьезные трения и разногласия на самом театре войны. Каждая операция затруднялась отсутствием у французов больших паровых судов, в одиночку же Нэпир не хотел действовать.

И на севере сказались все недостатки отсутствия общего начальника, а бесконечные военные советы только запутывали положение дел. Раздорам и взаимному недоверию не было конца, даже между генералами и адмиралами одной нации царила рознь.

Нэпир вскоре стал крайне нервным, упрямым и перестал прислушиваться к мнениям подчиненных. Его капитаны говорили о их «бедном, слабом, старом» начальнике, не имеющем ни плана, ни системы и действующим под впечатлением текущего момента. Бомарзундское дело было начато только для успокоения общественного мнения, другой цели не было, так как это место само по себе не имело никакого значения. Но нужен был ощутимый, видимый успех, к чему стремился и Наполеон III.

В конце концов Нэпир поступил правильно, не последовав указаниям атаковать Свеаборг, так как атака наверняка окончилась бы неудачей. Нэпир был уверен, что русские примут «неоднократно предложенное им» морское сражение, – мнение довольно странное, если принять во внимание совершенную неготовность их судов. Он даже отказывался от подкреплений, опасаясь, что в таком случае противник совсем не выйдет из своих портов!

Русские поступили совершенно правильно, оставаясь в своих базах и не жертвуя зря кораблями. Правда, им следовало бы иногда выходить из оборонительного положения и беспокоить мелкими нападениями противника.

Моральный успех остался на их стороне, так как взятие Бомарзунда не произвело нигде ни малейшего впечатления, а слаборазвитая русская морская торговля почти не страдала от блокады. Таким образом, о каком либо значительном успехе союзников на севере не может быть и речи, и большое напряжение сил пропало почти даром.

Второй год войны на юге, 1855

В начале 1855 года Евпатория была сильно укреплена союзниками и туда были переброшены большие силы турецких войск. Позднейшие, не особенно решительные нападения русских были блестяще отбиты при содействии флота. В конце февраля русские затопили еще 6 кораблей между фортами Михаил и Николай, так что вход во внутреннюю гавань был теперь закрыт двумя бонами и двумя линиями затопленных кораблей.

На берегу за это время особенных происшествий не было. Общая бомбардировка началась опять лишь 9 апреля и поддерживалась в темные ночи кораблями, огонь которых корректировался сигнальными огнями с берега. Но успех, в общем, был очень незначителен.

Чтобы найти применение флоту, ничем не занятому, кроме транспортной службы, задумали экспедицию в Азовское море. Но когда в составе 12 000 человек на 40 пароходах она была уже на пути в Керчь, ее вернули из-за распоряжения Наполеона, переданного по вновь проложенному телеграфному кабелю Варна-Балаклава. Результатом этого события было то, что Канробер, давно уже недовольный постоянными указаниями из Парижа, сложил с себя командование и сдал его генералу Пелисье.

В начале этого года королевство Сардиния присоединилось к противникам России. В конце мая они предприняли вторую экспедицию в Азовское море. На 9 линейных кораблях и 50 мелких судах, в числе которых находилось несколько новых паровых канонерских лодок, под командой Лайонса и Брюа, экспедиция двинулась на северо-восток. В составе ее входило 7000 французов, 5000 турок, 3500 англичан и 1000 итальянцев.

24 мая войска высадились близ Керчи, а паровые суда вошли в пролив. Их появление было полной неожиданностью для русских, которые отступили, уничтожив укрепления и суда, но оставив неприятелю большие запасы, в том числе 12 000 тонн угля. На следующий день 14 пароходов, за которыми последовали и остальные, а также свыше 20 вооруженных баркасов, проникли дальше к северу и уничтожили хранившиеся на побережье и у устья Дона запасы зерна и муки для русской армии, и около 250 мелких каботажных судов. В течение июня десантами временно захватывались Мариуполь, Таганрог, Ейск, Геническ и Тамань, всюду происходили мелкие стычки. Эти рейды продолжались с успехом до ноября и нанесли русским большой ущерб. В Англии неоднократно возмущались этими набегами, называя их варварскими и нецелесообразными – критика прямо смехотворная!

Большие суда крейсеровали у восточных берегов Черного моря, а суда, находившиеся у Севастополя, участвовали в бомбардировках с 16 по 19 июля и с 6 по 9 августа. 11 июля был убит Нахимов. Меншикова тем временем сменил князь Горчаков, а в командование английскими войсками вступил генерал Симпсон после смерти лорда Раглана, последовавшей в конце июня.

Влияние морских сил выразилось не только в том, что они лишили русских их припасов на северо-востоке Крыма и обеспечили постоянный и безопасный подвоз подкреплений из Босфора, но и в том, что турецкие войска, предназначенные для осады Севастополя, могли быть доставлены из Евпатории морским путем. В Крыму понемногу собралось около 150 000 русских и 175 000 союзников. Десантные отряды союзного флота неоднократно отличались во время осадных работ и бомбардировок, и много способствовали достижению частных успехов. В сражении на реке Черной, где были разбиты русские войска, выдвигавшиеся с северо-востока на выручку Севастополя, также принимали участие морские команды.

В конце августа союзники ошибочно посчитали, что русские собираются оставить Севастополь, и 5 сентября возобновили бомбардировку с большим ожесточением. В результате ее несколько русских линейных кораблей в гавани были сожжены. Ряд штурмов союзников были отбиты с громадным уроном, однако 8 сентября французам удалось взять центральную позицию – Малахов курган, вследствие чего русские отступили на Северную сторону, понеся очень тяжелые потери. До этого они уничтожили почти все укрепления и затопили суда. Закончив переправу войск, они уничтожили также и плавучий мост. Последние корабли были затоплены 11 числа, доки и верфи разрушены несколько позже.

В последней бомбардировке союзный флот, за исключением немногих мортирных судов, не принимал участия из-за сильного шторма. Русский же флот успешно действовал в Килен-бухте против штурмовых колонн неприятеля. Русские войска и морские команды укрепились на Северной стороне, взаимодействуя с Горчаковым, оперировавшим в Крыму. Союзники дальше ничего против них не предпринимали, хотя русские часто обстреливали город с севера. Вскоре десантные отряды были возвращены на суда, а составлявшие их чины были удостоены высоких наград. С английских судов действовало на берегу около 4500 офицеров, матросов и морских пехотинцев, было свезено на берег 50 орудий. Потери их составляли 100 убитых и 475 раненых.

На военном совете 30 сентября было решено предпринять экспедицию против Кинбурна. Наполеон, запретивший действия против Одессы, согласился на этот план. Эта сильная крепость лежит на полуострове в несколько миль длиной и 250 метров шириной, ограничивающим с юга лиман Днепра и Буга. На первом из них вверх по течению находится большой торговый город Херсон, на втором – военный порт Николаев. Кинбурн стоит приблизительно в четырех километрах к востоку от западной оконечности полуострова. Против него, у узкого входа расположен укрепленный Очаков. На полуострове находились также две земляные батареи к западу от главного форта. Всего на них было 100 орудий. Захват этих позиций должен был повлиять самым серьезным образом на тыловые сообщения русской армии в Крыму.

Для экспедиции предназначалось 8000 человек под командой генерала Базена, но до отправки ее надо было еще перевести необходимые для этого пароходы из Азовского моря. 6 октября экспедиция вышла в море под командой Лайонса и Брюа в составе 10 винтовых линейных кораблей, 80 фрегатов и мелких судов, в том числе большого числа пароходов и новых паровых канонерских лодок. Кроме этих судов в экспедиции участвовали три новых французских корабля, прибывших в Севастополь вскоре после его падения. Это были винтовые плавучие броненосные батареи, построенные во Франции по личному желанию Наполеона и чертежам капитана Лабрусса. Они имели водоизмещение в 1400 тонн, длину 55 метров, ширину 13 метров, осадку 2,8 метра. Батареи отличались очень малой высотой надводного борта. Построены они были из дерева и имели броню в 35 сантиметров толщиной на деревянной подкладке в 0,5 метра. Вооружение их состояло из 18-ти 50-ти фунтовых орудий, стоявших в батарейной палубе и стрелявших через очень узкие порты. Команда состояла из 280 человек.

14 октября суда экспедиции подошли к Кинбурну, задержанные в пути туманом и штормом. С наступлением темноты фарватер обвеховали, а ночью 4 английских и 4 французских канонерки проскочили мимо фортов, не пострадав от их огня. Канонерки эти стали на якорь, чтобы поддержать оттуда своим огнем предполагавшуюся со стороны моря высадку. 15 октября высадились войска, поддерживаемые огнем больших судов и мортирных шлюпов. На следующий день ничего нельзя было предпринять из-за сильного южного ветра.

17 октября в 9:30 часов утра все три плавучие батареи, бомбардирские корабли и прочие суда подошли к фортам для бомбардировки. Открытый с 800 метров огонь причинил большие повреждения, сами же они почти не пострадали. К полудню русский огонь заметно ослаб. Тогда контр-адмиралы сэр Хьюстон, Стюарт и Пельо двинулись вперед со своими 30 мелкими судами и вошли в лиман, ведя все время сильный огонь. В это время береговые укрепления продолжали обстреливаться с моря корабельным флотом, стоявшим на заранее промеренных местах. Русские орудия вскоре были принуждены замолчать. По предложению Лайонса союзники прекратили огонь из гуманных соображений, после чего русские сдались в числе 1400 человек при 80 орудиях. Потери их составляли 45 убитых и 130 раненых. Большинство орудий было подбито. Потери союзников были ничтожны. В Кинбурне французы оставили гарнизон из 2000 человек.

Дело у Кинбурна отличается хорошим руководством и энергичным проведением атаки, а заслуживает особый интерес тем, что здесь действовали исключительно пароходы, и впервые с успехом выступили броненосные суда. 25 октября в Кинбурн прибыли еще две английские плавучие батареи, но им уже не пришлось побывать в деле. Этим боем была доказана необходимость перехода от парусных судов к паровым, и от деревянного судостроения к железному и броненосному. Русские снаряды отскакивали от бронированных бортов, не нанося никакого вреда. В одну из плавучих батарей попало таким образом 80 снарядов.

Флот вернулся в Севастополь, откуда французы отправились на зиму в Тулон под командой Брюа, скончавшегося по пути от холеры. В дальнейшем союзники предпринимали только небольшие экспедиции на побережье с целью уничтожения запасов.

Второй год войны в Балтийском море, 1855

Одновременно с тем, как Франция способствовала быстрейшему развитию событий на юге постройкой трех плавучих батарей, в Англии принялись еще с середины 1854 г. за подготовку к активным действиям в Балтийском море. Общественное мнение было крайне недовольно отсутствием успеха и резко критиковало недостаточную подготовку и нерешительное ведение войны. Лорд Пальмерстон энергично принялся за искоренение недочетов в правительственных учреждениях, армии и флоте и скоро достиг видимых результатов, но межведомственная борьба пока что продолжала существовать. Лучше обстояло дело во Франции, где Наполеон крепко взял управление в свои руки.

Начальниками экспедиции в Балтийское море на второй год были назначены контр-адмиралы Дандас и Пено. В 1855 году Англия послала в Балтийское море 19 винтовых линейных кораблей (один 131-пушечный и девять с вооружением свыше 80 орудий), 4 парусных линейных корабля и фрегата, 11 мелких парусных судов, 12 колесных пароходов, 21 винтовую канонерскую лодку и 15 мортирных судов с железным корпусом, всего 82 вымпела с 2100 орудиями, не считая еще около 40 транспортных и вспомогательных судов.

Французский флот состоял из одного винтового линейного корабля, 2 парусных линейных кораблей, 3 мелких парусных судов, 3 колесных пароходов, 7 винтовых канонерских лодок и около дюжины вспомогательных судов. Таким образом, из действовавших в предыдущем году 10 больших парусных военных судов восемь были заменены паровыми.

В Петербурге также усиленно проработали всю зиму над усилением флота. Было построено 150 новых гребных канонерских лодок, вооруженных одним 68-фунтовым орудием и четырьмя 32-фунтовыми орудиями. К лету, таким образом, было готово 400 мелких судов. Кроме того имелось 30 линейных кораблей, 60 фрегатов и других судов, но при этом только 36 небольших пароходов. Две трети последних были раньше парусными судами и получили вспомогательные машины, сооруженные в железнодорожных мастерских. Все они были вооружены тремя крупными орудиями. Порты были защищены заграждениями на фарватерах и минами, по побережью были устроены наблюдательные посты. Охрану побережья составляло 170 000 человек с многочисленной кавалерией. В Кронштадте и Свеаборге были возведены новые укрепления, в последнем, между прочим, батареи 12-дюймовых мортир со снарядами весом около 50 килограммов. С севера Кронштадт стал почти совсем недоступным, после того как на отмелях северного фарватера поставили два ряда свайных заграждений. Император Александр II вступил в марте на престол и усердно продолжал приготовления к войне на суше и на море.

Кораблям, покинувшим Англию 20 марта, пришлось долго бороться с течениями и со льдом в Большом Бельте и Зунде. В апреле Дандас достиг с главными силами Киля, откуда он двинулся дальше 3 мая. С Готланда он выслал разведчиков к Риге, Гангэ и Аландским островам, а своей базой избрал остров Нарген у западного входа на ревельский рейд. Оттуда он произвел подробную рекогносцировку обоих русских военных портов.

Пено с французским флотом встретил своего союзника у Кронштадта в начале июня, зайдя тоже предварительно в Киль. Произведя несколько рекогносцировок, во время которых они раз чуть не попали в плен, оба адмирала убедились в силе крепости с ее гранитными 3-х и 4-х этажными фортами, новыми земляными укреплениями, свайными и минными заграждениями, стоявшими на якорях линейными кораблями и большим числом мелких судов. Как бомбардировка, так и прорыв показались обоим главнокомандующим одинаково безнадежными предприятиями, а уже начатое уничтожение минных заграждений – слишком опасным, чтобы продолжать его с успехом. Единственным результатом мелких стычек у берегов было уничтожение в разных местах неприятельских складов. Блокада также оставалась безуспешной.

Противники пришли к соглашению высаживать на берег парламентеров только в семи определенных пунктах, так как бывали случаи, что русские солдаты открывали по ним огонь.

Рекогносцировка, произведенная обоими адмиралами в середине июля у Свеаборга и Ревеля показала, что первый возможно атаковать лишь при наличии канонерских лодок, а атаковать второй с его 400 орудиями совершенно невозможно. В виду настойчивого понукания из Лондона и Парижа союзные адмиралы решились, наконец, напасть на Свеаборг.

Гельсингфорский рейд закрыт с моря семью большими островами. На пяти западных из них расположены крепость и город Свеаборг. К юго-западу от них находится ряд островков, камней и отмелей, пространство между этими последними и Свеаборгом называется внешним рейдом. Повсюду разбросанные островки и рифы сильно стесняют навигацию. Город Гельсингфорс отстоит на три километра от середины всех укреплений. На пяти островах во вновь построенных земляных укреплениях было поставлено 60 орудий, некоторые из проливов были защищены банками, минными заграждениями и поставленными в них кораблями.

Дандас согласился на атаку Свеаборга при условии, чтобы бомбардирские корабли стали на расстоянии 3000 метров от крепости вместо 2700, как было решено раньше. 6 августа союзники стали на якорь в открытом море. Теперь Пено потребовал построить мортирную батарею на Абрахамс-хольме, отстоявшем от укреплений на 2200 метров. К 9-му августа на батарее установили четыре английских 13-дюймовых мортиры за бруствером из земляных мешков. Русские были столь небрежны, что не препятствовали промеру и постановке буйков на рейде.

План бомбардировки был следующий: мористее Абрахамс-хольма и Скуг-хольма, по линии NNW – OSO, длиной приблизительно в полторы мили должны были стать на якорь 16 английских мортирных судов (по одной мортире на каждом) и 5 французских (по две мортиры), последние в центре строя первых и на расстоянии в 2700 метров от крепости. За этой линией предполагалось держать колесные пароходы, готовые для буксировки. К северо-западу и юго-востоку от Абрахамс-хольма должны были расположиться 16 английских и 5 французских канонерских лодок, разделенных на три-четыре отряда. Они были вооружены крупными орудиями с линейных кораблей и участвовали в бомбардировке, двигаясь по кругу. Таким образом, канонерки подходили к крепостным веркам на 2000 метров. Восточнее их должны были ходить короткими галсами несколько английских судов, вооруженных нарезными орудиями системы Ланкастера. Главные силы подошли в виде резерва на 4000 метров, фланги прикрывались от нападения русских тремя кораблями.

9 августа, рано утром, все полсотни судов, заняли свои места и в 7 часов начали бомбардировку фортов, арсенала и стоявшего в проходе трехдечного корабля. Канонерки удачным образом отвлекли огонь от бомбардирских судов, а эти в свою очередь время от времени меняли дистанцию, перетягиваясь на верпах и мешая таким образом русским спокойно пристреляться по ним. В виду этого сильный огонь русских был почти безвреден. Около 10 часов произошел взрыв на Варгэ, а около полудня второй, очень сильный, на Густавсверде.

Вечером канонерские лодки, несколько раз касавшиеся грунта, отошли назад и их заменили 30 больших шлюпок с линейных кораблей, которые в течение трех часов вели огонь ракетами по берегу, где вызвали много пожаров. Прекращенный с наступлением темноты огонь возобновился с раннего утра. Несколько мортирных судов из середины были передвинуты на 300 метров ближе. Суда с пушками Ланкастера перешли к северо-западной части позиции. Вскоре начались пожары на островах. При их зареве бомбардировка продолжалась и ночью, опять при участии ракетных шлюпок.

Рано утром, 11 числа бомбардировку прекратили, так как русские уже больше не отвечали. Но этому была и другая, более важная причина: большинство мортир пришло в негодность, а восемь из них даже разорвало. Старые мортиры выдержали около 350 выстрелов, новейшие же только 200-250 выстрелов. В общем англичане израсходовали около 1000 тонн боевых припасов, французы около 4000 снарядов.

Потери союзников были незначительны, у русских же довольно тяжелые: 2000 убитых и раненых, 24 судна сгорело, 18 серьезно повреждено, верфь и все склады уничтожены, несколько пороховых погребов взорвало и т. д. Самые форты и их вооружение мало пострадали и остались вполне боеспособными, но их гарнизон был утомлен до крайности.

Операцию против Свеаборга, не приведшую к удовлетворительному результату, можно было сразу определить как довольно бесцельное предприятие. Не имея десантных войск все равно нельзя было занять крепость, а русскому флоту был нанесен лишь незначительный ущерб. Только дальнейшие операции из занятого Свеаборга могли бы принести успех. Но здесь, как и за все время Крымской войны, общественное мнение опять сумело добиться от правительства исполнения своих желаний. Оно требовало видимых успехов. Таковых можно было добиться, устроив наспех по Свеаборгу нечто в роде стрельбы по мишеням. Другой причины пускаться в это предприятие не было.

В Англии довольно долго обсуждался вопрос о том, почему не бомбардировали лучше менее защищенный Гельсингфорс, так как этому большому городу можно было нанести громадный материальный ущерб, что произвело бы сильное впечатление на правительство и на народ. О стратегических или тактических соображениях при этой операции не может быть и речи, если не считаться с тем обстоятельством, что здесь можно было рассчитывать на небольшие потери в случае неудачи.

Сама бомбардировка была во всех отношениях хорошо продумана, искусно начата и энергично проведена. Ошибки были сделаны не в этом: не подумали о запасных мортирах, хотя знали их слабую конструкцию, не позаботились о достаточных запасах пороха и снарядов, так что весь наличный запас был расстрелян и суда принуждены были отступить.

Конечный, моральный успех таким образом остался за Россией, приморские крепости которой оказались, по-видимому, неприступными. Поэтому русские считают Свеаборгское дело своей победой и не без основания, ведь повреждения укреплений были исправлены в короткое время. Для общего положения дел в Балтийском море этот бой флота с берегом не дал никаких реальных результатов, и его можно поэтому назвать почти бесцельным.

13 августа союзники опять собрались у Ревеля, откуда были отправлены на родину мортирные суда. Английское адмиралтейство, выслав тем временем новые мортиры и боевые припасы к ним, не успело остановить это распоряжение. Кронштадт только заблокировали, по остальному побережью поддерживалась общая блокада. За это время союзники уничтожили много коммерческих судов, общее водоизмещение которых достигало 80 000 тонн, и много разных запасов и товаров. Наступившая вскоре перемена погоды к худшему положила конец всем подобным предприятиям, и в октябре канонерские лодки и остальные мелкие суда были отосланы на родину. В развалинах срытого Бомарзунда было найдено еще 80 орудий.

В середине ноября Дандас и Пено прибыли с главными силами в Киль, но еще в середине декабря отдельные суда союзников находились у Кронштадта. В ноябре Швеция и Норвегия заключили с союзными державами договор, по которому последние обещали свою помощь в случае захвата Россией одного из их портов.

Военные действия на Камчатке, в Восточной Азии и на Белом море слишком незначительны, чтобы здесь описывать их. Понемногу союзники прониклись убеждением, что Россию можно одолеть только более энергичными действиями.

В Англии принялись за постройку 60-ти винтовых канонерских лодок (2 орудия, 60 лошадиных сил). В том же направлении работали и во Франции. В России усиленно готовились к продолжению военных действий. Заслуживает упоминания, что в конце октября был изготовлен и оказался годным «подводный брандер». После долгих переговоров Россия заключила со своими противниками мир в Париже 30 марта 1856 г.

Отдельные пункты договора устанавливали, что Бомарзунд не должен быть восстановленным, а Аландские острова должны быть демилитаризованы. Русский Черноморский флот мог быть восстановленным лишь в очень ограниченном составе, и только в 1870 году во время франко-прусской войны Россия отказалась от этого унизительного условия.

Уроки Крымской войны

Начало Крымской войны – первой большой войны после 40-летнего мирного периода – совпало со временем переоценки всех ценностей во флотах мира, как относительно материальной части, так и личного состава. Это была эпоха, в которой старое и новое смешалось, и одно быстро сменяло другое: парусные суда, колесные и винтовые пароходы; деревянное, железное и броненосное судостроение; ядра, гранаты и нарезные орудия; наемные, насильно забранные на службу и, наконец, профессиональные команды. Изменения и реформы быстро следовали друг за другом.

Пароходы сразу показали свое превосходство над парусными судами – их применяют для всех родов службы: для разведки, посыльной службы, подвоза войск и материалов, конвоирования транспортов, буксирования парусных судов и часто для самостоятельных активных действий. С другой стороны, колесные машины настолько уступали винтовым, что со времен Крымской войны во всех флотах стали строить исключительно винтовые суда. Имевшиеся старые суда переделывались и снабжались вспомогательными машинами.

Бомбические орудия впервые показали свое разрушающее действие при Синопе, в морском бою, у Одессы, при бомбардировке берега флотом, и у Севастополя, при стрельбе с берега по флоту. Времена круглых ядер прошли безвозвратно. Даже первые нарезные орудия Ланкастера с их эллиптическим дулом, оказываются эффективны, хотя еще и несовершенны.

Впервые появляются броненосцы и доказывают свою целесообразность. Правда, мореходные качества их невелики, но все-таки они благополучно пересекают Средиземное и Черное моря. Таким образом было положено начало созданию броненосных флотов. В этом деле Наполеон III проявил глубокое понимание вопроса и много энергии. Личное вмешательство императора было необходимо потому, что у флотских офицеров и инженеров, упрямо придерживавшихся старого, не было ясного понимания и достойной оценки даже громадного значения пара, не говоря уже о нарезных орудиях и броне.

В Англии укомплектование судов личным составом встречало громадные препятствия из-за совершенно негодной системы набора по вольному найму и еще более допотопного способа набора людей обманом и силой. К тому же развивающаяся техника предъявляла все более высокие требования к личному составу. Новая система службы личного состава усиленно внедрялась: принимались юнги, готовились резервные кадры и специалисты, создавались условия, чтобы они оставались на службе. Но в артиллерийском деле обучение продолжалось по старому трафарету.

Благодаря неоспоримому со времен наполеоновских войн господству на море и отсутствию серьезных соперников, Англии казалось излишним особенно напрягать вои силы в мирное время, и таким образом она не следила за развитием военного дела и значительно отстала от новейших тенденций. У обеих старых морских держав не заметно какого-либо прогресса в тактике и в ведении войны на море, а в стратегии сделан скорее даже шаг назад, старое все позабыто. Ни у правительства, ни у адмиралов не видно понятия о самой сути ведения войны, или, что то же самое, о целесообразном и энергичном ведении боевых действий; кажется, что оно было совершенно утеряно. Отсутствовала какая-либо подготовка к войне в мирное время.

Правда, что в этой войне политика своей нерешительностью и слабостью влияла особенно неблаготворно на ведение боевых действий, создав блестящий отрицательный пример того, как быть не должно. На глубокое значение фактора времени в военных операциях совершенно не обращалось внимание, что постоянно повторялось в дальнейших действиях союзников. Заметно, каким крупным недостатком является отсутствие общего единоличного управления. Определение Клаузевицем войны, как продолжения политики другими средствами – ясно подтверждается Крымской кампанией.

На юге положение дел было еще довольно сносно благодаря некоторому взаимодействию адмиралов и генералов. Несмотря на массу разногласий, все-таки не было ни одного столкновения между морскими и сухопутными начальниками союзников.

Между тем, раньше в Англии это было почти нормальным явлением, причем, из-за серьезных столкновений часто не удавались совместные операции, например, на Шельде в 1809 г. Для достижения этого результата потребовалась масса переговоров и военных советов. Результатом такой «раздельной» ответственности являлся недостаток инициативы и энергии. Яснее всего это обрисовывается при перевозке войск в Крым. Девять дней готовились к походу, а для перехода под парами каких-нибудь 250 миль флоту потребовалось восемь суток. Будь русские предприимчивее – они могли бы расстроить все предприятие.

Почти во всем французы были впереди. Медлительные и неподготовленные англичане как бы предполагали, что все должно делаться само собой, и у них, особенно в начале войны, отсутствовала какая-либо система. Работу английского генерального штаба можно прямо назвать жалкой, настолько у них ничего не было предусмотрено. Впрочем, и дальновидность французов шла немного дальше в тактических вопросах, не говоря уже о стратегии. Как на новое явление в тактике можно лишь указать на применение паровых судов у Одессы. Во флоте паровые суда, даже колесные фрегаты, применялись исключительно для буксировки парусников. Подобное же повторилось под Севастополем, где пароходы только буксировали парусные суда на места по диспозиции. В последовавшей артиллерийской дуэли береговые орудия одержали верх над судовыми. Действительного же применения паровых судов для чисто боевых целей, например, прорыва в бухту, не было.

Еще заметнее непонимание требований стратегии: в удаленные и неизвестные моря посылается громадный флот со многими паровыми судами без всякого плана, то же самое повторяется с армиями. Только придя на место, начинают осматриваться, можно ли вообще что-нибудь предпринять, и что именно, приходя к печальному заключению, что посланный флот для операций на данном театре войны совершенно не пригоден. Все управление ведется издалека.

Чтобы не оставаться в Балтийском море совсем без дела, в конце лета посылаются сильные сухопутные войска для взятия маленькой крепости на островах. Зимой усиленным темпом заготовляют все недостающее. При этом английская промышленность справляется с громадными задачами – но все это делается, главным образом, для поддержания престижа правительства. Тогда, похоже, действительно господствовало мнение, будто морской стратегии, т. е. планомерно подготовленного ведения войны для принуждения противника к сдаче, не существует. И как это ни странно, такое мнение продержалось еще очень долго, хотя Крымская война во многих вопросах дала толчок к самым разнообразным и обширным изменениям во взглядах на военно-морское дело.

Все это удивительно еще и потому, что как раз эта война на редкость ясно показала, какое громадное пространство занимает театр военных действий на море – все побережье Черного моря, северо-восточная часть Балтийского, Белого и Баренцева морей – между тем, как сухопутная война разыгралась на ограниченном участке между Евпаторией и Балаклавой.

В Англии вообще, а у Нэпира в особенности, не было сознания той истины, что стратегия и тактика у слабейшего на море противника совсем иная, чем у нападающего сильного. Для первого из них выгоднее выжидательное положение. Не сознавали и того, что раз можно достигнуть цели без занятия сильных укреплений противника, то их можно спокойно оставить в стороне. А так как в данном случае достаточно было полного бездействия русского флота, то незачем было стараться занять приморские крепости.

Заслуживает еще особенного внимания перемена во взглядах на вопросы международного права, наступившая в середине столетия, так как это явление имело большое значение для морской войны. Общему распространению гуманистических идей немало способствовали ужасные опустошения в Европе, произведенные 23-летним периодом наполеоновских войн, тем более, что эти идеи совпадали с экономическими интересами политики свободной торговли. Наибольшую пользу из этого извлекли опять англичане, морская торговля которых, охватывавшая весь мир, превосходила таковую всех остальных народов вместе взятых. Благодаря этому англичане благоволили подобным стремлениям, или, по меньшей мере, не препятствовали им, хотя они и ограничивали сильно возможности английского флота. Эти начинания обещали пользу и другим судовладельцам и купцам. Их дела процветали благодаря тому, что они пользовались снисходительным покровительством британского флота. Они первыми потребовали «защиты частного имущества во время морской войны» – фраза, вскоре ставшая общим требованием во имя цивилизации.

Возможность появления таких идей опять указывает на непонимание самой сути морской войны, ибо соглашаясь на это, тем самым заранее отказывались от действенного применения флота и от использования господства на море. Господство на море победоносного флота и так уже ограничено в пространстве. Оно простирается только до неприятельского берега. Но если на всем контролируемом им пространстве флот имеет право распоряжаться только государственной собственностью неприятеля, если выдвигается требование неприкосновенности частного имущества даже в укрепленных городах, то деятельность флота, господствующего на море, стесняется этим до крайности и сводится на нет у неприятельских берегов.

Понемногу это поняли английские и французские адмиралы, даже в насыщенную гуманными идеями эпоху Крымской войны, правда не при первой бомбардировке Одессы в 1854 году, а тогда, когда они снова подошли на пути к Кинбурну к этому большому и богатому городу и увидели, что течение мирной жизни ничуть не прерывалось их приходом, который послужил жителям интересным зрелищем. Они обратились к своим правительствам за разрешением бомбардировать город, но получили отрицательный ответ. Как известно, после войны на мирной конференции в Париже приняли знаменитые положения «о действительной блокаде», «нейтральный флаг прикрывает неприятельский груз» и «нейтральный груз под неприятельским флагом свободен».

Все эти взгляды глубоко неправильны, так как войны ведутся не правителями между собой, и не правительством, а народами. Конечно, война не должна быть бесчеловечной, т. е. не должна проявляться в жестокой форме по отношению к отдельному частному лицу. Но, с другой стороны, «война – дело суровое и насильственное», и по возможности войну должна оплачивать неприятельская сторона. Нанесение ущерба подданным должно служить мерой принуждения правительств к миру, а для этого необходимо отбирать или уничтожить в первую очередь деньги (например, посредством контрибуций) и все, что может служить для ведения войны (суда и другие средства передвижения, скот и т. д.), тем более, если речь идет об укрепленном и защищаемом городе! То же относится к морской войне. Все пространство в пределах досягаемости орудий или десантов флота, весь неприятельский берег и его порты должны находиться в его власти. Отказываясь от этого, мы искусственно принижаем значение флота и затягиваем войну.

Итак все, что может служить противнику для ведения войны следует отбирать или уничтожать, что годится для собственного употребления – отбирать, конечно, в строгом порядке реквизиции, чтобы частные лица могли впоследствии получить вознаграждение за убытки от своего правительства. Если со стороны какого-либо города начнет проявляться враждебность, будто то со стороны занявших его неприятельских войск или самих жителей, то против него следует немедленно предпринять активные действия. В этой области, как и вообще в области стратегии, Крымская война еще не изменила господствовавшего образа мыслей и не дала правильного понимания сути дела. В остальном же она инициировала громадный толчок в дальнейшем совершенствовании подготовки личного состава, материальной части и тактики.

В судостроении этот прогресс проявился немедленно, еще во время войны, первым делом в постройке винтовых кораблей и переделке парусных судов. Английский флот, начавший войну с 2 винтовыми линейными кораблями, насчитывал их через пять лет уже 70, а французский – 37. Еще важнее было то, что по повелению Наполеона III и на основании опыта, добытого под Кинбурном, начали постройку не только целого ряда броненосных батарей для береговой обороны, но в 1858 году и бронированных боевых судов по проектам Дюпюи де Лома. Не желая дать себя опередить, англичане начали в 1859 году постройку своих первых броненосных судов «Уорриор» и «Блэк Принс», однако, не поняв требований нового времени, они построили их, хотя и из железа, но по образцу парусных судов, забронировав только среднюю батарею и оставив ватерлинию небронированной.

Как мы видим, французы опережают англичан повсюду в отношении материальной части: первые годные бомбические орудия, хорошо вооруженные колесные пароходы, винтовой линейный корабль, броненосные батареи, броненосец, корабль, вооруженный тараном – все впервые появляется у них.

Но какова причина такого первенства? Она в том, что французское морское министерство было целесообразно организовано по глубоко продуманному плану, офицеры и инженеры имели хорошую и основательную научную подготовку, отдельные отрасли техники не были монополией определенных личностей. Наконец, существовашая организация давала больше свободы таланту и возможности проявить себя. Французский Совет по делам судостроения был очень хорошим учреждением.

В Англии, напротив, издавна главный кораблестроитель Адмиралтейства сидел, образно говоря, за закрытыми дверями, и никого больше к этому делу не додпускали. Отсутствовало соревнование, всегда способствующее прогрессу любого дела. Впрочем, в постройке судов французы и в прежнее время всегда были учителями англичан. Но громадное преимущество Англии в области торговли и высокие качества личного состава всегда компенсировали технический перевес Франции.

Почему же французы ни разу не попытались использовать это преимущество в технике для низвержения своего исконного врага? Материала на это хватало. Но флот был разрушен в моральном отношении. Бурбоны ведь тоже ничего не делали для флота, бюджет которого упал до 44 миллионов франков. Причин было много: страна была истощена революциями, династии не чувствовали под собой надежной почвы, монархи не обладали энергией. Наполеону III мерещилась судьба его великого предшественника, потерпевшего крушение благодаря английскому владычеству на морях. Коренной же причиной было отсутствие у французов понятия о том, чего можно ожидать от флота, и об энергичном ведении морской войны, т. е. они не постигли смысла морской стратегии. Вредное влияние кабинетной стратегии особенно сильно проявилось в ходе данной войны. Не только правители и правительства, береговые военно-морские учреждения и руководители внешней политики постоянно вмешивались в управление войсками и флотом, но также парламенты, общественное мнение и печать. Поэтому полководцы и начальники флота действовали самостоятельно лишь в самых критических случаях.

Русским часто ставят на вид, как грубую ошибку то, что они затопили часть судов для заграждения входа в Севастополь. Даже упуская из вида то обстоятельство, что число этих судов вначале было невелико, и что все они были старые и негодные для боя, надо заметить, что эта мера только увеличила силы обороны, так как орудия и команды этих судов нашли хорошее применение на берегу. Самой крупной ошибкой, конечно, следует считать отказ от активного выступления флота вообще. Но раз она была сделана, то затопление судов и заграждение прохода к концу обороны можно назвать вполне удачной мерой.

С этого момента чрезвычайно затруднялась, если не становилась совершенно невозможной, атака и взятие судов, стоявших на шпрингах и защищавших проход. Для последнего периода обороны эту меру можно признать даже мудрой, но она была принята слишком рано. Ее следовало привести в исполнение лишь тогда, когда не было бы ни малейшей возможности к активному использованию флота.

Только достигнутая, благодаря флоту, безопасность тыловых сообщений позволила союзникам довести длительную осаду Севастополя, получившуюся вместо захвата его с хода, до успешного конца. Все попытки России разбивались о господство на море ее противников. Даже на Кавказе русские добились только одного успеха – взятия у турок Карса, после чего они выказали большую склонность к заключению мира. То, чего не мог достичь Наполеон I в сухопутной войне с полумилионным войском, здесь было достигнуто в три раза меньшими силами благодаря содействию флота. И в данном случае это было не только то давление, оказываемое флотом, даже без активных действий, какое он продемонстрировал, например, в той же войне на Балтике, где одно его присутствие приковывало к месту большие массы войск.

Характерным для этой войны является то, что главной задачей ее было взятие приморских крепостей, правда, потому, что в них находились сильные неприятельские эскадры. Ни в одной из других морских войн это обстоятельство не выступает так ярко, но и здесь высказалось влияние коалиционного характера этой войны.

Выводы, которые можно сделать, сводятся к следующему: флот союзников был недостаточно силен для большой войны; технически он не бы подготовлен к особой обстановке данной войны. Отсутствовала рациональная и, с военной точки зрения, дальновидная судостроительная политика; общая подготовка была совершенно неудовлетворительна, сведения о театре военных действий и о силах противника весьма недостаточны; офицеры совершенно не умели составлять донесения и доклады; как инструкции центральных учреждений, так и самый метод командования были очень несовершенны. Все недостатки коалиционных морских войн ясно проявились и в данном случае: отсутствие общего начальника вредно отразилось на всем ходе операций с начала до конца, часто постороннее вмешательство ставило под угрозу все дело. Экономия в мирное время всегда приводит к дорогой войне: стоимость сотни винтовых канонерских лодок равнялась стоимости десятка линейных кораблей. На степени энергии в ведении войны крайне тяжело отзывается чрезмерный возраст офицеров вообще и начальников в особенности.

На юге русский флот был доведен почти до нуля, и Россия не имела права возобновлять его, но зато она стала развивать свой Балтийский флот, который уже через три года после войны насчитывал 75 паровых судов. В этой войне довольно сильный русский Черноморский флот оказался не совсем на высоте, хотя в руках решительного человека он мог бы не допустить высадки или, во всяком случае, заставить отложить ее на год. А выигрыш во времени значил все, так как русские войска вовремя успели бы подойти в Крым и к Севастополю.

Глава II. Гражданская война в Соединенных Штатах Америки 1861-1865 гг.

Гражданская война в США, разыгравшаяся в начале шестидесятых годов XIX в. представляет много интересного для военно-морской истории. Война эта крайне своеобразна и не имеет прецедентов. Ее особенностью является то, что одна из воюющих сторон, а именно южане, в начале совершенно не обладали морскими силами и в самой стране не было промышленности, способной создать таковые.

А все значение флота северян состояло в том, что он в течение всей войны ставил себе главной задачей не допускать ввоз к противнику предметов снабжения, необходимых для ведения сухопутной и морской войны. Средства же для их приобретения юг получал от экспорта.

По мнению Мольтке, гражданскую войну нельзя считать великой войной, а только борьбой, потому что в ней не было ни одного великого стратега, как, например, Вашингтон в войне за независимость; но Мольтке не оценил в достаточной мере деятельность флота.

Изучение войны только тогда имеет значение, когда с самого начала полностью обращается внимание на события на море, так как только большая стратегическая деятельность флота совместно с его тактическими успехами была в состоянии привести войну к конечной цели.

Гигантская задача, выполненная флотом северян посредством блокады и полного изолирования южных штатов, не имеет ничего себе подобного во всей военно-морской истории.

В самом деле, пространство в 5500 километров было в буквальном смысле закрыто для сношений с внешним миром, и южные штаты таким образом были отрезаны от всякого сообщения. Высоко развитая промышленность северных штатов дала им средства для немедленного и энергичного начала этих действий.

Еще одно обстоятельство придает особое значение более внимательному рассмотрению именно этой войны – это дружная, совместная работа сухопутных и морских сил, причем морская война стала чисто прибрежной и речной. Стоит также изучать эту длительную войну и из-за особенности крейсерской войны против торговли и из-за громадного развития морской техники в нескольких главных ее отраслях.

В первой половине XIX столетия Соединенные Штаты развивались чрезвычайно быстро, народонаселение увеличилось с одного миллиона в 1756 году до 5 миллионов в 1800 г. и свыше 30 миллионов в 1860 году (в том числе почти 5 миллионов негров и индейцев).

Число штатов в 1860 году достигло 34, не считая 6 так называемых территорий и союзной области Колумбии. К этому времени стала заметна и крупная разница: на севере процветали торговля и промышленность, на юге – земледелие (хлопок, сахар, рис и табак).

Окончательный разрыв между севером и югом произошел на почве вопроса о невольниках, где северяне придерживались совсем другого мнения, чем жители юга. На севере были приняты высокие таможенные пошлины, юг стоял за свободную торговлю и низкие тарифы для ввоза. Крупное скотоводство существовало только на западе. У плотнее населенного севера был более демократический образ мыслей, у юга – более аристократический. Запрещение ввоза невольников очень сильно угрожало дальнейшему благополучию юга.

Хотя почти все высшие должности в местных правительственных учреждениях и в конгрессе в последние десятилетия и занимались представителями юга, все-таки вопрос о невольниках был решен не в их пользу.

Таким образом и произошло, что после избрания президентом 6-го ноября 1860 года Авраама Линкольна, республиканца-северянина и вступления его в должность 4 марта 1861 года, 7 штатов, а именно: Техас, Луизиана, Алабама, Флорида, Джорджия и Южная Каролина вышли из союза; за ними вскоре последовали Северная Каролина, Вирджиния, Теннесси и Арканзас. Штат Мэриленд, всегда настроенный в пользу юга, уже слишком находился под подавляющим контролем севера, его войск и флота, и находился слишком близко от столицы, чтобы мечтать о присоединении к югу. Далее на стороне севера осталось еще три рабовладельческих штата: Делавэр, Кентукки и Миссури (последний наполовину). Кроме последних штатов к северу принадлежали: Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Коннектикут, Род-Айленд, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Огайо, Мичиган, Индиана, Иллинойс, Айова, Миннесота, Канзас и Орегон; далее 8 территорий: Нью-Мексико, Юта, Невада, Небраска, Колорадо, Вашингтон, Висконсин и Калифорния, а также части Техаса и Вирджинии.

В середине 1861 года северные или федеральные штаты насчитывали 21 миллион жителей (в том числе 3/4 миллиона негров), южные же или конфедеративные штаты только 10 миллионов (1/3 из них – негры). Таким образом отношение белых на севере к таковым на юге выражалось отношением 3:1; к тому же север мог пользоваться неграми для войны, не опасаясь от них ничего.

Вышеперечисленные 11 южных штатов учредили новый союз под названием «Конфедеративные штаты Америки» и избрали в начале февраля президентом Джефферсона Дэвиса.

Население юга жило очень разбросанно, больших городов было немного, а именно: Ричмонд, Норфолк, Уилмингтон, Чарльстон, Саванна, Новый Орлеан и Атланта.

Театр военных действий занимал по площади пространство большее, чем Германия, Италия, Австро-Венгрия, Франция и лежащие между ними мелкие государства, вместе взятые.

Большая часть Атлантического побережья, около 900 миль, принадлежала южанам, на долю северян приходилось лишь 700 миль берега. Все побережье Мексиканского залива, протяжением в 1300 миль, было в руках юга.

Длина Миссисипи от устья до впадения в Огайо равняется 600 милям (1100 километров), не считая изгибов; вся эта часть ее, со многими притоками, находилась на территории южан. Падение Миссисипи очень мало благодаря низменной местности, по которой она протекает; только местами она прорезывает цепи небольших возвышенностей.

Даже на северной сухопутной границе (длиной в 1350 километров) первую роль играли реки, так как вся борьба сконцентрировалась около них на северо-западе, а именно на Огайо, Теннесси и Кумберленде.

Главным театром военных действий на северо-востоке является Чизапикская бухта с ее многочисленными бухточками и устьями рек Потомака, Рапаханнока, Йорка и Джеймса.

Местность между этими реками, текущими параллельно друг другу, гористая, лесистая и почти непроходимая; хороших карт ее не имелось.

Главные города севера и юга, Вашингтон и Ричмонд, лежат на судоходных реках Потомак и Джеймс, на расстоянии 150 километров друг от друга. Главный военный порт – Норфолк, лежит близ входа в Чизапикскую бухту.

Второстепенный театр военных действий на Атлантическом побережье к югу от Чизапикской бухты носит совершенно своеобразный характер: длинные полуострова (косы) и узкие острова отделяют от моря большие заливы с болотистым побережьем – заливы Альбемарль и Памплико. Далее к югу лежат устья нескольких рек с разветвленными дельтами. Хороших гаваней везде здесь много: Уилмингтон, Чарльстон, Саванна, Джексонвилль. У мыса Гаттераса опасные штормы угрожают мореплаванию, а в Гольфстриме местами господствуют сильные туманы.

В Мексиканском заливе для нас имеет значение только северо-западное побережье его, от устья Миссисипи до полуострова Флориды. На этом берегу, очень изрезанном и богатом островами, бухтами и лагунами, лежат порты Мобил и Пенсакола.

На Миссисипи, кроме Нового Орлеана следует упомянуть: Порт Гудзон, Виксбург, Мемфис и Каир. Ее главный юго-западный приток – река Красная – служит главным водным путем богатого Техаса.

Почти по всему низменному побережью южных штатов, даже у полуостровов, находятся довольно большие отмели, простирающиеся у устьев рек иногда на 10-15 миль в море и опасные даже для небольших судов. Реки без исключения судоходны на большем или меньшем протяжении. Для плавания у этих берегов имелись хорошие карты; результаты обстоятельных промеров были опубликованы на специальных картах. Хорошо было также поставлено ограждение опасностей огнями, бакенами и бочками.

Осенью и зимой в Атлантическом океане господствуют сильные южные и восточные ветры, навигация часто очень затрудняется мглистой погодой и туманом.

Скорость Гольфстрима на юге равна 5 милям, у мыса Гаттераса еще 3 1/4 милям; к последнему он приближается на 40 миль и затем удаляется от берега на расстояние 100 миль.

Расстояния на этом театре войны были таковы:

Вашингтон – Монроэ – 120 миль

Монроэ – Гаттерас – 120 миль

Гаттерас – мыс Фир – 160 миль

Мыс Фир – Чарльстон – 120 миль

Чарльстон – Саванна – 75 миль

Саванна – С. Джон – 100 миль

Нью-Йорк – Монроэ – 300 миль

Монроэ – Ки-Уэст – 900 миль

Ки-Уэст – Миссисипи – 500 миль

Миссисипи – Пенсакола – 120 миль

Миссисипи – Гальвестон – 300 миль

Главным театром военных действий на сухом пути был штат Вирджиния, между восточными отрогами Аллеганского горного хребта (2000 метров), Голубыми горами и Чизапиской бухтой.

С военно-географической точки зрения следует заметить, что при своеобразном ускоренном развитии Соединенных Штатов, сухопутные сообщения, не заслуживающие часто названия дорог, даже в самых старых колониях были очень мало развиты ко времени появления железных дорог. К югу и западу от Аллеганского хребта поэтому были пригодны для перевозки войск и военных грузов почти только реки и железные дороги. Передвижения войск были крайне затруднительны, а железные дороги не везде были рассчитаны на усиленное движение.

Особенно большим затруднением являлось то обстоятельство, что в этих местах невозможно было добыть достаточного количества провизии для пропитания больших масс; земля была занята преимущественно под плантации, земледелие и скотоводство мало развиты. Соответственно этому положению, передвижение более крупных частей войск должно было ограничиться морем и реками и там же им приходилось создавать свои опорные пункты. Все это сразу выдвинуло на первый план значение флота.

Странно звучит то, что в течение войны юг был принужден перейти к посеву хлебов для пропитания своих войск, и что его прежние продукты почти потеряли свою цену. Благодаря этому одновременно наступило ослабление его, так как именно благодаря этому его территория открылась вторжению с севера.

Соединенные Штаты построили все свои арсеналы и военные заводы на севере. На долю северян выпало счастье, в самом начале войны захватить находившийся в руках южан и расположенный у северного входа в Чизапикскую бухту, форт Монроэ с его большими военными складами. Он сделался главной базой и важным опорным пунктом для их флота, который, несмотря на малочисленность своих сил, сразу мог распространить блокаду на важные внутренние воды. Большинство частных заводов, изготовлявших военные припасы, также находилось на севере.

Американский торговый флот, насчитывавший 5 1/2 миллионов тонн водоизмещения и в то время мало уступавший английскому, был тоже детищем севера. В продолжение всей войны сообщение севера с заграницей почти совсем не терпело помехи; военные припасы доставлялись ему беспрерывно и в громадном количестве. Только в большом удалении от берегов крейсеры – каперы южан наносили убытки торговле севера.

Иначе обстояло дело на юге: военных заводов существовало только шесть и только несколько запасных. Норфолк и Пенсакола были важнейшими из них. Больших верфей не было, а вообще вся судостроительная деятельность последнего десятилетия едва достигала 1/20 таковой же на севере.

Захват Норфолкского военного порта дал югу 1200 судовых орудий, которые пошли на вооружение укреплений по морскому берегу и на Миссисипи. Губительнее всего была для юга его зависимость от заграницы, особенно при его слабости на море. Надежды его на вмешательство Англии не оправдались. Правда, английская бумагопрядильная промышленность сильно страдала и в соответствующих местностях наступили крупные бедствия, но Англия осталась нейтральной, не считая косвенной поддержки крейсеров южан.

Весной 1861 года армия Соединенных Штатов состояла приблизительно из 14 000 человек, разбитых на мелкие подразделения. Офицерский состав получил хорошую подготовку в военном училище в Вест-Пойнте. Из наличного числа 278 кадет, 88 были южане.

Переход многих офицеров армии Соединенных Штатов к южанам нельзя строго рассматривать как дезертирство; вопросы внутренней политики о отношениях между союзом и отдельными штатами были довольно туманны, и многие офицеры считали себя первым делом на службе своего штата, а потом уже всего союза; впрочем, большинство из них вышло более или менее официальным образом в отставку. Мнение, что со стороны севера проявлено насилие, заставило также перейти на сторону юга многих из начальствующих лиц.

На севере отдельные штаты гораздо более слились в одно целое.

Организация ополчений была весьма разнообразна; несравненно лучше она была на юге, где приходилось всегда считаться с «черной опасностью»; там же находились лучше других снабженные арсеналы.

На юге существовали правительственные военные училища, среди преподавателей которых выделялись Шерман и Джэксон.

В виду всего этого на юге каждый штат вскоре сформировал свое маленькое войско, а президент быстро создал центральные учреждения.

Джефферсону Дэвису удалось сразу выставить регулярную армию в 25 000 человек, к которым вскоре присоединилось 15 000 волонтеров. Впоследствии был введен всеобщий набор.

На севере, напротив, отсутствовало понимание военных вопросов и был слабо развит военный дух.

На берегу, принадлежащему югу, находилось 29 фортов; число это вскоре было увеличено новыми постройками.

Весной 1861 года флот Соединенных Штатов насчитывал: 70 годных для службы судов, половина из них паровые, 42 корабля находились на службе, большей частью за границей, в отечественных водах было только 4 парохода. Винтовых судов было 20: 5 больших фрегатов (40-52 орудия), 7 корветов-шлюпов I класса (14-33 орудия), 7 шлюпов II класса (8-9 орудий) и 7 – III класса (5-7 орудий), 8 колесных пароходов с вооружением от 2 до 21 орудия.

Большое количество еще существовавших парусных судов применялось только в начале войны, среди них находилось 5 линейных кораблей (84 орудия) и 10 фрегатов (50 орудий). Личный состав насчитывал 80 капитанов 1 ранга, 115 капитанов 2 ранга, 370 лейтенантов и 7000 нижних чинов.

Из судов заграничного плавания через 5 месяцев вернулось 8 из Мексиканского залива и 12 из других мест; ни один корабль не перешел на сторону юга полностью; только отдельные офицеры и нижние чины перешли к южанам.

Верфей на севере было шесть: Бостон, Бруклин, Портсмут, Вашингтон, Балтимор и Филадельфия; кроме того в стране находилось еще около шести больших машиностроительных заводов.

Количество пригодных для военных целей коммерческих судов было очень значительно; в торговом флоте насчитывалось 500 больших клиперов (годных для установки 20-50 орудий), 500 барков и бригов (для 8-20 орудий), 1000 больших каботажных шхун (для 5 орудий). Для этих судов флот имел в запасе около 2500 крупных орудий, из которых половина сразу попала в руки южан. Коммерческие суда можно было перестроить в 4-6 месяцев, из клиперов около 20 можно было переделать в винтовые фрегаты.

Деятельность артиллерийского отдела федерального флота во время войны можно назвать выдающейся; до конца 1863 года было изготовлено около 2800 орудий, в том числе 800 пушек Дальгрена 9-дм. и 11-дм. калибра и 700 тяжелых нарезных орудий Паррота (100 и 200 фунтовых).

Нижние чины все остались на стороне севера, офицерский же состав отчасти симпатизировал южанам. Правительство было очень бдительно и уволило с начала июля 260 ненадежных флотских офицеров со службы, т. е. почти половину, причем многие ушли добровольно. В общем, флот имел общенациональный облик, между тем как сухопутные войска часто носили чисто местный характер.

Морским министром был Гидеон Уэллес, энергичный, работоспособный и патриотичный человек, сделавший незаметно много выдающегося. Во время войны было нанято, куплено и построено около 600 судов.

Таким образом поддерживавшая юг администрация последнего перед войной президента Бьюкенена, довела дело до следующего положения: флот был занят за границей, суда, оставшиеся дома, были запущены, пушки, оружие и боевые припасы были большей частью переведены в южные арсеналы, армия, наконец, была разбросана на западе.

На юге были арсеналы и склады у Госпорта, Пенсаколы, Гальвестона и у острова Шипа (в устье р. Миссисипи).

В конце 1860 года положение обострилось: майор Андерсон, командовавший фортом Моультри у Чарльстона законопатил его орудия и отступил со своим маленьким гарнизоном в форт Самтер, построенный посередине фарватера на искусственном острове. Южане же заняли арсенал, а также и форты у Саванны, Мобила, Пенсаколы и Нового Орлеана.

Президенту Бьюкенену удалось еще затормозить ряд невыгодных для юга военных мероприятий, но в конце концов все-таки гарнизоны некоторых фортов были усилены, Вашингтон был обеспечен от нападений и несколько кораблей было вызвано из заграницы. На юге теперь конфисковались все военные припасы; милиция и добровольцы спешно обучались.

На севере все еще верили в соглашение с югом, а на юге господствовало мнение, что север пойдет на уступки из-за отношения Англии к данному вопросу.

Все форты на юге, кроме форта Самтер у Чарльстона и Пикенса у Пенсаколы, были в руках южан, когда они образовали в начале февраля свою конфедерацию; правительство и Конгресс оставались бесстрастными зрителями этих событий.

Во время переговоров с представителями юга вспомнили наконец о выручке форта Самтер, но слишком поздно. 14-го апреля он был взят южанами, поднявшими на нем свой новый флаг. Экспедиция, посланная из Нью-Йорка на помощь, вернулась, ничего не достигнув.

Гражданская война началась! Линкольн немедленно созвал конгресс и потребовал призыва 75 000 человек милиции на три месяца. Вскоре регулярная армия была доведена до 25 000 человек (с пятилетним сроком службы) и было набрано 42 000 добровольцев (сроком на три года). Вскоре эти цифры были установлены в 40 000 и 50 000 человек.

Южане быстро захватили морской арсенал Госпорт у Норфолка, где офицеры незадолго до этого уничтожили большинство судов и запасов. Произведенные этим убытки равнялись 12 миллионам долларов.

Джэфферсон Дэвис в начале придерживался весьма необходимого военного деспотизма. Он выдавал каперские свидетельства судам, которые вскоре превратились в пиратов чистейшей воды за отсутствием призовых судов.

В начале мая Линкольн распорядился набрать по вольному найму 18 000 моряков коммерческого флота и объявил блокаду. Вашингтон и Аннаполис с большим трудом привели в пригодное для обороны состояние.

На севере все еще не верили, что началась «серьезная» война, хотя войска северян уже 23 мая перешли Потомак. Очень важным событием этого времени является обеспечение форта Монроэ 20-го апреля экспедицией, посланной из Нью-Йорка. Эти действием север с самого начала войны был поставлен в очень выгодное положение, которое он использовал с большим искусством.

Первый год войны, 1861

В конце июля план операций северян выяснился в том направлении, что было решено двинуть на северо-востоке главные силы на Ричмонд. На северо-западе предполагалось создать речную флотилию и с ее помощью привести к покорности пограничные штаты; на западе занять течение Миссисипи к югу от Каира, чтобы отрезать лежащие на правом берегу штаты и лишить таким образом юг подвоза скота. Эту последнюю операцию должен был поддержать находящийся в Мексиканском заливе флот. Все побережье юга предполагалось подвергнуть блокаде и поддерживать ее отдельными операциями флота для создания опорных пунктов.

Это была гигантская задача, для выполнения которой флот был необходим повсюду, кроме северной границы. Недаром этот план называли «планом анаконда» – ведь надо было сжать в тисках – охватить блокадой всю границу на протяжении свыше 5500 километров.

Юг со своей стороны поставил себе следующие задачи: защитить столицу, обеспечить безопасность Миссисипи, удержать за собой пограничные штаты на северо-западе, сохранить возможность ввоза и вывоза в своих портах, начать крейсерскую войну и искать помощь за границей.

Между тем как план севера был проникнут вполне наступательным духом, план юга носил, наоборот, чисто оборонительный характер; для него все зависело от сообщения через океан с Европой.

Разница в силе в данном случае сразу создала то положение, которое обыкновенно создается в течение всей войны борьбой за обладание морем, а именно: столкновение стратегического наступления и обороны в прибрежной войне. Морским силам пришлось преимущественно вести позиционную борьбу.

В начале июля северяне сосредоточили на северо-востоке в четырех пунктах около 120 000 человек, юг же мог им противопоставить только 80 000 человек, собранных в двух местах.

Немедленно началось наступление на Ричмонд, вместо того, чтобы спокойно обучить плохо подготовленные войска. В общем, победа в первых боях была на стороне севера, несмотря на многие крупные недостатки в дисциплине его войск, но 21-го июля в сражении у Булл-Рана 30 000 северян потерпели позорное поражение и бежали в панике перед такой же силы отрядом южан под командой Джонстона и Борегара.

Дальнейшие военные действия на суше в течение 1861 года и почти всего 1862 года представляют мало интереса для изучения, поскольку не представляли из себя ничего цельного и были большей частью безуспешны. Лучше всего действовали южане на западном театре войны.

После поражения при Булл-Ране север понял, насколько положение серьезно и теперь только главнокомандующий генерал Скот выработал свой «Анаконда-план». Конгресс утвердил численность армии в полмиллиона человек и к концу 1861 года действительно находилось в строю 570 000 человек.

Избалованный своими успехами юг ослабил и не использовал разумно победы в первых сражениях. Кроме того, у южан началось усиленное дезертирство. У той и другой стороны «всезнайки» портили хорошие планы здравомыслящих генералов и политиков, пока в конце года новый военный министр у северян не настоял энергично на скорейшем решении, и в особенности пока он не усилил потомакскую армию генерала Мак-Клеллана.

Только планомерное участие флота изменило повсюду положение.

Не считая успешного участия вновь созданной на верхнем течении Миссисипи флотилии, взявшей Каир у устья Огайо и таким образом сделавшей возможным дальнейшее движение вниз по реке с вновь построенными броненосными судами, нам следует рассмотреть действия частей флота пяти различных видов: потомакскую флотилию, блокадный флот, экспедиции против берегов, перевозку войск и, наконец, деятельность крейсеров и каперов.

Северные Штаты сперва перестроили наличные речные суда и вооружили их, а затем перешли к постройке новых специальных судов. Строитель-подрядчик Идс в Сен-Луисе изготовил в течение 75 дней семь легко забронированных казематных паровых судов. Это были колесные пароходы в 600 тонн со скоростью в 9 узлов; четырехугольный броневой каземат защищал колесо, находившееся посредине. Вооружение состояло из 3 орудий (9-дм. или 10-дм.) на носу, 4-х с каждого борта и двух на корме. Борт был защищен 2 1/2-дм. броней, наклоненной под углом в 35є-45є. Длина их была 175 футов, ширина – 52 фута, углубление 6 футов; корпус из дерева. Затруднение было лишь в недостатке подходящего материала для котлов и машин, который пришлось заказывать по телеграфу. Четыре тысячи рабочих участвовало в постройке; через 65 дней первый пароход был спущен со стапеля вполне готовым, и через 3,5 месяца все семь были готовы к бою.

На юге конфедераты работали подобным же образом. У Каира ими были поставлены первые мины заграждения, на которых взорвалось одно из неприятельских судов.

Войска, оперировавшие на главном театре войны, в области близ обеих столиц, везде были принуждены пользоваться водными путями из-за плохих дорог и малой разветвленности железнодорожной сети.

Пользование водными путями облегчалось тем, что все реки вливались в Чизапикскую бухту, пересекая главные операционные линии, и были судоходны на большом протяжении от устья. Подвоз туда снабжения был возможен почти только морским путем.

При этом особенно отличилась флотилия на Потомаке, выдержавшая много перестрелок с неприятельскими батареями и вынужденная при том обороняться от плавучих мин, так называемых торпед. Флотилия состояла из дюжины мелких военных судов и вооруженных пароходов, которым часто приходилось довольно туго в бою с сухопутными укреплениями, пока не решили действовать против последних совместно с сухопутными войсками. Крепость Монроэ представляла из себя главный опорный пункт и была прямо бесценным сокровищем по своему значению.

Защита Вашингтона значительно облегчалась этой флотилией и потомакская армия становилась свободной. Когда эта последняя оперировала самостоятельно, она почти всегда терпела поражения и всегда нуждалась в содействии флотилии для достижения верного успеха. И для блокадного флота крепость Монроэ имела важное значение: главную деятельность во внутреннюю Чизапикскую бухту, а для судов, оперировавших по направлению к югу, Монроэ являлся также ближайшей базой.

Наибольшее напряжение сил на море север проявил в создании и использовании блокадного флота, несшего день и ночь, часто при плохой погоде, очень тяжелую службу. Погрузки угля, приемка воды и провизии, ремонты машин и котлов, смена команды и т. п. – все это доставляло громадные затруднения.

Ближайшими опорными пунктами неприятельских блокадопрорывателей служили: Нассау на Багамских островах на юге и Бермудские острова на востоке. Первый из них отстоял на 570 миль от Уилмингтона, на 500 от Саванны и на 400 от Сен-Аугустина; последние на 675 миль от Уилмингтона, на 775 от Чарльстона и на 870 от Сен-Аугустина.

В конце июля было готово 80 судов, в декабре свыше 260 судов с 22 000 человек команды, состоявшей в многих случаях из капитанов и команд торгового флота. Число рабочих в арсеналах и верфях возросло понемногу с 4 000 до 50 000. В течение 3,5 месяцев построено 8 больших железных пароходов; в три года изготовлено до 3 000 орудий.

Строить приходилось самые разнообразные суда: крейсеры для морской блокады, небольшие крейсеры для прибрежных операций, речные пароходы, транспорты и броненосные суда. До конца 1862 года было построено 450 пароходов, а до конца войны 670; такую производительность нельзя иначе назвать как грандиозной.

Морской министр Уэллес первоначально намеревался не блокировать южные порты, а «закрыть» их, как собственные, чтобы таким образом устранить всякое постороннее вмешательство.

Линкольн вначале проявлял большую нерешительность, так как Англия втихомолку усиленно действовала в пользу блокады; в конце июня лорд Руссель, английский премьер, заявил, что «при нормальной обстановке правительство, конечно, имеет право закрыть свои порты, но во время восстаний или гражданской войны оно не имеет права закрывать порты, находящиеся в руках восставших, так как это является нарушением международных постановлений о блокаде». Интересно, признала бы Англия такое мнение правильным по отношению к себе?

Вскоре после падения форта Самтер северянам стало ясно, что для блокадного флота необходимо иметь несколько опорных пунктов на юге, а также и вспомогательные базы на побережье для экспедиций вглубь страны с целью отвлечения части войск юга и нарушения его сообщений внутри страны.

В конце августа удалось захватить форт на островах, у мыса Гаттераса. После бомбардировки форта с моря шестью пароходами и парусным корветом, был высажен десант при сильном прибое. Несмотря на отсутствие планомерных действий, успех был достигнут: форт сдался на капитуляцию с гарнизоном в 600 человек. Это первое приобретение на берегу южных штатов сначала сопровождалось только моральным успехом; впоследствии его использовали в том отношении, что теперь и здесь блокада могла производиться судами, плавающими в защищенных внутренних водах.

На севере доверие к флоту, являвшемуся под командой коммодора Стрингема почти единственным виновником успеха, теперь возросло чрезвычайно. Назначенная немедленно особая комиссия решила произвести дальнейшие экспедиции по побережью. Первой из них была предпринята экспедиция против Порт-Рояля.

В конце октября на Хэмптонском рейде собралось 18 военных судов, в том числе три парусных фрегата, 35 транспортов и столько же пароходов с углем; число всей команды доходило до 16 000 человек. После долгих совещаний решили атаковать сильно укрепленный пролив Порт-Рояль в Южной Каролине. Только по выходе в море вскрыли запечатанные конверты с инструкциями.

Свирепствовавший 1-го ноября циклон разогнал все корабли так, что через 4 дня на рандеву коммодор Дюпон собрал только фрегат «Уэбэш» и 25 других судов; около 12-ти судов было выброшено на берег, затонуло и потерпело тяжелые аварии.

После промера на баре мелкие суда встали на якорь выше по фарватеру. Самым сильным из всех фортов был форт Уокер, расположенный с южной стороны на острове Хилтон. С другой стороны проход защищался фортом Борегар. На обоих укреплениях, еще не законченных постройкой, стояло 44 орудия, из которых 15 обстреливали пролив. Эти последние только наполовину состояли из орудий крупного калибра. Гарнизон насчитывал 3000 человек. В глубине пролива стояла флотилия из 8 легких каботажных пароходов, прозванная «флотилией москито».

На следующий день, с наступлением полной воды, Дюпон прошел через бар со своим фрегатом и тремя другими судами; предприятие это прошло удачно. Атака была начата 7-го ноября, по окончании обвехования фарватера.

План атаки состоял в следующем: предполагалось войти в залив посредине между фортами в двух колоннах: пройдя 2,5 мили, повернуть и вновь пройти мимо фортов, приближаясь все время к форту Уокер до полного разгрома его. Для этой цели Дюпон назначил 2 фрегата, 3 корвета и 3 канонерских лодки. Вторая колонна из 4-х канонерских лодок должна была тем временем обстреливать форт Борегар; 2 канонерские лодки должны были действовать во фланг форта Уокер.

План этот был выполнен почти как на маневрах. Форт Уокер прошли второй раз при траверзном расстоянии в 800 метров, затем приблизительно в 550 метров. Сражение продолжалось с 9:30 до 11:30 часов. Потеряв 11 человек убитыми и 50 ранеными, гарнизон очистил форт Уокер, оставив его в развалинах. Атакующие потеряли 30 человек; фрегат «Уэбэш» получил 34 попадания. Противник также очистил и форт Борегар; флотилия южан прикрывала отступление войск. Таким образом север приобрел ценный опорный пункт среди неприятельской территории и предприятие это увенчалось большим моральным успехом вообще и являлось первым полным успехом блокадного флота.

Вскоре в руках севера оказался и весь близлежащий, так называемый архипелаг Святой Елены – одна из важнейших областей по производству хлопка. Даже на 50 километров вглубь страны северяне заняли все. Флот северян достиг большого успеха, флотилия же южан показала себя с довольно плачевной стороны, так как она даже не воспрепятствовала ночному промеру глубин на фарватере. Важным обстоятельством является то, что главная атака фортов последовала с тыла, и что первый раз мимо них прошли большим ходом.

Операция эта, рассматриваемая как расширение деятельности большого блокирующего флота, может быть названа прямо таки образцовой. Стратегический, тактический и моральный успех был громаден. От дальнейших действий пришлось временно воздержаться из-за большого расхода боевых припасов.

Все-таки за это время была сделана вполне удачная попытка заградить вход в Чарльстон затоплением 16 старых китобойных судов, нагруженных гранитом. Но море вскоре размыло это заграждение.

У Пенсаколы больше фортов взять не удалось; только форт Пикенс остался в руках севера.

Кроме перевозок в Монроэ, к Гаттерасу и Порт-Роялу, флоту пришлось перевозить много войск по рекам, впадающим в Чизапикскую бухту, но все небольшими партиями.

В середине апреля Джэфферсон Дэвис предложил вооружать каперские суда, что вызвало на севере большое волнение и требование возмездия. Хотя Соединенные Штаты и не присоединялись к Парижской декларации 1856 года, но Уэллес настоял на том, чтобы север воздержался от каперской войны.

Линкольн же объявил, что крейсеры конфедератов, т. е. военные суда южных штатов, будут рассматриваться как пираты. Объявление это юридически было вполне обосновано, так как южные штаты даже еще не были международно признаны воюющей державой. И тем более он был прав, что каперы конфедератов вскоре превратились в чистейших пиратов, плавали под чужим флагом, сжигали призовые суда и т. п.

Правительство и народ Англии вскоре стали совсем на сторону юга. В середине апреля газета «Таймс» могла уже беззастенчиво писать следующее: «южные штаты решились сражаться за свою торговлю, они отделились от союза, чтобы создать еще больше рабовладельческих штатов, т. е. чтобы увеличить производство хлопка. Они начинают войну именно для той цели, которая больше всего соответствует нашим интересам».

Объявление блокады севером послужило предметом многих толков и пересудов; в середине мая Англия признала южные штаты воюющей державой, так что их каперы для Англии уже больше не являлись пиратами. Секретные переговоры с Францией должны были склонить обе воюющие стороны к признанию Парижской декларации.

Англия вела секретные переговоры и с обоими противниками, требуя, например, чтобы север не выдавал каперских свидетельств но одновременно высказывалось мнение, что от юга нельзя требовать того же, так как каперство являлось его главным оружием (!).

В середине июля Франция объявила о своем нейтралитете, за ней вскоре последовала Испания, так что теперь уже юг был признан воюющей державой. Одна только Россия искренно сочувствовала северу.

Крейсерская и каперская война у побережья вскоре достигла у южан большого расцвета. Из крейсеров особенно отличился «Самтер» под командой капитана Сэммса, который захватил в течение 1861 года 18 призов и нагнал страх на всех. Углем он грузился в нейтральных портах.

В начале ноября произошел очень интересный политический морской инцидент, когда корвет северян арестовал на английском пароходе «Трент» четырех эмиссаров южан, отправлявшихся в Лондон и Париж. В Англии это событие вызвало большое волнение и послужило поводом к военным приготовлениям. Правительство Соединенных Штатов поступило очень дипломатично и осторожно, и освободило пленных, что одинаково сильно разочаровало и юг, и север.

Линкольн придерживался мнения, что «Трент» следовало отправить в один из северных портов и там передать все дело судебным властям.

Управление флотом было по горло завалено делами по выработке новых типов судов: приходилось строить крейсеры для океанской войны с крейсерами-каперами противника и для прибрежной войны с блокадопрорывателями; далее суда для службы на внутренних водах и реках, и наконец, надо было решить вопрос о постройке броненосных судов, годных не только для плавания по рекам и бухтам побережья, но и способных совершать небольшие переходы открытым морем. Все это вызвало вначале участие многих лиц в составлении проектов и зависимости от имевшегося материала, настоящее вавилонское столпотворение из всевозможных новых моделей, из которых потом со временем развились вполне годные типы судов. Флот также одобрил их. С производством орудий дело шло подобным же образом; и тут получалась коллекция образцов из гладкостенных и нарезных, тяжелых и легких орудий; пушек системы Дальгрена, Родмана, Паррота и многих других. И здесь Уэллес сумел найти нужных людей и преодолеть встречавшиеся затруднения. Подобно этому обстояло дело и на юге, только там все обстоятельства, конечно, были сложнее.

Второй год войны, 1862

Зима прошла у обеих сторон в усиленных приготовлениях. Назначенный после сражения при Булл-Ране командующим Потомкской армией, молодой генерал Мак-Клеллан занял нечто вроде положения главнокомандующего. Вместо того, чтобы начать активные действия с наспех собранной милицией, он решил дать своему войску крепкую организацию и хорошенько обучить его. Таким образом достигалось, правда, большее сосредоточение сил, но вместе с тем наступил и довольного долгий перерыв в военных действиях, вызвавший, наконец, недовольство и правительства и общества. Мак-Клеллан долго противился тому и другому, но перешел, наконец, в середине марта 1862 года в наступление.

Противник тем временем оттянул свои войска назад и сильно укрепился на р. Рапаханнок. Мак-Клеллану пришлось изменить весь свой план операций, так как лежавшая впереди неприятельской позиции местность была вообще трудно проходима из-за лесов, рек и болот, а для больших войсковых частей и подавно.

Поэтому он поступил следующим образом: всю армию в составе 120 000 человек перевезли на 113 пароходах, 188 парусных судах и 88 баржах в крепость Монроэ, что оказалось возможным благодаря обладанию морем. Мак-Клеллан высадился на полуострове между реками Йорк и Джэмс и решил взять Ричмонд, уничтожив предварительно своего противника ударом во фланг.

Но этот грандиозный план претерпел много помех. Президент отнял у генерала в последний момент часть войск для отправки их на запад, а Мак-Клеллан, и без того не особенно деятельный, продолжал в виду этого свое движение вперед еще медленнее и надолго задержался у Йорктауна.

Дальнейшее выполнение плана операций стало невозможным, так как быстрое и неожиданное наступление задержалось появлением броненосца «Мерримак». Правда, ему противопоставили «Монитор», но все движение уже задержалось, так как перевозка войск по реке Джэмсу стала небезопасной, и вся должна был производиться во Йорку, на берегах которого и была высажена армия, численностью в 80 000 человек. Флот великолепно выполнил свою, теперь значительно более трудную задачу, и спас армию.

В апреле и мае Мак-Клеллан разбил Джонстона и Ли и подошел близко к Ричмонду. В конце мая, однако, они задержали его дальнейшее наступление. Подкреплений он не получал, а ожидаемые им с северо-запада вспомогательные войска были отброшены назад генералом Стоунволл-Джексоном, так что, наконец, Мак-Клеллану пришлось после семидневного боя отступить перед Ли и Джексоном.

Однако ему удалось в середине августа посадить армию обратно на транспорты под защитой флотилии и спокойно высадить опять все 70 000 человек на берегах Потомака. И в данном случае флот очень хорошо выполнил возложенную на него задачу.

На счастье Мак-Клеллана южане уже в середине мая очистили Норфолк и уничтожили «Мерримак» из опасения перед морскими силами противника, стоявшими у Монроэ и оперировавшими к югу от залива Альбемарль. Таким образом река Джэмс освободилась.

Опять-таки, морские силы севера были главной причиной того, что Ли не мог до конца использовать достигнутый успех, даже после блестящего стратегического перехода Джексона из Шенандоа.

База Мак-Клеллана – море – была ему обеспечена флотом, который держал ему открытым путь к отступлению.

С фронта Ли оттеснил теперь своего противника почти до Вашингтона. Джексону удалось зайти в тыл армии северян, и в двухдневном бою при Булл-Ране 29-го и 30-го августа юг одержал победу. Его войска перешли Потомак и вторглись в числе 12 000 человек в Мэриленд и Пенсильванию, грабя и опустошая все на своем пути.

Теперь север призвал под знамена 300 000 волонтеров и 300 000 милиции на 9 месяцев; только теперь пришли к заключению, что генерал Шерман был прав, указывая в начале войны, что потребуется по меньшей мере 200 000 человек.

В сражении при Энтитме 18-19 сентября с обеих сторон сражалось по 100 000 человек, после чего южане отступили за Потомак. Общие потери доходили в этом бою до 26 000 человек. Мак-Клеллан упустил момент для энергичного преследования. В конце ноября его сменил генерал Бэрнсайд, а главнокомандующим стал генерал Хэллек.

В середине декабря Бэрнсайд атаковал Ли в его сильно укрепленном лагере у Фредериксберга, но не смотря на тяжелые потери, не добился успеха.

В Потомакской армии наступил полный упадок дисциплины, даже среди генералов, и среди северян царила почти полная деморализация, хотя их было 230 000 против 175 000 южан. Таким образом, к концу года казалось, что несмотря на многочисленные и крупные успехи флота на всех театрах войны, победа остается окончательно за югом. У южан находились под знаменами в 16-ти дивизиях 400 000 человек при 20 000 офицеров и 140 генералов. Север выставил 25 корпусов общей численностью в 600 000 человек при 40 000 офицеров и 240 генералов. Долги севера возросли более чем на 900 миллионов долларов, юга – на 670 миллионов. Содержание армии и флота стоило северу 2 миллиона в день, югу – один миллион.

«Анаконда-план» Скотта окончился плохо: вместо концентрации всюду царила разбросанность. Юг, оперировавший по внутренним операционным линиям, мог всегда перебрасывать свои войска с места на место.

На западе южане принуждены были осенью перейти к обороне, несмотря на некоторые успехи, но они все-таки держались на всем среднем течении Миссисипи и поддерживали связь со своим западом.

Успехи Фаррагута у Нового Орлеана еще не принесли северу ожидаемой от них пользы.

На северо-западном театре, на Миссисипи, северяне действовали вначале вполне планомерно. И здесь, как и на востоке, первые успехи выпали на долю флота.

В начале февраля коммодор Фут поднялся вверх по Теннесси на 80 километров от его слияния с Огайо и расстрелял форт Генри в бою на близких дистанциях. Его легкие канонерские лодки поднялись вверх по течению на 200 километров дальше, в самую середину территории юга, до Флоренсы в Алабаме, к востоку от Коринфа, где они уничтожили много военных запасов, в том числе мины заграждения и строящиеся суда.

Успех был блестящий!

После этого Фут вернулся и поднялся на 100 километров по Кумберленду, где он совместно с войсками генерала Гранта взял сильный форт Донельсон. Этим был прорван центр северной позиции противника, штат Кентукки возвращен северу и Теннесси открыт для наступления войск.

Теперь Фут двинулся с войсками генерала Попа вниз по Миссисипи. Южане очистили свою укрепленную позицию у Колумбуса и создали новую сильную позицию у Нового Мадрида, на острове NN 10, там, где река описывает большую дугу. После продолжительной бомбардировки мортирными судами, одно броненосное судно прошло ночью между батареями. Это форсирование прохода удалось великолепно и составляет выдающееся событие военно-морской истории.

Неприятельские суда немедленно обратились в бегство перед прорвавшимся «Кэронделетом», а когда в последующие дни второй броненосец форсировал проход, то южане очистили 8 апреля свою позицию, потеряв пленными 7 000 человек.

За два дня до этого генерал Грант отбросил на Теннесси у Шилоха генерала Борегара при помощи канонерских лодок: без них Грант не мог бы удержаться.

Речной бой при Пиллоу имел место 10 мая, причем хотя южанам и удалось, благодаря нечаянности нападения, заставить выброситься на берег два судна северян (эти суда потом были исправлены), но их судам пришлось отступить в тот же день, когда подошли остальные суда северян. 4-го июня южане очистили форт Пиллоу, а 6 июня флотилия северян, усиленная новыми таранными судами, нанесла жестокое поражение флотилии южан у Мемфиса, причем из 8 судов южан спаслось только одно. В обоих делах флотилией северян командовал Дэвис, который сменил Фута 9 мая.

Теперь Миссисипи был открыт северянам до Мемфиса, а в начале июня северяне отбросили противника еще дальше при помощи новых таранных судов.

24-го июня коммодор Дэвис, принявший командование от заболевшего Фута, прибыл к сильно укрепленному Виксбургу, в 560 километрах к югу от Каира, где он встретил адмирала Фаррагута, поднявшегося с юга вверх по реке.

Деятельность флотилии принесла большой моральный и материальных успех, и юг уже чувствительно страдал от этого. Для него становилось уже очень заметным, что западные его штаты были отделены от главной территории, и что вывоз по главной его реке очень затруднен.

Кроме громадного и тяжелого труда проведения блокады на долю флота в 1862 году выпал опять ряд отдельных задач. Неоднократно он был занят разнообразными экспедициями, производимыми совместно с сухопутными войсками. Одной из таких экспедиций под начальством контр-адмирала Дюпона удалось 2-го марта захватить Фернандину на севере Флориды, а после ряда последующих боев югу остались на Атлантическом океане только порты Чарльстон, Уилмингтон и Саванна.

После 15-ти часовой бомбардировки с одиннадцати батарей, построенных на острове Тиби у Саванны, сдался форт Пулавский, у входа в порт. Для удержания всех этих портов и маленьких укреплений было достаточно присутствия нескольких канонерских лодок и небольших отрядов войск.

Флотилия Дюпона была усиленно занята у изрезанных берегов Южной Каролины. При проведении действительной блокады там происходило много одиночных боев, часто с вновь построенными береговыми укреплениями.

На «Морских островах» залива Св. Елены (у Порт-Рояла) флотилия освободила много рабов и взяла богатую добычу. Но все-таки, все действия на юге сводились к разбрасыванию сил, так как был упущен момент для взятия Саванны и Чарльстона сразу большими силами. А тратить такие силы только для того, чтобы создать базу для блокадного флота, не стоило, тем более, что главная армия все еще не была достаточно сильна и у нее нельзя было бы взять войска. Действия у северной части побережья в общем шли лучше.

Одновременно с вышеописанным, начались действия против Северной Каролины. Успех, добытый в августе 1861 года у Гаттераса не был достаточно использован в виду того, что многочисленные внутренние водные пути остались в руках юга, что было крайне важно для него в смысле подвоза материалов к стоявшей севернее армии. Теперь флоту была поставлена задача уничтожить эти тыловые сообщения армии южан, а потому в январе 1862 года решили занять заливы Альбемарль и Памплико и ближайшие к ним водные пути, отчасти и для того, чтобы оградить торговлю севера от наносимого ей ущерба. Кроме того, стало известно, что там строились сильные броненосные суда.

Контр-адмирал Голдсборо получил приказание отправиться в эту экспедицию с 20 судами и 17 000 десантных войск под командой генерала Бернсайда. Суда его большей частью состояли из маломореходных, плоскодонных речных пароходов, паромов и буксиров. 13-го января 1862 года он благополучно прошел через бар, на котором в данное время было только 7,5 фут воды. Через неделю у него было готово 17 вооруженных пароходов; войска прибыли также без задержки. Сперва предполагалось занять остров Роанок, расположенный между обоими заливами.

На нем южане сосредоточили все свои силы, чтобы обеспечить сообщение оттуда на Норфолк и Ричмонд через крайне важный для них канал, пересекавший Дисмолскую топь, так как железных дорог не хватало для подвоза на север. На северной оконечности Роанока и на материке к западу от него, находилось 5 000 человек при 40 орудиях; рядом с ним стояло 8 пароходов, вооруженных каждый двумя орудиями. Этим 56 орудиям нападающий мог противопоставить только 48 пушек на своих легких пароходах.

7-го февраля в 9 часов утра с юга была начата атака; в 4 часа удалось высадить войска и 5 неприятельских пароходов отступили. С наступлением темноты огонь прекратился, а в полночь уже 10 000 человек находилось на острове. Рано утром, 8-го числа суда и войска одновременно атаковали укрепления. Судам удалось убрать часть заграждения, состоявшего из затопленных судов и рядов свай и подойти ближе к противнику. Вскоре все форты оказались в руках атакующих, потерявших при этом 250 человек. Потери южан состояли из 150 человек убитыми и ранеными, 2650 человек сдавшимися в плен и всех орудий. 5 пароходов прорвались к северу.

Этим быстрым успехом север был обязан дружным совместным действиям флота и армии. После ряда дальнейших сражений все многочисленные подходы к заливу Альбемарль оказались в руках севера; при этом были также уничтожены и 5 прорвавшихся пароходов. Таким образом югу для поддержания важного для него морского сообщения с заграницей остались только порты Уилмингтон и Чарльстон.

В Госпорте у Норфолка южане подняли сгоревший до ватерлинии и затонувший паровой фрегат «Мерримак», водоизмещением в 3 000 тонн. Так как машины и котлы уцелели, то его отремонтировали и перестроили. В середине корабля поставили каземат длиной в 170 футов с наклонными под углом в 35? бортами и закругленный с носа и с кормы. Этот каземат был забронирован двумя слоями 2-дм. железных плит и железнодорожных рельс. К форштевню прикрепили железный таран длиной в 4 фута. Руль и винт остались без защиты, и только рулевая рубка была забронирована. Углубление его было 23 фута. На носу и в корме стояло по одному нарезному 7-дм, по бортам по одному нарезному 6-дм. и по три гладкостенных тяжелых орудия. Прислугу орудий составляли сухопутные артиллеристы и несколько матросов.

Командиром был назначен коммодор Бьюкене. После всех этих переделок «Мерримак» дал 5 узлов ходу.

На севере узнали об этой быстрой починке и всячески ускоряли постройку броненосца «Монитор», представлявшего из себя одну из самых смелых по замыслу и гениальных по исполнению конструкций. Его построили по проекту инженера Эриксона на средства коммерсантов-патриотов, «на их собственный счет и риск» в 100 дней за 275 000 долларов.

Но об этом в свою очередь узнал юг и поторопился пустить в дело свой казематный броненосный таран. 8-го марта «Мерримак» совершил свой первый переход по Хэмптонскому рейду.

В это время у Монроэ находился винтовой фрегат с двумя пароходами и несколькими транспортами, а у Нью-порт-Ньюса – 50-пушечный фрегат «Конгресс» и 30-пушечный корвет «Кумберленд». Корабли эти не были готовы к бою, не выслали сторожевых судов и чувствовали себя настолько спокойно, что даже развесили для просушки белье.

В 12 3/4 часов утра заметили три парохода, поднимающихся по течению реки Елизаветы, среди которых вскоре узнали «Мерримак». Подоспевший из Нью-порт-Ньюса фрегат «Миннесота», сел на мель.

Проходя мимо «Конгресса», «Мерримак» дал залп правым бортом, а затем по нему три продольных залпа с кормы. Протараненный «Мерримаком» «Кумберленд» вскоре затонул, стреляя до последней минуты; на нем погибло 121 человек. «Конгресс» расклепал якорную цепь и, поставив марсели, выбросился на берег. В этом беспомощном положении он подвергся расстрелу и загорелся. В виду этого он поднял белый флаг, но команда спаслась на шлюпках, и только 39 человек попало в плен.

Около 2 часов корабль взлетел на воздух. В 5 часов «Мерримак» и сопровождавшие его канонерки отошли назад. У него было подбито 2 орудия и имелось много повреждений в небронированной части; потеря в личном составе состояла из 21 человека.

Если бы он поступил тактически правильнее и не отвлекался бы несколько раз от данной цели, то успех его огня мог бы быть значительно большим. Но как бы то ни было, успех был колоссальный! Не только на рейде, но и всюду, куда проникла весть об этом бое, царило величайшее волнение. Казалось, что теперь северу предстоит тяжелый кризис; юг ликовал по случаю этой победы и там уже начали мечтать о занятии Вашингтона, о снятии блокады, об уничтожении северного флота и даже о скором признании его самостоятельности всей Европой. После всего происшедшего эти мечты имели, безусловно, некоторое основание и надежду на их осуществление, но – тут наступил крутой поворот в ходе событий. Как странно иногда меняется судьба!

В 9 часов вечера на рейд прибыл новый броненосец «Монитор», спешно посланный из Нью-Йорка на юг без всяких испытаний. Полузалитое водой, с течью в нескольких местах, это небольшое судно благополучно добралось до места назначения, несмотря на неблагоприятную погоду. Переход был, безусловно, рискованный!

«Монитор» имел 1250 тонн водоизмещения, длина его была 172 фута, ширина 41 фут, углубление 12 футов и возвышение над водой 2 фута. Тарана не было. Бортовая броня была толщиной в 5-дм.; вооружение состояло из двух 11-дм. орудий в вращающейся броневой башне. Кроме этой башни над палубой выдавалась только маленькая боевая рубка. Броня выдавалась над подводной частью в носу и в корме на 14-32 фута и по бортам на 2.5 фута, так что он находился в безопасности от таранного удара. Командиром был лейтенант Уорден, команда состояла из 80 человек.

В 2 часа ночи 9-го числа «Монитор» получил приказание приблизиться к сидевшему на мели «Миннесоте». Можно было предвидеть много неожиданностей от боя кораблей такого совершенно нового типа. Рано утром «Мерримак» подошел ко открывшему сильный огонь «Миннесоте». Теперь «Монитор» двинулся навстречу своему значительно большему противнику, который осыпал его снарядами, не причиняя ему, однако, вреда. «Монитор» же методично давал через 7 минут, при прохождении мимо противника по одному выстрелу, каждый раз сильно потрясавшему броню «Мерримака», хотя и стреляли только 15-фунтовыми зарядами, не рискуя употреблять полный заряд в 24 фунта.

«Мерримак» сосредоточил свой огонь исключительно на боевой рубке противника.

В этот день его вел лейтенант Джонс, сменивший тяжело раненого накануне командира.

Наконец «Мерримак» сделал безуспешную попытку таранить своего маленького противника; этот последний приблизился к нему и двумя выстрелами пробил борт в кормовой части. Во время стрельбы по «Миннесоте» «Мерримак» на короткое время приткнулся к мели.

Уорден был ранен в глаз и был принужден сдать командование.

В 12 1/4 часов после некоторого маневрирования, бой прекратился и «Мерримак» отступил. «Монитор» остался почти совсем невредимым. Таким образом эта оригинальная дуэль – первый бой броненосцев между собой – была закончена.

Никогда до этого одиночный бой кораблей не вызывал такого интереса во всем свете, как этот. Америку охватило прямо сверхъестественное возбуждение. Никогда раньше не имело такого значения появление отдельного корабля и события второго дня оказались еще важнее событий первого. Драма на море 8-го и 9-го марта 1862 года имела такие удивительные последствия, что никакая фантазия не могла бы вообразить себе более сильное впечатление. При более искусном управлении «Мерримак» мог бы достичь гораздо большего в эти два дня.

Бои 8-го и 9-го марта имели громадное значение:

1. С моральной точки зрения: Монроэ и Хэмптонский рейд остались в руках севера и защита Чизапикской бухты с впадающими в нее реками и лежащими в ней портовыми городами была обеспечена;

2. С сухопутной точки зрения: положение северной армии на Потомаке и пути подвоза к ней оставались обеспеченными, как и раньше. Тем временем Мак-Клеллан мог спокойно продолжать наступление на полуостров, и только вторжение в пределы Вирджинии все еще встречало затруднения;

3. Для внутренней политики: конгресс отпустил теперь средства на постройку броненосцев и мореходных мониторов для более успешной борьбы с фортами. Теперь уже верили в успех в прибрежной войне;

4. Для внешней политики: вмешательства Англии и Франции нечего было больше опасаться, отчасти потому, что север сразу построил много броненосцев, отчасти и из-за того, что у них пошатнулась вера в победу юга;

5. Для судостроительной техники: всем нациям пришлось скорее приняться за постройку броненосных таранных судов. Началась серьезная борьба между артиллерией и броней.

6. Для морской тактики: это сражение ускорило перемену направления в принятой до тех пор морской тактике.

Новый тип, хотя и вчетверо меньше, чем его противник, но технически правильно построенный и тактически правильно управляемый, достиг полного успеха. Противник же не мог ему причинить никакого вреда, несмотря на свой таран и многочисленную тяжелую артиллерию.

29-го марта «Мерримак» под командой коммодора Татналля был опять готов к бою. 2-дм. броня была продолжена на 4 фута под водой, таран укреплен, орудийные порта сделаны из стали. Орудия стреляли снарядами со стальным головными частями.

11-го апреля он появился в сопровождении шести канонерских лодок на рейде, где кроме нескольких коммерческих судов, находился «Монитор» и еще один новый броненосный таран. Канонерки захватили два из коммерческих судов, приветствуемые криками «ура» со стоявшего на рейде английского корвета. Обе стороны, однако, воздержались от боя между броненосцами в виду неопределенного положения, господствовавшего в данное время на сухопутном театре войны.

По исправлении некоторых повреждений в машине, «Мерримак» вышел снова в начале мая и дал отступить противнику, не преследуя его.

9-го числа южане очистили Норфолк и уничтожили при этом «Мерримак». «Монитор» погиб несколько месяцев спустя во время шторма у мыса Гаттерас.

Фаррагут на Миссисипи, 1861 г.

В конце ноября 1861 года Линкольн приказал снарядить экспедицию для занятия Нового Орлеана. Начальником экспедиции был назначен коммодор Фаррагут, в подчинении у которого находилась довольно большая мортирная флотилия под начальством коммодора Портера.

Задачу эту предполагалось решить следующим образом: сперва форсировать проход между сильно укрепленными фортами у устья Миссисипи, затем заставить их сдаться, изолировав их предварительно уничтожением их тыловых сообщений и, наконец, занять Новый Орлеан, высадив для этого десанты из сухопутных войск.

Эскадра Фаррагута состояла из его флагманского корабля, 25-ти пушечного корвета «Хартфорд» (2 000 тонн; углубление 16 ф.; 8 узлов), имевшего орудия на форт и грот-марсах; 3-х больших корветов; 3 малых (1 000 тонн); 9 канонерских лодок (по 2 орудия); одного колесного парохода; 20 мортирных шхун и 7 буксиров – всего 77 вымпелов с 154 пушками, большей частью 32 фунтовыми.

Эскадра эта была хотя и большая по числу судов, но далеко недостаточно сильная по сравнению с береговыми укреплениями. К тому же она много теряла в скорости благодаря сильному течению Миссисипи. Мортирная флотилия прошла через бар 18-го марта и за ней вскоре последовали большие суда. Некоторые из последних потратили на это 12 дней, так как их пришлось разгружать. Канонерские лодки, высланные вперед, прикрывали все эти действия. Противник ничем не напоминал о своем присутствии.

Южане держали наготове на нижнем течении Миссисипи эскадру из 18 больших и малых судов под начальством коммодора Митчела. В состав этой эскадры входили: таран «Манассас», двухвинтовый 16-пушечный броненосец «Луизиана» с двумя рулями посередине, имевший 200 человек команды, и 16 вооруженных пароходов и буксиров. Два сильных броненосных судна и броненосный таран «Арканзас» находились еще в вооружении. На эскадре было общим числом 30 орудий. Было заготовлено много плотов, брандеров с горючим материалом. Команда была мало подготовлена к войне.

В нижнем своем течении Миссисипи несет свои воды по большой низменной и болотистой равнине, тянущейся до залива. Приблизительно в 120 милях от устья начинается его веерообразная дельта – низменность в 750 квадратных километров, часто затопляемая по июль; берега реки напоминают сбой иногда искусственные дамбы. Бесчисленные рукава реки, называемые «байю», вливаются в прибрежные мелкие лагуны, расположенные ниже уровня реки. Глубина пяти главных рукавов колеблется от 20 до 80 метров. На почти непроходимых берегах растут кипарисы и болотные пальмы, и вдоль их образуются заторы из плавучего леса. Перед всеми устьями лежат плоские, широкие отмели – бары, далеко простирающиеся в море. Бесчисленное количество рукавов образует массу островов и затонов. Скорость течения местами доходит до 3,5 миль.

Главными фарватерами служат самый восточный и самый западный из проходов: внешний проход и юго-западный проход. Остальные называются северо-восточным, юго-восточным и южным проходами. Северо-восточный и юго-восточный проходы соединяются с внешним, а этот соединяется с остальными у так называемой «вершины проходов». От этого места, до расположенных на 18 миль выше фортов глубина меняется от 20 до 80 метров, от фортов до Нового Орлеана – от 20 до 60 метров. Главные проходы имеют до своих баров протяжение в 11-12 миль и глубину в 10-30 метров. Глубина на баре при малой воде 3.5-4 метра. Прилив, раз в сутки, начинающийся не через определенный промежуток времени, поднимает уровень воды на баре приблизительно на 0,5 метра. Длина бара около 4 миль у каждого пролива. Расстояние между барами, меняющими часто свои очертания, около 30 миль. В настоящее время главным входом служит южный проход шириной в 70-100 метров, а глубиной в 9-12 метров.

Форты, Джаксон на юго-западном берегу и Филипп на северном, лежат на том месте, где река, текущая до этого по направлению NNW – SSO, внезапно поворачивает почти под прямым углом к западу, чтобы затем выше по течению, опять принять прежнее направление. Глубина ее в этом месте 45-60 метров ширина в среднем 700-900 метров. От Нового Орлеана форты отстоят на 80 миль; у города глубина реки 12 метров.

Форт Филипп мог обстреливать реку на довольно большом протяжении.

Валы обоих фортов состояли из кирпичной кладки. Более современный форт Джаксон представлял из себя пятисторонний бастион и отстоял приблизительно на 100 м от берега. Из его 75 орудий 38 было установлено на барбетах (32-х и 24-х фунтовые), 14-24-х фунтовых стояло в казематах. Выдвинутая на WSW батарея из 7 орудий, у самой воды, великолепно обстреливала приближающегося с юга противника. В общем, в сторону реки было направлено 59 орудий. В цитадели форта находились неуязвимые для бомб блиндажи, усиленные еще слоем песка в 2 метра толщиной, в которых хранились большие запасы. На форте Филипп все 53 орудия были установлены в барбетах и у самой воды находились 2 мортирных батареи; в общем, к реке было направлено 42 орудия, а на обоих фортах вместе 101 орудие. Гарнизон каждого форта состоял из 700 человек. Главнокомандующим был бригадный генерал Дункан.

Но для защиты этой важной реки и расположенного вблизи большого города этой сотни орудий было недостаточно, а о небольших батареях, лежавших выше по течению не стоило и говорить. Весь расчет южан был сделан исключительно на атаку с юга.

В виду этого в последний момент приготовили у форта Джаксон на главном фарватере, где течение и водовороты были слабее, большой и тяжелый плот из древесных стволов и этим закончили начатое раньше заграждение. Это последнее состояло из 8 блокшивов, поставленных на 60 метров друг от друга с протянутыми между ними цепями и занимавшими почти всю ширину реки. Плот же был сделан разводным для пропуска, в случае надобности, судов. Мачты и такелаж блокшивов висели в воде, чтобы затруднить уборку заграждения.

Поставленное раньше заграждение из цепей, бревен и плотов было размыто рекой; это же держалось хорошо, так как наносимый рекой плавучий лес беспрепятственно проносило над висевшими в воде цепями.

Секрет предприятия был хорошо сохранен на севере, и вся экспедиция являлась такой неожиданностью, что южане еще незадолго до этого отправили орудия и мелкие броненосные суда дальше на север, несмотря на протест Дункана, который как бы предчувствовал грозившую опасность.

Путем разведки Фаррагуту удалось установить много подробностей, но плоты-брандеры и заграждение из цепей были замечены лишь позже.

Приготовление морских сил к предстоявшему серьезному бою велось им очень тщательно; пополнялись запасы угля, снарядов и провизии.

Обоим большим фрегатам пришлось остаться за баром.

План атаки фортов допускал несколько вариантов: можно было форсировать проход, не атакуя самых фортов; можно было атаковать одним флотом, и, наконец, атаковать их соединенными силами армии и флота.

После довольно долгих рассуждений Фаррагут пришел к определенному решению и выработал для подчиненных ему сил ряд инструкций.

Судам следовало: выдвинуть утлегари, спустить стеньги и сдать на берег весь рангоут и такелаж, кроме необходимого для постановки марселей, кливера и бизани; очистить палубу для свободного действия артиллерии на носу; усилить носовую и кормовую артиллерию, так как по траверзу приходилось стрелять лишь на 3-4 румба; приготовить кормовые якоря; иметь на шлюпках абордажные крюки и кошки против брандеров; сделать дифферент на нос приблизительно на 2 дюйма, чтобы в случае прикосновения к мели кормой, сидящей обыкновенно глубже, корабль не разворачивался бы носом к югу; на форт-марсах установить шлюпочные гаубицы; иметь якоря готовыми к отдаче, чтобы удержать нос против течения в случае повреждений в машине; приготовить перлиня для буксирования заднего мателота; иметь помпы и всю пожарную принадлежность готовыми к действию; принять меры к немедленной заделке ожидаемого большого количества пробоин; приготовить у грот-мачт с левого борта верпы для удержания неприятельского судна, если представится возможность пойти на абордаж; принять меры для увеличения скорострельности артиллерии; защитить котлы и машины, развесив по бортам якорные канаты и швартовные цепи; покрыть палубу известью, замазать борта речным илом для уменьшения видимости судов и много других подобных мер.

Далее Фаррагут запрещает выходить из линии огня без разрешения и напоминает о том, что предстоящая атака является одной из самых опасных операций, в которых приходиться участвовать морякам. В данном случае, указывает он, речь идет о задаче, ни разу еще не решенной и к решению ее приходится приступать, не имея за собой никакого опыта. Он требовал, чтобы одинаковое внимание было обращено не только на быстрые и правильные действия орудийной прислуги, но также и на заделку пробоин и тушение пожаров. Особенно тщательное внимание он требовал по отношению к словесным приказаниям его самого и своего начальника штаба, и к сигналам.

Атаку предполагалось начать бомбардировкой с мортирных шхун, разделенных на три дивизиона; два из них должны были стать у западного берега и один у восточного. Местом стоянки избрали густо покрытые лесом участки берега, а выдающиеся над лесом верхушки мачт очень удачно замаскировали привязанными к ним ветками.

Шхуна, находившаяся севернее всех, стояла у западного берега, приблизительно в 2850 ярдах от форта Джаксон и 3700 ярдах от форта Филипп; следующая – у восточного берега отстояла от Джаксона на 3700 ярдов. Мортирные суда стояли в одной или двух тесно сомкнутых линиях как можно ближе к берегу.

Бомбардировка началась 16-го апреля; каждое судно выпускало через 10 минут по одной гранате. Форты стали немедленно отвечать, но с небольшим успехом. Несмотря на это восточный дивизион, прикрытый менее других, к вечеру настолько сильно пострадал, что его после захода солнца пришлось также перенести на западный берег.

Начавшийся около 5 часов на форте Джаксон пожар отвлек весь гарнизон от боя.

Понемногу мортирные суда увеличили свою скорострельность вдвое и выбрасывали под конец 240 снарядов в час. Так как это сильно утомило прислугу, то ночью суда давали только по одному выстрелу через полчаса.

В первый же вечер можно было бы форсировать проход без особых затруднений, если бы флот был готов к атаке.

В течение следующих дней продолжалась бомбардировка с повышенной скорострельностью; с самого же начала почти все снаряды попадали в цель. На фортах сгорело все дерево и были разрушены все закрытия, подбитых же орудий было мало. Форты отвечали очень редким огнем.

Благодаря свежему и холодному северо-западному ветру и сильному течению, суда северян часто дрейфовали и некоторые из них потеряли свои якоря. Атаки брандеров, повторенные южанами пять раз, привели к нескольким столкновениям, но в общем не дали никакого результата.

Попытка со стороны северян взорвать вечером 21-го числа цепи, заграждавшие проход, не увенчалась успехом. Но все-таки этим они пробили брешь в заграждении, так что им удалось разорвать цепи ударом о них канонерской лодки, поднявшейся при этом на 3-4 фута из воды. Предварительно пришлось расклепать под неприятельским огнем канат на одном из блокшивов.

Расстреляв 17 000 гранат, северяне остались почти совсем без снарядов. За это время они потеряли только одну шхуну. В виду всего этого на военному совете 23-го апреля Фаррагут решил форсировать проход на следующий день рано утром, хотя ему и следовало по инструкциям раньше разрушить форт.

Для поддержки атаки у мортирных судов хватало еще снарядов; к тому же и течение стало менее сильным. Для него все еще оставалась открытой возможность подвезти после прорыва войска через «байю» и взять затем город.

А так как впечатление, которое должен был произвести удавшийся прорыв, казалось ему очень важным и имеющим значение для занятия Нового Орлеана, то он решился на это рискованное предприятие.

Уже 20-го числа Фаррагут отдал свои общие приказания. Он предполагал прорваться между фортами, затем принять на суда войска и занять ими под прикрытием флота Новый Орлеан. При удобном случае он предполагал сойтись для боя с морскими силами противника на близкую дистанцию, а затем, смотря по результатам боя, стать на якорь или продолжать движение вверх по течению. Флот должен был без сигнала двинуться вверх по реке в боевом порядке; сигнал к атаке предполагалось дать в 2 часа ночи 24-го числа. Восход луны приходился около 3,5 часов утра.

23-го апреля Фаррагут осмотрел все суда и обстоятельно разобрал план атаки с каждым командиром. Первоначально он хотел идти двумя параллельными колоннами для большего сосредоточения, а также для того, чтобы прикрыть сильными судами более слабые. Только 23-го он изменил свой план, предусмотрев неизбежность столкновений в узком проходе судов между собой и с блокшивами, и отдал словесно соответствующие приказания: правая колонна под начальством капитана Бэйли, командира одного из оставшихся за баром фрегатов, и имея головным лодку «Кайюга» снимается первой с якоря, за ней следует левая колонна под командой самого Фаррагута.

При наступлении темноты первая колонна уже стала ближе к восточному берегу. Командир канонерской лодки «Итаска», пробившей брешь в заграждении, вызвался пойти на разведку, чтобы удостовериться в том, что цепи прорваны. Дважды ему удалось незамеченным пройти на шлюпке через брешь и еще до полночи он установил, что фарватер свободен.

Первый дивизион, состоявший из 4-х канонерских лодок, одного большого и одного малого корвета, 2-х вооруженных пароходов и одного колесного парохода начал сниматься с якоря в 2 часа, но дал ход лишь в 3,5 часа, благодаря тяжелому грунту и сильному течению. Была ясная, звездная ночь.

Приближение судов не было замечено ни на линии сторожевых шлюпок, ни у заграждения, и только тогда, когда «Кайюга» находилась уже между обоими фортами, эти последние открыли сильный огонь. На фортах ожидали атаку в течение этой ночи, и потому на них бдительно несли сторожевую службу.

Портер, следовавший со своей мортирной флотилией за первым дивизионом и подошедший близко к батарее, расположенной у самой реки, открыл сильный огонь, чтобы отвлечь внимание противника от прорывающихся судов.

Головной корабль придерживался ближе к форту Филиппу и прошел его на траверзе в 200 ярдах приблизительно. Следовавший за ним корвет «Пенсакола» уменьшил ход, подойдя к этому месту, чтобы лучше использовать свой бортовой огонь, так как этот форт меньше пострадал от бомбардировки и его орудия действовали как раз посередине реки. Образовавшийся таким образом за слабой «Кайюгой» промежуток сейчас же заняли быстро подошедшие канонерские лодки, обогнавшие вторую половину колонны по левому борту. «Кайюга» одна выдерживала бой некоторое время с 11-ю неприятельскими канонерками, пока не подоспела помощь. Река освещалась теперь горящими на берегу кострами.

В последующей за этим свалке было сделано несколько неудачных попыток к таранным ударам; несколько судов село на мель, стреляли и в чужих и в своих. Южане, командиры судов, большей частью бывшие капитаны пароходов на Миссисипи, управлялись довольно скверно.

Второй (он же и средний) дивизион, состоял из трех больших корветов: «Хартфорд», «Бруклин» и «Ричмонд». Когда первый из них подошел к блокшивам заграждения, то все уже было закрыто густым пороховым дымом. Фаррагут открыл огонь через 20 минут после начала боя.

Близ форта Джаксон флагманский корабль, желая разойтись с плывшим по течению плотом-брандером, вышел направо из строя и сел на мель выше форта Филипп.

Плот, буксируемый пароходом, был подведен к борту, и огонь сразу охватил доверху такелаж, но пожар все-таки удалось потушить.

Дав задний ход, «Хартфорд» сошел с мели, но попал в довольно опасное положение, став поперек течения. Вскоре после этого загорелась рубка. Буксир взорвался после нескольких выстрелов и затонул.

На действия следующих судов сильно влиял закрывший все пороховой дым, так что вторая половина, состоявшая из 6 канонерок третьего дивизиона, попавшая под сосредоточенный огонь обоих фортов, не могла уже прорваться сквозь брешь; к этому же времени окончились сумерки.

Пятый корабль головной колонны, вооруженный пароход «Вэрана», попал в особо опасное положение; два раза его таранили, причем один раз его атаковал снабженный тараном колесный пароход. Протараненный, он подошел к восточному берегу и там затонул. Корвет «Онейда» отомстил за него, загнав обоих его противников к берегу, где они сели на мель и впоследствии сдались. Одно из судов южан, застряв тараном в корпусе противника, расстреливало его в упор сквозь собственный борт на баке – случай совершенно небывалый в истории тактики. Из 13 судов северян, участвовавших в прорыве (3 канонерских лодки остались позади) затонуло только одно.

Личный состав потерял только 37 человек убитыми и 147 ранеными; «Хардфорд» получил 32 пробоины.

Флотилия южан потеряла 10 судов, частью уничтоженных, частью затонувших. Таран «Манассас» выкинулся на берег выше по течению и был зажжен; горевшее судно понесло течение, и дойдя до фортов, оно взорвалось. Форты весьма сильно пострадали и потеряли большую часть гарнизона. 4 парохода спаслось под защиту фортов.

Таким образом это лихое дело благополучно закончилось и геройское решение Фаррагута увенчалось блестящим успехом.

Предшествовавшая прорыву бомбардировка также имела большой успех: форты – особенно Джаксон – частью были разрушены, отдельные орудия приведены в негодность и гарнизон сильно ослаблен.

Распоряжения Фаррагута заслуживают одобрения, за исключением того, что он поставил головным кораблем слабую канонерскую лодку. При этом он руководствовался тем соображением, что ею командовал один из самых молодых офицеров, и к нему он хотел поместить начальника дивизиона. Но все-таки головным следовало бы поставить один из самых сильных кораблей.

К недостаткам всего предприятия следует отнести недостаточную разведку и медленную заготовку материалов. Сейчас же после прохода через бар можно было двинуться дальше, действуя на противника неожиданностью своего появления. Наконец, следует заметить, что все предприятие подвергалось большой опасности тем, что прорыв Фаррагут решил начать еще ночью.

Южане не догадались командировать на Миссисипи своих многочисленных морских офицеров, находившихся в Вирджинии и там значительно менее нужных, так как там для них не хватало судов.

Фаррагут немедленно отправил офицера к генералу Бутлеру, который в этот момент находился в острова Сэбл. Немедленно приступили к высадке войск. Суда в это время спокойно стояли на реке – выше фортов. На следующий день Фаррагут двинулся дальше. Мелкие укрепления, попадавшиеся на пути, сопротивлялись недолго.

В Новом Орлеане началась паника и анархия: зажгли все пароходы и парусные суда, а также склады хлопка и угля на берегу.

После возобновления бомбардировки Портером 28-го апреля оба форта, Джаксон и Филипп, сдались вследствие вспыхнувшего среди гарнизона мятежа. Вскоре после этого главные здания Нового Орлеана были заняты командами флота.

Как раз в то время, когда у Портера подписывались условия капитуляции, течением реки принесло горящий броненосец «Луизиана», взлетевший здесь же поблизости, на воздух. Взрывом был убит лишь один человек на форте Филипп. Тем временем отдельные канонерки северян поднимались выше по течению и захватывали дальнейшие укрепления по берегам.

Моральный и практический успех, достигнутый севером, был очень велик. На юге царило полное уныние, так как для них был закрыт главный путь подвоза. Англия и Франция разошлись во мнениях относительно совместных действий в политике. Падение Нового Орлеана отсрочило признание самостоятельности южных штатов еще на больший срок.

Правительство и конгресс официально выразили свою благодарность Фаррагуту и его командам. Инструкция Фаррагуту гласила: «если речная флотилия не спустилась еще из Каира вниз по реке, то вам надлежит, пользуясь паникой, послать сильный отряд вверх по течению для захвата с тыла всех укреплений, обращенных без исключения фронтом к северу».

Теперь начался ряд предприятий против сильного Виксбурга, значение которого заключалось в том, что он обеспечивал сообщение между востоком и западом по Миссисипи и Ред-ривер для подвоза скота, хлеба и сахара из Техаса и военных припасов из Европы через Мексику.

1-го мая Фаррагут передал Новый Орлеан генералу Бутлеру а сам двинулся дальше, хотя флотилия по Миссисипи, действовавшая совместно с войсками и подчиненная главнокомандующему армией, далеко еще не продвинулась настолько вперед, как того от нее ожидали.

Первоначально адмирал лично был против дальнейшего наступления вверх по реке, так как он не мог снабжать гарнизоном занимаемые им батареи, а также вместе с этим и обеспечивать вполне сообщение по самой реке.

Против дальнейшего движения по реке говорили и все возможные при этом неудобства и аварии как то: посадка на мель, поломки машин, потеря якорей и других материалов неудобства в пополнении запасов угля и провианта и т. д.

8-го мая Фаррагут занял Батон-Руж, 18-го «Онейда» прибыл к Виксбургу, отказавшемуся сдаться. Через несколько дней адмирал прибыл с 15 000 человек, но нашел город слишком сильно укрепленным для атаки или прорыва и вернулся назад.

Весь западный берег Миссисипи до Виксбурга и немного дальше к северу низменный и состоит из наносной земли, восточный же берег носит тот же характер только до Батон-Ружа; начиная с этого места по восточному берегу попадаются высокие холмы до 70 метров, круто обрывающиеся к реке и дающие при извилистом течении ее ряд господствующих над ней позиций.

Таким образом исключена возможность контролировать берег, особенно у Батон-Ружа, Порт-Гудзона, Гранд-Гэльфа и Виксбурга. Только сухопутные войска могли здесь обеспечить господство на продолжительное время, проходящих же судов и флотилий для этого было недостаточно.

Виксбург лежит на высоте 30 метров и насчитывал тогда 5 000 жителей. Там очень опасались нападения, так как не считали себя достаточно сильными, чтобы противостоять совместным действиям судов и войск.

К 18-му мая было готово лишь 6 батарей и гарнизон был еще довольно слаб. Вскоре, правда, его усилили до 15 000 человек.

Прибыв 1-го июня опять в Новый Орлеан, Фаррагут нашел там спешные телеграммы морского министерства с предписанием занять реку до Виксбурга при содействии армии.

Бросив план атаки Мобила, над которым он работал, он начал готовиться к этому новому предприятию, но считал необходимым для этого присутствие мортирных судов.

Упрямо придерживавшееся своего январского плана правительство еще 17-го мая запросило его, не забыл ли он совсем свою инструкцию; теперь от него требовалось, чтобы он открыл Миссисипи для флотилии Дэвиса.

Адмирала, лично исследовавшего положение дел, это последнее требование совсем вывело из себя. В частном письме он говорит: «когда военный совет убеждал меня не прорываться мимо Виксбурга, я был очень болен и уступил ему, и это было хорошо, но я сомневаюсь чтобы я согласился с ним, если бы был здоров».

Меньше всего он опасался неприятельских укреплений, броненосцев и таранов; его значительно больше страшили навигационные и погодные условия.

Из-за убыли воды в реке он не предполагал вернуться к Виксбургу ранее весны. Его флагманский корабль уже сидел раз целые сутки на мели и снялся, только свезя большое количество грузов.

Портер вскоре прибыл к Виксбургу; Фаррагут последовал за ним с тремя корветами лишь 25-го июня. К этому же времени прибыли войска с числе 3000 человек при двух батареях и были высажены на восточном берегу.

Через полуостров западного берега был прорыт канал, над которым работало 1200 негров, чтобы создать сообщение между морскими силами, оперировавшими на севере и на юге. Виксбург защищался рядом фортов, соединенных между собой; вооружение их состояло из 30 тяжелых и 60 легких орудий, не считая еще 40 полевых орудий, стоявших на сухопутном фронте.

Как раз против города, на другом берегу выдавался низменный полуостров, длиной в 5 миль и шириной в одну милю. Сообщение с востоком могло поддерживаться по целому ряду водных путей, железных и шоссейных дорог. От Мемфиса и Нового Орлеана Виксбург отстоял на 400 миль.

У самого города река делает крутой поворот, и течение ее значительно ускоряется. Ширина ее в этом месте около 1 мили, выше и ниже города она вдвое шире.

Батареи, расположенные на восточном (левом) берегу реки, начинались в четырех милях к югу от города и занимали пространство в 2 мили до упомянутого выше поворота реки. Самые южные батареи отстояли на 1 милю от реки и лежали на высоте 50 метров над уровнем воды, самые северные на полмили от реки и на 80 метров над нею.

Между городом и поворотом находился целый ряд небольших, близко лежащих батарей, так что в общем в сторону реки действовало 24 батареи.

Свои 11 судов Фаррагут распределил так: суда составляли две кильватерные колонны; в правой три больших корвета «Ричмонд», «Хартфорд» и «Бруклин», – в левой 2 корвета и 6 канонерских лодок. В 3 часа утра 27 июня суда дали ход, но вскоре строй нарушился, и в 4 1/4 часа при проходе мимо фортов они составляли уже только одну линию. Лоцмана сбились и придерживались ближе к городу. С рассветом мортирная флотилия Портера, вставшая уже заранее на якорь, недалеко от укреплений, открыла губительный огонь, поддержанный судами при проходе мимо фортов.

Фаррагут находился по своему обыкновению на бизань-вантах своего флагманского корабля, и только по просьбе ближайшего плутонгового командира, заявившего, что он иначе не может стрелять, покинул это место.

Немедленно вслед за этим неприятельский снаряд попал в мачту; Фаррагут был легко ранен в голову. Флаг его спустился до половины мачты, так что на других судах его сочли убитым. По недоразумению «Бруклин» и две канонерки остались на месте. Попадания в неприятельские орудия были немногочисленны из-за слишком большого угла возвышения.

Таким образом, только 8 судов прошло мимо фортов. Впоследствии Фаррагут выразил свое неудовольствие командирам трех отставших судов, за то, что они не поняли его приказаний. Но отчасти в этом была виновата и некоторая неясность самого приказания. Так, например, «Бруклин» фактически не мог видеть из-за густого порохового дыма, прошел ли уже флагманский корабль.

Фаррагут донес об этом так: «они были обязаны следовать за мной по сигналу или без такового, тем более, что было слишком рано и слишком много дыму, чтобы различить сигнал». Командир «Бруклина» доложил, что он не видел флагманского корабля и думал, что поступает согласно полученному приказанию. В заключение он сказал: «Кроме того, когда я вас спрашивал, является ли вашим желанием или требованием, чтобы я оставлял позади себя батареи, которые еще не заставил замолчать, то на дважды повторенный мой вопрос, вы мне ответили – нет, ни в коем случае!» Благодаря этому обстоятельству командир при разборе дела не бы привлечен к ответственности.

Это распоряжение Фаррагута следует безусловно признать неправильным, так как главной целью для него должно было быть единственно: прорваться мимо фортов, по возможности без потерь.

В течение двухчасового боя атакующие потеряли 15 человек убитыми и 45 ранеными, а южане 22 человека.

В своем донесении Фаррагут говорит, что теперь все видели, как он прошел мимо фортов, и что он готов повторить это сколько угодно раз, но что батареи этим можно заставить замолчать ишь на время. Для взятия города он считает необходимым иметь 12-15 000 человек; из-за отмелей же он не может двинуться дальше к северу, чем на 12-15 миль, и кроме того, одними судами нельзя удержать в своих руках господство над рекой.

Флотилия Портера, вошедшая в узкие и мелководные протоки, попала в очень опасное положение и чуть не была взята войсками южан. Генерал Шерман спас ее из этого трагического положения своими войсками, посаженными на вооруженные шлюпки.

Через три дня речная флотилия Дэвиса соединилась с судами, пришедшими из залива и осталась с ними до 15 июля.

В реке Язу, впадающей в Миссисипи, на 4 мили выше их стоянки, находился в это время броненосный таран южан «Арканзас». Но только 15-го числа Дэвис выслал против него 2 судна, которые «Арканзас», однако, быстро выгнал из реки. Однако канонерка «Кэронделет» все-таки потрепала его настолько, что он, выйдя на Миссисипи, вблизи флотилии развил ход всего лишь в один узел, благодаря чему его попытки таранить конечно остались безуспешными, и он немедленно отступил под защиту батарей города.

Таким образом, положение трех судов, оставшихся на рейде, становилось довольно опасным, и Фаррагут решил последовать за ними с наступлением сумерек, но выполнение его плана затянулось до полной темноты. Прорыв, однако, удался, при чем в «Арканзас» попало всего только два снаряда.

22-го июля Дэвис произвел с двумя судами еще одну безуспешную атаку против тарана.

За два дня до этого Фаррагут получил предписание прекратить всю эту операцию.

Портер ушел уже 10-го числа с одним пароходом и 12 мортирными шхунами на Хэмптонский рейд согласно приказу из Вашингтона.

Законченный уже канал занесло илом во время подъема воды; наступало жаркое время года и все ждали с нетерпением смены или подкреплений.

Преодолев массу затруднений Фаррагут прибыл 28-го июля к Новому Орлеану. Два из броненосцев Дэвиса и три канонерки он оставил у Батон-Ружа.

Позднее, после гибели «Арканзаса» в одном из сражений, флотилии Миссисипи и залива могли, наконец, вздохнуть свободнее.

Так как все очень боялись этого тарана, то Фаррагут впоследствии называл это событие одним из счастливейших моментов своей жизни.

Среди команд появилось уже много больных, так, например, на «Бруклине» 68 человек из 300; на Миссисипской флотилии уже 40% больных, а из 3000 солдат только 800 были еще способны для службы в строю.

Таким образом, операция против Виксбурга и на этот раз осталась без успеха, несмотря на несовершенство его укреплений и их плохое вооружение. Снова юг мог обеспечить сильным укреплениями всю длину реки между Порт-Гудзоном и Виксбургом (200 миль). Впадающая на этом промежутке Ред-ривер также оказалась в его руках.

В данном случае ошибка была сделана исключительно главнокомандующим армией и вызвала самые тяжелые последствия; если бы генерал Хэллек сразу послал туда 20-25 000 человек, то к концу июня все течение Миссисипи было бы надежно закреплено за севером. Теперь же войска северян отступили в конце августа даже от Батон-Ружа к Новому Орлеану, а Дэвис отошел со своей флотилией вверх по течению до Мемфиса, т. е. иными словами весь Миссисипи от Нового Орлеана до Мемфиса снова попал под власть юга. У Гранд-Гэльфа южане соорудили сильные батареи.

Генерал Грант также не мог продвинуться дальше к востоку и находился с середины июля до середины октября в довольно критическом положении; войска были разбросаны повсюду.

Теперь Грант бросил свой план приблизиться с теннессийской армией к Виксбургу исключительно сухим путем посредством миссисипской центральной железной дороги и избрал для этого водный путь.

Тем временем Фаррагут осматривал суда блокадного флота и обсуждал с командованием в Новом Орлеане план совместных действий против Батон-Ружа с целью создать базу для дальнейших операций против Порт-Гудзона и других городов.

11-го августа Фаррагут (произведенный в контр-адмиралы) поднял при криках «ура» всего флота свой флаг на грот-мачте; конгресс снова выразил свою благодарность ему и его флоту.

Предпринятые к концу года армией с востока третья и четвертая попытка занять Виксбург потерпели неудачу из-за затруднений в доставке провианта; к тому же войска, находившиеся у устья Язу, сильно страдали от проливных дождей.

Там же южане применяли речные мины, в обращении с которыми они приобрели уже некоторый навык.

Третий год войны, 1863

Итак, к концу 1862 года, на всех театрах войны наступило затишье и положение севера было далеко не блестящее. Но уже стали появляться признаки того, что проведенная строже блокада начала производить желаемое действие, а так как север уже захватил значительные пространства пограничных штатов, то затруднения юга продолжали возрастать. Главным образом ему не хватало людей, между тем как на севере не прекращался приток в армию бесчисленных добровольцев.

Но несмотря на многие материальные препятствия, воодушевление юга, чувствовавшего себя теперь отдельной, независимой нацией, все возрастало; он решился сражаться за свое дело до конца, будь что будет. Рыцарский, воинственный дух южан побуждал их к принесению самых тяжелых жертв.

22-го сентября 1862 года Линкольн издал прокламацию к югу, в которой он давал ему стодневный срок для возвращения к союзу; в заключение он угрожал тем, что в противном случае с первого января 1863 г. будет объявлено освобождение всех находящихся на юге рабов. Эта прокламация вызвала сначала на севере сильные разногласия, но в конце концов, большинство ее одобрило.

После этого Линкольн издал свое знаменитое и произведшее большое впечатление объявление от 1-го января 1863 года, в котором он сообщил, что, в виду необходимости принятия мер для подавления восстания, все содержимые в качестве рабов личности в особо указанных им областях отныне и навсегда освобождаются от рабства. Они получили право поступления в армию и флот и т. д.

Однако таким образом освобождались лишь рабы неприятельской территории; в Миссури, Теннесси, Кентукки, Северной Каролине, Мериленде и некоторых других штатах негры продолжали оставаться рабами. Здесь мог произвести перемену только закон, проведенный через конгресс. Мера, принятая Линкольном, была, таким образом, чисто военной, однако возымела вскоре важные политические последствия.

Некоторые из вышеперечисленных штатов вскоре уничтожили рабство для своей территории, и уже 1-го января 1865 года Линкольн мог предложить конгрессу закон о полном уничтожении рабства на всей территории союза.

Издание особых законов по внутренним делам укрепило положение и власть президента; были изданы законы о финансах, о наборе новобранцев, а также билль о вооружении негров; милиции всех штатов были подчинены президенту.

В конце 1863 года в строю находилось только 35 000 негров в особых полках (к концу 1864 года таковых набралось до 100 000), так как во многих штатах к ним относились отрицательно.

Но северу пришлось мириться с принятием негров в войска, так как ряды белых сильно поредели во время войны, на жарком юге к тому же у многих ослабевало первоначальное воодушевление, так что даже большое жалование в 600 долларов, предлагавшееся при наборе, потеряло свою привлекательность.

В конце 1862 года армии недоставало до полного комплекта около 300 000 человек ( в том числе 9000 офицеров); из которых было 130 000 раненых и больных и 125 000 дезертиров. Около 30 000 человек числилось по официальным данным отставшими и мародерами.

В мае и июне 1863 кончился к тому же срок службы 130 полков милиции штатов. Всюду царило недовольство из-за задержки в выдаче жалованья. Конгресс в третий раз определенно и с возмущением отверг попытки Наполеона III, к посредничеству. Против Англии чувствовалось также некоторое довольно сильное недовольство, так как она непосредственно поддерживала каперство. Юг был страшно озлоблен объявлением об освобождении негров и принял суровые контрмеры; хотя, впрочем, это объявление не имело особого практического успеха.

Весной операции возобновились и на этот раз энергичнее, чем прежде. Потомакская армия, поступившая под команду генерала Хукера, получила значительно лучшее снабжение.

Деятельность этого нового начальника выразилась вначале рядом вызванных им мелких стычек с противником.

Хукер сконцентрировал свою армию из 85 000 человек, перейдя Рапаханнок и Рапидан и дал 2-го мая сражение противнику у Чэнселорсвилля, небольшой усадьбы к западу от Фредериксберга.

Ли, располагавший меньшими силами, обошел его правый фланг и держал блестящую победу. В этом бою был смертельно ранен генерал Джексон.

В течение 9 дней север потерял 12 000 человек, в том числе 64 генерала и штаб-офицеров, 5 000 человек пленными, 120 пушек и массу оружия; юг же потерял 18 000 человек и 7 пушек. Теперь Ли предпринял свое знаменитое движение в Пенсильванию, через Харперс-Ферри, в тыл противника. Армия Хукера уменьшилась до 65 000 человек после роспуска лучших старых полков. Реки к этому времени высохли.

По приказанию Линкольна, встревоженного успехами Ли, в середине июня произвели набор 90 000 человек милиции в штатах Мэриленд, Западной Вирджинии, Пенсильвании и Огайо.

Север вновь собрался с силами и 3-го июля юг потерпел поражение в кровопролитном сражении у Геттисберга, в 100 километрах к югу от Вашингтона и 160 километрах к юго-западу от Нью-Йорка, стоившее ему 29 000 человек, в том числе 3500 убитых. Север потерял 17 000 человек, из них 2800 убитыми. Однако Ли не был разбит, а только задержан в своем наступлении. Несмотря на это он из осторожности отступил за Рапаханнок. В Нью-Йорке и других городах временно происходили беспорядки.

Вторжение Ли содействовало тому, что у севера открылись глаза на положение дел и усилилась власть правительства. Несмотря на это, в октябре ему удалось продвинуться до Сентрвилля.

На юго-западе войска северян продвинулись до Чаттануги в юго-восточной части Теннесси и к осени они овладели всей восточной частью этого штата. После победы генерала Розекранса у Чикамоги, к югу от Чаттануги, наступило однако, затишье, обещавшее мало хорошего, пока Грант после своих успехов на Миссисипи не изменил и здесь положение. В Восточной Вирджинии от декабря 1863 года до мая 1864 года не происходило никаких военных действий.

Тем временем, как уже было упомянуто, Грант достиг больших успехов на Миссисипи. Его совместные действия с Портером могут служить блестящим примером совместных действий армии и флота. В октябре Портер в чине контр-адмирала вступил в командование Миссисипской флотилией.

Грант решил двинуться с 40 000 человек против Гренады, лежащей к северо-востоку от Виксбурга, и отвлечь этим маневром на себя часть сил, стоявших в последнем городе. Тем временем Портер и Шерман должны были взять Виксбург.

На севере теперь ясно сознали, какое громадное значение имело обладание Миссисипи.

В начале февраля Грант уже находился вблизи Виксбурга, имея при себе 117 судов и 60 000 человек. После нескольких неудач он пришел к сознанию, что ему не удастся достигнуть свои цели, действуя с севера и с запада, а что ему следует начать одновременное наступление по воде и на сухом пути, с юга и востока. Два отряда, стоявших уже на южной стороне города, заперли в нем южан в числе 25 000 человек. Одновременно с этим принялись за возобновление старого канала, но вскоре это предприятие пришлось бросить, так как неприятельские батареи слишком хорошо пристрелялись по нему. Начатая постройка была к тому же разрушена во время половодья в начале марта. Было выработано еще четыре проекта канала, но ни один из них не пришлось выполнить из-за встретившихся больших затруднений, в виде отмелей, густых зарослей, затонувших деревьев. Все попытки занять какую-нибудь позицию на берегу реки близ города встречали сильное противодействие и не удавались.

Грант неутомимо пытался приблизиться к городу, пользуясь различными мелкими протоками. Портер поддерживал его по мере сил, но даже экспедиция, далеко продвинувшаяся вперед в т. н. Черном Протоке, под командой самого адмирала, не принесла успеха. Все попытки разбивались об возвышенные, господствовавшие над всеми окрестностями, позиции противника.

Тем временем Фаррагут действовал на юге после уничтожения оставшихся у Батон-Ружа 2 пароходов Портера. Теперь ему предстояло прорваться мимо Порт-Гудзона, снабженного новыми укреплениями и находившегося в положении, похожем на таковое Виксбурга. На его батареях, тянувшихся на 1,5 мили, стояло 19 тяжелых и 35 полевых орудий. Высота крутых берегов достигала здесь 25-30 метров. В распоряжении Фаррагута находилось, кроме мортирных судов, еще 7 кораблей; генерал Бэнкс обещал содействие 8-10 000 человек сухопутных войск.

Три больших корабля имели с левого борта по буксиру, частью для помощи в случае поломок в машине, частью же и для большей безопасности их самих. Только колесный пароход «Миссисипи» шел один. Суда шли в строе пеленга, держа заднего мателота на правой раковине. Атака началась в 11 часов вечера 14-го марта. За флагманским кораблем шли: «Ричмонд» и «Мононгахела». Яркое освещение берегов облегчало плавание. Все три корабля, мортирные суда и броненосец Портера «Эссекс» немедленно ответили на неприятельские выстрелы сильным огнем.

Ночь была тихая, темная и мглистая; вскоре все заволокло густым пороховым дымом. «Хартфорд» приткнулся в изгиб реки к западному берегу, но отошел при помощи своего буксира. Его заднего мателота понесло по течению вследствие тяжелых повреждений в котлах; третий корабль около получаса сидел на мели у восточного берега, а затем и его понесло по течению с поломанной машиной. «Миссисипи» тоже сел на поворот, загорелся, задрейфовал по течению и взлетел на воздух. Команда успела спастись. С 11 часов до половины второго было выпущено 200 бомб.

Таким образом прорыв удался только «Хартфорду» с его буксиром, несмотря на течение в 5 миль, сильные водовороты в изгибах узкого фарватера, темноту и застилавший все благодаря тихой погоде, пороховой дым. Сильный огонь неприятельских батарей не нанес особого вреда; потери состояли из одного убитого и двух раненых.

План прорыва удался, правда, не совсем, но с этого момента наступили сильные затруднения в снабжении провиантом Порт-Гудзона и даже Виксбурга. Во время целого ряда организованных Фаррагутом крейсерств по реке было уничтожено много стоявших у берегов плоскодонных лодок и собранных в разных местах запасов.

19 марта он подошел на своей канонерке довольно близко к Виксбургу, но так как два тарана, высланных Портером ему навстречу, погибли при проходе мимо фортов, то он счел более безопасным отойти опять к реке Красной.

Все-таки опыт показал возможность прорыва в темноте для пароходов, защищенных тюками с хлопком. Теперь Портер получил приказание формировать проход и благополучно выполнил эту задачу в ночь с 16 на 17 апреля. Он имел при себе 8 пароходов и 3 нагруженных транспорта, при чем каждое из этих судов вело на буксире по угольной барже. Неприятель вовремя заметил приближение флотилии около 11 часов вечера. По сигналу одновременно вспыхнули на обоих берегах большие костры и даже подожженные южанами дома. На реке было светло, как днем, так что каждому кораблю пришлось около часа выдерживать неприятельский огонь, на который они отвечали залпами со всего борта. Погиб один транспорт и несколько призовых судов, убито 12 человек. В 2 часа пополудни Портер уже спокойно стоял на якоре у Гард-Таймса, ниже Виксбурга.

Туда же прибыл Грант со своими войсками, обойдя противника с запада. Теперь он решил переправиться через реку и атаковать Виксбург с юга, так как флотилия теперь уже была в состоянии прикрывать его тыловые сообщения. Пока что значит, потерпела неудачу и эта, шестая по счету попытка атаковать Виксбург. Но для безопасной переправы через Миссисипи необходимо было предварительно взять сильные укрепления у Гранд-Гэльфа, лежавшие против Гард-Таймса на крутом берегу в 40 метров вышиной, южнее впадающего слева в Миссисипи небольшого притока. Укрепления эти состояли из двух батарей с 13 орудиями.

24-го апреля Портер спустился вниз по реке приняв на суда своей флотилии 3 дивизии. Бомбардировка была произведена следующим образом: подойдя к батареям, суда разворачивались и произвели с расстояния в 100 метров в общем около 2500 выстрелов по укреплениям, заставив их замолчать, но не разрушив их. Потери флотилии состояли из 19 убитых и 56 раненых; на берегу – 3 убитых и 13 раненых. Одно из судов получило свыше 80 пробоин.

Грант все-таки не рискнул пройти под огнем батарей с битком набитыми людьми транспортами и решил произвести переправу дальше к югу. Для этого флотилия с вечера возобновила огонь, а транспорты прошли тем временем пустыми. На следующий день Грант переправился немного южнее на восточный берег и двинулся к Виксбергу. Южане оттянули оттуда много войск в полной уверенности, что все движения северян являются лишь демонстрациями.

Грант вскоре заставил отступить неприятеля в числе 17 000 человек. Гранд-Гэльф пал 3-го мая и после четырех дальнейших сражений Виксбург был обложен с востока.

После ряда штурмов город сдался 4-го июля из-за недостатка средств к обороне на капитуляцию с гарнизоном в 31 000 человек, 90 тяжелыми и 130 полевыми орудиями.

Попытки Джонстона придти на выручку потерпели неудачу.

Как сражение при Геттисберге 3 июля, так и падение Виксбурга 4-го июля являются решающими моментами этой войны.

Так как город нельзя было взять со стороны реки, то Гранту следовало бы гораздо раньше и проще подвести к нему свои войска сухим путем. Его противник, Пембертон, сделал ту ошибку, что не покинул раньше с полевыми войсками крепость, которую он слишком самонадеянно рассчитывал удержать за собой.

После ряда кровопролитных штурмов пал 9-го июля и Порт-Гудзон. Вся Миссисипи находилась теперь в руках севера так же, как это было в середине 1862 года; тогда север ее приобрел без особых жертв и ему ни в коем случае не следовало упускать ее опять из рук. Проявленное же правительством равнодушие и незнание стоило северу тысячи жизней и бесчисленные миллионы, но сознали это слишком поздно.

Раз только Миссисипи попала в руки севера, то ее следовало удержать, во что бы то ни стало, так как эта река, захватывавшая своим обширным бассейном почти все штаты и служившая главным путем сообщения для войск и материалов, являлась как бы главной артерией всего организма южных штатов.

Миссисипская флотилия способствовала главным образом захвату реки своим непосредственным участием в качестве то плавучих батарей, то средств перевозки, то прикрытия тыла. Поэтому то Грант и возлагал все свои надежды на нее, и думал что с нею он может достигнуть всего. А между тем в мелкой партизанской войне противник, обладавший многочисленной и хорошей кавалерией, не давал ему ничего делать, пользуясь его относительной слабостью и плохим состоянием дорог.

Но в конце концов Грант понял, что флотилия могла служить только необходимой помощью и базой, и что в борьбе с сухопутным противником только сухопутные войска могли достигнуть успеха и удержать его за собой.

Главным выводом из этого ряда сражений является тот, что при подобных обстоятельствах цель может быть достигнута лишь совместными действиями армии и флота, основанными на взаимном понимании.

Отныне Миссисипи охранялся 112 канонерками и пароходами Портера; они отрезали южанам подвоз с запада и охраняли собственные транспорты на реке и ее притоках. Наступило полное успокоение, а с ним возобновилась и торговля.

Новейшие броненосные суда имели уже водоизмещение в 500 тонн; размеры их были: длина – 55 метров, ширина 24 метра и углубление 2 метра; в каземате, защищенном броней в 6 сантиметров толщиной с наклонными под углом в 45? бортами находилось 13 орудий и колесо на корме. Они развивали ход в 9 узлов.

В августе Фаррагут пришел со всеми большими судами для ремонта в Нью-Йорке; особенно «Хартфорд» нуждался в таковом, так как в него попало всего 240 снарядов. Фаррагута встретили с громадным энтузиазмом и большим почетом со стороны правительства, штата и города.

В начале 1862 года блокадный флот выдержал ряд сражений у берегов залива вблизи Гальвестона, а впоследствии он принял деятельное участие в завоевании южной части Луизианы, на озерах и протоках к западу от Нового Орлеана. И там также войска достигли бы немногого без помощи флота.

События, происходившие у Чарльстона, не имели какого-нибудь значительного влияния на ход всей войны (как, например, Новый Орлеан или Виксбург), однако они приковывали к себе в свое время внимание не только Америки, но даже и Европы. Происходившая здесь длительная борьба была чисто местной, строго отграниченной от остальных театров войны.

Для юга Чарльстон все-таки имел некоторое значение. При его близости к Бермудским островам его великолепный порт являлся лучшей базой для блокадопрорывателей. Взявшись раз за военные действия против этого места, север в дальнейшем уже считал взятие его вопросом чести для себя и применил для его завоевания несоразмерно большие военные и морские силы. В Чарльстоне был произведен первый выстрел в этой войне, здесь впервые звездное знамя союза принуждено было склониться перед флагом юга, здесь жили самые рьяные приверженцы конфедерации, здесь, наконец, было нанесено первое оскорбление северу. Из всего этого ясно что стратегические соображения были самой последней причиной, побуждавшей к взятию этого города.

Но так как в начале войны север не располагал достаточными силами, то в течение первых полутора лет ничего не было предпринято, кроме частичного заграждения прохода затоплением нагруженных камнями судов. К делу приступили лишь тогда, когда армия и флот достигли известного развития своих сил и когда были созданы временные базы у Бофора и у залива Памплико.

Все эти большие приготовления держались в строжайшем секрете, но юг, как всегда, был вполне в курсе дела, благодаря непрестанно получавшимся известиям от друзей конфедерации в рядах противника.

Командование экспедицией получил, несмотря на все старания адмирала Дальгрена, старший его в чине Дюпон, руководивший уже весной 1861 года действиями против Чарльстона. Он получил предписание, собрать все суда у Бофора; ему был подчинен генерал Гюнтер с 10 000 человек. Инструкция, проникнутая уверенностью в победе, предписывала ему занять после взятия Чарльстона Саванну и Мобил.

Главные силы отряда Дюпона состояли из небольшого, сильно забронированного 18-пушечного фрегата «Айронсайд» и 8 мониторов. Во время перехода на юг в свежую погоду «Монитор», шедший на буксире, затонул; на нем погибло 38 человек.

В виде опыта мониторы несколько раз бомбардировали форт Мак-Аллистер у Саванны, но не могли его заставить замолчать, хотя их одиннадцать 15-дм. орудий сильно избили бруствер форта. Подобным же образом были испытаны экспедиционные войска, особенно негритянские полки в Северной Флориде.

1-го апреля 1863 года Дюпон вышел из Хилтон-Хеда, где он собрал все свои силы и пришел 5-го апреля к Чарльстону, имея под своей командой 9 броненосцев, 4 больших фрегата, 12 канонерских лодок, 3 мортирных шхуны и много мелких судов и транспортов с десантом в 7 000 человек.

Острова и полуострова, окружающие гавань и внутренний рейд Чарльстона, все низменны и болотисты и потому мало пригодны для высадки десанта, тем более, что большая часть окружающего их водного пространства почти недоступна для шлюпок.

Входом на внутренний рейд служит канал в 1,5 мили шириной между двумя наружными островами, Салливан на севере и Моррис на юге, суживающийся несколькими отмелями до 4-х кабельтовов. На маленьком островке у южного входа находился известный уже форт Самтер. Внешний рейд, лежащий к востоку от этого входа довольно трудно доступен, благодаря тому что ведущие к нему проходы стеснены отмелями и преграждены трудно проходимыми барами. Высота воды на баре 4 метра при малой воде, в полную воду она поднимается на 2 метра.

Генерал Борегар проявил большую деятельность по дальнейшему укреплению Чарльстона и достиг того, что город продержался целых два года, после того, как Шерман своим движением от Саванны на север окончательно перерезал все его сообщения.

В марте 1863 года на позициях находилось уже 400 тяжелых орудий, из которых половина была отлита в новых мастерских в Ричмонде.

Распределение орудий на фортах было следующее:

На форте Самтер 104 орудия (пушки до 10-дм. и 13-дм. мортиры), на фортах Пикней и Риплей, построенных на лежащих дальше назад отмелях – 25 орудий на первом, и 8 на втором; на форте Джонстон, на северной оконечности острова Дэмс – 8 орудий; на форте Грег, на северной оконечности острова Моррис – 16 орудий; на форте Вагнер, недалеко от предыдущего и к югу от него, – 14 орудий; на фортах Борегар, Моультри и 3-х батареях между ними, на южной оконечности острова Салливан – всего 60 орудий.

Кроме того, по берегу был разбросан ряд мелких батарей, числом около двадцати. Гарнизон состоял из 20 000 человек и легко мог быть усилен еще 10 000 из Саванны, находившейся в 20 милях от Чарльстона и соединенной с ним железной дорогой. Войска были хороши и надежны, население города вполне сочувствовало делу юга.

Маяки были разрушены, буи и бакены сняты; всюду поставлены препятствия и заграждения. Фарватер был загражден минами; на отмелях у фортов были поставлены свайные заграждения, а, на глубоком фарватере плоты из бочек, усиленные рельсами и цепями, и поставленные на мертвые якоря, сделанные из ящиков, наполненных камнями.

Следующее заграждение, стоявшее дальше от берега, состояло из 5-6 рядов троса, поддерживаемого на плаву пустыми бочками; на нем висели рыбачьи сети против судовых винтов и были размещены небольшие «адские машины» (мины).

Сторожевую и охранную службу несли три броненосных тарана. Все было связано подземными и подводными телеграфными кабелями. Гарнизон получил хорошую подготовку – вообще можно было сказать, что все меры обороны были вполне целесообразны.

Итак, с обеих сторон делались большие приготовления и сильные вооружения.

Главный проход через бар находился в то время на юге, ближе к берегу.

Атака с берега была лишь возможна при наличии больших сил, отчасти из-за болотистого характера местности, изрезанной к тому же большим количеством небольших речек, отчасти и из-за того, что вся территория находилась еще в руках противника. При атаке с моря представлялись две возможности: во-первых можно было произвести высадку на самых наружных островах и, подвигаясь оттуда, занимать постепенно форты, острова, рейд, гавань и город. Сперва взялись за этот проект, требовавший для своего выполнения большого десантного отряда, но затем отказались от него из-за недостатка войск. Во-вторых, атака могла быть начата по всему внешнему рейду, на море и на суше, двигаясь затем вперед по всему фронту. Этот последний план и был выполнен впоследствии с частичным успехом.

Дюпон и Гюнтер решили поэтому начать с атаки входа мониторами, затем высадить войска к югу от острова Моррис и начать с ними наступление в случае успеха мониторов. Эта высадка была произведена со 2-го по 4-ое апреля на острове Стоно, у которого к 4-му числу собрались и мониторы. Остальная часть флота стояла на внешнем рейде.

5-го апреля броненосный флот подошел к бару и выслал шлюпки для промера и постановки буйков; работу эту они выполнили беспрепятственно в течение нескольких часов. По совету лоцманов атака была отложена из-за поднявшегося свежего ветра. Только один монитор стал на якорь за баром для защиты буйков, два других держались недалеко от него. Вечером Дюпон роздал свои инструкции командирам, предупреждая их не тратить зря снарядов. Во время атаки резервные суда должны были занять позиции по ту сторону бара.

6-го апреля в 10 часов утра мониторы прошли через бар, но атака была вновь отсрочена из-за нашедшего около 11 часов густого тумана.

В 12,5 часов пополудни 7-го числа последовал сигнал к съемке с якоря, а вскоре после 3 часов был открыт огонь с форта Моультри.

Мониторы немедленно стали отвечать, обстреливая его и форт Самтер, и вскоре попали под сильный сосредоточенный огонь всех неприятельских орудий. В течение следующего получаса ежеминутно давалось по 60-100 выстрелов, так что в общем за это время укрепления сделали около 3500 выстрелов. Большая часть их пришлась на долю форта Самтер, буквально осыпавшего залпами из обоих своих казематов мониторы, так что они по временам совершенно скрывались за столбами воды.

В 3,5 часа «Айронсайд» потерял на сильном течении способность управляться и ему пришлось отдать якорь; немедленно все орудия противника избрали его мишенью. Дав снова ход и пройдя около 150 метров, он был принужден снова встать на якорь. Тогда Дюпон приказал более не следовать движениям флагманского корабля и действовать по усмотрению. Все суда прошли вперед, поддерживая сильный огонь и пытаясь пройти форт Самтер. При этом они попали в сетевое заграждение; мины взорвались, не причинив никакого вреда, но суда намотали себе сети на винты. Вторая попытка обойти Самтер с юга, тоже потерпела неудачу, на этот раз из-за свайных заграждений.

Заметив около 4 3/4 часов, что огонь мониторов стал ослабевать, Дюпон дал сигнал к отступлению. Самому маленькому из мониторов «Кеокак» это удалось лишь с большим трудом. На расстоянии в 500 метров 11-дм. орудия форта Самтер попали в него 90 раз (19 попаданий ниже ватерлинии, 15 – в кормовую башню и 12 – в носовую). Его 5 1/2 броня была пробита только в 8 местах. На следующий день монитор затонул при проходе через бар на глубине 6 метров; команда спаслась. «Айронсайд» насчитывал 70 попаданий, но пострадал сравнительно мало; «Уихаукен» – 60 попаданий, одна башня подбита и вращалась с трудом; «Нахант» – 30 попаданий.

Итак, в течение 40-минутного ожесточенного боя 76 береговых орудий привели в негодность 5 мониторов. Лучше было бы, в виде опыта, атаковать сначала только форт Вагнер, и во всяком случае было очень разумно отступить вовремя, несмотря на все понуждения сверху.

Из этого боя получилось много опытных данных:

1) Броня от 4 до 9 дюймов слишком слаба против нарезных 10-15-дм. орудий.

2) Чтобы выдержать продолжительный бой, нужна броня не менее 10-дм.

3) Следовало изменить способ крепления брони, так как головки болтов отскакивали при сотрясении и ранили команду.

4) Самым слабым местом монитора является зазор между вращающейся и неподвижной частью башни.

5) При открывании портов солнце так слепило башенных комендоров, что они почти не были в состоянии наводить.

6) Сильные батареи с заграждениями на фарватере могут задержать даже мониторы.

7) Если нет заграждений, то невозможно воспрепятствовать прорыву броненосных судов (опыт на Миссисипи, хотя там дело происходило ночью).

8) Для защиты входов в порты мониторы необходимы, но трудно достичь у них хороших мореходных качеств.

9) Потери в людях были крайне незначительны: на берегу 7 человек, на судах – 30.

10) Оказалось необходимым начать атаку в другом месте, совместно с армией.

Итак, атака была совершенно отбита. Мониторам пришлось сделать всего 130 выстрелов. Все повреждения береговых укреплений сводились к 11 пробоинам, шириной до 3 фут, на форте Самтер.

8-го и 9-го апреля мониторы вернулись в Хилтон-Хед и Порт-Роял для починок и пополнения боевых запасов; деревянные суда и «Айронсайд» остались на рейде.

Десантные войска были переведены на остров Эдисто, к югу от города, где они заняли укрепленные позиции, совсем не влияя своим присутствием на ход событий. 8-го числа Дюпон хотел возобновить атаку, но отменил ее по мнению военного совета, считавшего ее бесцельной.

На севере это вызвало целую бурю негодования в результате чего Дюпон и Гюнтер были заменены Дальгреном и Джилмором, и начались новые приготовления.

Мониторы были перевооружены и получили теперь гладкостенные 13-дм. орудия вместо пушек Дальгрена. 28-го апреля они уже были готовы и соединились на рейде с блокадным флотом.

Джилмор, принявший 12-го июня командование и получивший еще подкрепления, увеличившие его десантный корпус до 11 000 человек, занял несколько островов на юге. План его был таков: занять остров Моррис, с тыла сломить сопротивление укреплений, а затем разрушить Самтер, действуя по его горже береговыми батареями; аналогично он хотел поступить и на острове Салливан. Первую часть ему удалось выполнить, но на севере Салливана он не мог достичь крупных успехов со своими недостаточными силами.

Дальгрен вступил в командование 6-го июля и с этого момента начались опять совместные действия обоих начальников.

Борегар использовал время для починки всех повреждений, но вместе с тем правительство отняло у него часть войск.

Войска северян, находившиеся на острове Фолли и усиленные до 6500 человек, совершенно незаметно подошли ближе чем на 1 000 метров к самым южным укреплениям острова Моррис и построили там ночью, в полнейшей тишине, сильные батареи, между тем как флот производил диверсию.

Поэтому противник был настолько ошеломлен, когда 10-го июля его 11 орудий, стоявших на южном фронте, были осыпаны снарядами из 47 орудий, что после слабого сопротивления 2000 северян могли высадиться на Моррисе. Искусно произведенной диверсией они захватили одновременно и остров Джэмс. Батареи также действовали с успехом.

К вечеру Джилмор собрал на Моррис уже 8000 человек и из осторожности немедленно окопался там против 2000 противника. Эта часть острова состояла из песчаных холмов; далее к западу почва становилась болотистой.

Борегар великолепно оборудовал форт Вагнер. Валы его были толщиной в 40 фут и представляли надежное закрытие для его гарнизона в 1500 человек. Подход к форту был затруднен разного рода заграждениями.

Однако Борегар не мог рассчитывать со своим слабым гарнизоном, насчитывавшем едва 1500 человек, на большие вылазки, и поэтому он еще больше укрепил свою позицию.

Джилмор атаковал форт Вагнер на следующий день, но был отбит с большим уроном; дальнейшие атаки кончились тем же, так что 19 июля пришлось перейти к правильной осаде. Суда обстреливали укрепления почти ежедневно. Во время одной из последних атак суда заставили форт замолчать и войска пошли в атаку, вследствие чего флот прекратил огонь. Тогда гарнизон форта выскочил из укрытий, бросился к отвезенным назад и заряженным орудиям и встретил атакующих, вошедших уже на бруствер, убийственным картечным огнем, заставившим их отступить с уроном в 1500 человек. Таким образом, им не удалось овладеть фортом несмотря на согласные действия флота и сухопутных войск. Все эти бои носили крайне ожесточенный и кровопролитный характер.

Огонь осадных орудий часто поддерживался флотом; с 17-го по 24-е августа батареи выпустили 5 000 снарядов. Внешние форты вскоре замолчали, так что мониторы могли приблизиться на 3 000 метров к форту Самтер, а 23-го числа даже на 800 метров, для пробития бреши, вследствие чего форт скоро замолчал. Тем временем суда были защищены от других фортов удачно нашедшим туманом.

24-го числа стены Самтера (высотой в 20 метров и толщиной в 2-4 метра) были разрушены и весь форт представлял из себя груду развалин, но не спустил своего флага. В предшествовавшую ночь город обстреливался зажигательными гранатами, что повторялось и в дальнейшем, несмотря на неоднократные протесты.

С 1-го по 7-ое сентября форт Вагнер подвергся особенно сильной бомбардировке. Атака с штурмовыми лестницами на форте Грее была отбита. Гарнизон очистил ночью оба форта, но Самтер оставался в руках южан и вход, как и раньше, был непроходим. Остальные форты держались, несмотря на сильную бомбардировку; действия обеих сторон можно назвать блестящими.

Теперь Дальгрен сделал попытку взять Самтер ночью, через пробитую брешь, отправив для этого 450 человек на 26 шлюпках. В половине второго ночи противник заметил буксируемые шлюпки; семи из них удалось пристать под сильным огнем; остальные обстреливались фортом Малтри и одним монитором. Высаженная команда, в числе 150 человек, не могла однако, влезать на стены в 12 фут высотой и попала в плен; остальным пришлось вернуться. Таким образом, после больших потерь, это крайне рискованное предприятие потерпело неудачу. Дальнейшая бомбардировка флотом и несколько попыток уничтожит заграждения, не дали никаких результатов.

Южане теперь начали ряд атак брандерами и шлюпками, вооруженными минами. В ночь с 5-го на 6-ое октября такая «адская машина» взорвалась под носом «Айронсайда», убив всего трех человек. Эта атака была произведена одним из первых «миноносцев». В 9.15 часов вечера к кораблю приблизился какой-то небольшой темный предмет; часовой выстрелил в него, но немедленно за этим последовал взрыв.

Этот первый миноносец имел форму сигары, длина его была 50 футов, диаметр – 5 футов. Над водой выдавалась только небольшая рубка, длиной в 10 футов и вышиной в 2 фута над поверхностью воды. Но носу находился длинный подвижной шест с миной. Миноносец имел боковые кили, винт и опрокидывающуюся трубу. Взрыв мины, так называемой «шестовой» потушил огонь в топке котла; командир, механик и лоцман бросили судно, одев спасательные пояса. Два проходивших мимо монитора и посланные вдогонку шлюпки, потеряли миноносец из виду.

Командира подобрал угольный транспорт; остальной команде удалось вернуться со своим судном в Чарльстон. Моральный успех был громаден, и отныне блокирующим судам пришлось значительно увеличить свою бдительность.

Благодаря трудности всей обстановки и начавшимся вследствие сильной жары болезням, осада продолжалась лишь с большим трудом. Мониторы находились в ремонте; их посадили при полной воде на мель и затем очистили днища водолазами, так что они вновь приобрели скорость в 10 узлов. 26-го октября они были опять в состоянии возобновить бомбардировку Самтера.

6-го декабря затонул монитор «Уихаукен», стоявший во время сильной зыби на якоре по внутреннюю сторону бара. Несчастье было вызвано тем, что он слишком глубоко сидел носом из-за большого груза снарядов в носовой части, и что забыли задраить якорные клюзы. Так как нос вскоре сильно опустился, то приемные клапаны помп на корме перестали действовать. В виду еще целого ряда других упущений он затонул через 15 минут носом вперед; погибло 4 офицера и 15 нижних чинов.

У Чарльстона вскоре наступило общее затишье; город сдался на капитуляцию только 17 февраля 1865 года, после более чем двухлетнего храброго сопротивления.

В начале 1863 года на севере построили 20 броненосных судов, по типу «Монитора». Водоизмещение этих мониторов доходило до 850 тонн, вооружение состояло из двух 15-дм. пушек во вращающейся башне. Затем приступили к постройке четырех двухбашенных мониторов в 1600 тонн водоизмещения, длиной в 80 метров, шириной в 20 метров и с углублением в 5,5 метров. Броня была толщиной в 11-дм., вооружение состояло из двух 15-дм. пушек.

Юг действовал аналогично и усиленно готовился к борьбе на море. Два броненосных тарана южан сражались с успехом у Чарльстона. Броненосец «Атланта», наоборот, потерпел неудачу в Варзау-Зунде, где он во время боя с монитором «Уихоукен» сел на мель и был разбит последним после 15 выстрелов, из которых только четыре попало в него.

Размеры «Атланты» были: длина – 65 метров, ширина – 13 метров, углубление -5 метров. Он имел 4-дм. броню и был вооружен двумя 6-дм. пушками по бортам и 2-мя 7-дм. нарезными орудиями на поворотных станках; он развивал ход в 10 узлов; команды на нем было 145 человек. Он был переделан из бывшего блокадопрорывателя. Все эти бои произвели большое впечатление в Европе, которая теперь совсем отказалась от мысли о вмешательстве, чему также способствовала постройка югом 11 броненосцев.

В конце 1863 года север располагал почти 600 судами (470 000 тонн; в том числе 75 броненосных судов) с 4400 офицеров и 50 000 нижних чинов. Юг имел, считая и каперов, 28 пароходов со 150 орудиями и свыше 43 000 человек команды. Только в редких случаях теперь удавалось быстрым блокадопрорывателям проскакивать мимо блокирующих судов, но зато юг имел много успеха в каперской войне за границей, от чего немало страдали мореплавание и торговля севера.

Суровая зима заставила почти везде приостановить военные действия, но во время этого вынужденного перерыва обе стороны деятельно готовились к продолжению борьбы. На севере стали высказывать желание, чтобы был назначен один общий главнокомандующий для сосредоточения всех сил в одних руках; таковым избрали Гранта, отличившегося уже на западе.

С этого времени прекращается разбрасывание сил в разные стороны и начинаются действия по однообразному плану, составленному в большом масштабе. Этим надеялись отклонить и последние попытки Европы проявить свое влияние. Кроме всего этого, конгресс утвердил отпуск больших средств, напр. на приобретение 800 орудий для речных пароходов и вооруженных судов.

Театром действий флота являлся теперь морской берег в 3500 миль длиной с 180 входами и целая сеть рек, общей длиной в 4 000 миль. Конечно, блокада не была абсолютно непроницаема; так, например, в Уилмингтоне в течение недели вышло не менее 17 и вошло не менее 8 построенных в Англии 16 узловых блокадопрорывателей, незамеченных почти 20-ю судами севера, блокировавшими этот порт.

Все эти блокадопрорыватели были окрашены в серый или беловато-серый цвет, имели низкие мачты, жгли лучший уголь и были снабжены дымопережигателями. Но все-таки – вывоз хлопка, равнявшийся еще в 1860 году 5,5 миллионам тюков, опустился до 1 миллиона, из которого только 50 000 дошло до Англии.

Юг был таким образом лишен своего главного источника доходов, а в Ливерпуле царила безработица. Торговля севера также сильно страдала от усиленного набора для флота, доходившего до 122 000 человек. Громадные убытки наносила северу также каперская и крейсерская война. Само собой разумеется, что промышленность, земледелие и т. д. страдали тоже в очень сильной мере при громадном расходе людей на армию.

Четвертый год войны, 1864

В течение зимы обе стороны деятельно продолжали начатые вооружения, особенно на севере, где теперь, наконец, сознали всю серьезность положения. Хотя численность войск несколько уменьшилась, но зато они выиграли во внутренних своих качествах.

К началу военных действий в 1864 году армия севера состояла из 450 000 человек, войска же южан насчитывали 240 000 человек, включая сюда гарнизоны крепостей. До этого противники обменяли около 120 000 пленных. В результате силы севера вдвое превосходили таковые юга.

Несмотря на то, что Линкольн призвал под знамена до конца 1863 года свыше 1,5 миллионов человек, численность армии достигала только 1/3 этой цифры, благодаря выбытию из строя умерших, раненых, больных, дезертиров, уволенных по разным причинам от службы и т. д. В 1864 году последовал новый набор в числе миллиона человек, но по опыту предыдущих лет только 1/6 этого числа действительно попала в строй. И на юге число дезертиров превышало уже 100 000 человек, но теперь обе армии почти совсем избавились от, нежелательных элементов.

Флот севера состоял 14 января 1864 года уже из 590 судов с 4500 орудий; в этом числе находилось около 100 парусных судов. Флот разделялся на 9 эскадр: по 2 находилось в Атлантическом океане и Мексиканском заливе и по одной на Миссисипи, в Вест-Индии, в Тихом океане, на Потомаке и за границей.

Но все-таки к началу 1864 года север не объединил еще власть в одних руках и после тяжелых зимних месяцев, декабря и января, производились еще отдельные сухопутные и морские экспедиции. Часть войск из под Чарльстона была отправлена в экспедицию во Флориду в надежде на присоединение вновь этого штата, чтобы получить больше голосов для предстоящего избрания президента.

Но так как Борегар немедленно выслал по железной дороге войска на юг, то командовавший экспедицией генерал Сеймур потерпел поражение и мог только удержать за собой Дэксонвилль, пока Грант не отозвал назад все лишние войска.

Вторая совместная экспедиция армии и флота также не удалась: Шерман, наступавший на Алабаму от Виксбурга, Мемфиса и Чаттануги, был вынужден отойти назад, так что Фаррагуту тоже пришлось прекратить начатое им движение против Пенсаколы, Мобила и реки Алабамы.

Для этой экспедиции Фаррагут прибыл 21-го января опять в Новый Орлеан, отправился оттуда с несколькими тысячами человек к Мобилу и бомбардировал там 10 судами форт Поуэлл, но без успеха. Вскоре после этого он взял обратно на суда десант, высаженный у Пенсаколы и вернулся в начале марта в Новый Орлеан. Третьим совместным предприятием была так называемая экспедиция в Ред-ривер.

Адмирал Портер должен был поддержать оперировавшие с разных сторон части войск 12 канонерками и 30 транспортами. Шесть плоскодонных канонерок и 20 транспортов проникли дальше всех; предприятие было рискованное из-за мелководья, свайных заграждений и затопленных пароходов, а также и расположенных по берегам неприятельских войск, пытавшихся взять суда на абордаж.

Постройкой каменной плотины в 200 метров ширины экспедиция пыталась поднять уровень воды на порогах. Через 8 дней добились подъема воды, затопив камни и древесные стволы, ящики, набитые камнями, и угольные баржи. Остался проход в 17 метров шириной, через который и вернулись в течение двух недель все ушедшие дальше вперед канонерки. Случай этот является единичным в военной истории. С этого момента и до конца войны к западу от Миссисипи действовало всего только 50 000 человек с обеих сторон. Сама река находилась в неоспоримом владении севера.

На главном театре войны, на северо-востоке, вначале тоже имел место целый ряд маленьких, довольно бесцельных предприятий, особенно со стороны южан; например, при Нью-Берне и Плимуте, у заливов Памлико и Альбемарль.

Плимут почти что удалось захватить врасплох, а именно: в это время новая флотилия южан спустилась по реке Роанок; в составе ее находился новый броненосец «Альбемарль» (с 6-дм. массивной броней и двумя 20 фунтовыми пушками). Этот последний протаранил две канонерки и прогнал третью, несмотря на то, что они обстреливали его на близком расстоянии (15 метров) из своих 100 фунтовых пушек снарядами со стальной головной частью. Снаряды разбивались об его броню и рикошетировавшими осколками были убиты командир и 8 человек последней канонерки. Юг опять занял Плимут с его гарнизоном в 1.500 человек и 30 орудиями и утвердился вновь в западной части залива Альбемарль. Все эти неудачи ясно указывали на необходимость сосредоточения сил и теперь, наконец, Гранту было поручено общее командование.

Теперь только кончились постоянные смены начальников и разбрасывание сил. Этому также способствовали обстоятельства внутренней политики, особенно предстоявшее избрание президента.

В марте Грант получил с согласия сената чин генерал-лейтенанта и вступил в права главнокомандующего. С неустанным рвением он принялся за дело, поставив на первый план организацию армии и некоторые перемены в личном составе.

В то же время Линкольн потребовал новый набор в 200 000 человек, но благодаря разным темным махинациям собралась едва одна пятая этого количества.

Грант сосредоточил армию, бросил второстепенные театры войны и присоединил к полевой армии все годные войска. Он образовал две армии: одну под своим непосредственным начальством в Вирджинии, другую во главе с Шерманом у Чаттануги, на границе Джорджии, Алабамы и Теннесси, чтобы оттуда делать набеги на штаты, расположенные по берегам залива. От дальнейшего хода событий зависела возможность совместных действий этих двух армий.

Против Гранта и его 200 000 человек действовал Ли со 100 000; против 100 000 армии Шермана – Джонстон с 70 000.

Грант еще ослабил свою армию, отделяя части войск для разных операций поблизости, что он мог делать вполне безнаказанно, благодаря поддержке со стороны Потомакской флотилии. После ряда серьезных боев в мае Гранту удалось благодаря перевесу в силе, оттеснить понемногу Ли на Ричмонд и Петербург. Однако операции Гранта отчасти опять задержались вторжением южан летом в долину Шенандоа и в Мэриленд, так что на первом театре у него осталось только 75 000 человек, против 55 000 южан.

Главным успехом севера являлась все-таки понемногу проявлявшаяся усталость юга, вызванная его строгой изоляцией со всех сторон. Часто говорят о больших массах войск, выставленных севером; насколько это неверно, показывают приведенные выше небольшие цифры.

Во время дальнейших ожесточенных боев осенью около Ричмонда и Петербурга, Ли особенно тщательно укрепил эти свои позиции и держался на них. Война совершенно локализировалась, как у Севастополя во время Крымской кампании. Только к северо-западу Ли имел еще сообщение с тылом и благодаря этому осада его северянами теряла, конечно, частью свою силу.

Шерману, напротив, удалось в постоянных боях продвинуться на юг до Атланты в северо-западной Джорджии. Он прибыл туда 1-го сентября и остановился, чтобы собраться с силами для дальнейших действий.

После ряда сражений у Атланты Шерман решился двинуться к атлантическому побережью, оставив план движения на юг, где флот до сих пор не мог занять Мобил. В середине ноября он начал этот знаменитый поход на Саванну, причем ему приходилось пройти 80 миль по коренной неприятельской территории.

Он решительно порвал со своими тыловыми сообщениями и без того находившимися под угрозой быть прерванными противником, и прошел, не особенно тревожимый неприятелем, всю богатую Джорджию. В середине декабря он прибыл с 60 000 человек к месту своего назначения после четырехнедельного похода, не имея почти никаких потерь. Этот поход выяснил все слабые стороны юга: недостаток в людях и ослабевшее рвение продолжать борьбу, но вместе с тем и величину его материальных запасов.

В Саванне Шерман немедленно вступил в тесное сообщение с флотом Дальгрена и вскоре занял Саванну. Замечательный поход Шермана мог быть выполненным только благодаря тому, что флот удерживал за собой новую базу и, таким образом, обеспечивал новые тыловые сообщения.

Хотя обе главные морские экспедиции севера в 1864 году и не дали такого успеха, и не имели такого влияния на ход войны, как экспедиции предыдущего года, но зато они все-таки принесли большую пользу и содержали в себе много поучительного. Флот теперь главным образом участвовал в блокаде и крейсерской войне, не считая предприятий против Мобила и форта Фишер.

За последнее время блокадному флоту очень повезло в уничтожении неуловимых до того блокадопрорывателей у Уилмингтона. За последние 6 месяцев истекшего года он уничтожил 22 парохода и нанес югу убыток свыше 12 миллионов долларов. Но еще чувствительнее для южан была потеря находившихся на этих пароходах военных припасов. Северо-Атлантическая блокадная эскадра неоднократно подвергалась отчасти удачным атакам шлюпок, вооруженных минами во время блокады и операций на реке Джэмс для поддержания армии действовавшей против Петербурга. Работы по отысканию и уничтожению мин, конечно, не обходились без потерь.

На реке Джэмс, выше Сити-Пойнта – главного пункта снабжения Гранта, северяне построили сильное заграждение из затопленных судов, плавучих и цепных бонов и защитили его расположенными на берегу батареями. Назначением его было защищать свои суда и транспорты с войсками и служить препятствием для 3 небольших броненосных судов и 6 канонерок юга, а также брандеров и плавучих мин.

В середине мая один из броненосцев юга типа «Альбемарль», пытался прогнать суда, блокировавшие форт Фишер у устья реки Кэп-Фир.

Лейтенант Кушинг уже неоднократно отличавшийся энергичным выполнением смелых планов, испросил разрешение на рекогносцировку и попытку уничтожить этот броненосец и несколько ему подобных, стоявших в реке.

Ему удалось пройти незамеченным мимо сторожевого судна, выходящего в море блокадопрорывателя, одного форта и населенного местечка, и только, когда он поднялся уже на 15 миль по течению, его, наконец, заметили. Несмотря на это, ему удалось ускользнуть, и он нашел убежище для себя и своей шлюпки на болотистом берегу, в 7 милях от Уилмингтона. Оттуда он производил нападения, собирал сведения и через два дня и три ночи благополучно выбрался опять из реки. Редкое счастье сопровождало его во всем предприятии и добытые им сведения оказались очень ценными.

У Роанока произошел опять ряд боев. Южанам удалось под защитой броненосца «Альбемарль» прогнать 4 канонерки северян, стоявшие перед Плимутом, и потопить одну из них. Другие канонерки броненосец не мог догнать из-за своего тихого хода. Вторичное занятие Плимута южанами вызвало на севере большое негодование. Его можно было бы удержать посылкой туда нескольких мониторов.

5-го мая 8 канонерок севера тщательно пытались уничтожить «Альбемарль» в жарком трехчасовом бою, но не добились успеха, несмотря на 650 выпущенных ими снарядов и все старание потопить его минами или таранным ударом. Броненосцу удалось уничтожить только одну из лодок, вследствие того, что он для больше безопасности часто закрывал свои пушечные порты. И этот случай опять ясно подтвердил значение броненосных судов. Все попытки уничтожить его плавучими минами в последний момент не удавались подводившим их смелым пловцам.

Осенью лейтенант Кушинг, достигший только 21-летнего возраста, предпринял пятую смелую экспедицию: он прошел на юг с тремя, построенным в Нью-Йорке минными баркасами, но дошел до Монроэ только с одним из них. Оттуда он прошел внутренним каналом в залив Альбемарль с целью атаковать знаменитый броненосец.

Не будучи замеченным ни с берегов, занятых противником, ни с судов, он подошел ночью 27 октября на 30 метров к «Альбемарлю», стоявшему у верфи за боном, в 10 метрах от последнего. Теперь шлюпка была замечена и по ней открыли огонь из ружей и из заранее заряженных орудий. Кушинг бросил катер, который он вел на буксире, описал циркуляцию, подошел к бону, отодвинул его в сторону, и открыл огонь по носу противника из гаубицы, стоявшей на носу его шлюпки. Одновременно он опустил шест и мина взорвалась под носом броненосца «Альбемарль», который вскоре затонул, несмотря на усиленное откачивание воды. Шлюпка тоже сильно пострадала, команда бросилась в воду, причем большинство попало в плен и несколько человек утонуло. Сам Кушинг спасся на противоположный болотистый берег, где он узнал о гибели броненосца; это известие впоследствии ему подтвердил один негр. На следующую ночь ему удалось благополучно уйти на маленькой шлюпке. Это было великолепное смелое дело, сопровождавшееся блестящим успехом. Кушинг был произведен в следующий чин и получил особую благодарность от конгресса.

Через несколько дней флотилия вновь заняла Плимут, прямое последствие лихого предприятия смелого, молодого офицера. Югу в этой местности был нанесен серьезный удар, так как ему опять отрезали сообщение по Дисмольскому каналу на север.

Значение Мобила на юг сильно возросло после того, как центр южан у Чаттануги и левый фланг у Виксбурга были оттеснены назад. Мобил сделался важнейшим портом для блокадопрорывателей, которые из его бухты могли попасть в многочисленные устья рек. Взятие Мобила обессилило бы весь штат Алабаму и значительно усилило бы положение Шермана.

После его гениального марш-маневра к Саванне, значение Мобила в последнем смысле упало, но все-таки он оставался очень важным портом для вооружения судов, благодаря своему географическому положению. Строившиеся тем новые броненосцы в скором времени могли сделаться серьезным препятствием для блокады. Здесь, следовательно, надо было действовать решительно.

Большой залив в северной оконечности которого находится город Мобил, представляет из себя лиман реки длиной в 25 миль, шириной – не севере 8 миль, на юге около 20 миль. Мысы и острова образуют два входа, причем южный служит главным фарватером. На конце узкого полуострова длиной в 15 миль, тянущегося по направлению восток-запад, находится сильный форт Морган. К западу от него лежит большой остров Дофин, между которым и Цедар-Пойнтом на материке находится второй вход, шириной в 2 мили. Ширина главного входа 2 3/4 мили, глубина от 7 до 18 метров. Ширина глубокого фарватера у выхода в море 700 метров, у Мобил-Пойнта (форт Морган) 1200 метров. Фарватер сильно стесняется двумя отмелями: одной, идущей от острова Дофин на юго-восток на протяжении 6 миль, и другой, тянущейся на 4 мили к югу от Мобил-Пойнта. На юго-западной оконечности первой отмели находятся три острова, окруженных глубинами до 6 метров. От взморья до первой батареи надо было пройти 4 мили. В глубине залива, у самого города находится большой бар. По всей бухте встречаются только глубины от 2 до 4 метров, за исключением одной котловины длиной в 4 и шириной в 2 мили, лежащей к северо-западу от Мобил-Пойнта, с глубинами в 6-8 метров.

Форт Морган состоял из старой, массивной каменной постройки с 38 орудиями. У самого берега находилась батарея из 7 орудий. Напротив него находился на восточной оконечности остров Дофина, форт Гэнс с 12 орудиями, вполне современное укрепление, но отстоявшее от заграждения приблизительно на 4000 метров. Второй северо-западный проход защищался расположенным на небольшом острове фортом Поуэлл и несколькими береговыми батареями. Между обоими главными укреплениями, отстоявшими друг от друга на 5600 метров, было поставлено сильное свайное заграждение, так что даже небольшие суда должны были пользоваться узким восточным главным фарватером. Часть этого последнего была также заграждена тремя рядами мин (называвшимися тогда еще торпедами).

Восточная граница заграждения, отстоявшая от Мобил-Пойнта только на 200 метров, была обозначена буем; таким образом для больших судов оставался проход шириной ровно в 100 метров.

В местечке Зельма, распложенном на 150 миль вверх по течение реки Алабамы, строились под наблюдением бывшего командира «Мерримака», адмирала Бьюкенена 8 небольших броненосных судов и вооружалось 4 каботажных шхуны; общее вооружение их состояло из 50 орудий.

Окончательно готов был лишь броненосный таран «Теннесси» в 210 футов длиной и 48 футов шириной, с осадкой 14 футов. Вооружение его состояло из двух 7-дм. и четырех 6,4-дм. орудий. Борта были наклонены под углом в 35? до 2 фут ниже ватерлинии; далее они отклонялись в обратном направлении еще на 8 фут глубины. Броня состояла из рельс толщиной в 5-6 дюймов. Кроме того были закончены 3 колесные канонерские лодки. «Теннесси» доставили весной на понтонах вниз по реке. Все эти четыре судна стояли на якоре по линии N-S к северу от форта Морган; «Теннесси» южнее всех.

У северян здесь в это время находились: 9 деревянных винтовых фрегатов и корветов, 10 винтовых канонерок и 4 броненосных судна, вооруженных всего 230 орудиями: мореходные мониторы «Текумсе» и «Манхэттэн» (одна башня с 10-дм. броней и двумя 15-дм. орудиями) и речные мониторы «Чикасо» и «Виннебаго» (две башни с 8,5-дм. броней; по одной 20-дм. пушке) в каждой; 4 винта). Кроме того имелось около 4000 человек под командой генерала Грэнжера.

Фаррагут хотел начать действия против Мобила сейчас же после падения Нового Орлеана и несколько раз возобновлял свое предложение. Он приводил следующие причины: значение города и его окрестностей с закрытой бухтой и большим речным бассейном; вероятность удачного исхода предприятия, в виду неготовности к обороне фортов и кораблей; облегчение службы блокадного флота занятием этого порта, обеспечение хорошей базы для него, и, наконец, возможность не допустить спуск «Теннесси».

Но правительство и морское министерство не согласились, армия считала, что не может уделить на это часть войск, а наконец, когда Фаррагут счел необходимым иметь мониторы, то министерство не только отказало в таковых, но даже не хотело вооружать деревянные суда. Старая бережливость все снова проглядывала во всех его решениях.

По возвращении на блокадную станцию в Мексиканском заливе Фаррагут обследовал 20 января 1864 года вход и донес, что он берется занять бухту с 1-2 броненосцами, 5000 сухопутных войск и своими судами. Одни деревянные суда он считал недостаточными, так как противник усилил свой броненосный флот числом и вооружением. Относительно числа и пригодности построенных в Мобиле и Зельме малых броненосцев он ошибался так же, как и сами южане.

Только в середине июля Грант, противившийся сначала также и экспедиции в Ред-ривер, мог ему обещать необходимое количество войск для действий против Мобила, получивших теперь уже второстепенную важность. Только в конце июля прибыли просимые мониторы.

Адмиралу все было известно благодаря дезертирам, беглецам, а также и разведке, произведенной ночью его флаг-офицером на шлюпках. Также хорошо известно было и расположение буев у минного заграждения. Атаку назначили на 4-ое августа, а вечером 3-го числа войска высадились по взаимному соглашению на острове Дофин, чтобы занять форт Гэнс, слабо защищенный с тыла, так как они были слишком малочисленны для действий против обоих фортов сразу.

Но Фаррагуту пришлось подождать еще один день из-за отсутствия «Ричмонда» и «Текумсе», прибывших только вечером в Пенсаколу. Необходимыми условиями для удачной атаки являлись прилив и западный ветер, чтобы сносить пороховой дым к форту Морган. Первое условие выполнялось утром, а второе было очень вероятно, так как начинавшийся утром от юга ветер обыкновенно переходил к западу.

Ночью лил дождь, за которым наступил штиль и большая жара. Когда, наконец, в 3 часа утра беспокоившемуся адмиралу доложили, что ветер начинает задувать с юга, он решил немедленно начать атаку. К семи большим кораблям были пришвартованы маленькие суда (три из них были колесные пароходы), частью для их собственной безопасности, частью для буксирования больших судов в случае повреждений в машине и для удержания их в таком случае на курсе. Все эти 14 судов были защищены снаружи против машинных и котельных отделений цепями; по возможности все орудия размещены в портах правого борта, лишний такелаж и шлюпки правого борта убраны и т. п.

Эти 14 судов составляли левую (западную) колонну. Головным шел, по желанию командиров, «Бруклин» с приспособлением на носу для уборки мин, за ним «Хартфорд», далее «Ричмонд» и т. д. Правую колонну образовывали 4 монитора, на траверзе первых трех судов левой колонны, которые стали на якорь севернее небольшого острова Сэнд-айленд, головным – «Текумсе». Их роль состояла в том, чтобы открыв огонь с расстояния в 50 метров от Мобил-Пойнта и 100 метров от самого форта, отвлечь на себя огонь последнего на время прохода деревянных судов. Левая колонна должна была пройти к востоку от самого восточного минного буя, т. е. в 200 метрах от форта Морган.

Еще за месяц до этого был выработан план, по которому суда должны были идти в строе пеленга следующим образом: держа до прорыва переднего мателота по левому крамболу, после прорыва на правом, чтобы сперва использовать носовые, потом кормовые орудия. За неделю до атаки было установлено, что без исключения во всех случаях следовало проходить к востоку от самого восточного буя.

Во время подхода мониторов «Текумсе» дал два выстрела; в 6 часов 55 минут начал наступление весь флот, находившийся теперь уже в боевом порядке. В 7 часов 10 минут форт Морган открыл огонь, «Бруклин» немедленно ответил. В 7 1/4 часов последовал сигнал: сомкнуть строй!

Фаррагут находился на левых грот-вантах, недалеко от командира «Метакоме», стоявшего на правом колесном кожухе своего парохода; лоцман находился на грот-марсе. С усилением дыма Фаррагут поднялся выше, под самый марс, где он мог пользоваться своим биноклем. С согласия адмирала командир корабля приказал его там привязать.

Вскоре после начала боя «Теннесси» и три колесных парохода южан заняли свои позиции для встречи противника анфиладным огнем. В 7 часов 30 минут корабли выпустили первые залпы, благодаря чему огонь с берега значительно ослаб. «Текумсе» после первых двух выстрелов больше не стрелял и держал свои орудия готовыми для боя с «Теннесси». Огонь фортов почти совсем прекратился. Но в этот момент капитан Кравен, командир «Текумсе», державшегося приблизительно на 250 метров впереди «Бруклина», резко изменил свой курс влево, так как ему показалось, что крайний минный буй находится слишком близко к форту, и двинулся к державшемуся западнее «Теннесси», почти поперек курса левой колонны. В то же время «Бруклин» заметил на воде поплавки, похожие на минные буйки, застопорил машину и дал задний ход. «Хартфорд» наскочил на него, но вовремя застопорил машину, также и «Ричмонд». Корму «Бруклина» повернуло на ветер, так что он стал носом к форту. К счастью 4 и 7 корабли колонны немного отстали.

В самую опасную минуту и на самом опасном месте оба головных корабля оказались причиной беспорядка. «Текумсе», подошедший к противнику на 200 метров хотел его таранить, но в этот момент под ним взорвалась мина. «Хартфорд» находился в 500 метрах от него; Фаррагут заметил, как монитор закачался и стал тонуть носом, и послал шлюпку «Метакоме» на помощь.

Это был величайший момент его жизни, в который адмирал выдержал труднейшее испытание. Только счастье, глазомер, храбрость и энергичное немедленное решение могли теперь спасти дело. «Бруклин» находился на 100-200 метров впереди, вправо от курса, монитор NN 2 прошел под носом, NN 3 и 4 держались на траверзе, командиры их находились на палубе. Таким образом «Хартфорд» не мог пройти восточнее буя, так как там, в самом проходе, уже столпились 3 корабля.

Положение «Хартфорда» в этот момент было действительно критическое: он находился под сосредоточенным огнем стоявшего всего в нескольких сотнях метров сильного форта; впереди находилось минное заграждение и за ним сильный неприятельский броненосец; его передний мателот и головной корабль колонны совсем запутался, рядом с ним затонул один из своих же броненосцев, движение вперед сделалось невозможным, позади находились еще 10 кораблей и все это было окутано густым пороховым дымом. Успех всего дела был поставлен на карту – но адмирал не колебался ни минуты. Как только командиру флагманского корабля удалось сложным маневрированием при помощи буксира расцепиться с передним мателотом, Фаррагут окликнул «Бруклин» и спросил, в чем дело.

На ответ «мины впереди» он отдает короткое приказание» к черту мины, полный ход вперед!» и затем «четыре звонка, капитан Дайтон!» Одновременно он делает сигнал эскадре теснее сомкнуть строй.

«Хартфорд» несетс полным ходом на заграждение, при прохде через него слышны удары мин о дно корабля и взрывы залпов. Флагманский корабль, оставивший своих задних матерлотов на несколько сот метров позади, попадает теперь под анфиладный огонь отступающих неприятельских канонерок и несет тяжелые потери.

Попытка «Теннесси» таранить его терпит неудачу: «Хартфорд» удачным залпом всего борта наносит тяжелые подводные повреждения канонерке «Гэйнс», вынужденной выброситься на берег; «Метакоме» отдает швартовы и берет на абордаж другую канонерку, третья спасается бегством.

«Теннесси» поворачивает и проходит, стреляя по левому борту колонны, суда отвечают залпами. Второй таранный удар также не удается ему. Концевой корвет колонны, шедший уже на буксире своего парохода, сильно страдает от анфиладного огня. Фаррагут отдает якорь в самой бухте, дальше к северу; часть судов становится рядом с флагманом.

Но вот опять приближается «Теннесси»; «Хартфорд» снимается с якоря и делает сигнал мониторам таранить. Все суда бросаются в атаку на броненосец южан. Корвет «Мононгахела» наносит ему удар перпендикулярно к борту, сопровождаемый небольшой пробоиной; корвет «Лакаванна» таранит полным ходом, но получает в результате сам серьезную пробоину. Удар «Хартфорда» приходится под острым углом, он проходит только по борту броненосца и подворачивается под таранный удар «Лакаванны», продавившего ему борт почти до ватерлинии. Своей стрельбой суда добились только заклинений нескольких орудийных портов на «Теннесси» и вывода из строя соответствующих орудий. Подошедшие затем маленькие мониторы сначала также не имеют успеха, несмотря на то, что один из них действует из своего 38 сантиметрового орудия.

Но, наконец, успех выпадает на долю монитора «Чикасо», удачно поместившегося в 50 метрах за кормой противника, и громящего его оттуда своими четырьмя 28 сантиметровыми орудиями.

Его выстрелы расшатывают броню, сбивают трубу, приводят в негодность рулевой привод и ранят, наконец, тяжело самого адмирала Бюкенена. Еще 20 минут командир броненосца выдерживает огонь, уже не отвечая на него; а затем на крыше каземата появляется белый флаг. В 10 часов утра кончился этот своеобразный бой всех против одного.

Потери Фаррагута состояли в следующем: один монитор затонул, один корвет выведен из строя, много судов более или менее тяжело повреждено; 165 убитых, из них 113 на мониторе и 25 на «Хартфорде»; 170 раненых.

Из четырех неприятельских судов удалось уйти одному; форт Поуэлл очистили ночью, а форт Гэнс сдался на следующий день. Форт Морган сдался на капитуляцию только 23 августа после правильной осады и бомбардировки с берега и с судов. Хорошо продуманная Фаррагутом и правильно им начатая операция увенчалась блестящим успехом, благодаря его искусному и крайне энергичному личному вмешательству в момент высшей опасности.

Можно, правда, ставить в вину адмиралу, что он упустил из своих рук управление всей колонной, зная, что невыполнение головным кораблем своей задачи могло привести к полному и тяжелому поражению.

Но Фаррагут исходил из той точки зрения, что флагманский корабль нельзя подвергать опасности немедленного выхода из строя в самый критический момент боя, и в этом отношении он был, пожалуй, прав, следуя непосредственно за головным кораблем.

Возьмем тот случай, что головной корабль взорвался бы на заграждении; если бы в этот момент следующий за ним командир растерялся, то катастрофа была бы готова, а потому именно здесь, на втором корабле и было уместно присутствие главного начальника. Что Фаррагут ошибся в своем доверии к данному командиру, поручив ему ведение всей колонны, относится уже к трагическим сторонам подобных предприятий. Конечно, он выбрал командира, на которого он считал возможным положиться безусловно, но который потерял голову в самый нужный момент, и произвел самый ненужный и самый опасный маневр, который только можно было придумать.

Риск подобного предприятия был громаден: ведь приходилось прорываться вплотную к сильному укреплению с деревянными судами, и по фарватеру, сильно стесненному минными заграждениями. Но Фаррагут показал, что он хорошо умел использовать деревянные суда, на которых находились люди с железным сердцем.

Последствия этой победы, особенно после падения Моргана были громадны: теперь по всему побережья залива не осталось ни одного порта для блокадопрорывателей и для юга весь ввоз был стеснен в чрезвычайной мере.

По просьбе Фаррагута, здоровье которого серьезно пошатнулось, его освободили от командования. В Нью-Йорке, куда он прибыл 12 декабря, его встретили с восторгом. Там же он был произведен в вице-адмиралы, – чин, который правительство до тех пор ни разу еще никому не давало. Город Нью-Йорк преподнес ему 50 000 долларов на покупку дома.

После двухлетнего отдыха он отправился с эскадрой на полтора года в Европу, всюду встреченный с большим почетом. 14-го августа 1870 года он скончался от инфаркта. Торжественное погребение его праха произошло в Нью-Йорке; в Вашингтоне конгресс поставил ему памятник. Храбрый и благородный человек, энергичный и добродушный – он был идеальным типом морского героя и все позднейшие биографии высоко оценивают эти особенности его характера. О «самой тяжелой победе в своей жизни» – при Мобиле – он сам говорил, что в этот критический момент он горячо молился Богу и просил Его показать ему путь; и тогда ему показалось, что он слышит голос, повелевающий ему идти дальше вперед.

Многочисленные бомбардировки Чарльстона и тесная блокада входа мониторами имели тот успех, что все блокадопрорыватели были прогнаны или уничтожены. Благодаря этому часть находившихся там войск могла быть использована для экспедиций во Флориде.

Тем временем южане значительно усовершенствовали у себя минное дело. Об этом предупредили Дальгрена из Вашингтона, но он не верил в возможность атаки в открытом море и считал миноносцы опасными противниками лишь по внутреннюю сторону бара. 17-го февраля около 9 часов вечера с корвета «Хаусатоник» заметили на расстоянии около 100 метров нечто, похожее на миноносец; немедленно расклепали канаты и дали задний ход. Но было уже поздно, через две минуты миноносец подошел вплотную к борту и простоял еще так около минуты, никем не тронутый. Затем раздался взрыв и оба судна затонули. Впоследствии водолазы нашли эту подводную лодку; внутри ее нашли трупы команды.

Произведенные за это время десантные операции иногда имели успех, но довольно незначительный; осада медленно тянулась.

Уже с зимы 1862/63 года флот замышлял экспедицию против устья реки Кэп-Фир и города Уилмингтона, но армия не давала войск для этой цели. Тем временем там был создан ряд сильных укреплений, главнейшим из которых являлся форт Фишер.

То, чего раньше можно было достичь при помощи небольшого отряда канонерок, а именно: захвата устья реки, закрытия ее для блокадопрорывателей и постройки форта для севера, теперь потребовало бы уже значительно большие средства. Таким образом здесь продолжалась выгрузка товаров, и Уилмингтон оставался до конца 1864 года главным портом для импорта юга.

Теперь надо было принять здесь энергичные меры. Но для того, чтобы покончить с блокадопрорывателями, установившими здесь почти что срочное сообщение, надо было занять укрепления в самом устье реки, так как погоня за ним дальше в море слишком осложнялась многочисленными отмелями и прочими навигационными препятствиями.

Довольно поздно, а именно в сентябре 1864 года, морской секретарь Уэллес снова возбудил вопрос о предприятии против форта Фишер, а Грант обещал дать для этой цели войска. Вместо Фаррагута начальствование над экспедицией поручили адмиралу Портеру, и он вступил в командование Северо-Атлантической эскадрой.

На совещаниях с Грантом число сухопутных войск было определено в 8000 человек и выяснилось, что число крупных орудий на судах вдвое больше, чем на форте Фишер, вооруженном 75 крупными пушками. Форт Фишер состоял из сильных бастионов по морскому фронту и шести береговых батарей, примыкающих непосредственно к ним.

В середине октября назначенные в экспедицию 150 судов, в том числе 5 военных с 670 орудиями, собрались на Хэмптонском рейде, где они проводили время в шлюпочных и артиллерийских учениях. Портер обращал особенно внимание на учебные стрельбы, произведенные здесь в большом количестве. Первым делом следовало еще строже заблокировать порт Уилмингтон, задача, пока еще, не решенная, так как из пяти блокадопрорывателей четыре благополучно проскакивали, благодаря хорошим лоцманам и организованной на берегу ночной сигнализации.

Блокадопрорыватели строились плоскодонными для прохода через бар; они часто делали ложные сигналы, сбивая с толку преследователей. Держать сторожевые шлюпки снаружи бара было опасно при волнении и зыби, а дальше блокадопрорыватели находились уже под защитой форта Фишер.

Выгодность предприятия была причиной того, что из Уилмингтона благополучно вывезли огромное количество хлопка. Фунт хлопка стоил в Уилмингтоне 8 центов, в Англии – 80 центов, а на севере 100 центов.

Теперь северяне выработали новый план полной изоляции Уилмингтона. Перед каждым из баров далеко выдающейся дельты реки был очерчен мысленно полукруг с небольшим радиусом, по которому крейсеровали 19 судов; по второму полукругу радиусом в 12 миль ходило 20 быстроходных крейсеров, держа дистанцию в 5 миль между судами и обмениваясь сигналами; наконец, по третьему полукругу, общему для обоих входов, с радиусом в 130 миль, ходило еще 20 быстроходных крейсеров на дистанции в 8 миль друг от друга, поддерживая также связь между собой сигналами. Таким образом было достигнуто то, что любой блокадопрорыватель, входящий или выходящий ночью, пересекал какой-нибудь один из этих кругов днем, и тогда крейсеры могли его отогнать совсем, или отогнать его к другому кругу.

Действительно, этими 60 крейсерами удалось вполне закрыть подход к порту и почти каждый день, к удивлению блокадопрорывателей на Хэмптонский рейд приводились захваченные суда. В течение 37 дней было захвачено и уничтожено разных ценностей на огромную сумму.

В Нассау на Багамских островах скоплялась масса пароходов, тщетно измышлявших новые способы для прорыва; предприятие с каждой неделей становилось все менее выгодным. Конечно, такие действия Портера стали лишь возможными после занятия севером всех остальных портов юга и освобождения необходимого для проведения такой меры большого количества судов. Портер лично руководил со своими пятью коммодорами всеми этими мерами. Одновременно они выработали точный план атаки форта Фишер.

Но все еще не было сухопутных войск, а время шло и приближался период осенних штормов, так что Уэллес, наконец, обратился непосредственно к самому Линкольну, правда, сначала безуспешно, так как генерал Бутлер упорно отказывал в войсках, несмотря на приказания Линкольна и Гранта (!). В результате получалась непроизводительная трата морских сил, стоявших без дела на Хэмптонском рейде и стоивших ежедневно много денег.

В конце ноября произошло, наконец, совещание. Бутлер предложил подвести под стены форта судно со 150 тоннами пороха. Только при условии принятия этого плана он согласился дать войска. Портер уступил, боясь политического влияния Бутлера, поведение которого было совершенно недисциплинированно. Бутлер встал теперь во главе экспедиции, не будучи вовсе назначенным на эту должность и второпях произвел посадку войск на суда. 13-го декабря экспедиция тронулась в путь. Казалось, что даже Грант боялся Бутлера, как политика и терпел все его выходки; так же действовал и фактически назначенный начальник экспедиции. Остальные свои планы Бутлер держал про себя.

Броненосцы собрались у Бофора для погрузки угля и боевых припасов, транспорты южнее, у Мазенборо-Инлета. Рандеву было назначено в 25 милях от форта Фишер; оттуда Портер решил отправить пароход с порохом 18 декабря.

Бутлер для большей безопасности вернулся в Бофор; поведение его с самого начала было возмутительно! В первый раз наступила рознь между армией и флотом, исключительно благодаря политическим махинациям генерала. 18-го декабря, когда все уже было готово к атаке, Бутлер предложил подождать с высадкой из-за сильной зыби. Портер согласился с ним.

Решение это было правильно, так как на следующий день задул сильный шторм с юго-востока, заставивший транспорты вернуться в Бофор. Военные суда отошли мористее и отдали на глубине 40 метров оба якоря, вытравив 200 метров каната. Мониторы также хорошо отстоялись на якоре, несмотря на сильное волнение.

Подведение к форту порохового парохода было назначено на ночь 23-го декабря; его подбуксировали на 500 метров, в полночь большая часть команды была свезена, затем он пошел самостоятельно дальше и встал на якорь как можно ближе к форту. В 1 час 40 минут утра 24-го декабря последовал взрыв, не вызвавший на берегу даже смятения, а тем паче не причинивший никакого вреда. Не только суда, отстоявшие на 25 миль от места взрыва, не почувствовали ничего, но даже команда парохода, находившаяся недалеко, почти ничего не заметила. Все это предприятие было смехотворно – дикая фантазия Бутлера. В море заметили только яркую вспышку, глухой звук взрыва и затем густой пороховой дым, державшийся около часа – это и было все.

Около полудня 28 судов стало на якорь, недалеко от форта на точно определенных местах. Все суда немедленно открыли огонь, делая сначала по 2 выстрела в секунду. Через час с четвертью форт прекратил огонь, после того как на нем произошло несколько пожаров и взрывов. Суда продолжали бомбардировку со значительно меньшей скорострельностью. Единственные потери на судах состояли из 5 убитых и 27 раненых, – жертвы разрыва пушек Паррота.

Только на следующий день удалось высадить войска на 120 шлюпках, поддерживаемых канонерками, между тем как флот снова начал бомбардировку форта. Но войска вскоре вернулись, так как штурм форта оказался слишком опасным. 26-го числа вообще отказались от мысли об атаке, как о бесцельном предприятии; только одна бригада осталась на занятых ею и покинутых противником укреплениях на севере.

Некоторым частям штурмовавших войск удалось взобраться на валы, после того как гарнизон был согнан оттуда огнем флота. Они даже захватили флаг и весь форт попал бы в руки севера, если бы отдельные начальники проявили больше лихости. Флот в общем выпустил свыше 20 000 снарядов. Гарнизон форта состоял 18-го числа из 670 и 23-го из 1070 человек, не больше. 24-го огнем флота было подбито 5 орудий, 25-го – 4. Резервы, состоявшие из молодых солдат, пришлось буквально упрашивать принять участие в отбитии штурмов. Прорыв через бар казался слишком опасным и с навигационной и с военной точки зрения; поэтому временно совсем отказались от выполнения этого предприятия.

Бутлер решил действовать только при абсолютно верных шансах на успех, чтобы не повредить своей кандидатуре на пост президента (!). Портер, весь флот и сама страна были крайне возбуждены. По особой просьбе Грант отправил войска назад под командой другого начальника; Бутлер был уволен в отставку. Его образ действий против такого слабого гарнизона был прямо позорным. Выдающихся событий в 1864 году больше не было.

Конец войны, 1865

Первым выдающимся предприятием последнего года войны было занятие форта Фишер. 8-го января в Бофор прибыл новый начальник – генерал Терри. Поход начался только 12-го числа из-за господствовавшей свежей погоды; суда шли в четырех колоннах, состоявших из 5 броненосцев и 48 других судов. В полночь эскадра стала на якорь.

13-го числа мониторы подошли на 650 метров к форту Фишер; остальная часть флота расположилась, как в декабре, в трех линиях по полукругам, в числе 44 кораблей. Мониторы стали севернее первой линии, стоявшей в 3/4 мили от северного главного бастиона. Мелкие суда обстреливали остальные батареи с расстояния в 1-1 1/4 мили, не подходя ближе из-за выступавших далеко в море отмелей. Мористее стоял на якоре резерв из 14 судов. После усиленной стрельбы с обоих стороны, форт прекратил после полудня огонь. До 2 часов было высажено 6 000 человек под защитой флота, не прекращавшего огня. Мелкие суда подошли в 4 часа ближе к противнику; третья линия судов прикрывала до 5 часов высадку артиллерии.

Только мониторы стояли ночью на якоре. 14-го января канонерки заняли новую позицию для обстрела северной линии обороны анфиладным огнем. Мониторы и первая линия судов бомбардировали форт с часу до пяти часов; ночью мониторы пополняли свои боевые припасы.

15-го января подошел весь флот и открыл огонь в 10 часов утра. В 2 часа, когда Портер ожидал сигнал генерала переменить направление огня из-за предполагавшегося штурма, было получено приказание Терри высадить 1600 матросов, вооруженных абордажными тесаками и револьверами, и 400 морских солдат, совершенно не организованных для этой цели. Не было даже назначено общего начальника. Приказ гласил: «Взять форт штурмом по флотски» (!). «Морской пехоте образовать резерв». «Сухопутные войска атакуют сухопутный фронт, матросы – морской». Вот и все!

Высадившиеся немедленно залегли за прикрытиями, затем пошли переговоры о том, кому принять командование, наконец, старшие из присутствовавших офицеров пришли к соглашению, и тогда только прибыл начальник штаба, назначенный руководить штурмом. Но, так как очень трудно было заметить момент начала штурма сухопутными войсками, то десантный отряд запоздал. К счастью, все орудия форта были уже подбиты. В 3 часа последовал, наконец, сигнал, загудели все паровые свистки, орудия переменили направление и штурм начался.

Десантный отряд нес тяжелые потери и был даже принужден отступить, не имея ружей и подвергаясь анфиладному огню. Несколько раз он бросался довольно беспорядочно в атаку; судовые орудия временно поддерживали его огнем. Армия занимала траверз за траверзом; к вечеру взяли при поддержке судовых орудий угловой бастион и два траверза, обращенных к морю.

Показавшиеся из Уилмингтона войска были отброшены назад канонерками. В 10 часов после последнего штурма форт оказался в руках севера. 16-го числа канонерки прошли через бар, а в течение следующих дней за ними последовали остальные суда. Комендант форта, полковник Ламб, был ранен в начале штурма; из 2500 человек гарнизона 2100 попало в плен. 16-го числа произошел взрыв порохового погреба, убивший 70 и ранивший 180 человек.

Город Уилмингтон вскоре был взят Шерманом и Терри при содействии флота. До этого пришлось уничтожить 200 плавучих мин в реке. Фальшивый монитор лейтенанта Кушинга заставил взорваться целый ряд мин у города и послужил причиной очищения главного форта у реки.

Дело с кандидатурой Бутлера теперь было закончено. Вся операция против форта Фишер была под конец в крайней степени «американской», без внутренней связи между действующими силами; в ней было много политики, мало военного; во многом встречались неправильности и эксцентричности.

Все донесения были преувеличены, заслуги восхвалялись чрезмерно, пестрели выражения, как: «крайне доблестно», «самым прекрасным образом», «нельзя найти лучших офицеров и нижних чинов», «блестящая доблесть войск» и т. п. Последний штурм сопровождался криками «ура» с кораблей, завыванием паровых свистков, боем судовых колоколов и сожжением фальшфееров – картина довольно странная для военной обстановки. Внезапная посылка совершенно неорганизованных десантных партий с кораблей является беспримерным пренебрежением всем военно-морским опытом и дает доказательство редкого невежества, высокомерия и небрежности данного начальника. И все это произошло к концу четырехлетней войны.

Следовало бы ночью выкопать траншеи между мониторами и береговыми укреплениями и, главным образом, лучше вооружить и организовать десантные партии. Стоит только сравнить с этим стройный, продуманный и планомерно выполненный операционный план при взятии Мобила.

Со взятием Уилмингтона-Фишера последний открытый для ввоза порт юга оказался в руках севера, ибо Чарльстон был тесно заблокирован, и ввоз оружия и военных припасов, таким образом, прекратился совсем.

Армия Шермана могла теперь развернуться во всей своей силе, освободив свой фланг; теперь она могла получать подкрепления из всех портов севернее Чарльстона и создавать себе там новые базы по мере своего движения вперед.

И на этот раз, как и вообще все время, значение участия флота не было оценено на севере полностью, хотя флот проявил и у форта Фишера особенно энергичную деятельность. Только благодаря его бомбардировке форта в течение нескольких дней, штурм стал вообще возможным, а во время этого последнего флот энергично участвовал в нем, отвлекал на себя большую часть сил обороны и нес тяжелые потери. Но большинство считало это предприятие за исключительный успех сухопутных войск.

С началом движения Шермана на север и от берега вглубь страны на долю флота выпал целый ряд новых задач. Ему пришлось держать суда в бухтах и на реках для поддержки и сообщений армии и неоднократно выдерживать там сражения. С приближением армии к Чарльстону начались опять более активные действия флота, но город сдался только в феврале, боясь полного обложения войсками Шермана; итак, Чарльстон пал вследствие взятия форта Фишер и Уилмингтона. Один флот никогда не мог бы взять этот город с его 150 крупными орудиями и разнообразными заграждениями. 25 февраля флот занял Джорджтаун, к северу от города; всюду попадались мины, и на одной из них погиб флагманский корабль Дальгрена.

В конце марта все побережье Джорджии и Южной Каролины находилось во власти севера. В конце мая флот мог, наконец, вздохнуть свободнее.

Кроме блокады всего южного побережья флоту пришлось еще решить ряд задач у Мобила, Гальвестона, на Миссисипи и, наконец, на реке Джэмс. У Ричмонда судам севера пришлось действовать очень осторожно, пока южане не уничтожили флотилию адмирала Сэмса незадолго до того, как Ли был вынужден очистить столицу.

В виду сильного дезертирства (Ли объявил особым манифестом прощение 200 000 дезертиров) юг насчитывал в рядах своей армии всего только 150 000 человек. Сам Ли стоял с 60 000 у Ричмонда и Петербурга, 40 000 находилось на западе и столько же на побережье.

Север располагал весной 1865 года 350 000 человек, из которых 80 000 находилось у Гранта и 50 000 у Шермана. Грант базировался при своем наступлении на флот, как это делал за три года до него Мак-Клеллан в той же местности. Теперь оба противника сосредоточились в Вирджинии; особенно замечателен упомянутый выше поход Шермана на север в январе месяце.

В начале марта генерал Шофелд подошел с двумя колоннами войск из Уилмингтона и от залива Альбемарль и соединился 22 марта с Шерманом у Гольдсборо, выдержав серьезные и рискованные бои.

Джонстон тщетно прилагал все усилия разбить своих противников поодиночке и был вынужден отступить со своими 45 000 человек после благополучного соединения отрядов северян.

Тем временем генерал Шеридан, оперировавший в западной Вирджинии, соединился с Грантом. После ряда неудачных атак со стороны Ли, Грант снова перешел в наступление и одержал победу в пятидневном бою у Петербурга (28 марта – 2 апреля). Потеряв 30 000 человек, Ли был вынужден отступить и сдался 9-го апреля у Аппоматокса, сдав противнику 26 000 человек, 160 орудий, 71 знамя.

Джонстон и Борегар вскоре были вынуждены последовать его примеру с 27 000 человек и 110 орудиями. Война понемногу близилась к концу и полное истощение юга вскоре привело к окончательному решению.

Цифры потерь с обеих сторон были громадные: север потерял 325 000 убитыми, 127 000 пленными и 110000 ранеными; юг – 200 000 убитыми, 223 000 пленными и 750 000 ранеными. В общем 1 552 000 со стороны севера и 1 173 000 со стороны юга. Юг имел под знаменами единовременно до 550 000 человек, к концу же войны даже менее 100 000. В течение всей войны он выставил 1 100 000, а север 2 665 000 человек. Долги севера возросли с 1/3 миллиарда до 11 1/3 миллиардов.

Флот насчитывал под конец 671 корабль, в том числе 63 броненосца с 4610 орудиями и 65 000 человек команды; во всем морском ведомстве насчитывалось 125 000 человек. Число взятых призов доходило до 1375 судов.

Изданная 13-го апреля прокламация Линкольна «закрыла» все порты юга для заграничной торговли и таким образом южные штаты перестали существовать как воюющая держава с точки зрения международного права. Коренной ошибкой севера было то, что он из боязни перед Европой не сделал того же самого еще в 1861 году.

Одновременно Линкольн потребовал от европейских держав свободного входа для судов Соединенных Штатов во все порта без каких-либо ограничений со стороны нейтральных держав. 14-го апреля 1865 года Линкольн пал жертвой заговора, убитый в театре выстрелом заговорщика. Место Линкольна занял вице-президент Эндрю Джонсон, а затем Грант, каждый избранный на четырехлетний срок на пост президента. Флот и армия были сведены на состав мирного времени и всюду, по возможности быстро восстановлено мирное положение. Но торговля и промышленность оправлялись лишь медленно, и особенно торговое мореплавание потребовало долгий срок, чтобы вполне оправиться от ударов войны. Ему так и не удалось подняться до прежней высоты, так как Европа перегнала Америку за время войны на этом поприще.

Стоит отметить еще одно событие крейсерской войны, а именно бой корвета северян «Кирсардж» под командой капитана Уинслоу с конфедератским капером «Алабама» под командой капитана Сэммса около Шербурга 19 июня 1864 года, в котором противники маневрировали по кругу; после ожесточенного боя «Алабама» затонул. Его победоносный противник, бывший одинаковой с ним силы, забронировал свой борт якорными цепями. Это сражение не имело никакого значения в общем ходе событий, но дало много замечательного в тактическом смысле.

«Алабама» оперировала до своей гибели во всех морях: к северо-востоку от Сингапура, у Цейлона, в южном Индийском океане, у Капштадта, перед Рио-де-Жанейро, у Св. Елены, в Вест-Индии, в Мексиканском заливе, у Бермудских островов и у Нью-Йорка, у Азорских островов и в Ла-Манше. В общем, она взяла 69 призов, но в том числе всего один пароход.

В настоящем сочинении за недостатком места уделено мало внимания крейсерской войне. Но она содержит в себе много поучительных данных, особенно для держав, не имеющих обеспеченных опорных пунктов для своего флота за границей. Эти данные можно свести в ряд указаний, как то: не действовать зря без заранее обдуманного плана; посещать большие торговые пути в зависимости от времени года; иметь точные сведения о развитии и значении торговли других держав; часто менять место и находиться все время в движении; избегать по возможности захода в порты; грузить уголь в мало посещаемых местах; принимать лично все запасы через надежных агентов; быть крайне внимательным и избегать по возможности сражений.

Но еще больший вред чем непосредственно захватом или уничтожением судов (так, например, «Самтер» взял 18 призов), каперы наносили косвенно одним своим появлением, так как ввиду этого прекращалось торговое мореплавание, повышались страховые премии, торговля переходила в руки других народов, получались потери на процентах с затраченных на суда капиталов, война затягивалась и т. д.

Наконец, этим отвлекалась от других задач часть неприятельского флота. Так, например, за «Самтером» гонялось 6 военных судов севера.

Заключение

Так как север не добивался ничего иного, как воссоединения с союзом всех отпавших штатов, то все его желания исполнились в тот момент, когда эти штаты выразили согласие вернуться к старому порядку. Итак, с материальной точки зрения не произошло никакой перемены; особых политических мер тоже не принималось, и в общем, по отношению к южанам проявляли мудрую политическую снисходительность, так что, например, лишь очень немногие лица не попали по действие объявленной амнистии.

В общем, союз оправился довольно быстро; только морская торговля и судоходство не могли опять достичь прежнего своего развития. Пароходные компании также не успевали в своем развитии, несмотря на казенные субсидии, выдаваемые в течение следующих за войной десятилетий; место Америки в международной торговле заняли иностранцы. После длительных переговоров Англия была вынуждена по приговору третейского суда уплатить возмещение убытков, нанесенных торговле каперами южан, пользовавшимися ее благосклонным покровительством.

Вообще говоря, нельзя даже сравнить громадную работу и успех флота в данную войну с таковыми же в других войнах; здесь надо было все создать из ничего, все действия происходили на громадном пространстве и на протяжении многих лет.

Вся суть деятельности флота сводилась к овладению морем и воздействию благодаря этому на экономические условия юга; флот должен был лишить южан всех средств к существованию. Провести такую систему довольно продолжительное время позволяло то обстоятельство, что очертания береговой линии с ее портами на островах, мысами, глубокими заливами и судоходными реками в высшей степени благоприятствовали блокадному флоту. С другой стороны, судам угрожало довольно большое количество разных опасностей. Большие затруднения встречались также в многочисленных и своевременных приемках угля, воды, провизии и боевых припасов.

Эта блокада южного побережья является единственной в своем роде действительной блокадой, в отличие от блокады на бумаге, каковая практиковалась в эпоху Наполеоновских войн. Блокадный флот взял в общем 1150 призов с грузом. Прибавив сюда 350 судов, уничтоженных своими владельцами из страха перед захватом, получим общую цифру убытка в 1500 судов.

С весны 1862 года сообщение с портами юга могли поддерживать лишь смелые и быстроходные блокадопрорыватели. Население юга, жившее по большей части вне городов, существовало главным образом вывозом продуктов своего хозяйства. Так как вывоз этот сильно сократился, а блокадопрорыватели далеко не могли поддерживать его на должной высоте, то вскоре началось обеднение населения, достигшее ужасающих размеров.

К концу 1863 года за бумажный доллар конфедерации давали всего 5 центов. Цены на все поднялись чрезвычайно. Так, например, в конце 1862 года в портовом городе Саванне фунт кофе стоил 3-3,5 рубля; в феврале 1863 года в Ричмонде платили за окорок 23 рубля, за фунт кофе 8,5 рублей, за фунт чая 35,5 рублей, за фунт коричневого сахара – 5,5 рублей. В августе 1863 года в Чарльстоне за пару сапог требовали 125 рублей, за костюм 460 рублей.

В середине 1864 года нельзя было добыть другого напитка, кроме воды; в ресторанах давали только простой хлеб и свинину. Конечно, местные сельскохозяйственные продукты также поднялись в цене; вскоре только богатые люди могли позволять себе такую роскошь, как масло, яйца и картофель. Принимая во внимание все эти детали, следует удивляться упорному сопротивлению юга, вынужденного жить 2-3 года в таких условиях.

Положение всюду было серьезно. Сельские жители не хотели продавать своих продуктов за потерявшие всякую ценность бумажные деньги, везде царила нужда, даже в самых необходимых для жизни предметах.

Само собой разумеется, что еще хуже приходилось полевой армии, особенно благодаря тому, что главный театр войны – Вирджиния – вскоре был совсем истощен, а сообщения и подвоз были крайне неудовлетворительны. В 1862-63 годах солдаты Ли получали зимой только половинную порцию; в декабре 1864 года мясо совсем кончилось. Только после победы солдаты ели досыта, пользуясь отбитой у противника провизией.

На севере питание армии все время было достаточно, хотя, конечно, в зависимости от обстоятельств, не всегда хорошо. Но все-таки его войска почти всегда получали положенную им порцию сахара и кофе, даже свечи и мыло. В начале мая 1864 года, когда у солдат Ли осталось провизии только на два дня, один единственный блокадопрорыватель, благополучно прошедший в Уилмингтон, мог бы поддержать их своими запасами на некоторое время. Но дело юга неизбежно шло к трагическому концу.

Обмундирование южан, конечно, также было из рук вон плохо; под конец они ходили полуодетыми. В декабре 1864 года бедственное положение армии Ли дошло до того, что несмотря на ее малочисленность, на троих человек приходилось одно одеяло. Неизбежным последствием всех этих крайних невзгод было то, что среди южан начала развиваться, несмотря на их высокий патриотизм, деморализация и число дезертиров возросло до ужасающих цифр. Юг уже не мог собрать необходимого числа людей для полевой войны – прямое последствие созданного долголетней и строгой блокадой положения.

Последние успехи севера на сухом пути целиком основаны на господстве на море его флота, и только благодаря этому последнему север мог, наконец, окончательно придавить конфедерацию с ее изнемогавшими физически войсками. Фот севера отличился особенно настойчивым проведением раз начатых предприятий; моральный и материальный успех его действий был громаден; в особенности проведение блокады заключает в себе массу труда, все еще недостаточно оцененного. При всем этом флот дал такое доказательство своей верности долгу, что с его деятельностью едва ли можно сравнить что либо другое, исключая разве блокаду Бреста и Тулона.

Те осады, которые производятся сухопутными армиями, нельзя и сравнивать.

Почти все предприятия флота не выходили из строгих рамок раз выработанного большого плана войны (у армии это заметно в гораздо меньшей мере); важнейшие же из них флот все довел до конца с успехом, за исключением операции против слишком сильного Чарльстона. Типичным признаком всех многочисленных и удачных дел флота является основательное обсуждение дел до боя и твердое, энергичное наступление в бою. Единственное неудачное дело – это первая атака форта Фишера, но там не флот, а сухопутный десант оказался не на высоте.

До гражданской войны в США опыт применения паровых военных судов был очень незначителен, и только эта война показала, насколько высоко может быть поставлена стратегическая и тактическая деятельность флота. На некоторых из отдельных театров войны флот действовал один, при временном только участии сухопутных войск.

На северо-востоке он доставил армии возможность перейти к решительным действиям. Но по мнению адмирала Портера, блокада больше способствовала падению юга, чем все остальные операции и действия, вместе взятые. Портер говорил, что при наличии сотни канонерских лодок все восстание можно было подавить в момент его зарождения.

Путем блокады флот настолько сломил силу сопротивления противника, что армия могла достичь окончательного успеха. Итак, исход этой большой войны решили, главным образом, действия флота. Можно было гораздо лучше и скорее использовать все успехи, если бы управление флотом после начала войны велось более сознательно и благоразумно. Недостаток солидарности между военным и морским министерствами затягивал многие операции, затруднял их, и даже делал их невозможными. О планомерной, продуманной подготовке к войне в Америке не было и речи. Только быстрое создание флота удержало Европу от вооруженного вмешательства по поводу ненавистной ей блокады.

В конце концов, следует еще заметить, что даже небольшой флот мог бы, по всей вероятности, изменить судьбу юга. Усилия его создать таковой, следует признать чрезвычайно большими, принимая во внимание его крайне ограниченные средства; но все-таки эти усилия были далеко недостаточны. До конца 1863 года юг построил и приобрел более 150 судов, конечно, большей частью небольшого водоизмещения. Энергичное и жаждавшее войны население юга едва ли потерпело бы поражение, если бы юг был сильнее у своих берегов и на реках, и если бы он мог поддержать сообщение морем с Европой, и этим свое экономическое благополучие. Тогда бы он нашел и средства и людей, чтобы постоять за свое дело на поле сражения и довести его до победоносного конца. Вся его ошибка заключалась в том, что он с самого начала слишком надеялся на помощь Европы. Если бы он сразу пустил в ход все свои силы и средства для создания флота, то эта великая война окончилась бы, вероятно, иначе. На это обстоятельство раньше не обращалось должного внимания при разборе этой войны. Особой заслугой флота южных штатов является, безусловно, то, что он верно оценил значение нового оружия – тарана и мины, и использовал его соответственным образом.

Соединенные Штаты Северной Америки не извлекли для себя ничего поучительного из опыта этой войны, по крайней мере, в военно-морских вопросах; напротив, они забросали флот самым ужасным образом. Флот потерял всякий интерес для государственных деятелей, политиков и деловых людей, и даже для техников. Уже через несколько лет сильному на море противнику ничего не стоило применить против них с большой быстротой ту же южную блокаду: вопрос был бы лишь в том, удалось ли бы это ему надолго.

Но это обстоятельство и не имело такого важного значения для вновь объединенной большой территории Штатов, так как по отношению к ним даже грандиозная блокада не могла бы достичь и приблизительно такого успеха. К тому же никто и не верил в возможность повторения такой войны. Но в течение последующих десятилетий Соединенным Штатам не раз пришлось почувствовать всю незначительность своего флота и затратить впоследствии большие средства, чтобы опять поднять его на должную высоту. Если бы за это время им пришлось участвовать в большой войне, то они жестоко поплатились бы за пренебрежение флотом и потерпели бы большие убытки, как это ясно показывает прекрасный пример гражданской войны. Блестящим примером могут служить не встречающиеся нигде более в истории, продолжительные совместные действия армии и флота.

В событиях этой войны особенно выпукло вырисовывается значение господства на море, т. е. влияние действий флота. Только флот сделал возможной окончательную победу над югом; его прямо можно назвать спасителем севера. То, что север, несмотря на заброшенность флота до войны, сумел в короткое время принять такие энергичные меры, что он мог поднять свои морские силы до такой высоты и правильно использовать их и, наконец, что он вовремя и полностью сознал их высокое значение – все это с одной стороны свидетельствует о трезвом и правильном взгляде руководящих лиц на понятое ими высокое значение морской силы; с другой стороны все вышеприведенное является доказательством чрезвычайно большой работоспособности и технического развития правительства и его учреждений, парламента и народа.

Здесь можно еще провести известное сравнение с войной 1870/71 года. Там подготовленная к войне немецкая армия так быстро нанесла противнику самые тяжелые поражения, что его значительно сильнейший, но не готовый к войне флот, уже не мог начать свои действия у германских берегов. Техника, работавшая еще отчасти с очень несовершенными средствами и по таким же методам, достигла выдающихся результатов в области судостроения и машиностроения, вооружения судов и созданий нового оружия (броня, мина, крупнокалиберная нарезная артиллерия). Двухбашенные мониторы стали отныне достоянием всех флотов; всюду начались испытания и усовершенствования миноносцев, минных заграждений и даже подводных лодок.

В области стратегии следует еще раз отметить поучительный пример дружных совместных действий армии и флота, основанных на полном взаимном понимании. И эта война опять блестяще подтвердила то положение, что во многих случаях флот может и должен быть лучшей и надежнейшей базой армии. Многие из примеров этой войны могут прямо служить образцами для всех будущих войн. От старой стратегии давно уже осталась одна пустая форма, эта война дала ей опять новое внутреннее содержание, соответствующее современным требованиям. Но эта новая стратегия была еще чисто эмпирической.

Быть сильным на море, это значит достичь в будущей большой войне своей цели скорее и с меньшими средствами, чем без флота; во многих же случаях только наличие флота и позволит вообще достичь цели. От тех же причин зависит и экономия в расходах на ведение войны.

Из тактических уроков интересны следующие: прорыв мимо береговых фортов всегда будет возможен, если нет сильных сплошных заграждений; при таких операциях начальник должен находится ближе к голове колонны, и флот без войска едва ли может занять береговые укрепления и тем паче удержать их в своих руках.

В данной войне, происходившей главным образом на побережье и на берегах рек, конечно, сыграли большую роль приморские и речные укрепления, особенно при отсутствии более многочисленных морских сил у одной из сторон.

Первые бои на море и на реках происходили за обладание этими укреплениями, причем суда для борьбы с ними не тратили больше силы, чем было необходимо. В большинстве случаев суда прорывались мимо них и предоставляли занятие их сухопутным войскам.

Чарльстон представляет исключение из этого правила, но там надо принять отчасти во внимание условия строгой блокады, а кроме того, в этом случае действовали внутренние причины, заставившие применить там большие силы.

События этой войны бросили также яркий свет на высокую степень развития современной индустрии, а именно: они показали зависимость промышленно развитых государств от мореплавания и морской торговли, от господства на морских торговых путях во время войны между мировыми державами, взаимоотношений государств между собой, даже географически самых отдаленных друг от друга.

Натуральное хозяйство можно уже считать отжившим вой век, ни одно государство не может уже существовать без экспорта своей продукции и импорта сырья; питание большой части его рабочего населения зависит теперь от свободных морских торговых путей и от международных сообщений.

Глава III. Прусско-датская война 1864 г.

Обстановка перед войной

Вскоре после окончания прусско-датской войны 1848-51 года великими державами был утвержден по Лондонскому протоколу 8-го мая 1852 года порядок дальнейшего престолонаследия в Дании на случай смерти короля датского Фредрика VII, последнего члена правящего датского дома по мужской линии, имевшего право наследования в герцогствах Шлезвиг и Гольштейн.

Смерть его последовала 15-го ноября 1863 года.

За последние годы его правления приверженцы господствовавшей в стране партии «Дании до реки Эйдера» издали ряд законов, стремившихся поставить герцогство Шлезвиг в более тесную связь с датским государством. В результате их деятельность привела к тому, что в конце 1863 года Германский союз решил вмешаться в этот вопрос, и когда Дания отказалась отменить изданный 18-го ноября новый основной закон, по которому Шлезвиг входил неотъемлемой частью в датское государство и этим отделялся от Гольштейна, то в конце ноября войска Германского союза, саксонцы и ганноверцы, вступили в пределы Гольштейна.

Вскоре после этого обе великие державы союза, Пруссия и Австрия, решили занять также и Шлезвиг.

Здесь то и было положено начало обще-германской политике прусского министр-президента фон-Бисмарка.

1-го февраля союзные войска заняли Шлезвиг; отсюда можно считать начало сильного политического возрождения Германии.

После ряда сражений на юге, у Миссундэ и Эверзее, датчане очистили, уступая численно сильнейшему противнику, свою сильную позицию – Дюппель, в Шлезвиге. На материке они удержали за собой только Ютландию к северу от Лимфиорда и позицию у Фредериции против северо-западной оконечности Фюнена, сильные укрепления Дюппель-Зондербург на полуострове Зундевит и юго-западную часть острова Альзен.

В середине марта несколько рот прусской пехоты неожиданным нападением заняли остров Фемарн, несмотря на то, что у него стояли три датские канонерки.

Не взирая на ряд дипломатических демаршей, союзники заняли впоследствии всю Ютландию до Скагена; вообще война на материке всем ходом событий сильно напоминала войну 1658 года. Дальнейшие операции союзников, исключая действия против Фредериции и Дюппеля, были безнадежны, так как датский флот, безусловно, контролировал обстановку.

Датский флот прошел те же стадии развития, как и флоты других держав (винтовые суда и броненосцы), и состоял в 1864 году, кроме полусотни гребных судов с 80 орудиями и 24 буксирных пароходов для них, из следующих судов: одного 14-пушечного броненосного фрегата (перестроенного из парусного линейного корабля), одной броненосной батареи с 4-мя орудиями в куполообразных башнях – «Рольф Краке», двух броненосных канонерок (3 орудия), одного 64-пушечного винтового линейного корабля, 4 винтовых фрегатов (34-44 орудия), 3 винтовых корветов (12-16 орудий), 10 винтовых шхун или канонерских лодок (2-3 орудия) и 8 колесных авизо (2-8 орудий); кроме того, имелось еще по 2 парусных линейных корабля, фрегата, корвета и брига (14-84 орудий).

Резервы состояли из 170 офицеров и кадетов, и 1.800 нижних чинов; этого количества людей хватало для укомплектования всех судов.

Укрепления Копенгагена с морского фронта были усилены; форты Трекронер и Превестеен получили казематированные валы. Между обоими морскими фортами построили новый форт Мелум.

Средства на все эти постройки были взяты из сумм, внесенных всеми государствами в 1857 году в размере 35 миллионов марок при уничтожении прежней пошлины за проход через Зунд.

Поздней осенью 1864 года Дания начала вооружение своих судов.

После расформирования флота Германского союза в 1852 году небольшой прусский флот усилился благодаря приобретению части его судов; затем была начата постройка кораблей в Данциге, а в 1855 году Пруссия выменяла у Англии за два строившихся там для нее колесных авизо, один фрегат и два брига.

В конце 1853 года было создано адмиралтейство и принц Адальберт Прусский был назначен «адмиралом прусских берегов и главным начальником флота». В Данциге основали верфь и базу для флота. В Штральзунде и на острове Денхольм устроили склады для флота.

В 1854 оду принц Адальберт подал официальный меморандум, в котором он требовал доведения флота до следующего состава: 9 винтовых линейных кораблей (90 пушек), 3 винтовых фрегатов (40 пушек), 6 винтовых корветов (24 пушки) и 3 паровых авизо, не считая имевшихся уже парусных и 40 гребных судов.

Руководство состояло из штаба начальника флота (Ober-Kommando) и морского министерства, во главе которого стал военный министр, генерал фон Роон.

На прусскую службу стали поступать шведские, голландские, бельгийские офицеры и офицеры бывшего союзного флота. В 1864 году в списках флота числилось уже 120 офицеров и кадет.

В 1864 году прусский флот насчитывал следующие суда: 3 винтовых корвета с закрытой батареей (28 орудий), 1 корвет с открытой батареей (17 орудий), 21 винтовую канонерскую лодку (2-3 орудия), 1 винтовой авизо, королевскую яхту «Грилле» (2 орудия), 2 колесных авизо (2-4 орудия), и кроме того, по 3 парусных фрегата и брига и 36 гребных судов.

В конце 1863 года все суда были переведены из Данцига в Свинемюнде у Штральзунда.

Следует особо отметить, что уже в 1853 году такая континентальная и военно-сухопутная держава, как Пруссия, граничащая только на своей окраине с Балтийским морем, начала делать шаги для приобретения участка побережья на Северном море для постройки военного порта, хотя флот ее находился еще в самом зачаточном состоянии. Это решение, принятое несмотря на имевшиеся уже крупные расходы на армию, является блестящим актом стратегической и торгово-политической предусмотрительности и патриотическим делом для будущности всей Германии на море. При этом не следует упускать из виду, что в 1850 году торговля Германии на Балтийском море была сильнее развита, чем на Северном (58% и 42%), и что самое крупное из германских государств, лежавших по побережью Северного моря, – Ганновер, – относилось к морским затеям Пруссии очень сдержанно и скорее даже враждебно, потому что оно само мечтало о контроле над выходом Германии в Северное море.

Осенью 1854 года Пруссия приобрела у Ольденбурга участок побережья у западного входа во внутреннюю бухту Яде, близ местечка Хеппенс, и сразу приступила к выполнению громадной гидротехнической задачи, – работам по выемке земли и т. п.

Таким образом возникла в Северном море новая морская база Пруссии (и впоследствии Германии) для защиты соседних ганзейских городов Гамбурга и Бремена, вдали от собственного государства, незащищенная слишком еще малочисленным прусским флотом, – в известном смысле – забытый пост.

События на море

В начале войны датский флот служил для перевозки войск и находился в крейсерстве – с целью беспокоить неприятельские берега. Затем были сформированы две эскадры для Балтийского и одна для Северного моря. Самая восточная из них, состоявшая из больших судов, крейсировала у Данцига и находилась с середины марта под командой контр-адмирала Ван-Докума. В западной части Балтийского моря командовал под брейд-вымпелом флотилией мелких судов орлогс-капитан (капитан 1 ранга) Максоль. Этой флотилии приходилось довольно часто перестреливаться с прусскими полевыми и осадными батареями.

Небольшой монитор «Рольф Кракен» не имел успеха даже против 12 см. пушек, хотя он в свою очередь не могли пробить его 4,5-дм. брони.

15-го марта началась блокада Свинемюнде-Штеттина, но действие ее было очень ограничено, благодаря большой дистанции, на которой держались датские суда, так что многим пароходам удавалось беспрепятственно входить и выходить.

16-го марта капитан 1 ранга Яхман произвел дальнюю разведку с корветами «Аркона» (28 пушек) и «Нимфа» (13 пушек), чтобы доказать, насколько датская блокада не соответствовала международным договорам.

Он условился на 17 число с флотилией, стоявшей в Грейфсвальдер-Бодден, относительно взаимной поддержки. Эта последняя вышла рано утром в составе колесного авизо «Лорелей» (2 пушки) и 6 винтовых канонерок и вошла по недоразумению в Прорер-вик, вместо того, чтобы стать севернее острова Грейфсвальдер-Ойе, для прикрытия пути отступления отряду Яхмана.

Этот же произвел разведку, чтобы не быть отрезанным с этой стороны и пошел затем к острову Ойе, где к нему присоединился авизо. Канонерки подошли ближе к берегу.

Около полудня на севере, в 50 милях от входа в порт, показались дымки датчан.

Яхман вышел им навстречу и в час пополудни увидел противника в числе шести судов. Это были: линейный корабль «Скьольд» (64 пушки), фрегаты «Зеланд» (флагманский корабль Докума) и «Торденскьольд» (42-44 пушки), 2 корвета (12-16 пушек) и один угольный транспорт.

Итак, против 43 прусских орудий датчане имели 180, но зато их линия была сильно растянута.

Находясь приблизительно в 8 милях к востоку от Ясмунда, капитан Яхман решительно пошел на сближение с противником, построив свои суда в строй фронта; авизо находился в середине. В 2,5 часа пополудни он открыл огонь с расстояния в 4.000 метров; подойдя на 1500 метров, он повернул на юг, стреляя залпами со всего борта; так как уже одни головные суда датчан «Скьольд» и «Зеланд» были в 2,5 раза сильнее его. Несмотря на уменьшившийся вследствие повреждений ход его судов, датчане не могли нагнать его, имея ход всего в 9 узлов.

Авизо отошел к стоявшим у острова канонеркам, которые делали несколько выстрелов с очень большого расстояния, а Яхману удалось в 7 часов вечера, с наступлением темноты, войти в Свинемюнде.

Датчане сделали 1200, пруссаки – 300 выстрелов; первые потеряли 3 человек убитыми и 19 ранеными (на флагманском корабле), последние – 5 человек убитыми и 8 ранеными. «Зеланд» и «Нимфа» пострадали больше всех; последняя имела 19 попаданий в корпус, 4 – в надстройки и несколько десятков – в рангоут.

Несмотря на вскоре начавшиеся случаи заклинения поршневых затворов у прусских 24-фунтовых орудий (затворы системы Варендорфа) и недостаточное обучение прислуги у нарезных орудий, пруссаки достигли все-таки довольно удовлетворительного процента попаданий.

Итак, первое сражение между винтовыми судами осталось нерешительным, но стратегический успех был на стороне пруссаков.

Яхман, произведенный за это дело в контр-адмиралы, вышел на следующий день далеко в море, но не встретил ни одного корабля противника.

Принц Адальберт телеграфировал ему: «только теперь, вашим лихим делом, положено твердое основание прусскому флоту».

Тем временем Австрия также изготовила большую часть своих морских сил. Командовавший в Леванте отрядом капитан 1 ранга фон Тегетгоф получил приказание выйти с двумя корветами в Лиссабон.

Но так как главные силы под начальством контр-адмирала Вюллерсторф-Урбэйра запоздали, то Тегетгофу было предписано идти дальше, а 23-го апреля он получил в Бресте приказание «идти быстро, но осторожно в Тексель и затем в Кукхафен». От адмирала он получил уже месяцем раньше указание соединиться в Текселе с прибывшей туда из Средиземного моря прусской флотилией (1 колесный авизо и 2 винтовых канонерки I класса) и производить с ними общие учения, не подчиняясь однако ни в коем случае пруссакам.

Отправленный в Немецкое море датский капитан I ранга Свенсон получил следующую инструкцию: защищать датскую торговлю в Немецком море и Ла-Манше; по возможности препятствовать проникновению в датские воды противника через Ла-Манш и Северное море; крейсеровать между Эльбой и островом Уайт; грузиться углем в английских портах от Портленда до Лейта и в Текселе или на банке Листер у северной оконечности острова Сильта с высланных туда английских угольщиков.

Англия рассматривалась, следовательно, как база снабжения.

У устья Везера и Эльбы им было взято в начале много призов, но затем, в Бремене, начали обменивать судовые документы германских судов на русские.

Впоследствии датские призовые суды стали признавать из только в том случае, если они были выданы прусским судовладельцам до 1-го февраля, а подданным остальных германских государств до 1-го марта.

Лучшим опорным пунктом Свенсона был остров Гельголанд, соединенный телеграфным кабелем с Англией. Губернатор очень симпатизировал датчанам и сообщал Свенсону о всех движениях австрийских судов.

Посланный на разведку корвет нашел у Текселя прусские суда. Получив известие (как оказалось впоследствии – ложное) о приближении Тегетгофа, Свенсон перешел 24-го апреля в Христиансанд в Норвегии, чтобы пополнить свои запасы и иметь лучшее сообщение со своим морским министром, 5-го мая он вернулся к Гельголанду; там он получил 8-го числа от английского корвета сведения, что поблизости находятся два австрийских и три прусских судна.

С приближением австрийцев общественное мнение Англии, настроенное в пользу Дании, пришло в сильное возбуждение; по его требованию эскадра контр-адмирала сэра Генри Дакра была вызвана из Португалии в Ла-Манш в составе 5 броненосных фрегатов, 1 винтового линейного корабля, 1 фрегата и 1 колесного авизо, чтобы воспрепятствовать активным действиям Австрии, так как по господствовавшему в Англии мнению, одна она являлась владычицей Северного моря.

Но в Копенгагене не верили, что австрийцы отступят перед этой угрозой и даже желали прихода Тегетгофа, рассчитывая легко разбить его небольшой отряд.

В конце апреля Тегетгоф вышел из Бреста, а 1-го мая из Гельдера дальше, на восток.

Перед тем, как войти в Северное море, ему пришлось из Дувра лично отправиться в Лондон, чтобы сделать там официальное заявление о том, что он не пойдет в Балтийское море.

Такой образ действий является крайне странным для нейтрального государства и небывалым превышением своих прав со стороны Англии. После того, как австрийское правительство объявило 1-го мая, что его эскадра не пойдет в Балтийское море, а предназначается только для защиты германского побережья в Северном море, Англия призвала лишь запасных флота и выслала два военных судна к Гельголанду для наблюдения.

8-го мая Тегетгоф вошел в Куксхафен, где он узнал о близости датчан. Рано утром 9-го мая Тегетгоф вышел в море с фрегатами «Шварценберг» (51 орудие) и «Радецкий» (37 орудий), одним четырехпушечным прусским колесным авизо и двумя канонерками (3 пушки).

Эскадра Свенсона состояла из двух фрегатов (флагманский корабль – «Ниль Юэль») и одного корвета.

Со стороны союзников имелось 87 орудий и 1.100 человек команды, у противника – 102 орудия и 1.020 человек, но так как австрийцы и пруссаки имели 26 орудий на поворотных станках, то артиллерийские силы противников были приблизительно равны.

Датчане приближались с севера в строе одной кильватерной колонны, союзники шли в двух кильватерных колоннах.

Тегетгоф держался все время между противником и прусскими канонерками, чтобы не дать их отрезать. Эти последние все-таки сблизились с противником на 650 метров, а большие суда даже на 370 метров.

После продолжительного боя на параллельных курсах, Тегетгофу пришлось взять курс на Гельголанд, в виду того, что мачта его флагманского корабля была вся охвачена огнем.

Через некоторое время он стал на якорь у этого острова. Датчане легли на обратный курс.

Потери: у датчан – 14 убитых, 54 раненых; у австрийцев – 37 убитых, 93 раненых; у пруссаков потерь не было.

«Шварценберг» имел 93 попадания в корпус. На основании полученного ночью приказания датчане пошли в Скагеррак, к норвежским берегам; союзники вернулись в Куксхафен.

Блокада была снята и, следовательно, конечный успех оказался на стороне союзников. Английская нижняя палата парламента приветствовала бурными аплодисментами сообщенное ей известие о том, что датчане выиграли сражение.

Тегетгоф был произведен в контр-адмиралы за его смелый образ действий.

Вскоре прибыл адмирал фон Вюллерсторф с главными силами австрийской эскадры, состоявшими из флагманского линейного корабля «Кайзер», одного броненосного фрегата, одного корвета, двух канонерок и одного авизо. Вскоре за этим последовало совместное предприятие союзников против датских морских сил, стоявших у западного берега Шлезвига.

Две австрийские и две прусские канонерки с несколькими ротами австрийцев заставили датчан сдаться, причем в руки союзников попало 20 судов.

В конце марта принц Адальберт вступил в командование флотилией у Рюгена, состоявшей из 22 военных судов и 7 вооруженных пароходов; сам он находился на яхте «Грилле».

В течение следующих месяцев произошел ряд стычек с большими датскими судами, при чем «Грилле» отличилась несколько раз.

Единственным последствием этих боев было еще большее ослабление датской блокады.

Конец войны. План высадки на Зеланд

12-го мая наступило краткое перемирие, заключенное благодаря английскому влиянию и во время которого главнокомандующим вместо Врангеля стал принц Фридрих Карл; начальником штаба был назначен Мольтке.

Против Фюнена нельзя было ничего предпринять из-за политических и дипломатических причин, но начатые во время перемирия приготовления к захвату Альзена, вылились по окончании этого перерыва в неожиданное нападение на остров на рассвете 29-го июня. Мольтке уже не рассчитывал на содействие флота и поэтому переправа произошла в одном из узких мест Альзенского пролива.

Монитор «Рольф Краке» подошел слишком поздно.

Немедленно начались приготовления к атаке Фюнена. Об этом деле принц доносил в середине июля королю: «… с другой стороны занятие Фюнена – единственный смертельный удар, который мы можем нанести Дании, пока мы не господствуем на море».

Но о дальнейших военных приготовлениях уже не приходится говорить; уже в середине июля прекратились военные действия, а 30 октября обе великие державы заключили в Вене с Данией мир, по которому Шлезвиг – Гольштейн и Лауенбург перешли к союзникам, так что у Дании осталось только два миллиона населения.

Мы уже видели, что только флот спас маленькую Данию от оккупации обеими великими державами, и что благодаря ему эти последние вскоре попали в довольно безвыходное положение. Так же ясно мы изложили то большое влияние, которое оказала на ход военных действий на суше и на море угрожавшая своим флотом Англия. Только ее моральная поддержка и поощряла датчан к дальнейшему сопротивлению.

Маленький датский флот достиг того, что острова не были заняты десантом и что датская морская торговля не терпела никакого ущерба, и спас кроме того армию от угрожавшего ей разгрома. Однако он уже не мог так сосредоточиться, как в 1848-50 годах, потому что на этот раз ему все-таки пришлось считаться с наличием морских сил у противника.

Успехи небольшого прусского флота можно назвать вполне удовлетворительными.

Король Вильгельм признал эту заслугу в своем приказе по армии от 7 декабря 1864 года в следующих словах: «Мой вновь основанный флот с достоинством стал рядом с сухопутными войсками и не считал в своем первом бою числа неприятельских кораблей».

Глава IV. Австро-итальянская война 1866 г.

Обстановка перед войной

Единодушие двух германских великих держав кончилось вскоре после заключения мира в 1864 году и уступки Данией Шлезвиг-Гольштейна. Борьба за гегемонию в Германии должна была вскоре начаться со всей своей остротой. И Пруссия и Австрия искали помощи не только в пределах Германского союза. Дальновидной дипломатии Бисмарка удалось привлечь Италию всецело на строну Пруссии и одновременно устранить влияние Наполеона III.

После того, как в 1866 году герцог Шлезвиг-Гольштейнский Фридрих VIII отказался от февральских предложений Пруссии (самостоятельность – при условии, что Киль будет союзным портом, Рендсбург – союзной крепостью и т. д.), положение дела на севере настолько обострилось, что обе великие державы поделили между собой управление герцогствами. Но в виду дальнейших поблажек герцогу со стороны Австрии, Пруссия снова вступила с севера в Гольштейн, предложив Австрии принять ту же меру относительно Шлезвига. Но австрийские войска отступили за Эльбу.

Тем временем политическое положение в Германии определилось; Ганновер примкнул к Австрии и начал сосредотачивать свои войска на юге королевства. Северная часть его была занята прусскими войсками; небольшая флотилия из нового монитора «Арминий», канонерки «Циклоп» и авизо «Лорелей» участвовала в занятии Штаде и Эльбы, а канонерка «Тигр» заняла форты у Гестемюнде.

Командиром последней был тогда лейтенант Альфред Штенцель, производивший в течение нескольких месяцев обследование Эльбы, но получивший 7 июня телеграмму от самого министра-президента Бисмарка с предписанием не препятствовать переходу австрийцев через Эльбу. Вскоре после этого «Тигр» занял Гестемюнде и Эмден, не встретив сопротивления со стороны фортов.

Здесь мы совсем опускаем Майнский поход Пруссии и ее союзников против Ганновера и южно-германских государств.

Главным театром военных действий обеих великих держав была Богемия, где Австрия потерпела 3 июля у Кениггреца полное поражение – через две недели после начала военных действий. Через несколько недель пруссаки стояли под стенами Вены.

Для всей войны 1866 года эта большая и быстро одержанная победа имела то глубокое значение, что возможность вмешательства других держав была сведена до минимума, и что дипломатия Бисмарка одержала верх над дипломатией Наполеона III. Но для описания морской войны имеют значение лишь события в Венецианской области.

Стремление итальянцев к объединению привело уже в 1859 году к тому, что Франция объявила Австрии войну. Главнейшим препятствием для создания нового королевства Италии являлась Австрия, владевшая на севере двумя большими провинциями – Ломбардией и Венецией.

Когда в начале 1859 года отношения между Сардинией-Пьемонтом и Австрией обострились, Франция выступила противником последней и разбила ее в сражениях при Мадженте и Сольферино. Впоследствии Австрия была вынуждена уступить Ломбардию Италии, которая, в свою очередь, отдала Франции Савойю и Ниццу.

18 февраля 1861 года король Сардинии Виктор Эммануил был избран королем объединенной Италии, которой теперь не хватало только Рима и Венеции.

Австрийский флот, сильно сокративший после войны 1848 года свой личный состав вследствие ухода всех итальянцев, не оправился к 1859 году настолько, чтобы выступить против французско-сардинского флота.

Безусловное господство на море значительно облегчило все действия Наполеона, так как его войска со всеми обозами начинали свое походное движение только от Генуи.

В 1848-49 годах австрийский флот еще способствовал сохранению Венеции, в 1859 году он почти не имел никакого значения. Истрия и Далмация были заблокированы, и у сардинцев появилась уже надежда на высадку в Венеции.

И здесь, чувствовалось, хотя и в слабой степени, влияние морской силы.

Назначенную на начало июля атаку на Венецию французским флотом в составе 5 линейных кораблей, 8 фрегатов и корветов, 3 броненосных батарей и 20 канонерок, пришлось отменить, так как защищавшие вход батареи, усиленные еще судами, минными и другими заграждениями, оказались не под силу флоту.

В качестве организатора молодого австрийского флота долгое время и с большим успехом трудился датский капитан, впоследствии вице-адмирал Далеруп. Вместе с ним во флот поступило много иностранцев, чтобы пополнить вызванную уходом итальянцев убыль. С постепенным ростом флота начал возрастать и интерес к нему в стране, так что уже в 1854 году во главе его стал эрцгерцог Фердинанд Макс, которому был подчинен Далеруп.

В 1864 году эрцгерцог, избранный императором Мексики, покинул флот, большинство офицеров которого к этому времени были немцами, хотя среди них все еще попадались отдельные венецианцы. Из тех «жалких условий», о которых писал молодой Тегетгоф в 1848 году, когда из 3 фрегатов и 6 корветов – 5 корветов оказалось в руках восставших, флот поднялся до заслуживающего уважения уровня.

В 1858 году предполагалось даже приобретение острова Сокотора, а в 1859-60 годах один из корветов совершил переход в Бразилию.

В 1860 году имелось уже 2 больших броненосца в 3000 тонн водоизмещения, а законченные в 1866 году броненосные фрегаты «Эрцгерцог Макс» и «Габсбург» имели уже водоизмещение в 5000 тонн.

В 1866 году флот состоял из 7 броненосных фрегатов (в том числе 2 старых и 2 строящихся), одного винтового линейного корабля, 5 винтовых фрегатов, одного винтового корвета, 7 винтовых канонерских лодок, 4 колесных пароходов и нескольких парусных судов. Многие из этих судов находились не в самом блестящем состоянии.

Главным военным портом была Пола в Истрии; в Венеции находились лишь небольшие склады для флота.

Протяжение береговой линии области Венеции до Триеста равняется 150 милям, остальное истрийско-далматинское побережье тянется еще на 300 миль на юго-восток.

Если австрийский флот таким образом находился на правильном пути и сознательно воспринял все уроки Крымской войны и гражданской войны в США, то с боевой его готовностью обстояло все еще довольно слабо, несмотря на боевой опыт 1864 года. Офицеры обладали хорошей подготовкой, но для обучения команды было сделано очень мало.

Чувствительным недостатком было отсутствие современных крупнокалиберных нарезных орудий, что отчасти было вызвано недостатком средств. Артиллерия состояла по большей части из гладкостенных 48-фунтовых орудий, нескольких 60-фунтовых пушек, стрелявших гранатами, и нарезных 24-фунтовых орудий. Все суда, включая сюда и новейшие броненосные фрегаты, и машины строились на отечественных верфях.

Соединенные после создания Итальянского королевства флоты Сардинии и Неаполя не обладали еще достаточно крепкой внутренней организацией. Италия проявила много энергии в приобретении и вооружении новых судов, но все еще не хватало необходимой внутренней связи у личного состава, по причине разницы в характере северных и южных итальянцев.

В 1866 году флот состоял из следующих судов находившихся, по большей части, в хорошем состоянии: 11 вполне современных броненосцев, 7 фрегатов, 3 корветов, 8 авизо и 3 канонерских лодок. Из Англии ожидали новый, строившийся там двухбашенный корабль. Кроме того, имелось еще некоторое количество мелких и устарелых судов, преимущественно парусных.

Тоннажи австрийского и итальянского флота соотносились как 1:2,7.

Почти вся артиллерия была поставлена Армстронгом и состояла, главным образом, из нарезных 150-фунтовых пушек. Последними был вооружен броненосный таран «Аффондаторе», имевший по одному такому орудию в каждой из своих двух башен.

Главными военными портами служили Специя и Неаполь, второстепенными базами – Генуя, Таранто и Анкона. Оба последних порта были избраны операционной базой и местом сосредоточения флота. Главнокомандующим флота был адмирал граф Персано (род. в 1806 году), бывший незадолго до этого морским министром.

По операционному плану Австрии предполагалось сперва атаковать армию итальянского короля на севере, а затем оттеснить стоявшего на фланге генерала Чиельдини, но до момента внезапного наступления решили для виду придерживаться оборонительного образа действий. Охрана венецианского берега от десантных операций была возложена на отдельную бригаду.

Флот представлял из себя как бы часть сухопутной армии и был даже специально подчинен командующему южной армией, которую он должен был поддерживать. Не возбранялось предпринимать «небольшие» нападения на неприятельские силы, но главной задачей, чисто оборонительного характера, ему была поставлена охрана побережья от неприятельских десантов. Данная флоту инструкция гласила так: «не начинать никаких предприятий, которые подвергали бы императорский королевский флот какому-либо риску». Главной задачей флоту поставили сохранение для государства Далмации и Истрии, потеря которых могла тяжело отразиться на положении Австрии.

Австрийская южная армия под начальством эрцгерцога Альбрехта насчитывала всего 75 000 человек.

В Италии подумали сперва немного о совместных действиях армии и флота, но потом отбросили эту идею, хотя морской министр и находил, что такая возможность «не исключена» вовсе. Но для этого надо было господствовать на море, чего не мог достичь итальянский флот при недостаточной его подготовке и нерешительности его начальников.

Правительственное распоряжение от 8 июня дало флоту определенную задачу: довести борьбу с австрийским флотом до решительного конца, т. е. приобрети неоспоримое господство на Адриатическом море и очистить его от противника. Далее флоту предписывалось разрушить приморскую железную дорогу к северу от Венеции, чтобы отрезать этим австрийскую армию от своей базы.

Итак, противоположно тому, что предписывалось, австрийскому флоту, итальянский флот должен был действовать наступательно, сохраняя при этом полную самостоятельность. Эту мысль приходится признать правильной, если не считаться с тем, что итальянцы отказались от совместных действий армии и флота.

Хорошо организованная, но внутренне еще недостаточно окрепшая итальянская армия своевременно сосредоточилась на севере, несмотря на все затруднения, в количестве 165 000 человек, т. е. была вдвое сильнее своего противника.

Виктор Эммануил I и генерал Ламармора двинулись с 90 000 солдат с запада против «четырехугольника крепостей» между Миланом и Венецией. С юга, через реку По, должен был подойти генерал Чиальдини, после чего предполагалось соединение обеих армий.

Предложенный Пруссией план переправить один корпус в Далмацию, чтобы поднять восстание среди кроатов и венгров, не был принят. Вообще же среди итальянских генералов замечалось мало единодушия. За демонстрацией в середине «четырехугольника» последовало уже 24 июня поражение при Кустоцце и отступление итальянцев.

Вскоре после этого король Виктор Эммануил присоединил к своим владениям Венецию, уступленную ему Австрией под давлением Франции. После поражения в Богемии, Австрия добровольно вывела свои войска из итальянских провинций.

Морская война на Адриатическом море

На предписание правительства от 8 июня: «очистить Адриатическое море от неприятеля, атаковав и заблокировав его» адмирал Персано ответил «… все будет исполнено в точности». Но корабли его были настолько мало готовы к бою, что он на продолжительное время задержался у Таранто для производства учений и только 25 числа прибыл в Анкону. Поражение при Кустоцце заставило итальянцев возложить теперь все свои надежды на быстрый и крупный успех флота.

Персано торопили со всех сторон с наступлением, но он упорно отговаривался неготовностью: не хватало заказанных в Англии крупных орудий, а главное, не прибыл еще броненосный таран «Аффондаторе».

Несмотря на то, что он имел в эскадре 11 броненосцев, он решил избегать встречи с противником, пока не соберется весь флот в 35 вымпелов, из которых еще не хватало 12 судов. Кроме того, требовалось некоторое время для обучения прислуги вновь полученных орудий Армстронга; надо было заменить выбывших с началом войны английских механиков. Но 7 июля правительство, считавшее, что он уже сильнее австрийцев, приказало ему немедленно выйти в море.

В виду этого он вышел на следующий день, произвел несколько учений и эволюций и вернулся через пять дней в порт, не видев даже неприятельского берега, не говоря уже о флоте. 15 июля его посетил морской министр и угрожал ему отставкой, если он будет продолжать обманывать доверие народа. Король столь же категорически требовал от него активных действий; присланный к нему депутат парламента также усиленно торопил адмирала.

Морской министр предложил атаковать остров Лиссу, чтобы иметь в руках залог на случай заключения мира. Персано согласился на это предложение, но потребовал сейчас же десантные войска в количестве около 5000 человек, объяснив, что с одним флотом он не в состоянии ни взять, ни удержать за собой острова.

Совершенно иным был дух противной стороны, где душой всего флота являлся контр-адмирал Тегетгоф. В начале марта его вызвали в Вену, чтобы узнать его мнение относительно экспедиции на Дальний Восток, о посылке которой он неоднократно хлопотал. Кроме того, от него хотели отделаться, дав ему продолжительную командировку за границу, так как он был очень неудобен многим лицам своими постоянными хлопотами и напоминаниями. Он использовал этот случай, чтобы высказать свое мнение о необходимости вооружить флот в виду возможной войны, но не нашел в правительственных сферах сочувствия и получил полный отказ в средствах. 2 апреля он вернулся вполне разочарованным в Полу; о своей поездке в Вену он писал тогда: «… только во флоте все спало». Единственный человек, стоявший на его стороне, был австрийский полководец – эрцгерцог Альбрехт, но и он имел при себе в качестве советника по морским вопросам враждебно настроенное к Тегетгофу лицо, а именно предшественника этого последнего.

В конце апреля наступила, наконец, перемена: флоту было приказано принять участие в войне. Началось формирование эскадры под командой Тегетгофа из 24 судов, в числе которых находилось уже пять готовых броненосцев. Но этот флот не предназначался для самостоятельных действий и был подчинен южной армии.

Местом сбора для флота был избран, хотя и открытый, но зато удобный в стратегическом отношении рейд Фазано, недалеко от Полы; избрать более южный порт оказалось невозможным из-за неготовности флота.

Теперь началась неустанная деятельность Тегетгофа; день и ночь он проводил в Поле на судах и на верфях, непрестанно торопил своих офицеров и требовал от них быстрой и дельной работы по вооружению судов. От всех, до последнего матроса, он требовал интенсивной работы; постоянно устраивал заседания со своими командирами, офицерами и инженерами. В середине мая он просил о передаче в его распоряжение двух строившихся в Триесте броненосцев, которые он хотел использовать, даже без орудий, как таранные суда. Так как купленные у Круппа орудия были задержаны, то он вооружил эти два новейших броненосных фрегата гладкоствольными орудиями (!).

Сильно пострадавший от пожара фрегат «Новара» был вскоре отремонтирован и, подобно другим деревянным судам, забронирован железднодорожными рельсами и цепями. Затем он выпросил себе старый линейный корабль «Кайзер», вооруженный слабой гладкоствольной артиллерией.

По мере готовности суда, укомплектованные молодой и совершенно неопытной командой, приступили к учениям на рейде Фазано. Некоторые суда были вооружены старыми гладкостенными пушками, заряжавшимися с дула, вместо предназначавшихся для них нарезных орудий.

Молодой, не достигший еще 39-летнего возраста и не знавший устали адмирал ободрял всех, и под его влиянием развивались воинственное одушевление и отвага. Благодаря своей удивительной энергии Тегетгоф добился того, что флот был готов к бою через 9 недель после приказа о мобилизации, несмотря на то, что часть команды находилась на службе всего только шесть недель. Одновременно с этим ему приходилось работать в Вене над преодолением возникавших там препятствий.

Однако Тегетгоф все еще находился под гнетом непосредственной зависимости от армии; на его неоднократные просьбы о разрешении ему дать сражение, согласились лишь наполовину.

Но постепенно не только флот, но и армия и вся страна стали относиться с доверием к возможному содействию флота. Такое впечатление произвели сообщения всех его подчиненных и его собственная уверенность в победе, постоянно им высказываемая. 24 июня он телеграфировал: «прошу точных указаний о степени свободы действий, предоставленной мне в настоящее время».

Через два дня он получил ответ: «Для действий флота не дальше Лиссы препятствий не имеется. Наблюдать за устьями По и побережьем Венеции». Ответ этот был получен после сражения при Кустоцце. В тот же вечер (26 июня) он снялся с якоря с 6 броненосцами и 8 мелкими судами и взял курс на Анкону, находившуюся в 70 милях от его стоянки. Там он нашел 11 броненосцев и 4 фрегата Персано, которые отчасти снялись с якоря, но не решились выйти из под защиты береговых батарей и атаковать его. Через два часа Тегетгоф ушел; итальянцы решили на военном совете не следовать за ним.

После этой разведки австрийцы вернулись в Полу и продолжали вооружение судов и обучение команд. Тегетгоф вовсе не был в претензии на Персано за его нерешительность, потому что ему таким образом оставалось достаточно времени спокойно закончить вооружение своих судов. 6 июля он проделал со всем флотом большие тактические эволюции. Остальное время флот стоял на якоре в канале Фазано, севернее Полы, в 4 линиях, имея броненосцы в наружной линии. В море высылались разведочные суда; производились эволюции как отдельными судами, так и целыми отрядами. Флот был каждую минуту готов к съемке с якоря, особенно в виду того, что его расположение было не особенно выгодно на случай нападения противника.

Остров Лисса лежит приблизительно на середине всей длины Адриатического моря, недалеко от далматинского побережья и всего в 7 милях от ближайших островов. Расстояния до него следующие: от итальянского берега на севере он отстоит всего на 60 миль, от Анконы на юго-востоке – 120 миль, от Полы в том же направлении – на 140 миль и от Таранто – на 300 миль. Длина этого острова – 16 километров, ширина – 6 километров, самая высокая точка внутри острова – 600 метров. Берег обрывистый и скалистый; имеется несколько закрытых бухт и довольно сносный порт – Лисса-Сан Джиорджио в северо-восточной части острова.

В 1810 году остров был взят англичанами и укреплен; в 1815 году он перешел к Австрии, которая значительно усилила укрепления – в особенности защитила порт, построив батареи Мадонна и Шмидт и несколько мелких укреплений.

Комендантом острова был полковник фон-Маргина; гарнизон состоял из 1833 человек; вооружение, состоявшее из 88 орудий и снабжение были вполне удовлетворительны. Население острова составлялоз 4300 человек.

Персано, теснимый и понуждаемый со всех сторон, вышел наконец 16 июля со всем своим флотом для занятия Лиссы. Но так как карты оказались неточными, то он послал на разведку своего начальника штаба, который обошел все бухты на одном из авизо под английским флагом (!) и нашел, что атака острова не лишена шансов на успех. Младший флагман эскадры, вице-адмирал граф Альбини, командовавший отрядом деревянных судов, отсоветывал Персано начинать атаку Лиссы, но этот последний все-таки назначил ее на 18-ое число.

Собранная у Лиссы эскадра состояла из 12 броненосцев, 6 винтовых фрегатов, 2 колесных корветов, 3 канонерок и нескольких авизо. Итальянцы уничтожили кабель из Лиссы в Лезину и узнали при этом, что Тегетгоф готовится к походу.

18 июля Персано атаковал с 8 сильнейшими броненосцами укрепления порта Сан-Джиорджио, которые сильно пострадали от огня тяжелой судовой артиллерии; расположенный у северо-западного входа форт Георг и 2 батареи были вынуждены замолчать.

Два броненосных фрегата, вошедшие в гавань (длина ее – 1 миля, ширина 700-900 метров) попали под анфиладный огонь расположенной в глубине буты батареи Мадонна и были вынуждены отойти назад. Итальянцы зря истратили свои снаряды: так, например, один флагманский корабль сделал 1300 выстрелов, хотя им было известно, что следовало ожидать прихода неприятельского флота.

Тем временем вице-адмирал Альбини со своими фрегатами не сумел выполнить возложенного на него поручения: высадить десант на восточной стороне острова, у порта Манего. Он вернулся, не сделав ни одного выстрела, но суда его пострадали от огня расположенной на возвышении береговой батареи.

Ночью гарнизон острова заделал, несмотря на усталость, все нанесенные укреплениям повреждения; Персано же не принял никаких мер, чтобы помешать этой работе хотя бы частью своих судов.

Тегетгоф успел дать телеграмму коменданту острова: «Держитесь, иду на помощь». Персано узнал содержание этой телеграммы еще вечером, но счел ее за военную хитрость.

На следующий день пришел «Аффондаторе» с двумя фрегатами и транспортами с десантными войсками. 19-го, после полудня, атаку повторили по образцу предыдущего дня. Два броненосных корвета, один из них – «Формидабиле», под командой капитана Сен-Бона, храбро и энергично вошли в бухту, чтобы подавить с дистанции в 300-400 метров батарею Мадонна, последнее укрепление, отвечавшее еще на огонь флота.

Однако они попали под сильный огонь сверху, открытый по ним в упор, и были вынуждены отступить под перекрестным огнем всех батарей, терпя при этом серьезные повреждения. Укрепления опять сильно пострадали от огня судов, но австрийцы не покидали своих орудий. Атака опять была отбита.

Альбини, которому было поручено высадить войска у Комизы, оставил это поручение невыполненным после нескольких попыток из-за небольшого прибоя; вообще, его поведение было крайне слабо. Он упустил также случай высадить десант у порта Каробер, где море было совершенно спокойно.

На 20 число Персано назначил повторение атаки: единовременную бомбардировку и высадку 2600 человек. На острове к этому времени осталось только 15 береговых орудий, годных к действию.

Весь план атаки был построен на неправильном основании: флоту следовало подойти ночью и начать атаку сразу со всех сторон. Войска надо было немедленно высадить на западе и атаковать ими укрепления с тыла; флот должен был бомбардировать их с моря, а его судовые десанты могли произвести диверсию на востоке. Главной же задачей должно было быть сохранение в целости судов до прихода австрийского флота. То, что Персано рисковал ими в бою с береговыми укреплениями, нельзя иначе назвать, как очень грубой ошибкой; этот образ действий указывает на отсутствие у него правильного взгляда на основные условия морского боя. Он произвел не ложную, а настоящую атаку, введя в действие все свои силы, между тем как ему следовало затянуть эту операцию, чтобы привлечь австрийский флот для боя.

Далее Персано сделал еще одну ошибку, не выслав разведчиков на северо-запад, ошибку тем более непростительную, что он знал о намерении Тегетгофа подойти к Лиссе. Все предприятие является очень неясным; вызвано оно было, главным образом, общественным мнением и давлением, оказанным на Персано свыше (как в свое время на Вильнева). К вечеру 19 июля многие из его судов имели всего на двое суток угля.

Тегетгоф разделил свои силы, состоявшие из 30 судов разной величины, на три «дивизии», по 7 судов и одному колесному авизо в каждой. Первая дивизия состояла из 7 броненосцев, вторая – из 1 линейного корабля, 5 фрегатов и 1 корвета, третья – из 7 канонерских лодок.

Каждая из этих трех дивизий должна была построиться в строй прямоугольного клина, имея на флангах вторые по силе корабли со своими авизо позади них; дивизии должны были держаться в кильватер друг к другу на дистанции в 1000 метров и при том так, чтобы головной корабль задней дивизии шел на одной линии с концевыми судами впереди идущей дивизии. Оставшиеся шесть судов предназначались для разведочной и специальной службы.

Сам Тегетгоф шел во главе эскадры на 6-пушечном броненосном фрегате «Эрцгерцог Фердинанд Макс», вторую дивизию вел коммодор фон-Петц на 92-пушечном линейном корабле «Кайзер». Два авизо были высланы на 20 миль вперед в качестве дозорных судов.

В таком сомкнутом строю он намеревался броситься на своего сильного противника, прорвать его строй, довести дело до общей свалки и одержать победу, главным образом, таранными ударами, которые могли наносить и деревянные суда.

Второй дивизии было предписано начать таранную атаку с правого или левого фланга и действовать далее, сообразуясь с обстановкой.

Третья дивизия должна была разделиться на три группы, поддерживать вторую дивизию, анфилировать суда противника и т. п.

Из телеграмм, полученных из Лезины, Тегетгоф узнал о приходе Персано к Лиссе и позже об атаке, которую он сначала счел за военную хитрость. На свой запрос по телеграфу о дальнейших распоряжениях, он получил из Вены в полдень 19 июля следующий ответ: «согласно высочайшего повеления действовать по усмотрению; из-за одной демонстрации против Лиссы – не выходить». Утвердительный ответ южной армии на его просьбу о разрешении выйти в море пришел в Полу только 21 числа. До этого туда было передано приказание: «эскадру не разделять, по возможности предотвратить нападение на Триест и Истрию».

В два часа дня, немедленно по получении телеграммы из Вены, Тегетгоф вышел в море; его боевой порядок был одновременно и походным порядком эскадры. На состоявшемся вечером 19 числа заседании он сообщил всем чинам своего штаба, что он намерен атаковать противника, даже если Лисса окажется взятой; в последнем случае он предполагал таранить стоящие в гавани суда.

Утром, 20 июля погода была плохая: юго-восточный ветер, волнение, зыбь, туман и дождь. Неприятеля не было видно, хотя Тегетгоф получил о нем сведения от своих разведчиков уже в 7 часов утра; но он держал эти сведения пока в секрете, чтобы не мешать завтраку команды.

При небольшом радиусе действия своих судов Тегетгофу пришлось думать и о том, чтобы не слишком удаляться от своей базы. В 8 часов утра он был еще в нерешительности, входить ли в узкий канал между Лиссой и Лезиной. В 9 часов погода, наконец, прояснилась.

Персано стоял со своей эскадрой в боевой готовности перед гаванью Лиссы, а Альбини уже начал у Комизы посадку десанта на шлюпки, когда в 8 часов утра показался разведчик авизо с донесением о приближении противника. Альбини немедленно начал обратную посадку десанта, а Персано лег на курс северо-запад, навстречу неприятелю.

В 5 милях к северу от западной оконечности Лиссы он построил свои 11 броненосцев (поврежденный «Формидабиле» ушел в Анкону) в строй кильватера на курс NNO; последними присоединились два броненосца, прикрывавших высадку у Комизы. Команда итальянских судов была сильно утомлена и потеряла уже 16 человек убитыми и 95 ранеными. В 10 часов утра оба флота увидели друг друга.

Эскадра Тегетгофа имела, кроме трех дивизий по 8 судов, еще три разведывательных судна – всего 27 судов с 525 орудиями и 7700 человек команды, в их числе 800 итальянцев. Персано располагал 34 судами с 695 орудиями и 11 250 человек команды.

Ветер перешел к северо-западу. Тегетгоф отдал приказания «сомкнуть строй до 1/2 кабельтова» и «полный ход вперед», а затем дал сигнал: «броненосцам таранить и топить неприятеля». Приготовленный уже сигнал «этот бой должен называться победой при Лиссе» не пришлось поднять из-за закрывшего все порохового дыма.

Когда Тегетгоф в 10 1/2 часов ринулся в промежуток между третьим и четвертым кораблем, линия Персано растянулась уже на 6 километров, вместо предусмотренных двух; два корабля значительно отстали. Но зато итальянцы имели возможность встретить австрийцев, шедших почти перпендикулярно к их курсу, анфиладным огнем.

Тегетгоф сделал еще своей дивизии сигнал вступить ему в кильватер.

Незадолго до встречи обоих флотов Персано перешел с «Ре д'Италиа» (36 орудий) на «Аффондаторе» (2 орудия), которого он считал сильнейшим и самым быстроходным кораблем своей эскадры; «Аффондаторе» держался все время за линией. Персано поднял на нем свой флаг, однако только вице-адмиральский, так как другого на корабле не нашлось, но не сделал при этом никакого сигнала о своем переходе на другой корабль. Авангардом командовал контр-адмирал Вакка.

В 10 3/4 часа утра итальянцы первыми открыли огонь. Три корабля авангарда вскоре оказались отрезанными от других и приняли лишь слабое участие в дальнейшем бою; они описали большой круг и обошли австрийский флот с левого борта.

Из-за густого дыма ни одному из австрийских судов не удалось таранить, и вскоре началась общая свалка, в которой центр итальянского флота подвергся атаке превосходящих сил противника.

По другим данным, преимущественно итальянским, первая дивизия австрийцев повернула не направо, как показано на плане, а влево, следуя в кильватер своему флагману, и пошла за ним неправильными группами. Коммодор Петц бросился сразу на правый фланг, чтобы атаковать дивизию Альбини, но этот уменьшил ход и зашел за линию своих броненосцев. Таким образом, деревянным судам второйой дивизии пришлось вступить в бой с броненосцами третьей итальянской дивизии, находившейся под командой капитана Риботи. Сражающиеся суда разделились на две группы. Альбини и Вакка не приняли участия в этом бою.

Флагманский корабль Тегетгофа сделал ряд неудачных попыток таранить неприятельские суда; он ударил «Палестро» под очень острым углом, так что мачта этого корабля вместе с флагом упала на палубу «Фердинанда Макса». На «Палестро» возник пожар, он пострадал довольно серьезно.

Внезапно командир флагманского корабля, капитан барон Штернек увидел впереди себя какую-то серую массу, дал полный ход и ударил своим тараном потерявшего уже управление «Ре д'Италиа» в левый борт, около миделя. Таран проник внутрь судна приблизительно на 2 метра и сделал пробоину в 16 квадратных метров, отчасти под водой. Дав задний ход, «Фердинанд Макс» освободился от своего противника, который через три минуты, в 11 часов 20 минут ура, затонул, погрузившись носом вперед. Команда его стреляла до последней минуты с палубы и с марсов. Продолжавшийся еще бой помешал спасению команды на шлюпках. Сейчас же за этим «Фердинанд Макс» с трудом увернулся от таранного удара.

Тем временем дивизии Петца и Риботи вели ожесточенный артиллерийский бой, в котором принял также участие и «Аффондаторе», пытавшийся ударить «Кайзера» своим таранов в 9 метров длиной. Броненосный фрегат «Ре ди Портогалло» (36 орудий) также пытался его таранить, и Петц спас свой корабль тем, что он сам бросился полным ходом на этого противника. Правда, он потерял при этом фок-мачту и бушприт, и сильно повредил трубу, но зато ему удалось отбить противника сильным огнем. Подобным же образом он отделался и от другого противника.

«Кайзер» потерял значительно в ходе и вышел из боя, направляясь к Лиссе и преследуемый «Аффондаторе»; фрегаты вскоре последовали за ним. Другие попытки броненосцев таранить остались безуспешными; канонерки неоднократно и с успехом обстреливали противника продольным огнем.

Персано нагнал «Кайзер», но отказался в последний момент от таранного удара, опасаясь за собственный корабль, и повернул обратно. «Кайзер» открыл сильный огонь по палубе своего противника и благополучно вошел в гавань Лиссы.

Около 12 1/4 часов Тегетгоф собрал свои суда; в этот момент он находился ближе к Лиссе, чем его противник, державшийся на северо-запад от него; они, следовательно, поменялись в течение боя местами.

Альбини, ничего не знавший о переносе флага командующего, не обращал никакого внимания на сигналы «Аффондаторе», передававшего ему приказание атаковать австрийские деревянные суда.

Теперь только Персано узнал о гибели своего бывшего флагманского корабля и увидел, как броненосный корвет «Палестро», охваченный огнем, уходил на север, и получил донесение командира третьего броненосца, что он не в состоянии продолжать бой. Тогда он собрал свои суда – Вакка также присоединился к нему со своим отрядом – и прошел между противником и «Палестро», который, однако, в 2 1/2 часа затонул после происшедшего на нем взрыва.

Тегетгоф выстроил опять свой флот в три кильватерные колонны на курсе северо-восток и поднял сигнал «общая погоня за неприятелем», но так как 4 броненосца и 2 фрегата не могли дать больше 9 узлов, то он отменил это приказание.

Персано подобрал команду с погибших судов и взял в 10 часов вечера курс к берегу. Итальянцы потеряли два броненосца, два других были тяжело повреждены; на «Ре д'Италиа» погибло 400 человек, на «Палестро» – 230; на остальных судах было 5 убитых и 39 раненых.

Австрийцы потеряли, кроме тяжело поврежденного «Кайзера» с 4 ранеными офицерами и 95 убитыми нижними чинами, еще 34 человека убитыми (в том числе – 2 командира) и 43 – ранеными. Флагманский корабль имел течь в носу. Единственными их трофеями стали несколько судовых шлюпок и большая железная шаланда. До захода солнца Тегетгоф ввел в гавань сперва канонерские лодки, затем вторую дивизию; сам он вошел последним. К 4 часам утра все суда, кроме «Кайзера» были опять приведены в боевую готовность.

Вечером Тегетгоф вышел из Лиссы, отправил раненых на берег Далмации и прибыл 22 числа в Полу, с восторгом приветствуемый населением.

Сражение при Лиссе имеет большое значение, как первый бой между флотами в открытом море после Трафальгара, и как первая боевая встреча не только паровых, но и броненосных судов. До него единственными, и притом незначительными, боями между паровыми судами были сражения при Ясмунде и Гельголанде. В этом сражении в первый раз нашла себе применение таранная тактика, прочно и надолго утвердившаяся с этого момента во флотах всех наций. К борьбе между броней и артиллерией присоединилось теперь соперничество в постройке таранных судов; таран стал опять самостоятельными оружием, как во времена гребного флота.

Нельзя не указать на то, что австрийцы, вопреки определенному намерению своего адмирала, сделали ошибку, открыв огонь до прорыва неприятельской линии. Этим самым они настолько затруднили себе задачу потопить при первом столкновении несколько судов противника, что ни одному кораблю не удалось нанести таранного удара.

Открыть сосредоточенный огонь следовало позже, чтобы не мешать таранным маневрам. Тегетгоф управлял ходом сражения, стоя все время на открытом полуюте своего флагманского корабля; Персано за все время боя ни разу не вышел из броневой рубки.

Грубость ошибок Персано очевидна. До боя он сделал ту ошибку, что не собрал свои силы ближе к Лиссе; удобнее всего он мог бы это сделать на северо-востоке от нее, а для более быстрого сосредоточения сил деревянным судам следовало бы обогнуть остров с юга. Этот маневр он мог выполнить тем легче, что он обладал преимуществом в ходе перед противником; кроме того, он завлек бы последнего дальше к востоку и в канал Лезины. Серьезной ошибкой было и то, что он перенес свой флаг в последний момент на другой корабль и не известил флот об этой перемене, в результате чего произошла масса недоразумений, так как не было известно, какой корабль является флагманским.

Результаты артиллерийского огня были довольно незначительны, несмотря на большое количество выпущенных снарядов. Австрийцы сделали 1500 выстрелов, итальянцы – 4000. Число попаданий относилось как 10:1. Следует отметить, что австрийцы брали слишком высокую точку наводки.

Но и крупные калибры итальянцев не произвели особенного эффекта на австрийские броненосцы: броня ни разу не была пробита, болты не отскакивали, и только несколько плит дали трещины. Броня опять таки одержала верх над артиллерией.

Итальянцы получили серьезные повреждения и понесли тяжелые потери от выстрелов, сделанных по палубе в упор при близком прохождении судов, и от попадания снарядов в пушечные порты.

Начавшееся 26 июля перемирие положило конец военным действиям на море. Впоследствии это перемирие было еще отсрочено со 2 до 9 августа. Еще до этого последовала уступка Венеции Наполеону III. Дальнейшие попытки Наполеона к вмешательству были искусно отклонены Бисмарком. После долгих переговоров в Никльсбурге Пруссия и Австрия заключили мир в Праге 23 августа, а 3 октября был подписан в Вене мирный договор между Австрией и Италией. Последняя получила по нему Венецию и «четырехугольник крепостей».

«Аффондаторе», стоявший на рейде Анконы, затонул 26 августа во время сильного волнения. В октябре Персано был обвинен сенатом и арестован; 15 апреля 1867 года последовал приговор, лишивший его командования и чина адмирала в виду «его неповиновения и необдуманного и небрежного образа действий при командовании флотом».

Заключение

На ход настоящей войны морская сила не имела никакого влияния, на условия мира она повлияла очень мало; главными факторами тут являлись сражения при Кениггреце и Кустоцце. Морская сила имела значение только для Адриатического моря и его побережья, так как флоты сошлись там в последний момент.

Однако австрийский флот сохранил своими действиями государству обладание Далмацией и Лиссой. Если бы флот был раньше готов к войне, то он нанес бы еще в начале войны тяжелое поражение итальянскому флоту на юге Адриатического моря, а это, вероятно, повлияло бы на ход войны в Северной Италии.

Мы видели, что обе воюющие державы с самого начала не знали, какое влияние могут оказать их морские силы на ход войны, и не давали себе вообще ясного отчета о значении морской силы.

В Австрии это зависело отчасти от неготовности флота и главным образом от того, что мысли всех были заняты сильнейшим противником на севере. Но как обстояло дело в Италии? Коренной ошибкой надо считать серьезную атаку на Лиссу до решительного морского боя и до приобретения господства на море. Надо было приложить все силы, чтобы достичь его, а затем возможно скорее высадить корпус в Далмации и двинуться в Кроатию, или же высадить войска в Венеции в тылу австрийской южной армии. Имея другого начальника, итальянский флот, вероятно, достиг бы других результатов; но в управлении им настолько отсутствовала всякая планомерность, что едва ли даже делали предварительные соображения от одного случая до другого.

Интересно отметить, что противники договорились не трогать частного имущества на море, исключая военную контрабанду, к которой, однако, не причислялся уголь.

Хорошая материальная часть итальянского флота, находившаяся в руках довольно хорошо подготовленного личного состава, могла бы дать лучшие результаты, но у флота не было начальника, который обладал бы способностью управлять всем и влить душу в суда и орудия.

Бой при Лиссе совпал с моментом переоценки новых типов судов; в нем участвовали все современные и более старые типы судов, от новейшего двухбашенного броненосного монитора до колесного парохода.

Со старой линейной тактикой порвали окончательно и немедленно перешли к идее «общей свалки» всех судов. Тактика Тегетгофа (строй трех клиньев в кильватерной колонне со слабо вооруженными деревянными судами во второй линии) была новой, оригинальной и рискованной, даже очень рискованной, но в то же время глубоко продуманной и приспособленной к данной обстановке. Он решил произвести моральное впечатление всей массой своих судов и смутить противника, а затем разбить его своей энергией и ловкостью в одиночном бою. Чтобы использовать слабо вооруженные деревянные суда, он предписал и им топить своих броненосных противников – решение действительно лихое!

Сильные пожары, возникшие на «Палестро» не привлекли к себе в такой степени общее внимание, как гибель «Ре д'Италиа» от таранного удара, а между тем они имели громадное значение для дальнейшего развития судостроения.

В результате сражения при Лиссе стали появляться с лихорадочной поспешностью одна за другой новые теории тактики для таранных судов; все были уверены, что теперь именно они правильно поняли сущность морской тактики будущего. Все были как бы околдованы таранной тактикой, все ею восхищались, хотя с ней было связано то, что она нарушала всякий порядок и строй флота, и хорошая эволюционная подготовка флота отпадала сама собой. Придерживаясь этой тактики, необходимо было иметь хорошо подготовленные отдельные суда и хорошо управляющихся командиров.

Кроме того, в первом увлечении совсем не обращали внимания на то, что таранящий подвергается большой опасности либо быть самому протараненным, либо получить при этом серьезные повреждения.

Таким образом, сражение при Лиссе вызвало в морской тактике появление многочисленных ересей, которые лишь значительно позже были признаны таковыми.

В военном судостроении теперь заняли первое место таран, башни и развитие сильного носового огня: на долю скорости и радиуса действия оставалось при принятом тогда водоизмещении (менее 6000 тонн) совсем немного. Пристрастие к таранной тактике продержалось в течение целого поколения, до начала следующего столетия, и это заблуждение доходило до того, что иногда проектировались и даже строились чисто таранные суда без какого-либо другого вооружения. Таран же был и останется всегда, хотя и важным, но все же случайным оружием, и применение его в одинаковой мере опасно как для атакующего, так и для атакуемого.

Во всех флотах росли, как грибы, новые теории и появлялись новые труды по тактике; все командующие адмиралы изобретали и заучивали свои системы. Все это, конечно, имеет только историческое значение, но оно все-таки понемногу привело к сложению правильных взглядов.

Глава V. Военно-морская история 1856-1900 гг.

События на Дальнем Востоке 1856-1868 гг.

Незаконные репрессии китайских военных властей против английских судов в Кантоне и южном Китае привели в конце 1856 года к занятию фортов ниже этого города контр-адмиралом Сеймуром. Этим началось вторая англо-китайская война, продолжавшаяся до 1860 года.

В следующем году последовал ряд ожесточенных стычек в сильно разветвленном речном бассейне, из которых одна, при Фачане, развилась в настоящее сражение, в котором 9 винтовых и колесных канонерок и многочисленные шлюпки с больших английских судов сражались с большим количеством военных джонок. Англичане потеряли в этом сражении около 60 человек. Происходило также много боев с пиратами.

28 декабря 1856 года флотилия из 10 английских и 8 французских канонерок и 14 мелких судов бомбардировала Кантон; после этого союзные войска взяли город штурмом.

Переговоры с пекинским правительством не привели ни к какому результату, так что весной 1858 года союзники начали действия против фортов в Таку, на севере Китая.

Через большой бар могли пройти только мелкосидящие суда. Контр-адмирал Сеймур и Риго де Жепульи назначили атаку на 20 мая.

Под сильным огнем фортов 7 английских и 4 французских канонерки прорвались мимо них и высадили десант, который взял форты штурмом, потеряв при этом 90 человек.

26-го был занят Тянцзин.

Теперь Китай пошел на уступки, заключив в Тянцзин мир и открыл еще несколько портов.

Несмотря на это, неприязненные действия не прекращались и 25 июля 1859 года 9 английским канонеркам пришлось снова атаковать форты на Пейхо.

Китайцы тем временем сильно укрепили реку тремя заграждениями, часть которых была разрушена англичанами в ночь, предшествовавшую атаке. Под сильным огнем фортов англичане потеряли три канонерки, остальным, а также и высаженным войскам, пришлось отступить с большим уроном: они потеряли 90 человек убитыми и 345 ранеными, не считая еще 14 французов на сопровождавшем их пароходе.

Начальник экспедиции, контр-адмирал Хуп, также находился среди тяжело раненых. Потери англичан были значительно больше, чем в сражении при Сен-Винсенте и являлись последствием неточных сведений о силе противника, о котором они из высокомерия не особенно заботились.

Американский капитан Татнал неоднократно с большим мужеством поддерживал англичан своими шлюпками, хотя Америка держалась нейтралитета.

Теперь было задумано предприятие в более крупном масштабе. Летом собрали около Порт-Артура 12 000 англо-индийских и 8 000 французских войск, снабженных плоскодонными шлюпками и плотами, под командой генералов Гранта и Монтобана.

После ряда совещаний решили произвести высадку у Пейтанга к северо-востоку от фортов Таку под начальством контр-адмирала Хоупа и вице-адмирала Шарнье.

Высаженные там 1 августа войска не встретили никакого сопротивления и двинулись на Таку; 21-го числа форты были взяты, с небольшими потерями, с берега, при поддержке со стороны флотилии, действовавшей на Пейхо. Два дня спустя заняли Тянцзин.

Пекин заняли в октябре и там же был 21-го числа заключен мир. Тянцизн был открыт для европейцев, а Англия получила Гонконг.

Восстание тайпинов потребовало еще в течение нескольких лет присутствия английских сил на Янцзы.

В 1854 году американская экспедиции под начальством коммодора Перри заставила Японию открыть свои порты. Европейские державы с Англией во главе последовали примеру Америки. Пруссия заключила в начале 1861 года с Японией торговый договор.

Начавшиеся после этого в Японии избиения иностранцев, исходившие от оппозиционной партии, дали Англии повод к репрессивным мерам, вследствие чего 15 августа 1863 года семь английских судов бомбардировало форты Кагосимы на юге острова Кюсю, потеряв при этом 13 человек убитыми и 50 ранеными.

До этого они уничтожили три парохода, принадлежавшие владетельному князю Сацума.

Бомбардировка была преждевременно прервана внезапно задувшим жестоким тайфуном.

Уже более серьезной операцией был прорыв через Симоносекский пролив в 1864 году.

Начавшаяся в Японии междоусобная война привела к новым неприязненным действиям против иностранцев, а эти последние вызвали в 1864 году совместное вмешательство Англии, Франции, Голландии и Америки.

Главной операцией была экспедиция против князя Шошиу в Симоносеки.

5 сентября 1864 года союзная эскадра под командой вице-адмирала Купера и контр-адмирала Хореса, состоявшая из 9 английских, 3 французских, 4 голландских и 1 американского корабля, атаковала со стороны внутреннего моря 8 батарей у Симоносеки, вооруженных 46 орудиями. Суда шли в двух колоннах; три больших корабля немного поотстали в виду трудности фарватера.

Между 2 и 5 1/2 часами батареи заставили замолчать, а на следующий день взяли их штурмом.

8 сентября союзники взяли две последних батареи с 16 орудиями, расположенные несколько выше, потеряв всего 12 человек убитыми и 60 ранеными. В конце 1865 года с микадо были заключены новые договоры.

По окончании в 1868 году гражданской войны, во время которой несколько раз сражались между собой современные японские суда, Япония принялась за свое политическое преобразование. При новом микадо европейская культура распространялась с поразительной быстротой: флот и армия, мореплавание, торговля и промышленность развивались чрезвычайно быстро.

Япония, доступ в которую был впервые насильно открыт в 1854 году Америкой, теперь сама открыла свои порты для всех и с молниеносной быстротой окрепла и стала сильным военным государством.

В течение следующих за этим десятилетий английский флот и армия были заняты на всем земном шаре; за все правление королевы Виктории не было такого года, в котором английскому флоту не пришлось бы действовать где-нибудь за границей и выдерживать сражения.

Английская морская стратегия мирного времени, т. е. создание опорных пунктов для флота в самых отдаленных частях света, оказалась очень успешной. Не было такой страны, в которой не сказывалось бы влияние английских военных сил.

Одновременно с этим энергично продолжалась борьба с пиратами и торговцами невольниками.

Владения английской короны в Азии, Африке и Тихом океане росли из года в год; английская торговля и мореплавание, английские войска и военные суда занимали везде первое место.

Только в Европе, Америке и Австралии, Англия не сделала за это время новых территориальных приобретений.

Войны в Южной Америке 1864-1870 гг.

Испания никогда не признавала независимости Перу и когда в 1864 году возникли некоторые разногласия, она решила 14 апреля занять своей тихоокеанской эскадрой, под командой адмирала Пинсона, острова Чинга с их богатыми залежами гуано. Вызванное этим в Америке и в Европе общее негодование заставило Испанию заменить этого адмирала адмиралом Парейа.

Перу начало готовиться к войне; в стране происходили серьезные волнения. Наконец Перу прервало долго тянувшиеся переговоры и объявило вместе с примкнувшими к нему Чили, Эквадором и Боливией в начале 1866 года Испании войну.

В конце ноября чилийский корвет взял после боя у Вальпараисо испанскую канонерскую лодку, принадлежавшую к блокирующей эскадре.

Адмирал Парейа кончил из-за этого жизнь самоубийством. Его преемник, Мендес Нуньес принялся более энергично за блокаду, от которой, главным образом, страдала торговля нейтральных государств.

Он объявил, что 31 марта будет бомбардировать Вальпараисо, если до этого времени предложения Испании не будут приняты. Бомбардировка продолжалась три часа и велась преимущественно по общественным зданиям; большая часть города была разрушена и во многих местах начались пожары. Убыток, причиненный уничтожением разных товаров, превышал 40 миллионов франков.

Через две недели Нуньес снял блокаду и ушел к северу, не придя к какому-либо соглашению с противником.

2 мая он бомбардировал подобным же образом Кальяо и атаковал со своими 7 фрегатами и 4 мелкими судами укрепления города, состоявшие из 9 батарей с 51 орудием, но его суда потерпели большие аварии и серьезные потери. Испанцы потеряли 300 человек, перуанцы – 1 000. После этого Нуньес, восемь раз раненый, вернулся со своей эскадрой в Испанию.

До сих пор еще ни разу эскадра из паровых судов не потерпела такого поражения в бою с береговыми фортами.

Только в начале 1869 года заключили конвенцию, за которой через два года последовало заключение мира. Острова Чинга были возвращены после уплаты 3 миллионов песет.

Стремление диктатора Парагвая, Лопеса к расширению своего владычества вовлекло его в серьезные недоразумения с соседними государствами – Бразилией и Аргентиной, к которым примкнул и Уругвай.

Диктатор располагал хорошо организованным войском в 60 000 человек, которое, однако, благодаря особенностям страны и отсутствию дорог могло передвигаться только по водным путям. Для этой цели имелась флотилия из 21 вооруженного парохода и необходимого количества барж. Первые были низкобортные грузовые пароходы, последние – паромы, вооруженные одной пушкой.

В 1865 году произошло первое столкновение на реке Риачуэло, приток Параны. 9 парагвайских пароходов с 6 «чатасами» (паромами) спускались вниз по реке, имея на борту 30 орудий и 1000 человек.

У противоположного берега стояли на якоре 9 бразильских пароходов с 60 орудиями и 2.300 человек.

Подойдя к ним, парагвайские пароходы развернулись против течения, а бразильцы снялись с якоря и немедленно начался ожесточенный бой.

Бразильцам удалось нанести несколько удачных таранных ударов; затем начались одиночные бои судов между собой и с береговыми укреплениями.

Парагвайцы неоднократно брали на абордаж неприятельские суда, но тогда каждый раз команда их скрывалась в палубу, а соседние суда сметали своим огнем идущих на абордаж с верхней палубы.

Бразильцы одержали победу и только четырем из неприятельских судов удалось уйти.

За этим последовала почти трехлетняя (1865-1868) осада сильной крепости Хумаиты, сопровождавшаяся частыми сражениями на берегу и на соседних реках, например, действия против крепости Курупаити на реке Парагвае.

В 1867 году бразильский речной флот усилился с 4 броненосных судов и 18 канонерок до 12 броненосных судов.

В 1868 году удалось форсировать проход мимо фортов и через заграждения. Неоднократно произведенные парагвайцами лихие попытки пойти на абордаж даже со шлюпок и против мониторов, отражались, как описано выше.

После ряда неудавшихся вылазок крепости пришлось сдаться, и Парагвай был принужден заключить мир.

Попытки брать на абордаж мониторы нельзя не назвать смелыми, а способ отражения их – весьма оригинальным.

Между Чили и Боливией возник спор о местности между Арекипой и Иквикве, богатой рудой и залежами селитры и гуано. После того, как Чили в феврале 1879 года самым бесцеремонным образом заняло Антофагасту, Перу пришлось вмешаться в этот вопрос из-за конкуренции в производстве селитры.

Перуанский флот состоял из двух небольших броненосцев, двух старых мониторов и двух корветов; Чили имело: 2 броненосца средней величины, 2 корвета и 4 более устарелых судна. Чилийские корабли немедленно уничтожили все транспортные суда в южных перуанских портах, которые могли служить для перевозки войск, и заблокировали Иквикве.

Во время разведки по направлению к Каллао, чилийский адмирал Реболледо не проявил должной энергии и инициативы, что было совсем непростительно, так как перуанский флот не был еще готов к выходу.

Реболледо грузил уголь и стоял спокойно на месте, вместо того, чтобы атаковать Каллао и уничтожить перуанские транспорты. Перуанцы ловко использовали его бездеятельность, посылали войска на юг и появились 21 мая перед Иквикве, неожиданно для чилийцев.

Перуанский монитор «Хуаскар» потопил один из чилийских корветов, нанеся ему три таранных удара. Другой перуанский броненосец сел на мель и погиб. Чилийские войска не могли, однако, отправиться морем на север и остались на месте в полном бездействии.

«Хуаскар» выдержал уже благополучно в 1877 году во время мятежа его команды бой с большими английскими крейсерами «Шах» и «Аметист».

Чилийской флот собрался в начале октября.

9-го октября «Хуаскар» был взят чилийскими броненосными корветами «Амиранте Кохрейн» (8 орудий) и «Бланко Энколадо» после боя у мыса Ангмос. Командир «Хуаскара», адмирал Грау, которому было приказано во что бы то ни стало сохранить вой корабль, пал в этом бою.

Теперь море было опять свободно для чилийцев и служило им в дальнейшем единственной базой. Они заняли теперь несколько южных городов, высадились к югу от Кальяо, разбили перуанцев у Хорильос-Мирфалорес и заняли Лиму.

По миру, заключенному в 1882 году Чили получило перуанскую территорию до Арики, и кроме того, все побережье Боливии.

Эта война опять-таки может служить хорошим примером того, что при особых военно-географических условиях только обладание морем может привести к цели, к победе на суше.

Если бы Грау строго придержался своей инструкции, не допускать потери своего корабля, то нельзя было предвидеть, на какое время морской путь остался бы еще закрытым для чилийцев.

Один небольшой броненосец сумел задержать на продолжительное время стратегические операции на берегу. Обе стороны ясно сознавали все значение господства на море и действовали соответственно этому.

При подобных же обстоятельствах разыгралась борьба чилийской оппозиции против президента Бальмаседы в 1891 г.

В начале января чилийский флот перешел к оппозиции, не имевшей до того ничего, и этот факт, собственно, предрешил все дальнейшие события.

Оппозиции удалось при помощи флота и бежавших на коммерческих судах приверженцев ее, занять Иквикве; его богатые залежи селитры дали им большие средства для ведения войны. Там же сформировали небольшую армию, преимущественно из рабочих на селитренных залежах. Главнокомандующим был полковник Канто, а инструктором и начальником штаба полковник германской службы Кернер, преподаватель военного училища в Сантьяго.

Флот оппозиции состоял из четырех больших судов, в числе которых находился новый броненосный крейсер. У Бальмаседы остались два вновь прибывшие из Европы миноносца под командой капитана Фуэнтеса. Этим миноносцам удалось во время ночной атаки в гавани Кальдеры взорвать броненосец «Бланко Энкаладо». Это дело можно, пожалуй, считать первой удачной атакой современного миноносца.

Первая мина вообще была выпущена в тех же местах с крейсера «Шах» в 1877 году по «Хуаскару», но без успеха.

Бальмаседа собрал свои войска к северу от Вальпараисо. Благодаря ложным маневрам и господству на море, оппозиции удалось неожиданно для противника высадить 10 000 хорошо обученных войск с 24 транспортов у Квинтерос, к северу от Вальпараисо. Они блестяще разбили своего противника в двух сражениях и заняли Вальпараисо, после чего противная партия уступила.

Иностранная колония в Вальпараисо охранялась в эти критические дни германской крейсерской эскадрой (1 большой и 2 малых корвета) под командой контр-адмирала Валуа, вызванной спешно из Китая, и высадившей вместе с англичанами десант в 350 человек.

Только господство на море дало оппозиции, начавшей буквально с ничего, через несколько месяцев такой блестящий успех. Она с самого начала верно оценила своеобразное военно-географическое положение страны и действовала вполне целесообразно, основываясь на особенностях имевшейся обстановки.

Они нигде не разбрасывали зря своих сил, которые одним удачно нанесенным ударом сломили сопротивление неприятеля в течение нескольких дней.

Франко-прусская война 1870 г.

Совершенно противоположную картину видим мы, рассматривая войну 1870 года между Францией и Германией.

Первенствующее положение Франции в Европе было сильно поколеблено победами Пруссии в 1866 году. Наполеон III и его соотечественники мечтали о мщении за Садову (Кениггрец).

Последний толчок дала кандидатура одного из принцев Гогенцоллернского дома на испанский престол. Общественное мнение, а с ним и правительство и император, решили начать войну, которая и была объявлена 19-го июля.

Энергичное выступление 73-летнего короля Пруссии Вильгельма I в Эмсе, полное национального самосознания, завоевало ему симпатии всех немцев, а дипломатическому таланту графа Бисмарка удалось достичь объявления нейтралитета всеми остальными державами.

Южная Германия действовала заодно с основанным в 1866 году Северо-германским союзом.

4-го августа французы были разбиты у Вейсенбурга, 6-го у Верта; в середине августа уже произошли три больших сражения у Меца, закончившиеся обложением его. 1-го сентября большая французская армия была принуждена к сдаче у Седана; Наполеон попал в плен.

4-го сентября последовало объявление Третьей французской республики, которая самым энергичным образом принялась за продолжение войны.

Во Франции предполагали произвести с помощью флота диверсию и высадку в большом размере на севере Германии.

22-го июля вице-адмирал граф Буэ-Вильомец получил приказание отправиться в Балтийское море с 14 броненосными фрегатами и некоторым количеством авизо; за ним вскоре должен был последовать большой транспортный флот с канонерскими лодками и с броненосными батареями. Начальником тридцатитысячного десантного корпуса был избран генерал Трошю. Буэ-Вильомец выработал уже в 1867 году, на основании своего опыта из Крымской кампании, план высадки 40 000 человек на побережье Балтийского моря, но этот план не был совершенно принят во внимание для составления каких-либо мобилизационных планов.

Война застала французский флот врасплох, и в совершенно не готовом виде, как это объявил сам морской министр, адмирал Риго де Женюлл. Но зато он был в 10 раз сильнее прусского и имел над ним, следовательно, громадный перевес. Летом 1870 года в его списках числилось: 34 броненосца, 25 других броненосных судов, 24 винтовых линейных корабля, 130 фрегатов, корветов и авизо и 68 канонерских лодок; кроме того, имелось 60 транспортных судов для перевозки войск; 5 колесных пароходов и 80 парусных судов; всего – 550 судов разной величины с командой в 76 000 человек.

В военных портах Дюнкерка, Шербура и Бреста работы шли с лихорадочной поспешностью, особенно в виду того, что в Ла-Манше, т. е. непосредственно перед этими портами, находилась дивизия прусских броненосцев.

Флот Северо-германского союза, как назывался прусский флот с 1867 года, тем временем тоже значительно развился.

Прусскую судостроительную программу 1865 года (требовалось 20 броненосцев и 16 корветов) не удалось выполнить, потому что палата депутатов отказала правительству Бисмарка в отпуске средств. Но с основанием нового союза наступила перемена; даже Мольтке считал более важным создать сперва флот, а потом уже приняться за постройку военного порта, каковым наконец был избран Киль.

Летом 1870 года флот Северо-германского союза состоял из следующих судов: 3 больших броненосных фрегатов, 2 броненосных судов, 5 корветов с закрытой и 4 – с открытой батареей, 3 авизо (из них 2 колесных) 8 канонерок I класса и 14 – II.

Только в апреле месяце исключили из списков старые учебные канонерки. До этого времени их все еще считали пригодными для береговой обороны. Торговый флот Германии так же значительно возрос, и многие из его судов могли быть использованы для военных целей.

Берега защищались хорошими укреплениями только у Пиллау, Данцига-Нейфарвассера, Кольберга, Свинемюнде и Дюппеля; защита Киля, а также и всего побережья Северного моря была еще очень слаба.

Буэ-Вильомец мог выйти из Шербура только 27 июля, и то лишь с половиной судов, а именно с 7 броненосцами и одним авизо. Порт не мог снабдить суда самыми необходимыми вещами, например, картами Балтийского моря, которых не оказалось в достаточном количестве даже в самом министерстве в Париже.

Адмирал получил предписание произвести сперва демонстрацию у Копенгагена, пойти затем в Северное море, оставить один отряд у бухты Яде и вернуться с остальными судами в Балтийское море.

28-го июля он прибыл в Зунд и пошел вскоре назад, после того, как переговоры о заключении союза с Данией окончились безрезультатно.

I-ая Северо-германская практическая эскадра броненосцев из 3 больших фрегатов и одного небольшого судна (в том числе почти 10 000-тонный 24-пушечный корабль «Кениг Вильгельм» по командой принца Адальберта Прусского находилась в середине июля у входа в Ла-Манш, на пути в Атлантический океан; но ей еще удалось вернуться и вечером 16-го июля она благополучно вошла в Вильгельмсхафен. Еще 18-го числа в Париже и Бресте предполагали, что она все еще стоит у бухты Торбэй.

Эти четыре корабля остались в бухте Яде и закончили там свое вооружение, чтобы совместно с несколькими канонерками взять на себя оборону нового военного порта, а также устьев Везера и Эльбы.

Киль привели в оборонительное положение постройкой новых батарей и постановкой разнообразных заграждений из судов, бревен, цепей и мин. У Нейфарвассера остался один небольшой корвет, у Рюгена стали канонерские лодки. Монитору «Арминий» удалось проскочить из Киля мимо французского флота и попасть в Эльбу, оборона которой была возложена и на несколько канонерок. Это было все.

Остальные суда стояли в безопасном месте в заливе у Свинемюнде. Германская броненосная эскадра не могла использовать удобного случая для внезапной атаки Шебура, так как ее вооружение не было закончено и не хватало нового пороха.

Меры, принятые Германией для обороны такого большого участка побережья можно назвать хорошо продуманными и так же хорошо выполненными, если принять во внимание ее ограниченные средства. Эти меры послужили также для защиты торговли и мореплавания.

Действия французов во многом были неясны.

Не только суда и верфи были не готовы во Франции к войне, но и для высадки войск на севере не было предусмотрено самого необходимого.

Ничего не было подготовлено и ничего не было сделано для обучения и подготовки флота.

Несмотря на печальный опыт Крымской кампании не было выработанного плана операций. Во всех министерствах, имевших касательство к этому делу, царила полная растерянность. Даже не подумали о том, чтобы заручиться дипломатическим путем содействием Дании. Операционный план флота был нецелесообразен и неясен.

Подобное бесцельное шатание – Копенгаген-Яде-Балтийское море – не могло создать выгодного мнения о силе флота и не могло произвести благоприятного впечатления на Данию.

В Балтийском море французы действовали опять без всякого плана, как и в 1854-55 годах, и послали флот, который не знал, что ему, собственно, следует делать.

Инструкции французского посланника в Копенгагене противоречили таковым адмирала; этот последний позаботился по крайней мере, своевременно о доставке угля в бухту Кьеге.

Буэ-Вильомец просил новых инструкций: 1-го августа посланник предложил ему войти в Зунд, а через день он получил приказание морского министра идти в Балтийское море. 7-го числа он вышел туда через Большой Бельт. 9-го августа, через три дня после сражения при Верте, вышел из Шербура второй отряд из 8 броненосцев и 4 авизо под командой адмирала Фуришона, но этот отряд остался в Северном море.

Вильомец произвел теперь разведку у всех портов, от Киля до Варнемюнде, пополнил запасы угля и начал блокаду, осмотрев предварительно побережье у Свинемюнде и Кольберга, а также к северу от Киля.

После этого Буэ-Вильомец получил предписание усилить блокаду, но не бомбардировать неукрепленных городов, германские армии в это время стояли уже во Франции!

Эскадра получила еще подкрепление в виде нескольких броненосцев, но о десантном отряде больше не было и речи. Назначенная адмиралом комиссия предложила атаковать Кольберг и Данциг, считая это единственным полезным предприятием.

13-го августа адмирал решил пойти к Кольбергу, но получил известие, что германская броненосная эскадра вышла из Вильгельмсгафена в Балтийское море. Он двинулся навстречу, но дойдя до Большого Бельта, узнал, что это известие было ложным. Тогда он оставил у Арконы 8 судов для блокады Киля и пошел на восток.

Ночью 30-го августа его эскадра подверглась у Нейфарвассера нападению маленького корвета «Нимфе» (14 пушек); другие стычки происходили у Рюгена и заняли французов настолько, что им нечего было и думать о настойчивом проведении блокады, тем более, что им не хватало мелких судов.

Погрузка угля у Кьеге часто отвлекала суда; кроме того, они там не чувствовали себя в достаточной безопасности и поэтому приходилось держать там всегда второй корабль для сторожевой службы.

Получив 5-го сентября известие о сражении при Седане и его последствиях, Буэ-Вильомец собрал все свои суда, но получил 9-го числа приказание продолжать свои действия.

Теперь он решил атаковать Кольберг и прибыл туда в середине сентября. Двум новейшим башенным кораблям его эскадры пришлось пережить момент величайшей опасности во время сильного шторма у Арконы. У Кольберга он получил известие, что французский отряд, бывший в Северном море, вернулся на родину. Бомбардировка была отменена, а 22-го сентября и суда, находившиеся в Балтийском море, вернулись во Францию, где их команды приняли участие в обороне Парижа.

Только к 9 сентября закончили вооружение второй французской броненосной эскадры, которую послали в Северное море для блокады Везера и Эльбы и для того, чтобы запереть 4 германских корабля в Яде. Местом стоянки для этой эскадры служил Гельголанд, где суда страдали осенью от плохой погоды и где их часто беспокоили выходившие в море германские суда.

Положение вице-адмирала Фуришона и впоследствии вице-адмирала, графа Гейдона, было довольно незавидным, так как стоянка у Гельголанда была слишком открытой, а прорыв в бухту Яде казался слишком опасным в виду мелководья, батарей, присутствия там германских броненосцев и минных заграждений (поставленных, однако, лишь для вида).

Блокада берега проводилась довольно строго до тех пор, пока суда не были отозваны назад, чтобы использовать их орудия и команды для обороны Парижа.

Флот дал для обороны 60 000 человек и 1600 крупных орудий; несмотря на это, при заключении мира в строю находилось еще свыше 200 судов с 500 орудиями и 37 000 человек команды.

С осени все арсеналы усиленно работали на армию.

Освободившаяся теперь германская эскадра пыталась встретить возвращавшуюся из Балтийского моря французскую эскадру, но не имела в этом успеха.

Появление французской эскадры у немецких берегов не имело, конечно, того успеха, который от него ожидался, в виду того, что не состоялась посылка десантных войск. Все предприятие было ударом по воздуху.

Дания перешла бы на сторону Франции только в том случае, если бы были высажены французские войска. Эти последние имели бы, однако, успех только при быстром выполнении этого плана. Только в таком случае эта операция могла бы повлиять на ход всей войны и могла бы побудить другие державы изменить нейтралитету.

В начале июля имелась еще возможность начать подобное предприятие с некоторой вероятностью успеха.

Французы совершенно не приготовились к подобным операциям, несмотря на труды Буэ-Вильомеца.

После первых сражений на границе положение Франции стало настолько тревожным, что пришлось совершенно забыть о плане высадки в Германии.

Но разве флот не мог достичь большего?

В нем все время ощущался сильный недостаток в мелких судах. Форсирование входа в Кильскую бухту могло бы удаться, но такое предприятие не принесло бы ровно никакой пользы. Бомбардировать укрепленные порты было тоже совершенно бесцельно, так как в них не скрывались неприятельские суда, а разрушать незащищенные города не рекомендовалось, так как подобные действия вызвали бы немедленно ответные репрессии на французской территории.

Таким образом, французскому адмиралу пришлось ограничиться довольно бесполезными передвижениями по Балтийскому морю, так как имеющихся у него сил не хватало для проведения блокады.

Подобным же образом обстояло дело с эскадрой в Северном море. Она продержала некоторое время в блокаде устья Везера и Эльбы, но победы германских войск заставили и ее пребывать в бездействии. Осенью она вернулась, не достигнув ничего выдающегося. Ее орудия и команды нашли блестящее применение при обороне Парижа и в полевой армии.

Поздней осенью французскому флоту представилась новая задача. Быстроходный германский корвет «Аугуста» был послан вокруг Англии в Бискайский залив, чтобы пресечь усиленный ввоз оружия во Францию из Англии и Америки. Командиром его был капитан Вейкман, командовавший в бою при Нейфарвассер корветом «Нимфе». После взятия и уничтожения нескольких судов у устья Жиронды, «Аугуста» была заблокирована в Виго французскими судами. Все-таки эта экспедиция временно помешала ввозу оружия в довольно сильной степени.

Присутствие на Дальнем Востоке двух германских корветов настолько приковало к ним внимание французских морских сил, что эти последние взяли лишь несколько призов из 200 германских коммерческих судов, находившихся в этих водах. За всю войну французский флот взял всего только 90 призов.

Следует еще упомянуть про смелый бой канонерки «Метеор» под командой капитан-лейтенанта Кнорра с французским авизо «Буве» перед Гаваной.

Ни в одной войне между великими державами морская сила не оказала так мало влияния на конечный результат, как в этой. Можно сказать, что это влияние было равно нулю.

Значительно сильнейший французский флот не был готов и не принес никакой пользы в начале войны своей армии.

Флот не мог с успехом провести блокаду и нанести тяжелый ущерб германской торговле, потому что и на нем тяжело отозвалось занятие германским войсками большой части французской территории, но зато он косвенно помог Третьей республике продолжать войну тем, что, господствуя на море, он обеспечивал безопасность своих берегов и доставку морем оружия и военных припасов. Это все-таки можно назвать положительным результатом его деятельности.

В начале войны бесспорное господство французского флота на Средиземном море позволило спокойно перевезти из Африки 60 000 войск.

Войны Турции 1877-1878 и 1897 гг.

Последняя война Турции с Россией в 1877-78 гг. резко отличается ходом своих событий от всех предыдущих.

Русский Черноморский флот еще не восстановился после уничтожения в 1855 году и мешавших его развитию постановлений Парижского мира, от которых Россия отказалась только в 1870 году; он состоял только из мелких судов для охраны берегов.

Турция, напротив, все еще обладала большим флотом, материальная часть которого была хороша, а личный состав как всегда плох; кроме того, отсутствовала вполне какая-либо внутренняя организация.

Стратегическое развертывание русских войск происходило исключительно на суше при помощи железных дорог, – турецких же на обоих театрах военных действий, в начале войны морскими путями при помощи флота. Однако деятельность турецкого флота была крайне слабой, как на Дунае, так и у морских берегов, хотя он мог сосредоточить все свои силы в Черном море, так как враждебная России английская политика не допускала появления русского Балтийского флота в Средиземном море. Присутствие турецкого флота все-таки повлияло на русский план войны в том отношении, что русские войска держались в удалении от берега и оперировали внутри страны.

Россия отправила по железной дороге на Дунай небольшие миноноски, уничтожавшие там впоследствии вместе с полевыми батареями турецкие флотилии. Турецкий флот не сумел провести блокады, так что даже небольшие русские суда имели частичные успехи.

Особенным ожесточением отличались бои на Шипкинском перевале и у Плевны. Очень важным обстоятельством для Турции было то, что она могла в короткий срок подвезти 30 000 человек морским путем через Албанию. У Эноса Сулейман-паша был прижат к морю, но вовремя подоспел оттуда морским путем через Дарданеллы на помощь к Константинополю. При наличии русского флота в Архипелаге эта переправа оказалось бы невозможной и Турция потерпела бы большое поражение.

В дальнейшем в дело вмешалась Англия, пославшая на Восток свой флот Средиземного моря; России пришлось заключить Турцией мир в Сан-Стефано, а Берлинский конгресс решил дальнейшую судьбу балканских государств.

Турцию отчасти спасло то, что у России не было флота; ее собственный же мало способствовал этому своей крайне неудовлетворительной деятельностью.

Турецкий флот насчитывал в 1897 году довольно порядочное количество судов: 3 больших и 2 малых казематных броненосца, 4 башенных броненосца, 8 броненосных корветов, 20 больших и 10 малых миноносцев, 8 крейсеров и 28 канонерок. Но за последние 20 лет только изредка некоторые из малых судов посылались на короткое время в плавание; в турецком флоте отсутствовала таким образом всякая подготовка; суда разваливались, стоя в Золотом Роге, команда была ни к чему не годна.

Греческий флот состоял в 1897 году из 3 маленьких башенных броненосцев, 1 крейсера, 2 транспортов, 4 канонерок и 12 миноносцев. Кроме того имелись 3 канонерки береговой обороны (одна из них была бронирована), 12 старых канонерок, 3 минных заградителей и учебных судов. Такого состава флота было бы вполне достаточно, чтобы обеспечить при плачевном состоянии турецких морских сил сообщения армии на север, произвести, десантные операции и поднять восстание среди населения Архипелага.

Но в этой войне, начатой так легкомысленно из-за Крита, флот вел себя так же жалко, как и армия; в нем не осталось и капли лихого духа народного флота 20-х годов.

Он не только не оказал никакого содействия армии, но и сам не произвел никаких выдающихся операций. Вообще им пользовались без всякого плана, без малейшей энергии. Самым бессмысленным образом его сразу разбили на три части.

Атака Превезы в заливе Арто не удалась.

В конце апреля флот бомбардировал незащищенные города в Эпире и Фессалии; попытка произвести высадку на востоке, также не удалась.

Достойно удивления то, как мало сделал этот флот, тогда как, например, у Салоник он мог самым чувствительным образом подорвать тыловые сообщения турецкой армии. Греческий флот совершенно не использовал своего преимущества на море, даже для блокады. Возможно, что он показал бы себя с лучшей стороны в открытом бою с неприятельскими морскими силами.

Уже 5 июня заключили перемирие, после того как греческая армия в течение одного месяца потерпела поражение по всей линии.

Греции пришлось заплатить 100 миллионов франков военной контрибуции и возвратить часть уступленных ей Турцией в 1881 году пограничных областей; ее спасло только вмешательство великих держав.

Четыре великие державы покровительницы заняли бухте Суда, и Крит стал на долгое время больным местом общеевропейской политики.

Действия Англии в Египте в 1882 г.

Плохая финансово-экономическая политика египетского хедива Исмаил-паши привела к тому, что большинство акций Суэцкого канала попало в руки англичан и появилась необходимость в европейском финансовом контроле, который и выполнялся вполне официальным образом Англией и Францией. Недоразумения между этими державами вызвали в народе желание отделаться от их опеки, и привели к образованию египетской национальной партии во главе с Араби-пашой. Спорившие между собой державы долго колебались, пока Англия не решилась взять это дело на себя и провести его с должной энергией, даже без участия Франции.

Серьезные волнения в Александрии заставили иностранцев покинуть этот город.

Английский адмирал, лорд Сеймур, предложил Араби-паше приостановить вооружение фортов и постройку новых батарей; когда же этот не согласился, то адмирал объявил, что он откроет на следующий день – 1-го июля – военные действия. Военные суда остальных держав и все купеческие суда немедленно покинули порт.

Эскадра адмирала Сеймура состояла из 8 больших броненосцев, 5 канонерок и одного колесного авизо. Вооружение судов состояло из 97 крупных и 220 мелких нарезных орудий; среди них было 10-11-дм. орудий и 4-16-дм. орудия.

Специальный пароход поднял телеграфные кабели на Мальту и Кипр и установил таким образом постоянное сообщение с Англией.

Вооружение фортов было значительно слабее, хотя Араби-паша уже в течение 6 недель трудился над установкой орудий на морских фортах Александрии. На всех 13 фортах находилось только 44 нарезных орудия (по большей части 8-дм. и 9-дм.); кроме того, имелось 250 гладкостенных пушек и мортир, которых, собственно говоря, нельзя было считать, так как большая часть их стояла на никуда не годных лафетах. Итак, англичане имели перевес и в калибре и в числе орудий (вдвое больше). Все форты были старой постройки; только крупнокалиберные пушки стреляли в амбразуры, остальные же орудия через бруствер, так что их прислуга оставалась без прикрытия.

Пять главных фортов лежало на Т-образном полуострове Рас-эль-Тин, остальные – на южном берегу старой западной гавани; один форт Мекс, немного западнее ее, и три на несколько миль западнее, в том числе форт Марабу с 7 крупными орудиями.

Адмирал Сеймур дал своим судам следующую диспозицию: первым трем броненосцам было приказано обстреливать самые западные форты береговой линии, а остальным пяти действовать по фортам Рас-эль-Тин, подвигаясь с запада на восток; канонерки должны были поддерживать в случае надобности другие суда. Командирам представлялось становиться на якорь по усмотрению в зависимости от погоды.

Целью бомбардировки адмирал считал разрушение земляных укреплений и уничтожение неприятельской артиллерии, на что могло понадобиться 2-3 дня; сосредоточивать свои силы он не находил нужным.

10-го июля вечером суда заняли свои места по диспозиции, находясь в 1.500-2 000 метрах от фортов на Рас-эль-Тин и в 1 000-3.500 метрах от фортов береговой армии.

Бомбардировка началась 11-го июля в 7 часов утра при легком северо-западном ветре; все суда открыли сразу сильный огонь, становясь по мере надобности на якорь. Несколько береговых фортов замолчали сразу; затем прекратил огонь один из фортов на Рас-эль-Тине, в виду чего обстреливавшие его суда подвинулись дальше к востоку. Небольшая десантная партия, всего в 12 человек, заклепала орудия на одном из фортов. В 5 часов форты прекратили огонь, а в 5 часов 30 минут и суда окончили бомбардировку.

Канонерка «Кондор» под командой лорда Чарльза Бересфорда вступила по собственной инициативе в бой с фортом Марабу, поражая его продольным огнем; остальные канонерки вступили в действие только в 10 часов утра.

Англичане потеряли 5 человек убитыми и 48 ранеными, египтяне – 150 убитыми и 400 ранеными, количество очень значительное, если принять во внимание, что всего их было 2 000 человек.

Не успели на следующее утро суда сделать несколько выстрелов, как на фортах подняли белый флаг. Губернатор отказался, однако, сдать форты, так что эскадра вновь открыла в 4 часа пополудни огонь. После первых же выстрелов на берегу снова подняли парламентерский флаг.

Высаженный на следующее утро десант нашел форты покинутыми гарнизоном.

Суда пострадали, в общем, очень мало; снаряды, попавшие в броню, далеко не давали того эффекта, как при опытах на полигоне. Но и повреждения на фортах не были особенно значительными, и их удалось очень быстро исправить.

С военной точки зрения эта операция не содержит в себе ничего особенного, но за донесениями о ней везде следили с большим интересом, ожидая новые данные о действиях современных снарядов.

Капитан-лейтенант американского флота Гудрич сделал из этого боя ряд выводов, в которых он пришел к следующему: 1) для фортов: на фортах достаточно иметь земляные насыпи толщиной в 30 фут, амбразуры для орудий следует располагать значительно ниже гребня бруствера, орудия нужно красить под цвет самого форта; 2) для флота: рекомендуется стрелять навесным огнем, целью должны служить форты и склады; 3) общие выводы: форты не могут задержать флота; постановка на якорь является выгодной и т. д.

Правильность последних заключений кажется нам очень и очень сомнительной.

Победителей не судят – поэтому лорд Сеймур и остается правым, но если разобрать это дело внимательно, то надо сознаться, что в нем было много риска. Точных сведений о противнике у него не было, а если бы этот последний оказал более упорное сопротивление, то исход дела мог бы быть совсем иным. К тому же малоопытные египтяне совершенно не воспользовались имевшимися у них мортирами, против которых броненосцы не имели достаточной защиты.

Опытом этого боя воспользовались флоты всех государств.

Судовым десантам пришлось за недостатком войск заняться восстановлением порядка в Александрии, и бороться с поджогами и разбойничеством при помощи десантов с судов других наций.

Араби-паша держался вблизи города, и поэтому давно ожидаемые подкрепления прибыли очень кстати хотя и поздно.

Часть судов пошла в Порт-Аид, Исмаилию и Суэц, для охраны канала. Как флот, так и армия высылали небольшие летучие отряды вдоль канала и в окрестности Александрии.

Наконец, в Англии принялись за снаряжение большой экспедиции в Египет для восстановления порядка во всей стране и для удержания за собой канала. Войска в количестве 1700 человек собрались в Александрии, чтобы двинуться оттуда на Каир. Главнокомандующим был назначен генерал сэр Гернет Ульсли.

Этот последний намеревался двинуться на Каир окольным путем, через Порт-Саид и Исмаилию, сделав диверсию у Абукира.

Высадившимся у Исмаилии и у Суэца десантам пришлось выдержать несколько сражений, но в результате через короткое время весь канал оказался в руках англичан. Теперь всю армию переправили в Исмаилию, а 13 сентября Уэльсли разбил Араби-пашу у Тель-эль-Кебира и занял Каир.

Египет навсегда попал в английские руки, а французы остались ни с чем.

Первоначальное свое упущение англичане исправили очень быстро. Через три недели они перебросили в Египет свыше 1500 полевых войск на 70 судах. «Транспортный отдел» английского Адмиралтейства показал себя опять с блестящей стороны, высадка прошла безукоризненно и быстро, чему еще способствовало устройство центрального бюро на одном из пароходов, руководившего всей службой.

Весь план операции был хорошо составлен и целесообразно и быстро выполнен. Успешному ходу дальнейших операций способствовало также распространение ложных слухов о высадке в Александрии.

Французский флот должен был принять участие в дальнейших событиях после бомбардировки Александрии и уже находился на пути к каналу, когда французское правительство – в лице министерства Ферри – сделало непростительную ошибку, выказав большое малодушие и отстранив от себя все это предприятие, несмотря на то, что Франция была сильно заинтересована в вопросе о канале. В течение последующих лет флот принял деятельное участие в походе на юг, как на Нил, так и на берегу и участвовал во многих сражениях.

Для действий на Ниле англичане построили весьма удавшиеся им особые плоскодонные канонерки с блиндажами для орудий.

Гражданская война в Бразилии 1893-1894 гг.

В сентябре 1893 года в бразильском флоте вспыхнуло восстание в пользу свергнутого с престола императорского дома, усугубленное личной борьбой адмирала Мелло против президента Пексото.

Адмирал Мелло командовал практической эскадрой, состоявшей из броненосца «Акуидабан», одного башенного броненосца и одного крейсера; впоследствии к ним присоединилось еще несколько судов.

Войска, занимавшие укрепления у входа в Рио-де-Жанейро, остались верными республике и благодаря этому ежедневно происходили перестрелки между фортами и стоявшими на внутреннем рейде судами. Неоднократно сражались тоже и за обладание некоторыми островами в бухте, на которых находились верфи и арсеналы.

В конце сентября на сторону восставших перешла южная провинция Санта Катарина, а в начале октября к ним примкнул и гарнизон расположенного в самом входе в Рио-де-Жанейро острова Виллеганьон.

В дальнейшем противники взаимно уничтожили несколько транспортов с войсками, отправлявшимися на юг, при чем погибло много солдат.

Во время последующих перестрелок суда потерпели серьезные аварии, а форт Виллеганьон пострадал довольно значительно от огня расположенных выше него фортов на материке.

В виду захвата восставшими припасов и в особенности угля с коммерческих судов потребовалось неоднократное вмешательство английских и германских военных судов.

В конце ноября второй броненосец мятежников затонул посреди гавани.

После того, как мятежники усилили свой флот несколькими судами, Соединенный Штаты (не признававшие мятежников воюющей стороной) разрешили республиканскому правительству покупку судов в Америке.

В конце ноября Мелло прорвался с броненосцем «Акуидабан» и вооруженными транспортами в море под сильным огнем фортов, и отправился на юг, чтобы поднять другие провинции за свое дело. Адмирал Салданья остался на рейде, продолжал перестрелку и бобмардировал даже в конце декабря столицу.

13 марта 1894 года президенту Пексото удалось с четырьмя, купленными в Северной Америке, судами, заставить восставший флот сдаться; адмирал спасся на португальском крейсере. «Акуидабан» погиб в середине апреля к югу от Дестерро от мины, выпущенной с правительственного миноносца; команду его удалось спасти. Этим, собственно, восстание и закончилось.

Адмирал Мелло сдался несколько дней спустя в Буэнос-Айрес с пятью судами.

Восстание флота не имело успеха главным образом потому, что его руководители не позаботились о приобретении надежной базы на юге, откуда они могли бы уже развить свои дальнейшие операции. Суда их увлеклись до крайности ожесточенной борьбой с береговыми фортами, которых они все равно не могли одолеть. Кроме того, они могли значительно раньше прорваться ночью в полном составе, как это впоследствии удалось сделать «Акуидабану».

Совершенно противоположно тому, что было за два года до этого в Чили, мятежники совершенно не располагали сухопутными силами, без которых они все-таки не могли достичь окончательного успеха.

Разные события

Не только английскому, но и французскому флоту пришлось, хотя и в меньшей мере, развить свою деятельность в разных местах земного шара. Ему пришлось действовать не только в Китае, Индокитае и Японии, но также и в Мексике и неоднократно в Южной Америке; наконец, даже в Мадагаскаре и в Тихом океане.

Английский флот сделал громадную работу во время англо-бурской войны 1899-1902 года, ограничившуюся однако, перевозкой войск и военных припасов, охраной транспортов и блокадой южно-африканского побережья.

Остальным флотам также пришлось порядком поработать: итальянскому в Абиссинии, голландскому на Суматре и т. д., наконец, американскому в Мексике, Японии и Китае.

Суда разных национальностей участвовали неоднократно в борьбе с торговлей невольниками и с морским разбоем, сильно развившимся у китайских берегов.

Глава VI. Война Франции с Китаем 1883-1886 гг.

Начало войны

Тяжкие поражения, понесенные Францией в войне 1870 года, обратили внимание всех французов на колонии; в течение следующих лет все стремления их направились к восстановлению в другом месте утерянного престижа и расширению колониальных владений. Основанная в конце XVIII столетия империя Аннам уступила тогда же Франции порт Турон, в знак благодарности за оказанную ею помощь. Начавшиеся в середине следующего столетия недоразумения привели к тому, что Франция приобрела в 1862 году Нижнюю Кохинхину и Сайгон и утвердила свой протекторат над Камбоджей.

В 1873 году вопрос о сюзеренной власти Китая над Аннамом привел к серьезному конфликту между Францией и Китаем, окончившемуся в 1883 году войной между этими государствами. В этой войне Китай впервые выступил как на суше, так и на море с организованными по европейскому образцу силами.

Франции предстояло решение новой задачи. Базой служил Сайгон, где имелись арсеналы и склады. Контр-адмирал Курбэ, назначенный в апреле 1883 года начальником морской станции в Тонкине, бомбардировал со своими судами внешние форты Хюэ с 18 по 20 августа 1883 года и занял их. По заключенному вскоре после этого договору Франция приобрела протекторат над Тонкином.

Произведенной в вице-адмиралы, Курбэ начал борьбу с речными пиратами, известными под именем «черных флагов» и отличавшимися хорошей организацией, и отнял у них ряд городов – Бак-Нин, Хон-Хоа, Сон-Тай – пока десантные отряды не были сменены сухопутными войсками. С этого начались тонкинские экспедиции французов, стоившие им много жертв и надолго задавшие им работы. После длительных переговоров Китай, как сюзерен Тонкина, взялся опять за оружие и его регулярные войска разбили истощенные зимним походом французские отряды.

Министерству Ферри удалось, однако, в конце июля склонить Китай к уступкам. Он вновь признал Тьенцзинский договор от 11 мая 1864 года, устанавливавший следующие положения: Франция охраняет южные границы Китая, который убирает оттуда свои войска; Китай признает договоры, заключенные между Францией и Аннамом; Франция содействует заключению новых торговых договоров между Китаем и Аннамом.

Пока контр-адмирал Леспес удерживал китайские суда на севере, Курбэ собирал свою эскадру на юге, собираясь оказать давление на китайцев у Фучау. Все отдельные отряды французских судов, находившихся на Востоке, были собраны в одну «Эскадру Дальнего Востока» под его командой.

В конце июля эта эскадра собралась у Фучау в следующем составе: 4 броненосных крейсера (12 орудий), 5 крейсеров I ранга (15 орудий), 7 крейсеров II и III ранга (6-8 орудий), 5 канонерок (3-4 орудия) и 3 больших транспорта (2 орудия). Дальнейшие подкрепления вышли из Франции только в начале января 1885 года под командой контр-адмирала Рьенье, а именно: 1 броненосный крейсер, 3 крейсера I ранга, 2 канонерки, 2 миноносца и 1 вспомогательный крейсер. Миноносцы перевозились на Восток на палубе больших транспортов и спускались на воду по прибытии в Сайгон.

12 июля 1884 года Ферри предъявил Китаю ультиматум, вследствие предательского нападения китайцев у Баклэ; срок ответа на него был продолжен до 2 августа. Китай ни на что не согласился и открыл враждебные действия.

Тогда французское правительство предписало занять, как первый залог, северные порты Формозы: Килонг и Тамсуй. Правительство остановило свой выбор именно на этих портах по следующим причинам: в северных портах Формозы находились богатые угольные копи, дававшие 1,5 миллиона франков дохода. Укрепления там были слабые, войск имелось немного, на таком уединенном острове почти не приходилось считаться с интересами и правами нейтральных держав и т. д. Курбэ немедленно вышел из Фучау на Формозу, не имея, однако, точный сведений об ожидавшем его там положении. Приказ о начале активных действий пришел с запозданием; из-за этого французские суда оставили на своем пути к югу нетронутыми северные китайские флотилии у Чифу и Вузунга, среди которых находилось 9 канонерских лодок с крупными орудиями.

5 сентября адмирал Леспес бомбардировал с 5 судами укрепления Килонга, лежавшие в глубине бухты. Высаженный им десант был отбит, так что ему не удалось занять копи, находившиеся недалеко от места высадки. Эти действия не произвели никакого впечатления в Китае, и не изменили его образа действий, так что Франция решилась принять более энергичные меры. Вечером 22 сентября Курбэ получил приказание уничтожить китайскую эскадру и арсенал в Фучау.

Военные действия на море

При большом протяжении китайского побережья, нечего было и думать о полной блокаде его. Возможность каких-либо действий против Таку-Тьенцзина пока что также была исключена за недостатком войск, и французам оставалось только напоминать о себе захватом и уничтожением в разных местах китайского государственного имущества. Театром военных действий они избрали среднюю часть побережья, до устья Янтсекианга.

База французского флота – Сайгон – отстояла от Фучау на 1200 миль; расстояние от Фучау до устья Янтсекианга равнялось 400 милям, а от Фучау до Килонга всего только 150 милям. При таком плане операций французские морские силы не удалялись слишком далеко от своей базы в Индокитае.

Большой город Фучау, служивший местопребыванием генерал-губернатора Фукенской провинции и генерала татарских войск, лежит на реке Мин, в 20 милях от ее устья. Местом стоянки для больших судов служит слияние нескольких рукавов реки, образующее рейд «Пагода». По одному из упомянутых рукавов суда со средней осадкой могли подниматься еще на две мили вверх по течению, до арсенала.

Берега этого рейда достигают высоты в 50-200 метров; ширина фарватера доходит до 900 метров, но он сильно суживается отмелями; расстояние между берегами – 1000-1200 метров. Ширина фарватера на рейде достигает всего нескольких сот метров, глубина его колеблется от 7 до 15 метров. Нормальная скорость течения – 3 мили; прилив бывает раз в сутки в течение 4-5 часов; подъем воды при этом не особенно велик. Внешний рейд защищен островом Матсу. Город Фучау и Амой расположены немного наискось против Формозы. Рейд находился под обстрелом семи батарей, лежавших отчасти довольно высоко; на берегу размещались еще довольно сильные пехотные части.

Морские силы китайцев состояли из следующих судов: 4 крейсеров, 4 авизо, 2 канонерок так называемого класса «Альфа» (по 2 25-сантиметровых пушки) и одной канонерки другого типа. Вооружение всех этих судов состояло из 47 орудий, в числе которых находилось 25 крупнокалиберных пушек (16 -25 см.); мелких скорострельных пушек у китайцев не было. Кроме того, на рейде стояло 9 военных джонок с 700 человек, 7 паровых катеров и 3 большие шлюпки, вооруженные шестовыми минами, а также большое количество брандеров.

К 23 августа прошло уже пять недель с того момента, как Курбэ стал на этом рейде, ожидая со дня на день приказания из Парижа начать военные действия. Противник его усиливался с каждым днем, и положение французского адмирала становилось далеко не безопасным, тем более, что главные укрепления на реке Мин лежали ниже по течению, т. е., на его пути отступления. Поэтому в случае поражения и отступления ему пришлось бы еще прорываться мимо этих фортов. Он прошел их еще в мирное время и, занимая позицию на этом рейде, твердо рассчитывал на немедленное решение правительства. Кроме французской эскадры на рейде Пагоды находились еще 3 английских и американское военное судно.

Эскадра Курбэ состояла из 4 крейсеров (в том числе один малый крейсер), 3 канонерок и 2 миноносцев; вооружение этих судов состояло из 58 орудий и большого количества мелких скорострельных пушек. 5 паровых катеров были назначены исполнять обязанности истребителей миноносцев. Ниже по течению, в самом узком месте реки, находились еще крейсер и авизо, чтобы препятствовать постановке мин и заграждений китайцами. Французские суда стояли полукругом вокруг острова Пагоды. Курбэ держал свой флаг на малом крейсере «Вольта». Команда очень страдала от сильной жары и была утомлена тревожным ожиданием дальнейших событий. Китайские суда, стоявшие почти совсем рядом с французскими, точно следовали их движениями и всем приготовлениям к бою.

Основываясь на своих точных наблюдениях, Курбэ выработал план действий и сообщил его своим командирам; он состоял в следующем.

На следующий день (23 августа), около 2 часов пополудни, с началом отлива суда должны были сниматься с якоря и держаться на месте самым малым ходом. По первому сигналу адмирала миноносцы должны были броситься на китайские крейсеры, стоявшие выше по течению. По второму сигналу эскадра должна была открыт огонь.

«Вольта» должен был поддерживать миноносцы и обстреливать военные джонки. Трем канонеркам следовало пройти под кормой «Вольты» и атаковать 3 канонерки и 3 авизо, стоявшие у арсенала. Три французских крейсера должны были действовать по трем ближайшим китайским авизо, находящимся на их левом траверзе, а «D'Estaing», стоявший крайним, должен был уничтожить неприятельские миноносцы.

Начало отлива было самым выгодным моментом для начала действий, так как большинство китайских судов становилось тогда кормой к французам, а три авизо, стоявшие ниже таможни, были бы достаточно заняты тремя большими крейсерами. Курбэ посчастливилось в том отношении, что, ставшие уже недоверчивыми, китайцы не использовали выгодное для них положение во время прилива, около 10 часов утра. Заблаговременно Курбэ навестил консулов и командиров военных судов о предстоящей атаке. В 10 часов утра было передано объявление войны вице-королю в Фучау.

В течение утра китайцы готовились к бою, что немало волновало адмирала, который приказал своим судам также приготовиться к бою, не возбуждая внимания китайцев. В половине второго пополудни, на обеих эскадрах прислуга стояла у орудий; через 15 минут все французские суда снялись с якоря. Китайцы немедленно последовали их примеру. Солнце страшно пекло, все замерло в тревожном ожидании – наступил решительный момент.

Вдруг одна из китайских миноносок бросается в атаку на «Вольту»; Курбэ приказывает поднять условленный сигнал, и оба французских миноносца дают полный ход вперед. В этот момент раздается преждевременный выстрел с марса одной из канонерок; этот случай заставляет Курбэ поднять второй сигнал, чтобы открыть огонь раньше китайцев, хотя он, собственно, хотел выждать результата атаки миноносцев.

Бой разгорается немедленно по всей линии. Через полминуты после первого выстрела раздается взрыв мины у ближайшего китайского крейсера «Yang-Woo», пущенной с французского миноносца, быстро прошедшего 500 метров, отделявших его от крейсера. Последний успел после взрыва выброситься на берег. В миноносец попал снаряд, повредивший котел, так что его понесло по течению; миноносец отдал якорь вблизи иностранных судов.

Атака второго миноносца на другой крейсер не удалась и его тоже понесло по течению. Вооруженные шестовыми минами баркасы немедленно бросаются в атаку на этот крейсер – «Foo-Sing», мина взрывается у его винта. Французы сделали попытку взять его на абордаж, но он был слишком поврежден и быстро затонул.

В этот момент раздаются выстрелы крупных орудий; это подходит броненосный корвет «Tiomphante» (6 орудий), снявшийся с якоря и прошедший через бар. «Вольта» громит правым бортом севшего на мель «Yang-Woo», а левым расстреливает военные джонки, отвечающие сильным ружейным огнем. Все три канонерки поднимаются вверх по реке. Вся линия окутана густым пороховым дымом, в котором три больших крейсера поддерживают правым бортом сильный огонь по береговым батареям, и левым – по неприятельским авизо. Через полчаса, в 2 часа 25 минут пополудни, бой окончен; пороховой дым медленно расходится.

Французские суда, за исключением миноносца NN 45, обошлись без серьезных повреждений. Китайская эскадра была уничтожена; военные джонки частью затонули, частью сгорели, команда их погибла. Подобная же участь постигла брандеры и две большие джонки с войсками. «Yang-Woo» был охвачен пожаром; транспорты, стоявшие у арсенала, были уничтожены, две маленькие канонерки выбросились выше по течению на берег. Обе канонерки типа «Альфа» получили в бою серьезные повреждения, их понесло вниз по реке, где они были уничтожены «Triomphante»; одна из них затонула. Три авизо, сражавшиеся с крейсерами, пытались уйти задним ходом, но, потерпев тяжелые аварии, сдрейфовали вниз по реке.

Через 7 минут, когда дым немного рассеялся, береговые батареи вновь открыли огонь, но к 5 часам и их заставили замолчать. В 3 часа дня на поверхности не было уже ни одного китайского судна; все они потонули, выбросились на берег или сгорели. В 5 часов французы стали на якорь вне досягаемости огня фортов; немедленно были отправлены вооруженные шлюпки для уничтожения китайских минных катеров, нашедших себе убежище за таможенными складами.

Всю ночь французам пришлось быть настороже, потому что китайцы пускали по течению брандеры. Большинству судов пришлось до четырех раз за ночь сниматься с якоря. В 9 часов прошел таким образом горящий транспорт, сопровождаемый двумя джонками; как эти, так и следующие брандеры были уничтожены. Китайцы потеряли 5 командиров, 39 офицеров и 2000 матросов и солдат; французы – только 6 человек убитыми и 25 ранеными.

На следующее утро Курбэ отказался от предполагавшегося штурма арсенала десантом в 600 человек из-за его слишком многочисленного гарнизона и ограничился бомбардировкой его канонерскими лодками с возможно близкого расстояния. Тем временем вооруженные шлюпки занялись уничтожением всех попадавшихся им джонок и сампанов. В 4 часа утра 25 числа два китайских миноносца с шестовыми минами атаковали эскадру, но были оба потоплены. Днем были взяты три крупповских орудия у мыса Пагоды и состоялся военный совет.

Курбэ решил немедленно прорываться мимо фортов мин, чтобы выйти в открытое море. Флагманским и головным кораблем он избрал крейсер «Duguay-Trouin». Эскадре предстоял прорыв через узкость длиной в 20 километров под огнем многочисленных и высоко лежавших батарей. В полдень Курбэ сделал прощальные визиты английскому адмиралу и начальнику прибывшего за день до этого германского отряда и снялся с якоря. Он предполагал атаковать и разрушать форты по очереди, с тыла, высаживая для этого в случае надобности десанты, и таким образом медленно подвигаться вперед.

Суда шли в следующем порядке: в головных «Duguay-Trouin», за ним «Triomphante», далее два больших крейсера «Villars» и «D'Estaing», а за ними «Volta» с тремя канонерками. «Triomphante» и «D'Estaing» вели на буксире по одному из миноносцев. В два часа дня эскадра стала на якорь близ острова Кудинг и начала бомбардировку самых внутренних укреплений, лежавших дальше всех к югу.

Ниже острова Пагоды река Мин протекает по Минганскому ущелью, где ее течение сильно суживается высокими берегами. В самом узком месте лежит укрепленный остров Кудинг, а на левом берегу находится в броневом каземате одно 21-сантиметровое орудие, направленное вниз по реке. Далее, на правом берегу, против деревни Минган, лежит сигнальный форт и целый ряд батарей; в числе последних имелась одна бронированная батарея, вооруженная 4 орудиями Армстронга, калибром 18 -21 см. и 7 крупповскими орудиями тех же калибров, а также большим количеством мелких пушек. Рядом с ней находилось еще несколько батарей, на вооружении которых стояла 21 легкая пушка. Дальше русло реки расширяется; справа имеется широкий, но мелкий проток, образуемый двумя небольшими островами и большим островом Вуфу. С северной стороны последнего, между ним и левым берегом находится самое узкое место реки, проход Кимпай, шириною всего в 400 метров, защищенный 3-4 батареями на каждом берегу. Немного выше этой узкости находится мол, немного ниже – два островка. За ними находится уже внешний рейд, расположенный по внутреннюю сторону бара.

По правому берегу стояло сперва 5 крупных орудий, затем следовал броневой форт Кимпай. На высотах находились два укрепленных лагеря. Слева лежал Белый форт с 4 18-сантиметровыми и одной 21-сантиметровой пушкой, стоявшими в барбетах и стрелявшими в сторону рейда и пролива, и 5 легкими орудиями. На высоком берегу стояло еще 4 орудия, стрелявших вверх по реке, и несколько других, направленных к рейду; в пехотном лагере на возвышенности имелись орудия старой конструкции.

При таком вооружении даже прорыв вниз по реке являлся весьма опасным предприятием в виду того, что большая часть крупных орудий стояла на значительной высоте, а кроме того судам приходилось все время идти в сфере ружейного огня с обеих берегов, что угрожало опасностью людям, стоявшим на мостиках, у отдачи якорей, на сигнальных постах и т. д.

В 5 часов первые два корабля открыли с дистанции в 1000 метров огонь по броневой батарее, прогнали ее прислугу и разрушили укрепление своими 24 см. и 19 см. снарядами менее чем в 3/4 часа. Высаженная подрывная партия взорвала 21-сантиметровое орудие пироксилином.

К этому времени наступила уже ночь и эскадра о сталась на якоре, приняв необходимые меры предосторожности, но в течение всей ночи ее не тревожили ни с берега, ни с реки. Сильным течением оборвало только один из канатов «Triomphante». Следующий день принес с собой ужасное зрелище сотен трупов погибших 23 августа и носимых теперь взад и вперед приливным и отливным течением. Эта картина не способствовала, конечно, повышению настроения среди французских команд.

В 11 часов утра 26 августа эскадра снялась с якоря; головным шел «Duguay-Trouin», за ним «Triomphante». Остальные суда должны были отгонять от берега пехоту своими 14-сантиметровыми орудиями и высаживать подрывные партии для уничтожения крупных орудий. Курбэ действовал медленно и методично; по мере надобности он становился на якорь, открывал огонь, снимался опять и т. д.

Оба головных корабля сменяли друг друга. Береговые батареи разрушались сперва огнем судов, затем их гарнизоны заставляли отступить на 200-600 метров и тогда уже высаживали десант. Суда подвигались медленно друг за другом, все время приходилось отдавать якоря. С 12 до 3 часов головные суда непрерывно стреляли; разрушение фортов заканчивали десантные партии, прикрываемые от неприятельской пехоты беглым огнем остальных судов.

27 мая рано утром форты были уничтожены и Минганский проход остался позади; в 1 час дня эскадра подошла к укреплениям в узкости Кимпай, открывшим по ней в 3 часа пополудни огонь. Курбэ стал на якорь рядом с «Chateau-Renaud» и транспортом «Saone», находившимся все это время к югу от пролива Кимпай, чтобы препятствовать постановке мин. Адмирал решил прорываться только на следующий день и сперва выяснить, имеются ли препятствия в виде минных или иных заграждений.

Для этого он произвел разведку со своим флагманским кораблем и паровыми шлюпками, но нашел только по обоим берегам нагруженные камнями и предназначавшиеся для затопления джонки. Немедленно были высланы шлюпки для их уничтожения, что и удалось выполнить под прикрытием канонерских лодок, но с тяжелыми потерями от огня китайской пехоты, не умолкавшего несмотря на то, что ее все время обстреливали из пушек Гочкиса. По выполнении этой задачи можно было думать о прорыве. Ночью все суда готовились к защите от ожидаемого ружейного огня с высот; на мостиках, на баке и на шканцах делались закрытия из коек и толстой парусины. Самое узкое и самое опасное место, защищенное многочисленными старыми китайскими пушками, лежало еще впереди и там-то дело обещало стать особенно жарким.

29 августа в 4 утра оба больших корабля снялись с якоря, но вскоре опять отдали его и открыли еще в сумерках огонь, на который форт немедленно ответил орудийным и ружейным огнем. Валы форта Кимпай скоро рухнули, но глазам французов представилась новая оборонительная линия: ряд орудий, лежавших между камнями и наглухо залитых цементом. Разбить такую установку не представлялось никакой возможности, но эти орудия вскоре перестали стрелять, так как дула были засыпаны грудами щебня. Каждую амбразуру пришлось разрушать в отдельности. Курбэ лично руководил этим делом.

Судам приходилось выбирать канаты, метр за метром, чтобы изменять свое положение относительно противника. Таким образом эскадра медленно подвигалась вперед. Дойдя до Белого форта, «Triomphante», вступил с ним в бой, между тем, как флагманский корабль громил форт Кимпай. Остальные суда были заняты своим делом.

В 8:30 огонь обоих фортов прекратился, но Курбэ не решился занять эти защищенные минами укрепления, подвергая еще при этом десант огню китайской пехоты. Поэтому он прервал бой в 9 часов. В 11:30 утра он возобновил сражение, медленно двигаясь вперед, причем десантные партии сильно страдали от огня многочисленных береговых батарей.

Дальше предвиделось новое препятствие, так как лоцманы утверждали, что река перегорожена плотами, соединенными с электрическими минами. В виду этого эскадра стала на ночь на якорь. В течение ночи шлюпки обследовали узкость и нашли только буйки для постановки мин, но самих мин не оказалось.

Утром 29 августа эскадра разогнала несколькими выстрелами защитников последних батарей и прошла беспрепятственно через узкое место. Последние китайские орудия были взорваны десантными отрядами. Большие суда стали на якорь по внутреннюю сторону бара, а мелкие – мористее, у острова Матсу.

Дело было сделано; после сорокадневного пребывания в реке Мин, Курбэ благополучно вырвался из этой ловушки. На рейде стоял «Galissoniere», выдержавший 25 августа серьезный бой с фортом Кимпай. Все крупные орудия китайцев были взорваны или приведены в негодность, укрепления и склады разрушены, по обоим берегам реки дымились развалины.

Эти недели стоили Китаю 50 миллионов франков: эскадра – 18, арсенал – 15 и укрепления – 17 миллионов. Потери в людях были очень значительны. Французы потеряли с 23 по 29-е августа 11 человек убитыми и 50 ранеными. Серьезных повреждений на судах не было, исключая одного миноносца.

Подвиг, совершенный адмиралом Курбэ и 1800 человек его подчиненных, достоин удивления. После многих недель тревожного напряжения им пришлось непрерывно сражаться в течение семи суток, на узком фарватере, при сильном течении и под палящим зноем. Команда находилась в непрерывной напряженной работе: съемки с якоря и постановки (один «Triomphante» 26 раз менял якорное место), постоянный спуск и подъем гребных судов, работа у орудий, высадки, сторожевая и разведочная служба, всегда под огнем противника – все это требовало крайнего напряжения. Хорошо продуманному и блестяще выполненному плану Курбэ следует приписать то, что суда не понесли больших потерь, особенно от ружейного огня пехоты.

Адмирал и его эскадра достигли блестящего успеха при таких затруднительных обстоятельствах. Даже не ставя особенно высоко качества его противника, надо все-таки признать, что он оказал упорное сопротивление. Доказательством этого может служить число снарядов, выпущенных «Triomphante»: 104 – 24 см. из башенных орудий, 111 – 24 см. из казематных орудий, 23 – 19 см. снаряда и 472 – 14 см. – всего 710 снарядов. Понятно, что такого успеха можно было достичь, только атакуя с тыла. Удалось бы Курбэ прорваться вверх по течению, это еще вопрос. Во всяком случае, такой прорыв не обошелся бы без серьезных аварий и крупных потерь; слишком уж хорошо были установлены и защищены китайские крупные орудия, количество их очень значительно, позиции великолепны и их действие на таких близких дистанциях слишком губительно. И на родине и за границей вполне оценили успех адмирала. В семидневном деле этот хладнокровный, рассчетливый и энергичный начальник руководил лично и с большим умением всем ходом операции.

11 октября, после долгих приготовлений, подвоза десантных войск и рекогносцировки, Курбэ снова атаковал Килонг и одновременно, другим отрядом, Тамсуй, чтобы приобрести для Франции залог. Под защитой судовой артиллерии у Килонга был высажен десант, занявший немедленно высокий холм, а 2 октября он взял штурмом форты, понеся незначительный урон. После этого французы заняли близлежащие угольные склады, но не могли взять самых копей.

Тем временем Леспес заставил замолчать укрепления Тамсуя, но не решился войти, опасаясь минных заграждений. 8 октября прибыли подкрепления из Килонга. Высадили на берег 600 человек, но уже через три часа им пришлось вернуться, расстреляв все патроны и потеряв 17 человек убитыми и 50 ранеными. Обратная посадка на суда была затруднена сильной зыбью. Китайцы потеряли 80 человек убитыми и 200 ранеными. Эта крупная неудача вредно отозвалась на ходе переговоров.

Французы установили блокаду всей Формозы, однако пекинское правительство отнеслось к этому довольно равнодушно, так как блокада часто прорывалась нейтральными пароходами и джонками, даже нагруженными военной контрабандой. Большое количество джонок попало в руки французов. Деятельность французской эскадры сильно затруднялась штормами и большими неудобствами при пополнении запасов угля.

В конце января 1885 года 5 китайских судов – один фрегат, три новых крейсера и один авизо – вышли из Шанхая к югу, вероятно, с той целью, чтобы, опираясь на Фучау, беспокоить французов у Формозы. В начале февраля Курбэ собрал 7 судов у устья реки Мин и встретил затем противника к югу от архипелага Чусань. Ночной атакой миноносцев у острова Шейну он уничтожил фрегат и авизо; крейсерам удалось уйти.

Теперь французы избрали другой образ действий, обещавший больший успех. Они решили прекратить подвоз риса из бассейна Янтсекианга на север и объявить его военной контрабандой. Эта мера была введена в начале марта. Ежегодно в феврале-марте посылается из области Янтсекианга в Пекин известная дань рисом, служащая для пропитания севера и в особенности столицы – Пекина, сильно зависящих от этого подвоза. Рис этот перевозится на зафрахтованных правительством пароходах числом до 150. Введенная французами «рисовая блокада» – единственная в своем роде в морской истории местная блокада, относившаяся только к одному определенному предмету потребления. Принятая ими мера создала также оригинальное положение по отношению к нейтральным судам. Каждый корабль, погруженный рисом, задерживался французами у устья Янтсекианга и отсылался обратно в Шанхай, где на запретный товар налагался секвестр, т. е. задерживали, но не отбирали. Об этом Курбэ имел особое совещание с французским посланником Патенотром, находившимся в Шанхае.

«Рисовая блокада» была проводилась в течение 4 месяцев. За это время французам удалось занять угольные копи у Килонга, что значительно облегчило судам блокадную службу. После долгих переговоров Курбэ удалось склонить правительство в Париже в пользу своего плана занятия Пескадорских островов на юго-западе от Формозы. Эта группа являлась хорошим залогом и могла служить очень удобной базой для дальнейших предприятий; неудачу едва ли можно было ожидать.

Силы, находившиеся в распоряжении адмирала, увеличились благодаря присылке некоторого количества войск и прибытию вышеупомянутых подкреплений под командой адмирала Рьенье. Курбэ подробно разработал план атаки; сама атака была впоследствии удачно начата и энергично проведена.

Группа Пескадорских островов лежит в Формозском или Фукиенском проливе против середины острова Формозы, в 50 милях к западу от него, и состоят из двух главных островов и большого количества мелких. Положение этих островов очень удобно для блокады всего большого острова и для прекращения движения судов по проливу.

На втором по величине острове Понгху, в юго-западной его части, в глубине обширной бухты, лежит город Макунг. Узкий вход в бухту находится в северо-западной ее части; против входа лежит небольшой Рыбачий остров и несколько мелких островков. Оборона города и рейда состояла из фортов и батарей, расположенных на одном из мелких островков, на низменном острове перед самым входом, по обеим сторонам входа и на острове Обсерватории, лежащем на рейде, против входа. Вооружение всех трех фортов и двух батарей состояло из 27 крупных орудий, калибром от 10 до 23 см. В самом проходе было поставлено заграждение. Китайские войска были сосредоточены у самого города. Вся местность холмистая, на южной части полуострова находится большой холм.

Курбэ построил свой ясный и точный план на результатах тщательной разведки. Не было известно только, имеются ли укрепления на Рыбачьем острове: впоследствии выяснилось, что таковых не было.

Утром 29 марта эскадра подошла к Макунгу с запада в следующем порядке: головным шел флагманский корабль Курбэ, броненосный крейсер «Bayard» (12 орудий), за ним «Triomphante», два крейсера и большой транспорт. Около 7 часов утра последовал сигнал занять места по диспозиции: броненосные крейсеры на северо-запад и юго-запад от главных фортов, крейсеры к югу от них и транспорт у южного берега острова. Южный форт Дутч немедленно открыл огонь. Уже через час замолчали батареи на низменном острове, форт Дутч и батарея на острове Обсерватории. Северный форт прекратил огонь только в 9:30. В бою с ним принимали участие один из крейсеров и подошедшая к этому времени канонерка. «Triomphante» приблизился во время боя к батарее на 750 метров. До этого момента у французов потерь не было.

В 2:30 были взорваны сами по себе мало к чему пригодные орудия на Низменном острове. В 5 часов началась, по приказанию Курбэ, высадка морской пехоты на юге острова, прошедшая без всяких затруднений.

Ночью было обследовано заграждение – цепь на глубине 3 метров, поддерживаемая буйками, – а утром его уничтожили, так что к полудню проход, глубина которого доходила до 15-20 метров, был совершенно свободен. В 7 часов батальон морской пехоты перешел в наступление, а через 3/4 часа в бухту вошли «Bayard», 2 крейсера и канонерка. Последняя сопровождала десант вдоль берега бухты, а один из крейсеров вдоль южного берега. Таким образом войска вошли в соприкосновение с противником только в 9:30 и отбросили его, нанеся ему большой урон и потеряв только трех человек. Тем временем подрывные партии взрывали крупные орудия китайцев.

Проведя ночь на биваках, войска выбили 31 числа китайские войска на севере острова с их позиций, а затем все вместе двинулись на Макунг, оказавшийся к 5 часам дня уже в их руках. Этим экспедиция и закончилась. Французы потеряли всего 5 человек убитыми и 9 ранеными. Потери китайцев оценивались в 300-400 и столько же раненых, в их числе несколько мандаринов. Оставшаяся в живых часть гарнизона бежала ночью на джонках на Формозу. Курбэ опять блестяще решил свою задачу; благодаря искусному использованию местности он избежал больших потерь. Конечно, этому способствовали и невысокие качества китайской обороны.

Для судов французской блокадной эскадры имело большое значение приобретение защищенного порта Макунг со спокойной, даже в бурную погоду, стоянкой глубиной в 10 метров. Поддерживать порядок и спокойствие среди населения Пескадорских островов, насчитывавшего 30 000 человек, не представляло особых затруднений. Курбэ немедленно приступил к устройству укрепленной базы и потребовал высылки угольных брикетов, водяных цистерн, паромов, паровых шлюпок, маячных фонарей, мастерских и т. д. Одновременно с этим он занял Рыбачий остров.

Главнейшей задачей в дальнейшем являлось наблюдение за движением судов у китайских берегов, и французам вскоре удалось перехватить несколько судов с китайскими войсками, числом до 800 человек, перевозимых, главным образом, на нейтральных пароходах.

Конец войны

После поражения при Лангсоне в Тонкине в конце марта министерство Ферри пало; общественное мнение Франции настойчиво требовало мира. Поэтому было заключено перемирие и снята блокада Формозы и Пакхоя на юге; блокада Янтсекианга осталась в силе, Килонг и Пескадорские острова оставались занятыми. Главной базой флота сделался Макунг на Пескадорских островах, укрепленный Курбэ и снабженный им всем необходимым.

Любимой мечтой адмирала было сохранить навсегда для Франции эту группу островов. Там он и скончался внезапно от болезни 11 июня 1885 года. Прах его был перевезен во Францию на его флагманском корабле «Bayard» и предан там земле с большими почестями.

9 июня 1885 года был заключен мир в Тьенцзине на основании Тьенцзинского трактата предыдущего года, по которому Франция вернула Килонг и Пескадорские острова. Это решение, против которого так восставал Курбэ, застало его еще в живых. Большая часть французских морских сил была отозвана назад.

Эта война содержит в себе немало поучительного; изучая ее, мы видим, что операции флота против береговых укреплений только тогда сопровождаются прочным успехом, когда совместно с ним с самого начала действуют сухопутные войска.

Только в том случае адмирал может свободно располагать своими силами и строить обширные планы, если он уверен в том, что он в состоянии немедленно закрепить за собой сделанные флотом приобретении имеющимися при нем войсками. В иных случаях эти последние прямо необходимы для достижения такого результата, чтобы не переутомлять и не подвергать излишней опасности судовые команды. Оставлять же подолгу на берегу судовые десанты – значит уменьшить боеспособность судов и отвлечь их от настоящей их задачи.

Несмотря на крайне ограниченные средства, Курбэ достиг замечательных результатов. Правда, его противник был хуже вооружен, но он оказал стойкое и упорное сопротивление. Такого флотоводца, как Курбэ, долго не было ни во Франции, ни в других государствах; это был человек с ясным и спокойным образом мыслей, энергичный, пользовавшийся глубоким уважением со стороны подчиненных и таким авторитетом, что его не осмеливалась коснуться критика молодежи.

Его диспозиция на рейде Пагоды и прорыв в реке Мин могут служить хорошим примером для подобных же случаев; занятие Пескадорских островов было великолепно продуманным и энергично выполненным предприятием, успех которого мог бы в значительно большей мере быть использован Францией. Но в этом случае Ферри поступил не лучше, чем при своем трусливом отступлении в египетском вопросе. Самым замечательным делом Курбэ по замыслу и выполнению остается все-таки «рисовая блокада», являвшаяся никогда еще до него не примененной серьезной мерой для нанесения ущерба противнику.

Разбирая эту войну, мы видим, что даже и с небольшими средствами можно с успехом бороться с большим приморским государством и заставить его подчиниться своей воле. Правда, не следует при этом забывать, что Китай находился в самом начале своего военного развития и не сумел вести совместные действия своих сил, а также и то, что морские силы Китая были далеко не достаточными, если принять во внимание громадное протяжение его береговой линии и отсутствие хорошо оборудованных и защищенных опорных пунктов.

Глава VII. Японо-китайская война 1894-1895 гг.

Обстановка перед войной

За открытием для европейцев в 1840-х годах крупнейшего государства Восточной Азии – Китая, последовало приблизительно через 40 лет открытие второго по величине государства – Японии, с которой вскоре установились оживленные сношения морем благодаря ее островному положению. По окончании гражданской войны 1870 года и укрепления внутреннего положения, Япония почти в течение поколения занималась развитием государства, руководимая при этом своими правителями, имевшими правильные и твердые взгляды. С распространением цивилизации и возраставшим знакомством с внешним миром японские правящие круги вскоре пришли к заключению, что для их родины необходимо вооружить и обучить армию и флот по европейскому образцу.

В Китае в это время стремились к тому же, но далеко не с тем ясным сознанием необходимости и без особого намерения быстро достичь желаемой цели. Таким образом между этими государствами возникло соперничество за преобладание на Востоке; Китай по-прежнему с презрением относился к маленькой Японии, население которой не составляло и десятой части его народонаселения, а Япония со своей стороны видела, что Китаю не по силам сломить господство европейцев и американцев в Восточной Азии, и что ей придется действовать самостоятельно.

Соперничество это, не выразившееся до тех пор ни в каких наружных признаках получило сразу определенный смысл и цель, когда произошел ряд крупных изменений в государственной и торговой политике королевства Кореи, лежавшего между конкурирующими соседями. Китай не хотел отказаться от своего привилегированного положения в этой стране, а когда он нанес несколько серьезных оскорблений японской нации, японцы потребовали от своего правительства решительных действий.

Революционное брожение в Корее привело к тому, что обе соседние державы послали туда свои войска. Но эта мера послужила только причиной новых осложнений, так что Китай, вопреки заключенному условию, усилил свои войска в Корее.

22 июля 1894 года Китай отозвал своего посланника из Токио, а японцы немедленно начали военные действия на суше и на море, внезапно, и без объявления войны; объявление войны последовало с обеих сторон только 1 августа, так как обе державы хотели выиграть время для военных приготовлений.

Срединная империя со своим населением в 350 миллионов собственно китайцев в главной своей части носит преимущественно континентальный характер, несмотря на большое протяжение береговой линии, тянущейся через 25 градусов широты.

В данном случае нас интересует только северный Китай, вынесший на себе всю борьбу с Японией, потому что только там имелись войска и стояли во главе правительства люди, обладавшие должной энергией и кругозором для управления политической и военной деятельностью своей страны.

На севере Поднебесной империи лежат следующие 5 приморских провинций: Шин-Киан или Ляотун с главным городом Мукден (на север от нее лежит Манчжурия, на западе – Монголия); Печили со столицей Пекином и Тянцзином; Шантун с главным городом Цинанфу; Киан-Су с Шанхаем и главным городом Нанкином и Че-Киан с главным городом Ханчоу.

Главным театром военных действий стали провинции Шин-Киан с тянущимся на северо-запад полуостровом Ляотун и Шантун со своим полуостровом, идущим на восток. Обе эти провинции ограничивают большой Печилийский залив, на западном берегу которого лежит провинция Печили. В пределах этой провинции в него впадает Пейхо и большая река Хуанхэ. На востоке залив соединяется с Желтым морем через Печилийский пролив, стесненный множеством островов.

В том же месте, где, приблизительно на 32° северной широты, Желтое море соединяется с Восточно-китайским, в него впадает большая река Янцзы, протекающая на границе провинции Киан-Су и Че-Киан. На этой реке стоят города Шанхай и Нанкин. Берега Печилийского залива низменны в северо-восточной его части у Ньючвана и в юго-западной у устьев рек; на обоих полуостровах берега скалисты. Впадающие в залив севернее Пейхо реки недоступны с середины декабря из-за льда. До марта сообщение с Тянцзином и Пекином идет через Шанхайгуань, лежащий приблизительно посередине, между Пейхо и Ляохэ.

Королевство Корея представляет собой длинный полуостров с 9-10 миллионами населения, граничащий на западе с Желтым морем и отделенный от Японии Корейским проливом; восточное его побережье омывается Японским морем. Вся страна очень гориста. Небольшой участок в северо-восточном углу граничит с русской Амурской областью, вообще же Корея отделяется на севере высокими горными хребтами от Манчжурии и на северо-западе рекой Ялу от китайской провинции Шин-Киан.

Столица Кореи – Сеул с портовым городом Чемульпо, лежит приблизительно посередине страны, недалеко от ее западного берега. Этот берег, также как и южный, изобилует многочисленными большими и малыми бухтами и лежащими перед ними островами, между тем как восточный берег беден гаванями. Единственным порядочным портом в северной части последнего является Гензан, открытый уже давно японцам, как и Чемульпо, Сеул и Фусан на юге. Дороги в Корее отвратительны, частью из-за гористого характера местности, частью потому, что о них совершенно не заботились. В культурном отношении Корея значительно уступала Китаю, которому она была обязана платить дань после того, как этот последний в целом ряде войн минувших столетий вытеснил оттуда Японию.

Теперь в Японии почувствовалась крайняя необходимость в земельных приобретениях для размещения избытка населения на зависящих от нее территориях.

Страна восходящего солнца, – Япония, занимает своей главной частью острова Хоккайдо или Нипон, Кюсю и Сикоку – пространство между 31° и 45° северной широты; некоторые из Курильских островов лежат еще севернее, а тянущиеся на юг острова Лиу-Киу доходят до тропика.

С востока и с юга Япония омывается Тихим океаном, с запада – Японским и с юго-запада – Восточно-Китайским морем. Население ее доходит до 35 миллионов.

Японские острова тянутся полукругом от южной оконечности Кореи до восточного берега Амурской области, вдоль материка. Относительно Китая положение Японии несколько иное: против его побережья лежит только западный берег самого южного острова – Кюсю.

Берега Японии повсюду гористы и богаты хорошими гаванями; большая часть населения по роду своих занятий связана с морем. В военном и морском отношении население высоко развито, японская история сохранила предания о многих героях; старая каста воинов-самураев тоже еще не исчезла.

Столица Японии – Токио, с главным коммерческим портом Йокогамой, лежит на юго-восточной оконечности главного острова; военными портами служат: лежащий близ Йокогамы Йокосука, Сасебо на юге, недалеко от торгового порта Нагасаки, и Курэ на внутреннем море.

Опорные пункты, развившиеся впоследствии в военные порты, имелись в Майдзуру на Японском море и в Мороране на южном берегу Йэдо. Торговля и мореплавание сильно развились в Японии за последние десятилетия и она располагала уже большим паровым коммерческим флотом. Молодая японская промышленность сумела сделать Японию во многих отношениях независимой от импорта и вообще достигла довольно высокой степени совершенства.

В виду небольшого количества военных сил Китая и их особенной организации лишь небольшая часть трех участвующих в войне государств стала театром военных действий, а именно: полуострова Ляодун и Шантун, лежащие друг против друга, и северо-западная часть корейского побережья к северу от Чемульпо, в общем, считая и сухопутный театр войны, пространство в 300 миль длинной и 180 миль шириной. Только с дальнейшим ходом сухопутных операций часть провинции Шин-Киан также вошла в сферу военных действий. Китай располагал хорошо укрепленными портами и складами для флота в Вейхавэе, Порт-Артуре и Таку. Совершенно открытое море встречается только у мыса Шантун, на всем остальном пространстве море покрыто многочисленными островами.

Расстояния на этом театре войны таковы:

Таку – Порт-Артур … 175 миль.

Порт-Артур-Вейхавэй … 90 миль.

Вейхавэй – Чемульпо … 220 миль.

Чемульпо – Сасебо … 400 миль.

Сасебо – Фусан … 140 миль.

Берега Японии и Китая сближаются между Нагасаки и Шанхаем приблизительно до 350 миль. При таких обстоятельствах война с самого начала была возможна лишь при участии обоих флотов. Для высадки в большом масштабе в Ляодунском заливе была пригодна только местность у Кайпина-Инкоу. До половины марта у берегов полуострова находится лед; исключение составляет лишь южная оконечность его – Квантунский полуостров.

На суше дела обстояли следующим образом: на всем театре войны пути сообщения были в самом скверном состоянии, так что войскам приходилось опираться на флот для обеспечения своих тыловых сообщений. При этом на севере было очень мало стоянок, да и теми нельзя было пользоваться зимой из-за льда.

Провинция Шин-Киан и ближайшие области не могли прокормить большой армии, так что ей пришлось бы везти с собой большую часть провианта. Размещение войск встречало так же немало затруднений в этих слабонаселенных местностях, и даже летом большим войсковым частям приходилось строить себе помещения для жилья. Это последнее обстоятельство являлось немаловажным для не привыкших к морозам японцев.

Отсутствие в Китае сильной центральной власти было причиной того, что там стремление создать современные вооруженные силы не имело того успеха, как в Японии. Старой, еще существовавшей военной организации, мы здесь не будем касаться. Иначе обстояло дело с так называемой манчжурской армией, стоявшей на севере, а в главных городах, преимущественно в Пекине, в количестве 100 000 человек.

Главнокомандующим был энергичный губернатор Печилийской провинции – Ли Хун-Чан, сформировавший непосредственно подчиненные ему войска севера при помощи германских инструкторов. Эти войска находились в довольно хорошем состоянии и стояли в непосредственной соседстве со спорной областью – Кореей. Им не хватало только начальника, хороших офицеров и настоящей внутренней спайки. Материальная часть была поставлена вполне удовлетворительно.

Подобным же образом обстояло дело и с китайским флотом, состоявшим из нескольких самостоятельных частей, т. е. не имевшим опять таки центральной организации. В нем имелось около 80 годных судов, частью современной постройки, и 40 миноносцев. Большинство судов было построено в Англии и в Германии. Вооружение их состояло из 500 орудий; команды имелось 9 000 человек, привычных к морю людей; офицеры же мало соответствовали своему назначению.

Из четырех эскадр – севера, центра, юга – достойна внимания только первая, состоявшая также под начальством Ли Хун-Чана, Северная, или Пейянская эскадра; она состояла из двух башенных броненосцев «Тин Иен» и «Чин-Иен», построенных в Штеттине (7 400 тонн; 12-14 узлов; 4 крупных и 12 мелких орудий), 5 бронепалубных крейсеров (2 300-3 000 тонн; 15-18 узлов; 12 орудий) 5 крейсеров (1 000-2 100 тонн; 12-18 узлов; 6-10 орудий) и 2 миноносцев.

Во всех трех остальных эскадрах было только несколько современных и боеспособных судов, а именно: 3 крейсера (2 200 тонн; 15 узлов; 10 орудий), 1 минный крейсер и от 30-40 миноносок. Кроме того, имелось еще около 40 устарелых канонерок.

После введения в 1889 году всеобщей воинской повинности Япония могла развернуть свою армию в военное время до 250 000 человек из состава мирного времени в 75 000 человек, сформированных в 7 дивизий. Центральное управление оказалось вполне на высоте; армия была хорошо подготовлена к войне и вооружена современным оружием. В войне с Китаем ей можно было с уверенностью предсказать полный успех, тем более, что все японцы от генерала до последнего солдата были проникнуты настоящим воинским духом. Материальная часть была тоже поставлена хорошо, так что Япония располагала вполне современной и сильной армией.

К началу войны в японском флоте совсем не было больших броненосцев, а имелось только 4 небольших броненосца (2 200-3 700 тонн; 6-10 орудий; 13-18 узлов), 7 больших бронепалубных крейсеров (3 700-4 300 тонн; 6-12 орудий; 17-22 узлов), 10 малых крейсеров (1 300-1 800 тонн; 3-5 орудий; 12-21 узлов), 9 канонерок (300-600 тонн; 1-5 орудий; 6-13 узлов), несколько больших и свыше 30 малых миноносцев; наконец, учебные и специальные суда; в общей сложности 30 судов и 40 миноносцев; все они были вооружены минами и мелкими скорострельными пушками. Численность команды доходила до 7 000 человек; столько же находилось в запасе. Офицеров, кадет и чиновников числилось уже 1 400 человек, получивших хорошее образование, так как многие из них с успехом и довольно продолжительное время служили в европейских флотах. Япония вообще располагает большим количеством привычных к морю людей из числа рыбаков и моряков коммерческого флота и каботажных судов, а потому большинство офицеров и команды чувствовало себя в море, как дома. Казенная верфь в Йокоуке уже построила целый ряд судов для флота.

Что касается Кореи, то ее морские силы были равны нулю; небольшое количество регулярных солдат в столице было скоро обречено на бездействие, а об иррегулярных войсках не стоило и говорить; о каких-либо военных припасах не было и речи.

Первый год войны, 1894

Основываясь на договоре, заключенном Ли и Ито в 1885 году, Япония совершенно правильно приняла за объявление войны посылку Китаем в Корею второго эшелона войск, отправленного 21 июня. Немедленно были отправлены в Чемульпо три крейсера, встретившие там противника.

Тем временем в Сеуле и его окрестностях создалось такое положение, что две японские бригады заняли столицу, захватив вместе с ней и короля и правительство, а китайские войска сосредоточились к югу от Сеула – у Азана, и к северу – у Пхеньяна на реке Тайдонг.

Упомянутый эшелон китайских войск, численностью в 8 000 человек, собрался в Вейхавэе, чтобы переправиться оттуда под защитой четырех военных судов в Азан, близ архипелага Принс Империал, лежащего к югу от Чемульпо. Один из транспортов, зафрахтованный английский пароход, отделился от конвоя и взял более северный курс, на котором он вскоре наткнулся на три японских крейсера. Они предложили начальнику войск сдаться, на что он немедленно согласился. Транспорт пошел за японским крейсером «Нанива», которым командовал граф Того, известный впоследствии адмирал. На транспорте вспыхнул, однако, мятеж, вследствие чего крейсер пустил в него мину, от которой он пошел ко дну. Из 1 220 человек удалось спастись на берег только 320, подобранным впоследствии французской канонеркой «Лион» и германской «Илтис».

Продолжая свой путь, японские крейсеры встретили у острова Фунгдо три китайских военных судна и немедленно вступили с ними в бой. Один из китайцев был взят, другой выбросился на берег. После полуторачасового боя броненосный крейсер «Чи-Чен» обратился в бегство и ушел в открытое море; за ним последовала часть остальным транспортов. Англия намеревалась сперва потребовать удовлетворения за уничтожение парохода, но потом отказалась от этой мысли.

Китайский генерал Йе очень удачно ушел из Азана от значительно сильнейших японских войск в Сеул, обойдя его на большом расстоянии с востока, и прибыл со своим отрядом в 4 000 человек благополучно в Пхеньян, совершив тяжелый двухнедельный переход.

В течение следующих недель японцы сосредоточили у Сеула свежие войска, высаженные у Гензана на востоке и у Фусана на юге. Сильная эскадра прикрывала транспорты с этими войсками. Этой же эскадре была поставлена задача задержать китайские военные суда и транспорты в северных портах Китая; при выполнении этого поручения она обменялась несколькими выстрелами с укреплениями Порт-Артура и Вейхавэя. В результате Ли Хун-Чану пришлось отправить все подкрепления в Корею сухим путем.

В ближайших к театру войны водах к этому времени собрались сильные эскадры нейтральных держав, для защиты интересов своих подданных. Германия усилила находившиеся в Китае две канонерки четырьмя крейсерами под командой адмирала, так как крейсерский отряд в это время был занят в других водах.

Сосредоточение войск, высаженных в Гензане, Фусане и Чемульпо, было выполнено очень умело, а 15-16 сентября японская армия одержала у Пхеньяна блестящую победу над равными ей силами противника, потерявшего в этом бою много орудий, 2 000 человек убитыми, 4 000 ранеными и 700 человек попавшими в плен из 15 000 участвовавших в бою. Китайцы с большой поспешностью очистили Корею.

Через 10 дней после этого сражения в командование армией вступил вместо генерала Осима маршал Ямагата, прибывший из Чемульпо с подкреплением в 8 000 человек. Главная квартира микадо была тем временем перенесена из Токио в Хиросиму, недалеко от Симоносэки.

За несколько дней до сражения у Пхеньяна Ли Хун-Чан решился, в виду большой спешности, послать морским путем новые подкрепления в Корею. Поэтому из Таку вышло в море 5 транспортов с десантом в 4 000 человек, сопровождаемых 6 крейсерами и 4 миноносцами; у Талиенвана, к востоку от Порт-Артура, к ним присоединилось еще 8 военных судов, а 16 сентября удалось благополучно высадить войска у Такушана, недалеко от границы.

Японский флот под командой адмирала Ито проводил 14 сентября 30 транспортов в Чемульпо, послал затем 4 судна вверх по реке Тайдонг для поддержки армии и вышел 16 к острову Хаянгтау, где, по полученным сведениям, был замечен китайский флот. Не найдя там утром 17 сентября ни одного китайского судна и обследовав гавань острова, флот взял курс на остров Талутау и Такушан. В полдень на горизонте показался китайский флот, местонахождение которого до этого момента не было точно известно.

Китайский адмирал Тин намеревался сперва приобрести господство на море в открытом бою с неприятельским флотом и затем уже проводить транспорты, но изменил свой план, узнав об опасном положении армии перед сражением у Пхеньяна. Ли Хун-Чан первоначально тоже согласился с ним, но был вынужден изменить весь план по приказанию из Пекина. И в этом случае премудрость «зеленого стола» – кабинетной стратегии – оказалась сильнее.

В распоряжении адмирала Тина, бывшего кавалерийского полковника, находились следующие суда: броненосцы с барбетными установками «Тин-Иен» (флагманский) и «Чин-Иен», 1 броненосец береговой обороны, 3 больших бронепалубных крейсера, 6 малых крейсеров и 2 больших миноносца. Броненосец береговой обороны, один малый крейсер и оба миноносца не принадлежали собственно к его эскадре. Вооружение судов состояло из 48 орудий (в том числе 9 – самого крупного калибра), поставленных преимущественно Круппом; имелось также несколько орудий Армстронга и большое количество пятиствольных пушек Гочкиса и мелких скорострельных орудий Грюзона, но для всех них не хватало боевых припасов, в особенности фугасных снарядов. На больших судах находилось, кроме нескольких инженеров, еще пять европейских офицеров – немцев и англичан, в том числе в штабе Тина – капитан Ганнекен. На основании прежнего опыта китайцы сняли куполы с башен, чтобы уменьшить действие осколков и газов неприятельских гранат.

Почти все шлюпки были оставлены в Порт-Артуре, чтобы уменьшить число осколков; были устроены траверзы из мешков с песком и с углем. На «Чин-Иен» помпы работали непрерывно малым ходом, и вода все время обильно смачивала нижнюю палубу для предотвращения пожаров.

Принимая во внимание слабую военную и морскую подготовку эскадры и неразвитую еще в достаточной мере систему сигнализации, Тин (по соглашению с Ганнекеном) решил отказаться от правильного эскадренного боя и предоставить в случае сражения каждому командиру полную свободу действий. Однотипные суда должны были поддерживать друг друга, предписывалось держать носом на противника и в общем следовать движениям адмирала. Боевым порядком он избрал строй двойного ломаного фронта, поставив самые сильные суда в середине этого строя.

Находившийся под командой вице-адмирала графа Ито, японский флот был разбит на две эскадры. Меньшая из них – летучая или крейсерская эскадра – состояла из 4 крейсеров с водоизмещением в 3 700-4 000 тонн и ходом в 19 узлов; флагманский крейсер контр-адмирала Цубоя (12 орудий) давал даже 22 узла. Главная эскадра состояла из 2 более старых броненосцев небольшого водоизмещения, 3 бронепалубных 17-ти узловых крейсеров и одного небольшого броненосного крейсера (19 узлов). Флагманским кораблем был бронепалубный крейсер «Мацусима».

Эскадра должна была сражаться в строе кильватера и все время сохранять этот строй. За эскадрой держалось два небольших судна; на одном из них находился адмирал виконт Кабаяма, собиравшийся в поездку для производства инспекторских смотров. Вооружение судов состояло из 120 пушек Канэ, Круппа и Армстронга, среди которых имелось 15 орудий крупного калибра; патроны скорострельных пушек были уже снаряжены бездымным порохом; недостатка в боевых припасах не ощущалось.

Ито дал своему флоту очень хорошую подготовку; командиров он обучил управлению, заставляя их маневрировать на паровых шлюпках. Сигнализация была поставлена великолепно. Офицеры были знакомы с новейшими тактическими взглядами и очень хорошо подготовлены. Управление флотом Ито не выпускал из своих рук, хотя и предоставлял известную свободу действий отдельным дивизиям. План его сводился к тому, чтобы разбить противника в артиллерийском бою на дальних дистанциях, и только в случае необходимости сойтись на близкие дистанции для одержания окончательной победы. Ито сделал только дну ошибку – не захотел расстаться с двумя устаревшими кораблями, имевшими не особенно сильное вооружение и значительно меньший ход (11-12 узлов), чем другие суда.

В 10 часов утра 17 сентября адмиралу Тину доложили о появлении на юге дымков неприятельского флота. Он немедленно снялся с якоря с 10 судами своей эскадры и пошел навстречу противнику. Японцы заметили его приближение только в 11:30.

Несмотря на то, что Тин держал эскадренный ход всего 5-6 узлов, оба фланга отстали, так что китайский флот фактически шел в строе полумесяца, имея в середине оба броненосца. Вспомогательный отряд вышел позже. При появлении противника Ито немедленно дал сигнал «команда имеет время обедать» между тем как китайцы в этот день остались совсем без обеда. Ито приближался к противнику, имея впереди себя летучую эскадру; главные силы шли в строе кильватера. Сейчас же после полудня он дал сигнал «приготовиться к бою». В этот момент оба флота находились на северо-восток от Хаянгтау, в 20 милях от него.

Через четверть часа Тин открыл огонь с дистанции в 6 000 метров. От сильного сотрясения командного мостика адмирал упал и его пришлось унести вниз; в командование вступил флаг-капитан Пун Чин.

Ито приказал теперь летучей эскадре изменить курс влево, для обхвата правого фланга китайцев; Тин предупредил этот маневр, повернув свои суда «все вдруг» на 2 румба вправо, но внес этим еще больший беспорядок в построение своих главных сил.

Японцы открыли огонь с 3 000 метров в тот момент, когда головной корабль их легкой эскадры повернул опять вправо для обходя противника. Огонь их сосредоточился на двух правофланговых судах, которые вскоре загорелись. На «Тин-Иене» сразу же были сбиты все сигнальные приспособления, вследствие чего прекратилось дальнейшее управление флотом сигналами. Оба загоревшиеся корабля взяли курс к берегу; одному из них удалось выброситься у Талутау. Другой крейсер столкнулся с «Чи-Иеном», спасавшимся бегством с левого фланга, и затонул на мелководье, так что впоследствии удалось снять его команду с мачт. Поведение командира «Чи-Иена» является вообще довольно странным. Второй корабль левого фланга тоже обратился в бегство и потерпел крушение у Порт-Артура. Команда спаслась на берег, корабль же был впоследствии уничтожен японской канонеркой. Оставшиеся 6 китайских кораблей следовали движениям противника, маневрируя по кругу и стараясь сохранить свой строй фронта; при этом они часто мешали друг другу стрелять.

Японская летучая эскадра повернула опять вправо и собиралась пройти за кормой китайцев, когда на востоке открылся китайский вспомогательный отряд. Заметив его, начальник летучей эскадры изменил по собственной инициативе курс влево. Вновь появившиеся китайские суда также легли на север, не выказывая никакого намерения принять участие в бою.

Тем временем главные силы Ито находились уже к востоку от эскадры Тина. Этот последний оказался между главными силами японцев и тремя их слабыми судами, а именно: канонеркой «Акаги», транспортом «Сайкио» и подбитым броненосцем «Хией». Эти суда попали в очень скверное положение: «Хией» удалось прорвать конец неприятельской линии и стать в конце главной эскадры; оба остальных были выручены вернувшейся летучей эскадрой. Во главе с «Иосино» она прикрыла собой эти маленькие суда и «Хией», встав между ними и китайцами. Сигнал Ито : «вступить в кильватер главным силам» не был исполнен; летучая эскадра продолжала свою циркуляцию влево.

Во время этой фазы боя китайцы потеряли три корабля: один крейсер загорелся от попавших в него снарядов японской канонерки, другой перевернулся вследствие пробоин у ватерлинии и третий затонул после сильного пожара, вызванного попаданием гранат.

Летучая эскадра обошла оба китайских броненосца, продолжая свою циркуляцию влево, а главные силы охватили их с другой стороны, повернув для этого вправо. Таким образом японцы продолжали описывать круги вокруг обоих китайцев, держась от них на дистанции в 2 000-3 000 метров.

Около 2 часов дня, т. е. через полтора часа после начала боя, китайские броненосцы расстреляли весь свой запас гранат. Несмотря на то, что их команда не видела никакого эффекта от стрельбы этими гранатами, на то, что все надстройки были буквально изрешетены снарядами, и на ряд пожаров, они все еще продолжали сопротивление.

В 3 часа дня Ито пришлось покинуть свой сильно пострадавший флагманский корабль «Мацусима» и перенести флаг на «Хасидате». Эта переправа и наступивший теперь недостаток в снарядах вызвали большие перерывы в огне японцев.

Вскоре Ито пришел к заключению, что дальнейший обстрел китайских броненосцев ни к чему не ведет, и преследовал их только издали, когда они около 5 часов начали медленно удаляться к западу. Наконец Ито изменил курс к югу, находясь все время настороже против возможных атак двух уцелевших китайских миноносцев, находившихся к северу от места сражения.

Вооруженный транспорт «Сайкио», на котором находился адмирал Кабаяма, принял участие в бою вопреки приказанию Ито и получил очень серьезные повреждения. С большим трудом он взял курс на Талутау, получив еще несколько пробоин у ватерлинии от снарядов китайских броненосцев. В таком состоянии он подвергся атаке вспомогательной эскадры, и едва увернулся от трех мин, пущенных с одного из миноносцев. Вечером ему удалось добраться до главных сил, с которыми в то же время успели опять соединиться и броненосец береговой обороны, и канонерка.

Тин собрал остатки китайской эскадры в Порт-Артуре. Ито вернулся утром 18 сентября на место сражения, где одно из его судов добило минными выстрелами маленький китайский крейсер.

Китайцы потеряли 2 больших и 3 малых крейсера, японский флот – ни одного из своих судов. У китайцев все суда имели серьезные повреждения. Оба броненосца имели 120 и 200 пробоин, но в броню снаряды проникли только на 3 дюйма, «Чин-Иен» пришел с дифферентом на нос в 3 фута. У японцев оказались выведенными из строя флагманский крейсер, броненосец береговой обороны, канонерки, транспорт и несколько других судов получили более или менее тяжелые повреждения.

На 7 остальных кораблях китайцы потеряли 36 человек убитыми и 90 ранеными, японцы – 94 убитыми и 160 ранеными. Из этого числа на 360 человек команды флагманского корабля приходилось 37 убитых и 41 раненый, т. е. 26%.

Это сражение, называвшееся раньше сражением при Ялу (хотя устье Ялу лежит в 80 милях от места боя), было первым, кроме Лиссы, сражением больших эскадр в открытом море после Трафальгара.

Как Лисса дала новый строй – клин Тегетгофа, так и это сражение – ломаный строй фронта Тина, с той только разницей, что первый из них бесспорно остался победителем. Про Тина нельзя сказать того же. Правда, Ито сначала отступил и предоставил противнику поле действий, после того как уже выполнил свою главную задачу – высадку войск.

Но китайцы потерпели значительно больший материальный убыток, а с ним и моральное поражение; стратегический же успех был целиком на стороне японцев, тем более что Тин на следующий день скрылся с остатками своих сил в гавань Порт-Артура и предоставил таким образом Ито не только поле сражения, но и господство над всем морем. Сравнительно со смелым наступлением Тегетгофа и его слабыми силами Ито действовал очень осторожно и использовал в артиллерийском бою на данных дистанциях свое преимущество в ходе, большее и лучшее вооружение своих судов и хорошую военно-морскую подготовку своих команд.

Поскольку из-за плохой разведслужбы бой этот явился для него в значительной мере неожиданным, Ито не имел при себе ни одной из трех минных флотилий, которые могли бы быть использованы с большим успехом в ночь после боя. Сражение при Хаянгтау может послужить хорошим доказательством преимущества глубокого и гибкого строя перед неповоротливым, широким.

Ито также хорошо использовал ошибку Тина, поместившего самые сильные суда в середине и ослабившего этим свои фланги, обрушившись в начале боя именно на них. Тин выбрал для своих неопытных командиров самый трудный строй, какой только можно было придумать. Результаты этой ошибки не замедлили сказаться: наступил сразу полный беспорядок, суда мешали друг другу стрелять, фланговые суда были уничтожены противником.

Тин мог бы вообще достичь успеха смелым сближением с противником, но он этого не сделал, да и едва ли мог даже сделать при малом ходе большинства своих судов. Он ожидал чего угодно, но только не обход своего строя фронта; его маневрирование только увеличило царивший и без того беспорядок. Он рассчитывал на бой на близких дистанциях с применением тарана и мины, но ни тот, ни другой род оружия совершенно не пришлось пустить в ход. Было, правда, сделано несколько минных выстрелов, но без всякого результата.

Следует отметить самостоятельную инициативу, проявленную начальником японской летучей эскадры и некоторыми командирами. С другой стороны нельзя не обратить внимания на то, что у Ито не была достаточно организована разведочная служба и что, идя в бой, он не имел подробных сведений о близости противника.

Ито использовал с большим умением в течение всего боя свое преимущество в ходе и сильнейшую артиллерию своих судов, но это преимущество не помогло ему в бою с обоими большими броненосцами неприятеля. Это обстоятельство может служить на редкость ясным доказательством преимущества немногих сильных и хорошо бронированных судов даже перед большим количеством крейсеров.

Преимущество в ходе позволяло Ито все время выбирать свою позицию и менять ее по мере надобности, держаться на выгодной для себя дистанции, временно прерывать и возобновлять бой по желанию. Тактическое значение скорости хода для морского боя ясно обрисовывается примером сражения у Хаянгтау; но все-таки Ито не мог победить двух китайских броненосцев.

Как командование эскадрой, так и отдельными судами было у китайцев неудовлетворительно, у японцев – наоборот. Артиллерийская подготовка была одинаково неважна у обеих сторон; японцы со своим большим количеством скорострельных пушек могли бы достичь совсем иного успеха. При лучшей стрельбе с их стороны и китайские броненосцы должны были бы пострадать гораздо больше, чем это было на самом деле, от снарядов крупнокалиберных пушек Канэ. В общем, с обеих сторон насчитывалось 400 попаданий. Японцы стреляли довольно беспорядочно и наводили слишком высоко.

В судостроении наступил новый период в том отношении, что теперь стали уделять значительно большее внимание скорости хода судов, в особенности крейсеров. Все державы во главе с Англией отказались от прежнего пренебрежения вопросом о скорости.

Кроме того, был признан ошибочным высказывавшийся уже неоднократно взгляд, будто бы броненосцы уже отжили свой век. Если бы китайские броненосцы находились в руках более энергичных командиров и имели бы лучшую команду, то весьма возможно, что в конечном результате победа осталась бы за Китаем.

Значению артиллерии, как главного оружия флота, было опять отведено подобающее место, а таран и мина заняли на основании опыта второстепенные места; одновременно с этим произошла перемена в размещении артиллерии, опять усилился бортовой огонь, оттесненный до этого на задний план развитием сильного носового огня, необходимого для судов, главным оружием которых считался таран.

Многочисленные случаи пожаров также возымели свое влияние на судостроение, не обратившее на этот вопрос должного внимания после Лиссы; начали уменьшать число деревянных частей на кораблях, совершенствовать пожарные средства и т. п.

Сражение при Хаянгтау дало несравненно больше ценных указаний во всех областях военно-морского дела, чем сражение при Лиссе, если к уже сказанному прибавить еще то, что теперь всюду обратили внимание на необходимость иметь однотипные по ходу и по вооружению корабли, на усиление средней артиллерии для действия по небронированному борту противника, на увеличение комплекта снарядов, на утолщение крыш башен, значение крупнокалиберных, скорострельных орудий, защиту надводных минных аппаратов и других важных частей и, наконец, на лучшее обучение эскадр и организацию сигнального дела. Параллельно с этим выяснилось, что тяжелые мачты с боевыми марсами не только приносят мало пользы, но и представляют большую опасность.

Об этом сражении писалось очень много и часто довольно несуразные вещи; некоторые авторы дошли до самых невероятных заключений относительно войн будущего. Даже вопрос о том, строить ли деревянные или железные суда, снова всплыл на поверхность и серьезно обсуждался специалистами!

Всем хотелось извлечь из этого единичного случая общие правила, годные при всех обстоятельствах. Война на море вообще замечательна тем, что в ней крайне редко дело доходит до вооруженных столкновений в крупном масштабе, а потому приходится использовать опыт этих немногочисленных боев. Но тем более здесь следует быть крайне осмотрительным и делать свои заключения с большой осторожностью.

Важнейшим последствием этого сражения оказалось то, что господство на море всецело перешло в руки японцев. Суда Тина оставались в защищенной гавани Порт-Артура и ремонтировались крайне медленно при наличии только одного дока.

25 октября маршал Ояма высадился со второй армией в 40 000 человек в 40 милях к северо-востоку от Порт-Артура, занял 7 ноября Талиенван и подступил к Порт-Артуру. 21 ноября японцы начали атаку этой крепости одновременно с моря и с берега и взяли ее на следующий день штурмом, потеряв всего только 300 человек. Вместе с крепостью они взяли большое количество военных материалов, 220 орудий, несколько миноносцев и транспортов и, наконец, 50 000 т угля. 26 ноября Ояма отправил уже некоторые части войск на северо-восток на соединение с маршалом Ямагатой, разбившим китайцев 26 октября в ожесточенном сражении на Ялу. Этот последний двинулся с большей частью своих сил в Манчжурию, отправив небольшую часть войск на юго-запад.

Тем временем японцы сформировали третью армию для действий против Вейхавэя; в начале она уже была готова к посадке на суд в Хиросиме, но ее временно задержали в Японии. Весной предполагалось совместное с другими армиями наступление на Пекин, вокруг Печилийского залива. В течение зимы японцы исправили все повреждения укреплений Порт-Артура, избранного ими главным опорным пунктом для флота и базой для дальнейших операций.

Второй год войны, 1895

Наступившая зима прервала операции на севере Кореи, но лишь на короткое время. Великолепно снаряженная японская армия совершила при очень трудных условиях переход через горные хребты и подошла в конце 1894 года, после ряда жарких боев, к Ньючвану на реке Ляохэ. В середине января I-ая и II-ая армия японцев соединились. В это же время наступил перерыв в военных действиях, вызванный сильными морозами.

Японцам это пришлось кстати, так как им надо было ожидать прибытия подкреплений для пополнения убыли от развившихся в армии болезней. Кроме того, им надо было озаботиться об обеспечении тыловых сообщений по сухому пути с Кореей, так как северо-восточная часть Печилийского залива была покрыта льдом и флот не мог содействовать армии.

Япония продолжала энергично и усиленно готовиться к дальнейшим действиям, в Китае же наступила такая растерянность и упадок энергии, что он начал переговоры о мире, не приведшие однако ни к какому результату. Было также сделано несколько предложений о посредничестве со стороны европейских держав. Лица, стоявшие во главе японского правительства рассуждали совершенно правильно, считая необходимым, достичь дальнейших успехов в возможно краткий срок. Новым театром военных действий избрали провинцию Шантун с Вейхавэем, куда и решили отправить находившуюся с начала ноября в Хиросиме третью армию.

Эта операция должна была окончательно обеспечить господство на море путем уничтожения находившейся в Вейхавэе китайской Северной эскадры и сделать возможной безопасную перевозку войск морем. Высадить третью армию в зимнее время в Манчжурии, не представлялось возможным, а оставлять ее еще дольше в бездействии – было нецелесообразно; энергичный же новый натиск на Китай, склонный уже к уступкам, казался весьма своевременным и уместным – последнее также для устранения возможного вмешательства других держав.

Уничтожение же последних морских сил Китая обеспечивало к весне вполне безопасную перевозку войск и припасов. В крайнем случае эти суда могли при взятии Вейхавэя прорваться на юге и создать себе там, где-то далеко, новый опорный пункт.

Укрепленный город Вейхавэй лежит недалеко от мыса Шантун, приблизительно в 30 милях от того места, где суда, идущие из Печилийского залива, меняют свой курс с юго-восточного на южный. К западу от Вейхавэя лежит открытый для иностранцев порт провинции Шантун-Чифу. Вейхавэй и Порт-Артур преграждают в известной степени доступ к другим северным портам: Таку, Танцзину и Ньючвану. Вейхавэйская бухта, открытая с северо-востока, защищена с востока островами Лиукунгтау и Ятау и может служить стоянкой для довольно большого флота, несмотря на имеющиеся на рейде отмели. Город, небольшая верфь и минные склады находились в западной части бухты. На обоих островах и на соседних мысах были сильные укрепления, лежавшие на высоком берегу и возвышавшиеся до 100 метров над уровнем моря. На острове Лиукунгтау находились морской арсенал, угольные склады и другие подобные сооружения.

Форты и батареи, расположенные по три у каждого входа и на большом острове были все вполне современной постройки и хорошо вооружены. Слабой стороной их был тыл, обращенный к берегу. На обоих полуостровах имелось еще несколько батарей, защищавших сухопутный фронт. Вооружение батарей состояло из 55 орудий, по большей части вполне современной конструкции. Оба входа в гавань защищались заграждениями и 1-2 рядами мин. Главные заграждения по обе стороны острова Ятау и в северо-восточном входе были сделаны из трех стальных перлиней, поддерживаемых бревнами; вся эта система стояла на надежных якорях. Заграждения эти защищались особыми кинжальными батареями из скорострельных пушек. На возвышенных местах побережья были установлены электрические прожекторы.

Гарнизон Вейхавэя состоял из 11 000 человек, только половинное число этих войск было мобилизовано. В Чифу стояло 2 000, а далее к востоку 7 000 человек. Под защитой фортов стоял флот Тина, состоявший из 8 броненосцев и крейсеров, 7 канонерок и 11 миноносцев.

К высадке у Вейхавэя предназначалась III армия и одна из бригад II армии. Эта последняя частью продвинулась к Ньючвану на поддержку I армии, частью осталась для охраны Порт-Артура. Руководство всей операцией было возложено на маршала графа Ояму. III армия должна была высадиться к западу от Вейхавэя, а бригада II армии южнее мыса Шантун, т. е. восточнее города.

Атаку Вейхавэя предполагалось начать совместно с флотом. Укрепления на берегу Ояма собирался взять с тыла. Главные силы флота предназначались для охраны конвоя из 35 транспортов, а летучей эскадре поручалось отвлечь внимание противника от перевозки войск набегами на побережье Печилийского залива. 18 и 19 января летучая эскадра бомбардировала укрепления у Тетчау-фу к югу от островов Мятау и заняла этот город. Чифу пощадили из внимания к нейтральным государствами. Тем временем III армия собралась у Талиенвана и отправилась оттуда тремя эшелонами на 50 транспортах 19-го, 20 и 21 января. Переход совершили в очень свежую погоду и при морозе в 20°. Утром 20 января III армия высадилась после непродолжительного боя у Шунчена, а бригада II армии к западу от Вейхавэя. Обеим частям пришлось еще сделать переход в 50 километров по бедной дорогами местности, стоивший много усилий, несмотря на то, что снег подмерз и этим немного облегчалось движение по нему. Флот к этому времени уже установил блокаду порта.

29 января 25 000 японцев обложили восточные укрепления. Атака их была назначена на 30-е число. 30 января японцы подготовили штурм сильной бомбардировкой с моря и с берега. Затем уже войска и десантные отряды флота пошли на приступ и взяли сперва самый высокий береговой форт, а за ним и форты у юго-западного входа. Во время штурма японцы особенно страдали от огня китайских судов и укреплений на островах. Китайские суда обстреливали особенно ожесточенно занятые японцами батареи, на что эти последние отвечали из взятых ими орудий. Снежный шторм, доходивший уже до силы урагана, приостановил дальнейшее наступление и только летучая эскадра осталась перед входом на рейд.

2 февраля японцы возобновили штурм и заняли в этот день некоторые китайские форты на северо-западе и самый город. В течение следующих дней японцы бомбардировали китайские суда и форты на островах с моря и с занятых ими укреплений. Во время этой бомбардировки японский флот довольно сильно пострадал от огня китайских судов; огонь же фортов не имел такого успеха, так как они стреляли неснаряженными гранатами.

В ночь с 3 на 4-ое февраля японцам удалось пробить брешь в заграждении, а на следующую ночь две дивизии по 15 миноносцев сделали попытку проникнуть на рейд через восточный вход, между тем как третья дивизия охраняла северо-восточный выход. Миноносцам удалось пройти через заграждение и атаковать флот.

Удачно выпущенными минами японцы потопили большой броненосец «Тин-Иен»; гибель его в значительной мере помешала маневрированию других судов. Почти все миноносцы благополучно выбрались опять назад, хотя и с тяжелыми повреждениями; в один из них попало 46 снарядов. Несколько мин не удалось выпустить из обледеневших аппаратов. Один миноносец сел на мель, другой был настолько поврежден, что его пришлось бросить на рейде.

5 февраля островные батареи отвечали уже очень слабо на сильный огонь неприятеля. Вечером того же дня 10 китайских миноносцев попытались прорваться из гавани, но 8 из них были загнаны японским быстроходным крейсером «Иосино» к берегу и выбросились; впоследствии все они были взяты японской пехотой. Последние два миноносца ушли на запад, преследуемые крейсерами, и временно зашли в Чифу. Впоследствии они были взяты тем же «Иосино».

В ночь с 5 на 6 февраля японцы произвели новую минную атаку и на этот раз потопили еще два корабля и минный заградитель. Почти каждую ночь они производили такие атаки или посылали шлюпки для уничтожения заграждений, утомляя этим китайцев до крайности. Японцы потеряли в этих экспедициях 14 человек убитыми и 31 ранеными.

Флот совместно с береговыми батареями продолжал ежедневные бомбардировки. При этом Ито очень заботился с сохранности своих судов и держался на довольно больших дистанциях. Один из китайских кораблей затонул, пробитый японским снарядами.

12 февраля вспыхнул мятеж среди гарнизона фортов и судовых команд, после чего Тин предложил сдаться при условии свободного выхода. Ояма и Ито согласились на это предложение. Тин и восемь других высокопоставленных офицеров покончили с собой самоубийством; вступивший в командование англичанин согласился на все условия. На следующий день японский флот вошел в гавань и занял форты и суда (один броненосец, 3 крейсера и 6 канонерок); всего сдалось 3 100 человек морских команд и 2 000 – сухопутных войск. Китайцы потеряли всего более 1 000 человек, японцы – 600, в том числе 65 на судах.

Проявленная японцами при атаке Вейхавэя энергия и осмотрительность привели к быстрому успеху без больших потерь. Ито сумел уберечь свои слабо защищенные суда от тяжелых аварий, использовав умело свои миноносцы для лихих атак. Совместные действия армии и флота были образцовыми, и им Япония обязана столь быстрым достижением намеченной цели. Японцы не торопились, зная, что китайцам неоткуда ожидать подкреплений, да и вообще они хорошо изучили характер своего противника.

Несмотря на все затруднения и невзгоды, связанные с зимним походом они проявили храбрость и внимательность. Существовала ли прямая необходимость в минных атаках и уничтожении четырех неприятельских судов, подлежит еще сомнению; возможно, что эти суда сдались бы вместе с последними фортами. Столь быстрое достижение успеха было еще отчасти облегчено японцам нерешительностью китайских военачальников и мятежом их подчиненных. Форты со своим сильным вооружением и при поддержке своих судов могли, да и должны были бы оказать гораздо более продолжительное сопротивление.

Взяв Вейхавэй, японцы не только приобрели новый опорный пункт, для дальнейшего наступления на Пекин, но и утвердили окончательно за собой господство на море; теперь они могли совершенно запереть Печилийский залив, закрыв пролив Мяо-тау. Вместе с Пейянской эскадрой в их руки попали также и канонерки из других эскадр. Из Пекина вскоре последовали главные предложения относительно мирных переговоров. В середине января китайцы сделали две попытки перейти в наступление у Хайчена, но были отброшены назад; повторное наступление в феврале окончилось тем же.

Получив известие о падении Вейхавэя, генерал Нодзу перешел опять в наступление, отбросил неприятеля на Ньючван и подошел в начале марта почти на 50 километров к Мукдену. Через несколько дней японцы заняли Ньючван и Инкоу в устье Ляохэ, нанеся своему противнику тяжелый урон. Вместе с городом они заняли и хорошо вооруженные береговые форты и захватили большое количество военных припасов. 9 марта японцы блестяще разбили и рассеяли после упорного боя остатки главной китайской армии.

Нодзу, произведенный за эту операцию в маршалы, добился столь быстрого успеха умелым сочетанием правильных стратегических операций с энергичными тактическими действиями. На пути к Пекину не стояло больше ни одного серьезного противника. В начале марта армия Оямы была тоже готова к дальнейшему наступлению. Весь север Китая вместе со столицей был теперь открыт врагу, а на помощь с юга нечего было и рассчитывать. Теперь Китай возобновил переговоры о мире с Японией, и туда решили послать Ли Хун-Чана, которого теперь опять вызвали в Пекин и восстановили во всех его должностях, после того как осенью предыдущего года его лишили всех чинов и званий. Обе стороны уговорились начать переговоры 19 марта в Симоносэки; японцы хотели еще обождать результатов операций на севере.

Так как японские условия оказались слишком тяжелыми для просимого Китаем перемирия, то перешли прямо к обсуждению условий мира. Европейская дипломатия подала Японии совет пойти на некоторые уступки и не доводить дела до крайности. И, действительно, Япония достигла уже последнего предела своих вооружений.

Но только покушение на жизнь Ли Хун-Чана заставило японцев сократить немного свои требования; 31 марта было заключено перемирие, распространявшееся на три северные провинции и вступавшее в силу через три недели после подписания условий. Япония ограничила сферу действия перемирия только тремя северными провинциями, потому что она уже начала приготовления к завоеванию Формозы, которую она с самого начала наметила себе как желательное увеличение своей территории в случае победы. Уже в феврале туда были посланы на разведку крейсера, но действия против Формозы пришлось отстрочить до падения Вейхавэя и уничтожения китайской Северной эскадры. Крейсеры доходили до Кантона и сильно беспокоили противника, ожидавшего уже в разных местах высадки десанта.

23 марта адмирал Ито атаковал Макунг на Пескадорских островах, чтобы приобрести хороший опорный пункт для дальнейших операций. Ночью он высадил морскую пехоту и занял укрепления на следующий день. Большое количество военных припасов и 1 000 пленных попали в руки японцев. Южно-китайские эскадры тем временем мирно стояли по своим портам, хотя они могли бы вспомнить действия Курбэ 10 лет тому назад и сделать из этого вывод, что им следовало предпринять.

В апреле японцы высадились на Формозе. На берегу их встретили многочисленные иррегулярные войска, защищавшиеся во временных укреплениях, но их вскоре удалось разбить при помощи одного пехотного полка III армии. Дальнейшее наступление вглубь острова задержалось из-за развившейся в японской армии холерной эпидемии.

Чтобы нанести Китаю еще один чувствительный удар, японцы стали готовиться к операции против Императорского канала, соединяющего Янцзы (к востоку от Нанкина) и Хоано (к западу от Тинанфу). В конце марта дивизия крейсеров бомбардировала небольшой портовый город Хай-Чу, лежащий посередине между мысом Шантун и устьем Янцзы, и заняла его морской пехотой. Хай-чу лежит всего в 15 милях от Императорского канала.

В Хиросиме готовилась уже к посадке на суда IV армия, состоявшая главным образом из гвардейской дивизии; но все предприятие осталось невыполненным в виду заключения предварительного мира. Эта операция нанесла бы тяжелый удар Китаю, отрезав последнее сообщение водным путем между севером и югом. Несмотря на крайне тяжелые условия китайское правительство решило заключить мир возможно скорее.

17 апреля обе воюющие стороны пришли к такому соглашению: Китай признает Корею самостоятельным государством, уступает Японии Формозу с Пескадорскими островами и полуостров Ляодун с Квантуном (до линии Ньючван-Антунг), платит значительную контрибуцию, обязуется открыть свои порта и т. д. Все эти условия создавали Японии крайне выгодное и господствующее положение на Дальнем Востоке, так что она в таком случае охватила бы Китай железными тисками с севера и с юга и не допустила бы никакого постороннего влияния – политического, экономического и военного.

Это обстоятельство заставило Россию предпринять серьезные шаги. Она уже давно собиралась усилить свою позицию в Сибири и Восточной Азии приобретением незамерзающего порта, например, на Квантунском полуострове. Германия уже в марте высказалась против слишком большого развития могущества Японии и стала теперь на сторону России, чтобы защитить интересы своей довольно сильно развитой торговли на Дальнем Востоке. Франции и Англии было предложено присоединиться, и первая из них стала на сторону обеих упомянутых держав.

Англия же, отделившаяся из особых причин уже годом раньше от европейского концерта, отказалась от участия, несмотря на то, что она первоначально хотела вмешаться в эту войну. Она поступила так для того, чтобы вызвать еще более сильный антагонизм между Россией и Японией и занять первую еще больше на Востоке; кроме того, она хотела дать доход своей промышленности и торговле в Японии после войны – старая, всегда дальновидная и все взвешивающая политика Альбиона! Таким образом, упомянутые три державы посоветовали Японии отказаться от территориальных приобретений на материке и повысить вместо этого сумму военной контрибуции.

В Японии разразилась целая буря негодования, но правительство сочло все-таки необходимым уступить давлению этих трех держав и пошло в начале мая на уступки. 8 мая был заключен мир в Чифу-Симоносэки.

Тем временем Формоза объявила себя республикой и там наступила полная анархия. 1 июня японцы высадили довольно сильный отряд войск у Килонга и завоевали вскоре всю северную часть острова. Германской канонерке «Илтис» пришлось расстрелять форт восставших у Тамсуя, открывший огонь по германскому пароходу. Под управлением генерал-губернатора острова, адмирала Кабаямы, завоевание западного побережья быстро подвинулось вперед, но для покорения независимых малайских племен внутри острова Японии потребовало немало времени, и оно стоило ей многих жертв. Кроме этого японскому правительству пришлось в течение следующих лет неоднократно вмешиваться, иногда даже при помощи войск, в корейские дела, чтобы содействовать местному правительству при введении реформ и реорганизации армии.

Обе воюющие державы вскоре вернули свои сухопутные и морские силы на положение мирного времени; тройственный же союз европейских держав только незначительно сократил свои морские силы на Дальнем Востоке. Но грядущие события – волнения в Северном Китае и русско-японская война – уже бросали вперед свою тень, и Дальний Восток должен был еще раз сделаться ареной борьбы, но гораздо более серьезной и тяжелой.

Заключение

Результат этой двухлетней войны был для Японии блестящим: она потеряла всего только 1 700 человек убитыми и ранеными и еще несколько тысяч человек умершими от болезней, но зато она не потеряла ни одного орудия и ни одного корабля, не считая нескольких небольших миноносцев. Значительная китайская контрибуция залечила все финансовые недочеты, а политическое, экономическое и военное значение «страны восходящего солнца» значительно возросло, несмотря на последнее унижение, нанесенное ей новым тройственным союзом.

Япония вступила теперь уже на путь к приобретению гегемонии на Дальнем Востоке. Над дальнейшим укреплением приобретенного войной блестящего положения работала теперь с большим воодушевлением вся страна. Япония создала себе вполне современную боевую армию введением всеобщей воинской повинности, и армия блестяще выдержала свое испытание на поле сражения.

Флот, организованный по английскому образцу, оказался тоже вполне на высоте. Молодые офицеры его получили отчасти свое образование, служа во флотах европейских великих держав. Как армия, так и флот блестяще выполнили все свои стратегические и тактические задачи и создали навсегда своей родине выдающееся положение.

В данном случае совместные действия флота и армии были особенно необходимы, потому что армия могла начать свои операции в неприятельской стране только под защитой флота, и только он мог продолжительное время прикрывать ее тыловые сообщения. Только при таких условиях армии было возможно продержаться столько времени, несмотря на ее малочисленность, в пустынных местностях северной Кореи и Манчжурии. То же самое надо сказать о взятии Вейхавэя, оказавшем такое давление на противника, что он сразу пошел на уступки. Вообще флот еще не достаточно сильный для этой войны (ему не хватало сильных боевых судов), всегда действовал разумно и с большей энергией.

С возрастающим значением флота начали опять отводить подобающее место значению победы в морском бою. Современное оружие очень мало изменило самую сущность войны на море. Снова пришли к тому заключению, что на первый план следует поставить приобретение господства на море через победу в открытом бою.

Китайский флот не воспользовался первыми месяцами войны, когда он неоднократно имел возможность изловить или уничтожить неприятельские транспорты, располагая сильными броненосцами, быстроходными крейсерами и миноносцами.

Как в описании сражения при Хаянгтау, так и взятия Вейхавэя мы уже несколько раз обращали внимание на то, что адмирал Ито, ясно сознавая все слабые стороны своих судов, все время старался сводить дело к артиллерийскому бою на далеких дистанциях и не подвергал свои небронированные суда огню крупнокалиберных орудий противника. Он с самого начала ясно сознавал, что едва ли может надеяться на решительную победу с имевшимися у него слабыми силами.

Морская тактика сделала из этой войны тот вывод, что результат артиллерийского боя решает судьбу сражения и что таран, мина и миноносец – оружие случая, но что последнему представляется немало случаев для энергичного участия в бою.

Только после этой войны окончательно установилось основное деление флота на линейные корабли, крейсеры и миноносцы. Все прежние искусственные тактические построения были отброшены и их место заняла простая линейная тактика кильватерных колонн. Теперь уже совершенно отказались от возникшего после Лиссы вместе с таранной тактикой мнения, что сражения должны решаться боем одиночных кораблей. За основной принцип приняли то, что только планомерные совместные действия могут привести к победе. От свалки все-таки не хотели еще совсем отказаться, но ее уже не считали больше конечной целью боя.

Конечно, это единичное сражение, между противниками неодинаковой силы и качества не могло дать определенных тактических аксиом, но оно дало все-таки во всех отраслях военно-морского дела довольно сильный импульс к дальнейшему развитию. Значение, флота было снова ясно доказано и все нации пришли к сознанию того, что в войнах будущего нельзя будет добиться решительного результата, не имея флота.

Начавшиеся уже усиленные вооружения всех великих держав получили громадный импульс к дальнейшему развитию и в течение следующего десятилетия разрослись в настоящее состязание, от которого не могли воздержаться даже флоты второстепенных держав. На возникновение таких взглядов вовсе не повлияло то обстоятельство, что в данной войне армия и флот одной стороны обладали очень слабой подготовкой. Все эти выводы и заключения можно было сделать не стесняясь рассуждениями о том, что эти силы могли бы и должны были бы сделать и чего они не сделали.

Более ясно, чем когда-либо раньше, все великие державы увидели, что сильный флот является насущной потребностью для того, чтобы обеспечить себя на случай будущей войны, чтобы иметь возможность вставить свое веское слово в вопросах мировой политики и чтобы сохранить мир для спокойного развития своей страны.

Эпоха чисто европейской, или в лучшем случае, европейско-американской политики, прошла безвозвратно; теперь уже требовалось неустанное наблюдение за политическими, экономическими и военными событиями всего земного шара.

О значении приморских крепостей нельзя было судить по настоящей войне, потому что обе крепости пали при первом натиске. Несомненно, китайцы допустили ошибки в их постройке, не укрепив сильнее со стороны суши Порт-Артур и Вейхавэй. Обе они были взяты штурмом сухопутными войсками; японский флот сам по себе не мог бы их взять ни в коем случае. Это может служить серьезным указанием на случай устройства укрепленной базы при известных обстоятельствах. Добытое самим флотом господство на море позволило пустить в ход армию и добиться без особых потерь падения опорных пунктов неприятельского флота.

Базирование флота

Разбирая значение приморских крепостей мы вполне естественно приходим к сознанию большой ценности хороших операционных баз в морской войне, будь то для операций одного флота или для дальнейших совместных действий его с армией. Уже при рассмотрении длительной гражданской войны в США мы пришли к тому заключению, что создание надежных опорных пунктов для армии и флота северян было крайне важно, и даже по современным требованиям необходимо для дальнейших операций, особенно на атлантическом побережье.

В морской войне вопросы снабжения еще важнее, чем в сухопутной; не столько по отношению к личному составу (тут они одинаковы – провиант, одежда, денежное довольствие), как в смысле материальной части, и в особенности в отношении пополнения запасов угля со времени введения парового двигателя.

Далее, во флоте забота об удовлетворении всех нужд ложится в гораздо большей мере на начальника, чем в армии, где рядом с военным начальством существует совершенно обособленное интендантство, состоящее все время в тесной связи с главными центрами и источниками всякого рода довольствия на родине. Поэтому на море содержание морской силы и снабжение ее всем, необходимым следует, безусловно, отнести в область морской стратегии.

«Учение о сообщениях» исходит из того предположения, что имеется операционная база – опорный пункт, сначала в своей стране, а потом и на более отдаленном театре войны, потому что под «сообщением» оно и подразумевает связь между действующей военной силой и этим опорным пунктом. Эта база и должна удовлетворять все потребности морской силы, т. е. снабжать ее углем, водой, снарядами, провизией и разными материалами, доставлять ей возможность ремонта надводной и подводной части кораблей и очистки их днищ, пополнять убыль команды и т. д. Поэтому получаются следующие, вполне определенные требования, предъявляемые к операционной базе:

1) Она должна представлять флоту вполне надежное убежище и место стоянки, защищенное от:

а) волнения, бурь, льда и течения;

б) наблюдения со стороны неприятеля;

в) бомбардировки; кроме того, она должна быть пригодной:

г) как опорный пункт для большой армии и

д) должна иметь несколько выходов для свободного выхода флота.

2) Она должна быть снабжена достаточным количеством припасов:

а) для флота – уголь, вода, снаряды и т. д.;

б) для армии со всеми ее потребностями;

в) погрузка этих припасов должна быть возможной и при неблагоприятной погоде (большие набережные, шаланды и т. п.).

3) Она должна иметь все средства и материалы для быстрого выполнения работ по исправлению самих судов, их вооружения и снабжения, т. е. доки, мастерские, арсеналы, техников и рабочих и т. д.

4) В ней должны находиться резервные кадры команды и иметься учреждения для помещения большого количества больных и раненых и т. д.

Все это составляет ряд всеобъемлющих и трудно выполнимых требований, которые могут быть удовлетворены лишь большим, надежным, хорошо укрепленным и оборудованным военным портом, но для успешной деятельности флота необходимо наличие такой первоначальной базы.

Пространство, на котором может оперировать флот, зависит от его радиуса действия. В настоящее время главным условием для неограниченного продолжения военных действий является вопрос о получении и пополнении запасов угля (а в новейшее время и нефти). Радиусом действия корабля надо в общем считать 3/5 или 3/4 расстояния, проходимого им с полным запасом угля, потому что:

1) вообще не следует расходовать весь запас;

2) возвращение может быть значительно задержано противником, ветром и волнением;

3) встреча с противником может заставить пройти лишнее расстояние;

4) надо считаться с возможностью более продолжительного пребывания на границе своего операционного пространства.

Чем ближе к операционному пространству находится база, т. е. чем ближе она к театру войны, тем больше ее значение. Однако она не должна опять-таки быть слишком продвинута вперед, как это часто делается в сухопутной войне. Если флот не приобрел еще безусловного господства на море, то выдвинутое ее положение сильно затруднит ее оборону, благодаря свойствам тыловых сообщений (коммуникационных линий), ведущих через открытое море. Примером таких крайне невыгодных для флота баз могут служить Севастополь, Шербур и Порт-Артур.

Ограниченность радиуса действия заставляет в большинстве случаев довольствоваться временными операционными базами. Насколько же таковые могут и должны соответствовать требованиям, предъявляемым к настоящему военному порту, – будет зависеть в каждом отдельном случае от обстоятельств, т. е. потребностей морской силы, средств противника, его предприимчивости и общего военно-географического положения данного места.

Главными и самыми необходимыми требованиями надо считать следующие:

1) надежная стоянка, легко защищаемая заграждениями и хорошо защищенная от нападения с берега (последнее требование было упущено из виду в рассматриваемой нами войне);

2) большие запасы топлива на месте;

3) достаточное количество места для размещения привезенных с собой материалов: воды, снарядов, мастерских и т. д.; материалы для заграждений должны иметься поблизости и в большом количестве.

Примеры: в Крымской кампании – Балаклава, в гражданской войне в США – Хилтон-Хэд-Айланд, в последней войне – Вейхавэй.

В конце упомянем еще о плавучих, а следовательно, постоянно меняющих свое место опорных пунктах для крейсерской войны (пример – «Алабама»).

Глава VIII. Испано-американская война 1898 г.

Накануне войны

Испания, разбогатевшая за счет своих колоний и жившая их доходами, значительно ухудшила свое положение в колониях многолетним беспорядочным хозяйничанием в них и потеряла уже большинство из них, благодаря именно своей системе управления. Особенно часто возникали волнения на Кубе, благодаря близости большой американской республики, имевшей там финансовые интересы и усердно раздувавшей народное недовольство. Чем яснее обрисовывалась полная неспособность испанского правительства водворить порядок на этом острове, тем более укреплялось в Соединенных Штатах мнение о необходимости вмешательства. Заранее можно было предвидеть, что такое положение, державшееся около столетия и осложняемое еще разными затруднениями в таможенных делах и вопросах сообщения, должно было привести к серьезным внутренним и внешним конфликтам.

На самой Кубе образовалась партия, поставившая себе задачей отделение ее от Испании, и нашедшая поддержку в США. Уже в конце 60-х годов Куба объявила себя республикой, но через десять лет метрополии удалось опять привести ее к повиновению.

В 1895 году вспыхнуло новое, более серьезное восстание; несмотря на мобилизацию 150 000 человек, Испания не могла справиться с этим движением. Вскоре в эти события вмешались и Соединенные Штаты; сначала частным образом, снарядив в течение первых двух лет свыше 60 экспедиций волонтеров для поддержки восстания. Но вскоре общественное мнение потребовало вмешательства самого государства. С проявлением этого желания появились на свет и некоторые новые точки зрения.

В Соединенных Штатах пришли к тому заключению, что постройка Панамского канала за счет Европы и занятие его какой-либо посторонней морской державой, могло очень неприятно отозваться на интересах американской торговли и судоходства, особенно в случае войны. Когда же в 1893 году новая республика Сандвичевых островов в Тихом океане обратилась к Соединенным Штатам с просьбой о принятии ее в союз, то с этим появилась мысль и желание приобрести колонии и увеличить территорию государства.

Для раз возникшей политической мании величия не было уже границ; американский народ желал теперь приобрести господство над всеми лежащими по соседству с Соединенными Штатами странами и установить везде там свой порядок. Средством для этого являлся возрождавшийся в это время его флот. Капитан Мэхэн, признанный всем светом в течение 10 лет за авторитет, на основании его знаменитого сочинения, также определенно высказывался в своих статьях, что Куба должна принадлежать Штатам, чтобы удержать за ними господство в Мексиканском заливе и командование путями, ведущими к новому каналу. Цельность идеи доктрины Монро была нарушена. В конце 1897 года президент Мак-Кинли высказался даже официально о возможности признания испанских инсургентов воюющей стороной, что конечно вызвало большое озлобление в Испании.

В конце января американцы послали в Гавану для защиты своих интересов броненосец «Мэйн». Испанцы ответили на этот визит посылкой военного судна в Нью-Йорк. Но тут произошло событие, вызвавшее самые серьезные последствия. 15 февраля 1898 года в 9 часов вечера броненосец «Мэйн» взорвался в гавани и затонул, при чем на нем погибло 260 человек. Весь мир приписал это несчастье покушению со стороны испанцев, будь то путем подведения какой-нибудь мины или же преступного действия внутри самого корабля. Только через 12 лет удалось установить что причиной взрыва и гибели «Мэйна» было самовозгорание нового артиллерийского пороха. Немедленно была назначена следственная комиссия, а частные лица в Америке назначили высокие премии за разоблачение преступников.

Комиссии не пришли к соглашению; ближе всего к истине оказались испанцы, предполагавшие только взрыв внутри корабля в одном из пороховых погребов. Американцы же выдвинули свое заключение очень легкомысленно и, как оказалось в настоящее время, совершенно ошибочно. Народное возбуждение в Соединенных Штатах возросло «джингоизм» одержал вверх и повод для войны был готов. Дело шло, по меньшей мере, о том, чтобы вырвать из рук испанцев «жемчужину Антильских островов». Наступил тот момент, когда Соединенные Штаты, развив свои силы, желали и должны были заняться мировой политикой. Война, начальной целью которой было приобретение Кубы, разыгралась в первый период на этом острове и около него.

Этот остров, равняющийся по площади 1/4 Германской империи насчитывал в то время всего только полтора миллиона жителей. Остров лежит на самом тропике Рака и обладает очень жарким климатом. Длина его равняется 600 милям, ширина колеблется от 20 до 50 миль, и только в своей восточной части он становится шире. Высадка у его берегов очень затрудняется многочисленными коралловыми рифами; только на северо-западном и юго-восточном берегу встречаются открытые места, но на них часто бывает сильный прибой. Вдоль западной части острова имеются железнодорожные линии, но пути сообщения в восточной части были крайне неудовлетворительным.

От американского материка, т. е. от южной оконечности Флориды, до Кубы всего 120 миль; расстояние между двумя ближайшими неприятельскими портами – Гаваной и Ки-Уэстом – составляло около 80 миль, до следующего же порта – Тампы (на западном берегу Флориды) было еще 220 миль.

Из главнейших портов Кубы следует упомянуть, кроме Гаваны, лежащие недалеко от нее Матансас и Карденас, Сантьяго – посередине южного берега – и Сьенфуэгос на западном берегу. Юкатанский пролив, шириной в 90 миль, отделяет остров от материка на западе; на востоке находится пролив Уиндвэрд, который в три раза уже первого.

В 80 милях к северо-востоку лежат Багамские острова, на таком же расстоянии к югу – Ямайка, оба английские владения. Принадлежавший тогда еще Испании остров Пуэрто-Рико лежит на расстоянии 400 миль по ближайшему морскому пути.

Вот еще несколько расстояний:

Гавана – Кадис … 4 200 миль

Гавана – Канарские острова … 3 800 миль

Нью-Йорк – Кадис … 3 400 миль

Нью-Йорк – Пуэрто-Рико … 1 400 миль

Нью-Йорк – Канарские острова… 3 000 миль

Нью-Йорк – Гавана … 1 200 миль

Гавана – Сан-Хуан … 950 миль

Гавана – Норфолк … 900 миль

Гавана – Новый Орлеан … 600 миль

Гавана – Нассау … 300 миль

С самого начала положение Испании было очень затрудненным: хотя на Кубе и находились довольно большие массы войск, посланные туда для подавления восстания, но они уже потерпели сильную убыль от болезней, а на добровольцев нельзя было положиться. Америка могла всегда перебросить из ближайших портов свежие войска, между таем как для Испании это оказывалось невозможным при слабости ее флота и длинном морском пути.

Таким образом, речь могла идти только об усилении находившихся на Кубе войсковых частей посылкой небольшой, готовой к отправке части флота, а в целом приходилось предоставить находившиеся там большие сухопутные силы своей судьбе.

В Испании совершенно не предусмотрели случая войны вне метрополии; какой-либо согласованности в действиях армии и флота не было ни на родине, ни в колониях, не было достаточного количества запасов, боевых припасов и угля для флота.

Весной 1898 года на Кубе имелось 150 000 человек, но из них находились в строю всего 80 000, из которых только 22 000 -регулярне войска. На Пуэрто-Рико имелось всего 6 000 человек; но все эти войска представляли из себя смесь разных организаций. Испанская армия в метрополии насчитывала по составу мирного времени 100 000 человек, в военное время – приблизительно 350 000; кроме того имелось несколько сот тысяч запасных. Военная подготовка была довольно посредственна, а дисциплина оставляла желать лучшего. Военных запасов, безусловно, не хватало для продолжительной войны.

Кубинские инсургенты, представлявшие из себя иррегулярные массы, значительно превосходили числом регулярные испанские войска на острове. У них не было какой-либо военной организации; большая часть их располагала хорошими лошадьми, все они были довольно хорошими стрелками, но главным оружием служили все-таки мачете, похожие на саблю. Из Америки им удалось ввезти несколько митральез.

Регулярная армия Соединенных Штатов состояла из 26 000 человек, при чем не было предусмотрено соединение их в более крупные тактические единицы на случай войны. Но с приближением возможности таковой американцы принялись за развертывание своей армии. До этого времени имелись только резервы из национальной гвардии.

Но Соединенные Штаты располагали хорошей материальной частью и достаточно большим количеством подходящих людей, чтобы с успехом сразиться с таким противником, как испанцы на Кубе. Опытом междоусобной войны уже конечно нельзя было больше пользоваться, да и все организации того времени давно уже были опять упразднены.

После этой войны американцы совершено забросили свой сильный флот и только в 90-х годах они опять подумали об обновлении сильно устаревшего судового состава. Последний толчок в этом направлении дали события японо-китайской войны.

К началу настоящей войны в составе флота числились уже 6 броненосных линейных кораблей (10-11 000 тон, 15-17 узлов), включая «Мэйн», 2 броненосных крейсера (8-9 000 тон, 21 узел), 6 современных двухбашенных мониторов (4-6 000 тон, 10-13 узлов), 11 бронепалубных крейсеров (3-6 000 тон, 16-21 узла), 14 крейсеров, 11 канонерок, 10 миноносцев, 1 таран и 1 судно с динамитными орудиями, не считая 12 устарелых небольших мониторов. В постройке находилось 6 линейных кораблей, 16 миноносцев и 1 подводная лодка. 20 коммерческих пароходов должны были служить вспомогательными крейсерами; для посыльной и сторожевой службы имелось большое количество пароходов меньшего водоизмещения.

Динамитный крейсер «Везувий» был, подобно слабо вооруженному тарану «Кэтэдин», построен в виде опыта. Это был корабль среднего водоизмещения, вооруженный тремя неподвижными аппаратами, помещенными на носу и наклонными под углом в 30° к палубе. Из них выбрасывались сжатым воздухом тяжелые снаряды, снаряженные динамитом. Его намеревались применять в бою с береговыми укреплениями и надеялись на уничтожение его снарядами, снаряженными хлопчатобумажным порохом, при взрыве их в воде, целых минных заграждений.

Морской министр заблаговременно начал переговоры о приобретении от южноамериканских и других государств военных судов, числом около двенадцати, и кроме того коммерческих пароходов, годных для службы вспомогательными крейсерами и т. д. В течение всей войны было приобретено около 100 судов, укомплектованных отчасти морской милицией. Личный состав был хорош, особенно офицерский. Имелось достаточное количество запасных.

Верфи и арсеналы были снабжены в достаточной мере всеми необходимыми материалами. Степень обученности и дисциплина среди нижних чинов, набранных из представителей самых разнообразных национальностей, были вполне удовлетворительными.

Неудовлетворительно была поставлена оборона берега; многие важные порты были совершенно беззащитны против неприятельских нападений.

Умственная подготовка американских офицеров была уже давно очень основательной и строго научной. Флот создал первоначально на собственные средства, а потом уже при официальной поддержке со стороны правительства, военно-морской училище, преподавателями которого были такие выдающиеся лица, как Мэхэн и Гудрич. Так как только в течение самого последнего времени американский флот ввел у себя морские маневры и эскадренные плавания, в академии очень разумно организовали занятия по стратегической и тактической военно-морской игре, принесшие большую пользу и заменившие, хотя бы отчасти, недостающий опыт маневров и эскадренного плавания. Двадцатипятилетний застой в развитии флота не повлиял отрицательно на офицерский состав, и он по-прежнему держался на высоте. Таким образом, новый флот, находившийся еще на стадии развития, оказался все-таки годным и готовым к действию орудием войны.

Испанский флот того времени состоял из следующих, только отчасти современных, судов: 7 броненосцев (7 000-10 000 тонн, 16-20 узлов), в числе которых имелось два более старых, 4 бронепалубных крейсера (1 000-5 000 тонн, 14-21 узла), 10 малых крейсеров, 10 больших и 6 малых миноносцев; далее имелось 30 больших канонерок и 20 меньшего водоизмещения и несколько вспомогательных крейсеров. Материальная часть находилась в очень неважном состоянии, не лучше обстояло дело и с частью судов. Военная подготовка личного состава была неудовлетворительна; управление машинами вверялось большей частью иностранцам, которых пришлось сразу заменить с началом войны. Офицерский состав также не обладал необходимым опытом. Артиллерийское образование находилось тоже в довольно печальном состоянии, благодаря большому разнообразию систем орудий и крайне редкому производству учебных стрельб. Из всего этого ясно, что испанский флот значительно уступал американскому. Недостаток в денежных средствах позволял приобрести лишь очень ограниченное количество судов, как например, 3 германских быстроходных парохода, превращенных в вспомогательные крейсеры.

Общий упадок могущества Испании заметно отозвался и на ее флоте; в нем ярко проявились результаты неудачной внутренней политики. Поэтому испанский флот, подобно американской армии, был совершенно не подготовлен к войне вдали от метрополии, и личный состав и материальная часть не были готовы к серьезной войне. В общем, флот можно было почти что назвать совершенно негодным.

Если в начале 1898 года Испания не сделала почти ничего, чтобы приготовиться к надвигавшейся войне, принужденная к такой бездеятельности недостатком средств, а также отсутствием энергичного правительства, то Америка полностью использовала время, выигранное затянувшимися расследованиями комиссий о гибели броненосца «Мэйн». Уже 9 марта конгресс единогласно постановил отпустить для военных целей 50 миллионов долларов. Вскоре последовала мобилизация флота. Для его усиления было сделано очень много, не считая уже упомянутых выше приобретений. Побережье привели в оборонительное положение сооружением укреплений, устройством заграждений в портах, созданием местных флотилий и т. п.

В то время как как Испания отозвала из Вест-Индии находившиеся там два броненосца, американская эскадра собиралась у Ки-Уэста. Командующим флотом был назначен капитан Сэмпсон, произведенный в контр-адмиралы с пропуском чина коммодора. По старшинству он был четвертым капитаном и имел впереди себя еще 10 коммодоров и 6 контр-адмиралов. Коммодор Шлей собрал свою летучую эскадру – 1 броненосный крейсер, 2 линейных корабля и 3 крейсера – на Хэмптонском рейде; особая северная сторожевая эскадра из одного большого крейсера и четырех вспомогательных крейсеров была собрана под командой коммодора Хоуэлла, у Нью-Йорка. Два старых адмирала были уволены со службы, а третьему, уже находившемуся в отставке, подчинили флотилии береговой обороны, состоявшие из 40 вооруженных пароходов и 10 старых мониторов.

Испанцы собрали эскадру и минную флотилию под командой адмирала Серверы у Сен-Винсента, на островах Зеленого Мыса и начали понемногу вооружать находившиеся на родине суда – больше же ничего не предпринимали. На эскадре Серверы не хватало полного запаса снарядов; на одном корабле не были поставлены крупные орудия, другой продолжительное время не был в доке. На Кубе находилось 4 старых крейсера (два из них были совершенно негодны), 4 минных крейсера и около 6 старых канонерок; в Пуэрто-Рико – 2 старых крейсера.

В послании к конгрессу от 11 апреля президент Мак-Кинли предложил вмешательство в события на Кубе, где Испания уже вела переговоры о перемирии, но где, по его мнению, положение становилось нестерпимым, что доказывалось случаем с «Мэйном». Через неделю конгресс решил, что Испании следует предложить очистить Кубу и признать независимость острова; президенту предлагалось употребить для достижения этой цели армию, флот и милицию. Испании был дан срок до 23 апреля. Немедленно последовало отозвание посланников, и конгресс объявил, что военное положение вошло в силу уже 20 числа. Нейтральные державы немедленно выпустили свои заранее заготовленные объявления о нейтралитете.

Борьба за обладание Кубой

22 апреля Сэмпсон вышел со своей эскадрой из Ки-Уэста и объявил в полдень блокаду северо-западного берега Кубы. Эскадра его состояла из 2 броненосцев, 1 монитора, 1 бронепалубного крейсера, 1 динамитного крейсера «Везувий», 7 малых крейсеров, 3 миноносцев и 11 вспомогательных канонерок. Флагманским кораблем был броненосный крейсер «Нью-Йорк». Эскадра вскоре получила подкрепление из 3 мониторов, 1 бронепалубного крейсера, 4 быстроходных вспомогательных канонерок, так что Сэмпсон располагал теперь 42 судами и 5 миноносцами. Эскадра эта была крайне разношерстной и насчитывала в своем составе совсем немного сильных боевых судов. Все корабли были выкрашены в зеленовато-серый цвет. На переходе к Гаване эскадра захватила два испанских парохода с ценным грузом, ничего не подозревавших о начале войны.

Обе воюющие стороны отказались от выдачи каперских свидетельств, хотя оба государства не подписали Парижской декларации 1856 года, запрещавшей каперство. Испания этим решением отказалась от большой выгоды: сохранение ею за собой права на снаряжение каперов безусловно сильно повлияло бы на дислокацию американский морских сил.

Американский план войны заключался в том, что они намеревались заблокировать Кубу, как главный объект борьбы, своим атлантическим флотом и взять ее с помощью армии; летучая эскадра должна была отвлекать эскадру Серверы, а северная сторожевая эскадра – охранять вместе с местными флотилиями побережье Атлантического океана и торговое мореплавание в этих водах. Не только общественное мнение, но и правительство опасалось нападения эскадры Серверы на атлантическое побережье, так что вскоре уже не было и речи о занятии одного из Канарских островов или даже Минорки для действий против испанских берегов, как оно предполагалось сначала.

Кажется, что Испания послала эскадру Серверы на Кубу не столько для защиты этой последней, сколько для косвенного обеспечения своих берегов. Эта экспедиция должна была помешать неприятельскому флоту занять хотя бы Канарские острова, как базу для дальнейших операций в Европе.

С помощью миноносцев испанцы надеялись сравняться по силе с неприятельским флотом в Вест-Индии, не принимая во внимание того, насколько подготовлены и обучены эти суда и их экипажи. Сервера энергично воспротивился этому плану, зная недостатки своих судов и чувствуя себя слишком слабым. Он хотел выждать у Канарских островов готовности остальной части флота, но военный совет, составленный из полутора десятков флагманов и капитанов, решил иначе.

Между островами Зеленого Мыса, где эскадра Серверы принимала свои припасы, и Испанией, произошел оживленный обмен телеграмм, но испанский народ, так же как впоследствии американский, как англичане в Крымскую войну и итальянцы в 1866 году, требовал каких-либо действий.

Посылка эскадры Серверы была во всяком случае очень рискованным предприятием. Никаких приготовлений на было сделано – Испания просто жертвовала своими морскими силами. Приведя все суда в боевую готовность, усилив флот приобретением других и послав тогда более внушительную эскадру, скажем в Пуэрто-Рико, Испания могла бы дать совсем другое направление ходу всей войны. Америка далеко еще не была в состоянии взять Гавану и Кубу, да и не могла этого сделать, не обессилив предварительно испанский флот. Но никто из стоявших во главе правительства не нашел в себе достаточно гражданского мужества, чтобы выступить с такими взглядами наперекор общественному мнению.

Довольно странное впечатление производит тот факт, что конгресс только 25 апреля уполномочил президента сформировать армию добровольцев в 125 000 человек, на что требовалось несколько недель или даже месяцев. Причина такого образа действий лежала в условиях внутренней политики, делавших нежелательным продолжительное существование большого войска, готового к действию.

Чтобы чем-нибудь занять общественное мнение до готовности экспедиционных войск, заблокировали 24 апреля Гавану, а эскадра бомбардировала с большого расстояния ее укрепления. Три дня спустя 3 корабля под личной командой Сэмпсона бомбардировали укрепления Матансаса без какого-либо успеха с той или с другой стороны, хотя суда выпустили около 300 снарядов с расстояния в 4 000-7 000 метров, а форты отвечали сильным огнем.

В течение следующих недель флот произвел рекогносцировку берега, обстреливая его кое-где, выгружал оружие для инсургентов, бомбардировал еще раз Матансас – т. е. флот не делал ничего особенного, и достиг только лучшего обучения команды и дал хорошее занятие и ей и общественному мнению.

11 мая 2 крейсера, 2 миноносца и одна вспомогательная канонерка атаковали 3 испанские канонерки, стоявшие в гавани Карденас, к востоку от Гаваны; но атака была отбита, так как оба крейсера не могли подойти на достаточно близкое расстояние. Один из миноносцев потерпел серьезную аварию и большие потери в личном составе и с большим трудом ушел из сферы огня противника. В тот же день была еще одна неудача с выгрузкой оружия у Сьенфуэгоса. Тем временем летучая эскадра стояла на Хэмптонском рейде, готовая выйти навстречу испанской эскадре, шедшей с островов Зеленого Мыса.

Сэмпсон перешел, согласно приказу, с сильнейшими судами к Пуэрто-Рико, оставив для блокады Гаваны и других портов Кубы коммодора Уотсона и около двадцати судов. Ему было поручено осмотреть по дороге порт Сан-Хуан на Пуэрто-Рико, а затем также пойти навстречу испанцам. Все эти операции носят отпечаток известной небрежности; не принималось никаких мер против неожиданного нападения противника, даже в столь близких к Гаване портах, как Ки-Уэст. Но от испанцев не ожидали проявления какой-либо инициативы; их слабость оценили вполне правильно. Военно-морской совет в Вашингтоне держал все время управление флотом в своих руках. В конце апреля из Нью-Йорка выслали два разведывательных судна в крейсерство к востоку от Мартиники, и одно к северу, но ни одно из них не видело испанцев.

Сан-Хуан лежит на западной оконечности острова, прикрывающего вход в бухту, открытую к западу. Вооружение местных укреплений – двух старых замков и нескольких бастионов – состояло из старых пушек; на обоих замках наспех установили несколько новых нарезных орудий. Вход заградили минами и затопленными судами.

12 мая в 5 часов утра Сэмпсон подошел к укреплениям с крейсером «Нью-Йорк», двумя броненосцами, двумя мониторами, двумя крейсерами и несколькими мелкими судами, и прошел три раза мимо них, причем противники осыпали друг друга снарядами. Сражение продолжалось свыше трех часов. Американцы выпустили 1 000 снарядов, попаданий было мало; испанцы израсходовали вдвое меньше. На американских судах было убито 9 человек. Стоявший в гавани французский крейсер получил два попадания; обе испанские канонерки остались невредимыми, форты пострадали очень мало. Об этой бомбардировке не было сделано официального объявления.

Не говоря уже о том, что американцы бомбардировали портовый город, не дав времени нейтральным судам и жителям покинуть его, все это предприятие не стоило такой бесцельной траты снарядов и могло быть выполнено иначе, не подвергая опасности главные силы флота, потому что единственной целью всей бомбардировки было только выяснение вопроса, стоят ли суда Серверы в этом порту или нет. Сэмпсон поступил совершенно правильно, вернувшись немедленно к Гаване, потому что Шлей все еще находился на Хэмптонском рейде. Проходя севернее Гаити, он получил 15 мая известие о появлении Серверы у Мартиники и Кюрасао, и о выходе в море Шлея вместе с приказанием докончить вооружение в Ки-Уэсте и идти немедленно к Гаване. Американские газеты сообщили вскоре подробнейшие отчеты о «подвиге» Сэмпсона и подняли воодушевление в Штатах до крайних пределов. Общественное мнение пока что было удовлетворено.

Этот поход Сэмпсона к Пуэрто-Рико все-таки имел большое значение для дальнейшего хода войны, потому что Сервера, прибывший на Мартинику в тот же день, как Сэмпсон к Сан-Хуану, изменил теперь свой дальнейший путь. Находясь в Сан-Хуане, он доставил бы много неприятностей и беспокойства и американскому флоту и американскому побережью, а армии пришлось еще порядочно подождать с высадкой на Кубе. Там бы он мог бы запастись углем и вообще спокойно готовиться к новым экспедициям.

Сражение при Сан-Хуане ясно показало негодность мониторов, как на походе, так и при стрельбе даже при умеренном волнении. Этим был подписан их смертный приговор: ни один флот не строил больше подобных судов.

Тем временем Сервера, которого якобы видели уже в разных пунктах атлантического побережья, прибыл со своей эскадрой 12 марта в Фор-де-Франс на Мартинике, но там ему не позволили пополнить запас угля. Один из американских вспомогательных крейсеров, возвращавшийся со своего наблюдательного поста, донес о приходе Серверы в Вашингтон по телеграфу из соседнего порта Сен-Пьер. Опасаясь, что французские власти заставят его вскоре опять покинуть порт и что он в таком случае попадет в руки испанцев, крейсер симулировал довольно сложную поломку в машине и остался в порту. Поэтому он и не мог последовать за Серверой, вышедшим через несколько часов дальше на запад.

Сервера был вынужден оставить в порту один поврежденный контрминоносец. Но так как прибытие Серверы в Кюрасао, состоявшееся через два дня, также стало немедленно известным, то беспокойство в Соединенных Штатах, вызванное первым известием, продолжалось недолго.

В Вилемстаде (Кюрасао) он получил небольшой запас довольно скверного угля и вышел поэтому через два дня опять в море. 19 мая в 6 часов утра его эскадра вошла незамеченной в Сантьяго, избранный им конечным пунктом, потому что ему не хватало угля, чтобы пройти еще 300 миль в Сьенфуэгос, а идти в Сан-Хуан он не решался.

Благодаря особым обстоятельствам эскадра Серверы шла всего со скоростью 6-7 узлов. Причинами этого были: неполные запасы угля, недостаточная скорость хода одного из крейсеров и то обстоятельство, что суда вели на буксире три контрминоносца. Но он и не торопился особенно, зная, что чем позже он придет в Вест-Индию, тем вернее он застанет там вышедшие после него транспорты с углем. С его стороны было довольно рискованно подходить к Мартинике днем со всей эскадрой. Нужные сведения он мог добыть и ночью, послав один из миноносцев, а на погрузку угля нельзя было рассчитывать, как это и оказалось на самом деле. Таким образом он только зря обнаружил свое присутствие. Из-за опоздавших и недостаточных распоряжений и аварий Сервера не встретил ни одного из угольных транспортов, прибывших на три дня позже его в Вест-Индию.

Если бы он имел возможность пополнить запасы угля, не будучи открытым – например, у берегов Венесуэлы, то он мог бы легко незамеченным дойти до Сьенфуэгоса или даже до Гаваны. Встреча с неприятельскими силами была бы для него и тогда уже роковой. Вечером того же дня, когда он прибыл в Сантьяго, было получено известие об этом в Вашингтоне, вероятно от какого-нибудь тайного агента в Гаване. Как Сервера пользовался нейтральным телеграфом на Мартинике, точно так же делали американцы на Гаити; на Ямайке же англичане не разрешали им этого.

Флот, блокировавший Кубу, пытался еще несколько раз доставить инсургентам подкрепления и военные припасы, но при всех попытках к высадке испанцы отбрасывали их назад с большими потерями.

В виду того, что испанские морские силы, находившиеся в Гаване, несколько раз прогоняли блокирующие суда, американцы собрали там около дюжины судов, тесно обложивших выход. Но отдельным блокадопрорывателям все-таки удавалось проскакивать в порт, и только в открытом море американцы взяли несколько призов.

Сейчас же по получении известия о прибытии Серверы в Вест-Индию Шлей получил приказание выйти на юг. 18 мая он пришел в Ки-Уэст и пополнил там запасы угля. Сэмпсон получил первое известие о появлении Серверы 15 мая к северу от Гаити и поспешил немедленно пополнить свои запасы угля в Ки-Уэст и укрыть там свои слабейшие суда. 19 мая он получил там известие через Вашингтон, что Сервера вошел в Сантьяго.

На следующий день он послал Шлея на разведку к Сьенфуэгосу через Юкатанский пролив, хотя его суда не закончили еще погрузки угля. Шлей, по несообразительности, простоял там несколько дней, не имея возможности грузиться углем из-за сильной волны. 26 мая Шлей подошел к Сантьяго и собирался вернуться оттуда на следующий день в Ки-Уэст, хотя его суда имели всего на 5-10 дней угля. Но тут погода переменилась и дала ему возможность грузиться в море. С этого времени была установлена тесная блокада Сантьяго; до этого там находилось только несколько вспомогательных крейсеров для наблюдения.

Сервера пополнил свои запасы лишь к 6 июня благодаря отсутствию каких-либо приспособлений и плохой работе команды. Когда он наконец решился идти в Сан-Хуан, этому воспротивились лоцманы, доказывавшие, что при сильном волнении корабли с осадкой в 24 фута могут попасть в опасное положение в проходе, глубина которого равнялась 33 футам. В виду этого Сервера остался в гавани и имел только 31 мая небольшое сражение с неприятелем перед входом в порт. Он допустил даже, что американцы захватили в виду фортов один из угольных транспортов.

28 мая Сэмпсон получил, наконец, приказание перейти со своей позиции, в 100-200 милях к западу от Гаваны, к Сантьяго, куда он прибыл 1 июля и принял командование над обеими эскадрами. Оставшиеся у Гаваны суда поступили в распоряжение коммодора Хоуэлла. В конце мая блокирующий флот усилился броненосцем «Орегон». Этот корабль совершил в 80 дней плавание из Тихого океана – через Сан-Франциско, Кальяо, Магелланов пролив, Рио-де-Жанейро, Барбадос до Ки-Уэста, обойдя Вест-Индию со стороны океана, – со средней скоростью в 11 1/2 узлов. Он удачно избежал встречи с эскадрой Серверы и был впоследствии одним из лучших кораблей Сэмпсона. Переход этот можно назвать выдающимися во всех отношениях! На побережье Атлантического океана серьезно опасались нападения со стороны Серверы и приняли все меры обороны против такового.

После того, как Сервера был заблокирован в Сантьяго, на севере освободилось много судов, и летучую эскадру Шлея тоже оказалось возможным перевести на театр военных действий. Но по побережью все-таки оставили все заграждения на своих местах и флотилии продолжали нести сторожевую службу с прежней бдительностью.

Формирование и сбор экспедиционной армии во Флориде подвигались вперед крайне медленно. Так как ничего не было предусмотрено, то вскоре появилась масса трудно устранимых препятствий, как относительно личного состава, так и в материальной части.

Главными сборными пунктами были назначены порты: Тампа, на западном берегу Флориды, Мобил и Новый Орлеан. Все более крупные американские мероприятия носили пока что какой-то бесцельный и незаконченный характер, потому что армия все еще не была готова, а испанские морские силы были незначительны.

С появлением на театре войны эскадры Серверы положение изменилось. Теперь ясно определилась главная цель: уничтожение испанской эскадры, чтобы обеспечить перевозку армии. Куда ее перевозить – еще не разобрались.

23 мая был объявлен новый набор в 75 000 человек для обеспечения необходимого количества резервов. Вновь сформированные полки обучались и снаряжались в разных лагерях. Регулярная армия собиралась там же; на границах ее сменили новые полки из добровольцев. К началу июня армия должна была иметь 275 000 человек, а флот 25 000; в армии не хватало однако еще около 40 000 человек.

Как формирование экспедиционной армии, так и обеспечение необходимого для ее перевозки транспортного флота, создали американцам такие затруднения, каких они никак не ожидали. У них отсутствовала какая либо подготовка; не было даже закона о военных повинностях населения. Но так как сформирование армии запаздывало, а господство на море не было еще обеспечено, то транспортный флот все-таки поспел к сроку.

Наступившее жаркое время года с его ураганами поставило американцев в тупик; положение оставалось неясным и вместе с тем господствовала какая-то нерешительность. Но общественное мнение, надеявшееся достичь цели двухнедельной военной прогулкой, настойчиво требовало деятельности и успехов. Поэтому стали уже подумывать о не представлявшем особенных затруднений завоевания Пуэрто-Рико.

Транспортные суда собрались понемногу у Тампы, и в начале июня началась посадка войск: 13 000 регулярных войск и 2 000 добровольцев, в том числе полк «rough riders» полковника Рузвельта, бывшего морского министра и будущего президента Соединенных Штатов. Из 3 300 кавалеристов только несколько сот человек имели лошадей, потому что до тех пор не успели еще устроить приспособлений для их перевозки.

Главнокомандующим был назначен генерал-майор Шафтер. Считали, что этого незначительного количества войск будет достаточно, чтобы справиться с испанцами на юге Кубы, так как эти последние не могли рассчитывать на подкрепления с севера при отсутствии железных дорог и других хороших путей сообщения. Высадку решили произвести на юге и по следующим причинам: действия у Гаваны исключались из-за небольшого количества войск, а усиление их посылкой еще большего числа мало обученных добровольцев находили слишком рискованным; на юге силы неприятеля были гораздо слабее, и там имелись близ Гуантанамо удобные для высадки места. Так как флот блокировал эскадру Серверы в близлежащем Сантьяго, то он мог оставаться поблизости для защиты транспортного флота.

Усиление экспедиционной армии хорошо обученными полками потребовало бы очень много времени, а при господствовавшей во Флориде жаре добровольцы уже начинали роптать и тяготились долгим ожиданием. Кроме всего этого общественное мнение сильно негодовало на «бездельничанье» армии.

Как только стало известно местопребывание Серверы, немедленно решили перевезти возможно скорее маленькую регулярную армию, несмотря на то, что господство на море не было еще вполне обеспечено, и ходили упорные слухи о находящихся в море неприятельских крейсерах.

14 июня, после вторичной разведки, транспортный флот вышел в море в составе 35 транспортов и 4 буксиров, сопровождаемых 14 военными судами. Курс взяли вдоль восточного берега Кубы и 19 числа все 53 корабля прибыли к Сантьяго при великолепной погоде. Там они встретили эскадру Сэмпсона из 5 броненосцев, 2 броненосных крейсеров, 3 бронепалубных крейсеров и большого количества мелких судов. По числу судов эта эскадра вдвое превышала эскадру противника. Очень поучительно ознакомиться с телеграммами, которыми обменялись с 19 по 30-е мая Сэмпсон, Шлей и военный совет в Вашингтоне. Но здесь мы не будем разбирать события, относящиеся к деятельности Шлея.

В Сантьяго совершенно не приготовились к серьезным военным действиям. Старый замок у самого входа (шириной в 400 метров) как укрепление никуда уже не годился. С прибытием Серверы соорудили выше его, на высоте 100 метров над уровнем моря, современную батарею. Орудия ее были установлены за деревянными ящиками, наполненными цементом. Этот бруствер усилили еще мешками с песком. Имелось еще два старых укрепления, таких же негодных, как и первое. На западной стороне входа соорудили тоже временную батарею на высоте 40 метров. С внутренней стороны вход обстреливался третьей батареей, лежавшей в глубине бухты.

И без того не особенно широкий вход в Сантьяго суживается еще до 100-150 метров банкой, посередине которой лежит подводный риф; глубина фарватера над ним – 33 фута. За этой узкостью был поставлен легкий плавучий бон и три ряда мин. Для защиты заграждения служила батарея с прожекторами. За этим заграждением стоял небольшой крейсер, годный только для брандвахтенной службы. Вооружение из трех установленных на нем минных аппаратов придавало ему все-таки некоторое боевой значение. Нос его, выступавший из-за мыса, испанцы забронировали якорными канатами, пушки его находились на береговых батареях.

Через месяц на берегу стояло 18 орудий, в том числе 5-12 сантиметрового калибра, но это были гаубицы, заряжавшиеся с дула. Все вооружение было очень низкого качества. Имелось всего 6 легких современных пушек, всем остальным было более ста лет, а одна даже была отлита в 1668 году, т. е. 230 лет тому назад. Все эти орудия не стреляли дальше 750 метров. Было сделано кое-что для защиты удобных для высадки мест к востоку и западу от города, но об этих мерах не стоит и говорить. На сухопутном фронте испанцы соорудили, правда, несколько вполне пригодных укреплений.

Как в вопросах фортификации и артиллерийского вооружения, так и во всех других в Сантьяго не было ничего сделано на случай войны; трудно поверить, что даже после прихода Серверы не позаботились об увеличении запасов провизии, хотя их можно было достать из Кингстона на Ямайке, всего в каких-нибудь 180 милях. При почти полном отсутствии каких-либо путей сообщения между внутренними областями острова и берегом не могло быть почти никакого подвоза и поэтому вскоре почувствовался недостаток в съестных припасах.

Миноносцы несколько раз выходили на разведку. В ночь на 30 мая оба контрминоносца вышли для атаки и выпустили оба по одной мине, но не попали; одна из мин не была даже снаряжена . Огонь был открыт по ним только с 500 метров. Испанские офицеры не имели никакого боевого опыта; при лучшей подготовке команды, они должны были бы иметь успех.

Но эта атака произвела все-таки довольно сильное впечатление. В других описаниях настоящей войны эта атака не упоминается, так что появляются сомнения, была ли она произведена на самом деле. Найденные же две мины остались будто бы от стрельбы миноносцев по американскому брандеру, о чем сказано ниже.

31 мая Шлей произвел разведку боем, бомбардировал в течение часа батареи у входа и этим установил присутствие испанских военных судов в порту. От формсирования входа он отказался из-за поставленных там мин. Через несколько дней Сэмпсон получил точные сведения о морских и сухопутных силах в Сантьяго через одного из своих офицеров. Теперь он решил начать тесную блокаду Сантьяго и надеялся взять его, действуя совместно с армией. Кроме того, он имел строжайшее предписание, не подвергать свои суда опасности в бою с береговыми укреплениями.

Чтобы лишить испанцев возможности выйти из гавани, решили заградить вход, затопив в нем большое судно; для этого приспособили угольный транспорт «Мерримак», водоизмещением в 7 000 тонн.

3 июня в 3 часа утра лейтенант Хобсон и 7 добровольцев вошли на нем в проход, сопровождаемые паровым катером, и были встречены сильным огнем с фортов и с судов. Немедленно приняли меры к постановке на якорь и затоплению парохода; в результате он сел на мель, довольно далеко от входа, на правой стороне фарватера; команде пришлось сдаться.

Все это тонко задуманное и энергично выполненное предприятие окончилось таким образом безрезультатно; оно затруднило возможность позднейшего прорыва тем, что точное положение затонувшего парохода им не было известно. Таким образом, это лихое дело можно назвать только бесцельным и довольно дорогим предприятием. Но вообще оно едва ли могло увенчаться успехом. Заградить вход можно было только затопив пароход точно в самом узком месте, поперек фарватера; но дать ему такое положение было бы, пожалуй, возможно днем при наличии всех средств и спокойной работе, а не в такой трудной обстановке.

В течение следующих дней американцы произвели высадки по обе стороны Сантьяго для поддержки инсургентов и бомбардировали снова порт в течение трех часов. На одном из испанских крейсеров было убито 23 человека, больше бомбардировка не дала никакого результата.

Теперь Сэмпсон решил обеспечить себе поблизости опорный пункт и послал 4 корабля для обследования бухты Гуантанамо. Положение ее оказалось очень удобным, бухта врезается на 10 миль в берег по направлению на север. Во внутренней ее части соединенной узким проливом с наружной, глубина – 4-5 метров, в наружной части – 12 метров. Гарнизон укреплений у входа вскоре обратился в бегство; находившуюся там испанскую канонерку загнали в глубь бухты и после ряда стычек американцы оказались хозяевами бухты и ее окрестностей. Мины заграждения, поставленные там, не взрывались и были убраны американцами.

В середине июня американцы опять бомбардировали в течение трех дней Сантьяго. Эти бомбардировки служили только хорошей практикой в стрельбе, больше они ничего не давали. Так как испанские снаряды не долетали до судов, то укрепления обыкновенно скоро прекращали огонь и американцы были каждый раз уверены, что заставили замолчать их орудия, разрушив укрепления. Результат бомбардировки каждый раз был равен нулю, хотя газеты и трубили на весь мир о величайших успехах.

Ночные обстрелы с борта «Везувия» также не дали никакого результата. В течение первых трех недель все оставалось по-старому, и Сэмпсон приобрел только близкую и удобную базу для погрузки угля и припасов.

По прибытии большого транспортного флота адмиралы и генералы не могли прийти к решению и соглашению, где высаживать войска. Как у обоих министерств, так и у обоих главнокомандующих не было взаимного понимания и солидарности, и даже проявлялось некоторое неприязненное отношение. Генерал Шафтер не желал высаживаться у Гуантанамо, находя, что это слишком далеко, поблизости же берега были крутые и доступ к ним не безопасен. Наконец, выбрали местом высадки Даякири, лежавшее на 20 миль восточнее, хотя и здесь обстановка была неблагоприятная.

Высадка началась только через три дня. Одновременно произвели ложную высадку у Кабанас на западе, послав туда 10 транспортов с 3 500 человек, и бобмардировали ближайшие прибрежные места. Стоявшие у Даякири испанцы в количестве 300 человек, могли бы нанести тяжелые потери высаживающимися войскам, но они отступили, не оценив своего выгодного положения.

Неудобный для высадки берег, недостатки диспозиции и недисциплинированное поведение капитанов транспортных судов создало такую массу затруднений, что неприятельское нападение вызвало бы форменный хаос. Условия высадки были как нельзя хуже: имелись только две дамбы с железнодорожными рельсами, но без настила. Шлюпки могли приставать только по одиночке, многие были выброшены на берег, никаких вспомогательных приспособлений не было. Место высадки было бы неудобным даже в мирное время. Ничего заранее не было обдумано, ничего не приготовлено. Саперы были заняты где то в другом месте, но и впоследствии их не привлекли к устройству дамб или пристаней. На берегу никто не руководил высадкой, хотя Сэмпсон и предоставил для нее большое количество мелких судов и шлюпок и командировал капитана, наблюдавшего за высадкой с особого судна.

Таким образом на месте высадки получилось вскоре вавилонское столпотворение, в котором каждый думал лишь о самом себе. Большое количество привезенных лошадей погибло при этом. Постановка на якорь транспортов тоже не была организована, над ними не было военного начальника, и их капитаны делали все, что им приходило в голову. Капитаны их думали только о безопасности своих судов и о выгоде своих хозяев. Транспорты с припасами стали в 3 милях от берега, а некоторые из них пропадали по несколько дней.

Вообще высадка армии сопровождалась редким счастьем; времени хватало, погода стояла великолепная, противник не показывался. Но какой-либо совместной работы армии и флота при высадке не было и в помине. Высаженным войскам не хватало всего, они даже отчасти голодали. В первый день едва удалось высадить 6 000 человек, в следующие дни – еще меньше из-за начавшегося сильного волнения, так что пришлось высаживать еще в других местах. Только через четыре дня высадили большую часть войск, но из-за недостатка барж почти все материалы остались на судах. Часть полевых орудий выгружали до конца июня, а осадную артиллерию свезли на берег так поздно, что ее уже не пришлось применить. Даже слабый и лишь чуть-чуть энергичный противник мог бы нанести экспедиционной армии тяжелое поражение.

Высадку в таком месте, совершенно не отвечавшем всем требованиям, следует назвать грубой ошибкой еще и потому, что случайная буря во время высадки совершенно отрезала бы высаженную часть войск и обрекла бы ее на уничтожение. Только на редкость счастливая судьба спасла американцев от тяжелого и позорного поражения – за эти дни не было урагана.

Наступление на Сантьяго повели довольно беспорядочно по разным дорогам, но всюду энергично отбросили испанцев после ряда небольших стычек. Раненые доставляли американцам немало затруднений, потому что для них опять-таки ничего не было приготовлено. Шафтер остался первоначально на корабле и предоставил наступление своим младшим генералам, не имевшим никаких вспомогательных средств. Войска медленно подвигались вперед по лесистой, бездорожной местности, страдая от ужасного климата. Стоявшие к северу от Гуантанамо 8 000 испанцев не беспокоили их.

2 июля американцы разбили 8 000 испанцев у Эль-Каней-Сан-Хуан к востоку от Сантьяго, понеся при этом большие потери: 104 убитых и 800 раненых. Не столько искусное ведение боя, сколько храбрость солдат дала американцам эту победу. Вскоре они подошли к Сантьяго, где наступило некоторое затишье, так как испанцы, несмотря на подкрепление в 3 000 человек, не решались перейти в наступление и не сознавали даже выгоды своего положения, дав таким образом американцам время подготовиться.

Власти в Сантьяго считали свое положение настолько безнадежным, что Сервера решил сделать попытку прорваться в Гавану, чтобы не попасть в руки неприятеля вместе с городом, которому, очевидно, предстояла сдача из-за голода. Кроме того, он неоднократно получал уже определенные приказания из Мадрида и из Гаваны покинуть порт, но не успел этого сделать из-за крайне медленной погрузки угля.

Сэмпсон учредил самый бдительный надзор над входом; ночью его освещали так сильно прожекторами, что можно было заметить даже отдельную шлюпку: суда его приближались ночью на 1-2 мили, а миноносцы, вспомогательные канонерки и паровые катера стояли еще ближе. Большие суда составляли на расстоянии около 2 миль полукруг из 6-8 броненосцев и броненосных крейсеров. Днем суда отходили дальше, заходя по одному в Гуантанамо пополнять свои запасы.

2 июля Сервера вернул на суда свои десанты и решил прорываться на следующий день, так как ночью светила луна и слишком слепили неприятельские прожекторы; кроме того, ночью американские суда стояли ближе к выходу.

3 июля, утром, он узнал что перед самым выходом находятся 5 судов. Это были «Бруклин», «Индиана», «Техас» и прибывший из Тихого океана «Орегон» – суда с ходом в 15,5-21 узел и вооруженные 14 крупными, 46 средними и 130 мелкими скорострельными пушками. Этому вооружению испанцы могли противопоставить только 6 крупных, 10 средних и 90 мелких скорострельных пушек. Кроме того, 3 американских броненосца имели гораздо более сильную броню, чем испанские суда. Но испанские суда были значительно слабее, еще и потому, что на одном из крейсеров, «Кристобаль Колон», не были поставлены все 25-сантиметровые пушки.

Артиллерийской подготовки почти совсем не было. Машинная команда не привыкла к работе на полном ходу. Днища кораблей обросли так, что вследствие этих причин все четыре испанских корабля едва могли развить свою полную скорость в 20 узлов и, конечно, не были в состоянии держать ее даже самое непродолжительное время.

3 июля в 9:30 утра начался прорыв. Сервера руководил им с флагманского крейсера «Инфанта Мария Тереса», другие суда следовали на расстоянии в 800 метров, а контрминоносцы, дававшие ход в 28-30 узлов – на дистанции в 1 000 метров. Выйдя из прохода, суда немедленно ложились на западный курс под самым берегом.

Сэмпсон находился на крейсер «Нью-Йорк» в 7 милях к востоку у Сибоней, чтобы обсудить с генералом Шафтером дальнейшие операции. Американские суда стояли полукругом: к западу от входа «Бруклин» и «Техас», прямо против него – один «Айова», а восточнее – «Орегон», «Индиана» и маленький быстроходный вспомогательный крейсер «Глочестер», находившийся под самым берегом.

Как только испанские суда показались в выходе, американцы немедленно пошли им навстречу. Сомкнутый строй противника облегчил командирам решение вопроса, как им действовать. Стоявшая у самого входа, с западной его стороны, маленькая американская канонерка немедленно взяла курс в открытое море, чтобы не мешать стрельбе больших судов.

В 9 часов 40 минут «Айова» начал с 5 500 метров отвечать на огонь испанцев и поворачивал несколько раз влево для стрельбы всем бортом, держа при этом к берегу, на пересечение курса испанцам. Но последние стали вскоре удаляться, так как американские суда находились под малыми парами. «Бруклин», бывший ближе всех, продолжительное время выдерживал бой один, оставаясь на старом курсе; первым его поддержал «Орегон».

Строй испанцев вскоре нарушился, потому что более быстроходные суда обогнали другие. Вскоре они находились всего в 1 000 метрах от первых трех американских судов. Удачные попадания американцев вызвали пожары на двух концевых судах, на которых выгорели деревянные палубы. Помпы и пожарные трубопроводы были также повреждены, так что в 10 часов флагманский корабль и «Альмиранте Охендо» были вынуждены выброситься на берег, приблизительно в 9 милях от замка Морро.

«Орегон» развил к этому времени уже 16 узловой ход, т. е. свою наибольшую скорость – блестящий результат после продолжительного перехода из Калифорнии! Кроме него теперь открыли огонь по «Вискайя» также «Бруклин» и «Техас». В 12:15 горящая «Вискайя» выбросилась на берег, всего в 10 милях к юго-западу от флагманского корабля. Оба контрминоносца, вышедшие через 20 минут после крейсеров, подверглись расстрелу со стороны линейных кораблей и вспомогательного крейсера «Глочестер». Один из них выбросился через четверть часа на берег, другой затонул на глубоком месте.

Тем временем подошел Сэмпсон на «Нью-Йорке», приказал двум броненосцам возобновить блокаду и распорядился спасением команды выбросившихся испанских судов, что было связано с большой опасностью, из-за происходивших там взрывов и сильного прибоя у берега.

«Кристобаль Колон» находился некоторое время вне дальности артиллерийского огня, в 6 милях вперед «Бруклина». Но еще раньше 1 часа дня этот последний, вместе с другими судами, нагнал его, и американцы опять открыли огонь. В половине второго выбросился на берег и этот последний корабль, в 50 милях к западу, и спустил флаг. Волнением его опять сорвало; он затонул на мелком месте и перевернулся. Работу машин этого корабля нельзя назвать иначе, как очень неважной; под конец корабль давал едва 13 узлов при максимальном ходе в 21 узел.

Испанцы потеряли на всей эскадре 400 человек убитыми и 150 ранеными; свыше 1 800 человек попало в плен. Сервера и все командиры были ранены, два из них убиты.

На «Бруклине» не было ни одной серьезной аварии, несмотря на 25 попаданий; в «Айову» попало 9 снарядов. Потеря в личном составе была ничтожна. Серверу погубило его решение не выходить ночью. В темноте ему удалось бы гораздо скорее скрыться из вида, даже при лунном свете. Американцы не успели бы так быстро приготовиться к бою и не дали бы такого количества попаданий. Кроме того, он сделал ошибку в том, что избрал сомкнутый строй и облегчил этим противнику сосредоточение сил и огня. Дальнейшей ошибкой было то, что миноносцы вышли так поздно. Если бы его суда разошлись по радиусам, условившись насчет рандеву на следующий день, то, вероятно, большинству удалось бы прорваться.

Процент попаданий у американцев был очень незначителен: из 138 орудий было сделано свыше 7 100 выстрелов (по позднейшим сведениями даже еще на 2 000 снарядов больше) и попало всего только 163 снаряда, т. е. 2,3%, иными словами, меньше одного попадания на пушку. По другим точным данным было всего 101 попадание: по 10 – из крупных и средних и 81 – из мелких орудий. Расстояние между противниками колебалось от 1 500 до 3 000 метров. Даже не учитывая не стрелявшие орудия левого борта и 37 мм. пушки, стрелявшие только на 2 000 метров, мы получаем всего по 2 попадания на орудие, считая и снаряды, попавшие в оба контр-миноносца.

Итак, артиллерийская подготовка была уже вовсе не так хороша, как это часто утверждают; огонь был недисциплинированный, особенно в начале, американцы стреляли торопясь и кое-как. Правда, у испанцев она была еще ниже, даже «Бруклин», имевший только слабую броневую защиту, и подвергавшийся некоторое время один огню всех испанских судов, не получил ни одного серьезного повреждения. У испанских орудий прицелы были поставлены на значительно большую дистанцию, чем она была на самом деле.

Машинная команда американцев, наоборот, показала себя с блестящей стороны, так что некоторые суда дали свой максимальный ход. Оба броненосных крейсера развили только 16 узлов вместо полного хода в 21 узел, но у них были введены только две машины из четырех, а дать четверть часа на соединение остальных двух не оказалось возможным. Особенно отличился в этом отношении «Орегон». В результате мы приходим к такому заключению, что в подобных случаях придется иметь несколько судов, готовых сразу дать самый полный ход, т. е. имеющих пары во всех котлах и машины готовыми к действию.

«Кристобаль Колон», обладавший полным ходом в 21 узел не дал в начале и 17 узлов, а в среднем только 13,7 узлов. Остальные крейсеры развили не больше 12-13 узлов, что указывает на скверную работу машинной команды, даже принимая во внимание обрастание днищ и плохое качество угля. Вообще у испанцев и управление, и артиллерийская подготовка, и работа машинной команды были настолько низкопробны, что противник оказался в состоянии нанести в короткое время им полное поражение.

Город Сантьяго тем временем окружили разными временными укреплениями, кроме фортов у входа, отстоявших на 7 километров от города. Но вскоре уже почувствовался недостаток в съестных припасах. Для большей безопасности в проходе затопили стоявший там малый крейсер.

Американцы решили взять город, не имевший уже больше никакого значения для них после гибели эскадры, исключительно чтобы спасти репутацию своей армии и несмотря на то, что среди солдат появились серьезные болезни. После поражения Серверы критическое положение армии миновало и у солдат появилась опять большая бодрость духа. 1 июля 30 000 жителей покинули город, а 10 июля началась бомбардировка. Через четыре дня город сдался из-за недостатка съестных припасов, немедленно доставленных американцами после сдачи. В общем, на юге Кубы сдалось 24 000 человек, из которых половина даже не видела неприятеля – факт, свидетельствующий о полном моральном упадке.

С 11 августа по 3 сентября продолжалось возвращение американских войск на север; на юге остался только один из вновь сформированных полков. Малярия и желтая лихорадка произвели большие опустошения в рядах войск; свыше 2 000 человек умерло от болезней. У Сьенфуэгоса, Мансанильо и других местечек по побережью происходили мелкие стычки, но без какого-либо заметного успеха.

8 июля 7 американских крейсеров и канонерок атаковали стоявшие у Мансанильо 10 маленьких испанских канонерок и вооруженных пароходов и уничтожили их, не вступая в бой с береговыми укреплениями. В бухте Нипе американцы также без потерь частью уничтожили, частью разогнали три испанских канонерки и заняли бухту; подобные же случаи повторялись и в других местах. Но американцы больше не решались на высадку в крупном масштабе.

Испанские суда в Пуэрто-Рико сделали несколько удачных выходов; туда же удалось войти нескольким блокадопрорывателям. Справиться с испанцами у Пуэрто-Рико казалось легче, чем достичь успехов на Кубе, а потому в Вашингтоне решили занять первый остров, чтобы оказать большее давление на Испанию.

Кроме того пресса громко и настойчиво требовала приобретения новых территорий, как вознаграждение за все труды, так как сначала не было предусмотрено приобретение Кубы. 8 июля были присоединены Гавайские острова; теперь же им захотелось приобрести и Пуэрто-Рико.

Назначенные для этого войска были посажены на суда в разных местах и, в середине июля, 4 отдельных экспедиции покинули южные порты, чтобы собраться у Пуэрто-Рико в числе 11 000 человек под начальством генерала Майлса.

На этот раз все пошло гораздо лучше, благодаря накопившемуся опыту; флот и армия работали дружно и согласно. В конце июля Майлс высадил свои войска, по непонятным причинам, в разное время и в разных местах на юге острова, занимающего площадь в 10 000 квадратных километров и насчитывавшего тогда один миллион жителей. 8 августа он начал наступление и занял в скором времени всю западную часть острова. Через четыре дня пришло известие о заключении перемирия для начала мирных переговоров. До этого времени американцы потеряли всего 5 человек убитыми и 28 ранеными. Приобретение ими Пуэрто-Рико было вполне обеспечено.

Военные действия на Филиппинах

Когда возникла возможность войны с Испанией, Америка сосредоточила в одном месте все свои суда, находившиеся на Дальнем Востоке. В Гонконге собрались под начальством коммодора Девея 4 больших бронепалубных крейсера, водоизмещением в 3 000-6 000 тонн – из них крейсер «Олимпия» был флагманским – 2 мелких крейсера, один вооруженный пароход для траления мин и угольный транспорт.

С объявлением войны Девею пришлось перейти в соседнюю бухту – Мирсбай. Главной его задачей являлась охрана американской торговли, которую легче всего было выполнить, уничтожив испанские морские силы на Филиппинах. Поэтому он покинул Мирсбай уже через несколько дней после объявления войны и подошел в ночь на 1 мая к Манильской бухте.

Филиппинские острова занимают по долготе пространство от 5° до 21° северной широты. Главный остров Лусон лежит в северной части группы. На середине его западного берега находится большая Манильская бухта, врезывающаяся на 25 миль в берег. Вход в бухту шириной в 10 миль образуется островами Коррехидор и Кабалло. У южного берега бухты лежит маленький островок Эль-Фраиле.

Город и крепость Манила лежат в глубине бухты, на ее восточном берегу и на обоих берегах реки Пазиг. В 7 милях к юго-западу от города лежит на длинном узком полуострове укрепленный порт Кавите с небольшим морским арсеналом. Защита Манилы с моря состояла из 4 отдельно поставленных 24-сантиметровых крупповских пушек и из нескольких 16-сантиметровых пушек. Кавите защищалось тремя старыми 16-сантиметровыми пушками; на мысе Санглей, лежащем немного севернее, находился земляной форт с 2 крупповскими 25-сантиметровыми пушками. В самый последний момент испанцы насыпали еще батареи на островах у входа, вооружив их восемью 12,5-сантиметровыми пушками. Поставить в проливах минные заграждения оказалось невозможным из-за их слишком большой ширины (2,5-6,5 миль) и глубины (25-90 метров); у Кавите, и также у самого входа, было поставлено несколько мин, но так неумело, что большинство их лежало на дне.

Контр-адмирал Монтохо располагал главным образом, небронированными судами; его силы состояли из: 2 крейсеров в 3 400 тонн, 3 – в 1 100 тонн, 2 бронепалубных крейсеров в 1 000 тонн, 6 канонерок и 4 судов специального назначения. Из 7 крейсеров только 5 могли считаться боевыми судами.

Таким образом, против 6 американских судов с 10 пушками крупного, 43 – среднего и свыше 50 – мелкого калибра, испанцы могли выставить только 5 судов без крупной артиллерии и всего с 36 орудиями среднего и 34 – мелкого калибра. Но их положение становилось еще невыгоднее от того, что против 73 скорострельных орудий противника они имели таковых только 20. Американские суда, за исключением одного 12-ти узлового крейсера, развивали ход от 16 до 21 узла, испанские же от 13,5 до 16 узлов.

Девей получал самые точные сведения о противнике, взяв к себе на суда некоторых предводителей инсургентов. Монтохо знал о перевесе в силах американцев и намеревался принять бой под защитой береговых укреплений, но к северу от Кавите, чтобы не подвергать опасности Манилу. Два самых слабых крейсера он поставил на двух якорях, остальные стали рядом с ними; канонерки он поставил к востоку от Кавите для их большей безопасности.

Несмотря на лунную ночь, Девей прошел полным ходом, и почти незамеченным, через пролив; когда его наконец открыли, с берега было сделано три выстрела, на которые несколько судов ответили. Эта стрельба не имела ровно никакого успеха. Эскадра вошла в бухту малым ходом и взяла в 5 часов утра курс на открывшиеся испанские суда. Монтохо немедленно снялся с якоря со своим флагманским кораблем «Рейна Кристина», другим небронированным крейсером и двумя бронепалубными крейсерами.

Манильские батареи открыли огонь с дистанции 7 000-6 000 метров, не попадая, впрочем, в противника, между тем как два снаряда с «Олимпии» долетели до них. В 5 час. 40 мин. Монтохо открыл огонь; подходивший с северо-запада Девей повернул у мыса Санглей влево и начал отвечать сильным огнем, уничтожившим два испанских баркаса, приблизившихся на 2 000 метров. Две мины взорвались перед носом «Олимпии», не причинив никакого вреда.

Девей прошел параллельным курсом мимо испанцев на расстоянии около 3 500 метров, повернул на мелководье на 16 румбов влево и повторил этот маневр еще 4 раза; последний раз он сблизился на 1 800 метров, ближе он не мог подойти из-за недостаточной глубины. Строй испанцев вскоре пришел в беспорядок; несколько судов выбросилось на берег, охваченные пламенем.

Монтохо пришлось перенести флаг; его бывший флагманский корабль вскоре выбросился на берег. Оба бронепалубных крейсера выбросились горящими на южный берег и открыли кингстоны.

Одолев неприятельские суда (хотя это еще не было вполне ясно видно), Девей прекратил бой, чтобы дать команде «позавтракать»; кроме того, сильная жара заставляла желать небольшого перерыва. Приблизительно через три часа он вернулся.

Четыре крейсера с наименьшей осадкой подошли возможно близко к укреплениям и открыли огонь по ним и по судам, заставив их наконец замолчать. В 12 час. 40 мин. бой кончился, и Девей стал на якорь перед Манилой. Самый маленький американский крейсер взял на абордаж оба выбросившихся на южный берег крейсера и сжег их, не имея к этому никакого разумного повода. Все 12 испанских судов были уничтожены; как и отчего последовала их окончательная гибель, не удалось установить, потому что они затонули на слишком глубоком месте.

Американцы выпустили всего 5 900 снарядов – количество чрезмерно большое, принимая во внимание их небольшие запасы и слабость противника. Девей, как говорят, и прекратил бой, получив сведения о малом количестве оставшихся снарядов, особенно на флагманском корабле, и решил подождать прихода транспорта со снарядами.

Но когда на совещании с командирами выяснилось, что произошло недоразумение с донесениями о большом расходе снарядов и стали получаться сведения о пожарах и гибели испанских судов, то Девей немедленно решил возобновить бой. Суда его эскадры получили всего 19 попаданий. Только на «Балтиморе» было ранено 8 человек.

Испанцы потеряли 170 человек убитыми и 260 ранеными, в том числе много туземцев, составлявших половину судовых команд. В Америке немедленно раздули свыше всяких пределов этот первый крупный успех, достигнутый в самом начале войны.

Успешные действия Девей вызвали чрезвычайно одобрение и признательность со стороны правительства и его сейчас же произвели в контр-адмиралы. Его быстрый и решительный образ действий действительно заслуживает одобрения; он обождал только прибытия американского консула в Маниле, давшего ценные сведения, и через несколько часов вышел в море. Что испанские минные заграждения не могли иметь никакого значения, было ему вполне ясно. Он сумел нанести своему слабейшему противнику решительное поражение, немедленно уничтожив его, ничего не потеряв и не рискуя своими судами.

Способ атаки – многократное прохождение мимо стоящего на якоре противника – получался сам собой из данной обстановки. В смысле артиллерийской стрельбы американцы не сделали ничего выдающегося, да и вообще их артиллерия вовсе не находилась на такой высоте, как они всюду утверждали; многие гранаты не разрывались. Трудно решить, была ли тут ошибка в конструкции или в снаряжении их. Огонь был недисциплинированный, управления огнем, собственно, и не было; что касается попаданий, то результат в этом отношении был довольно хороший.

Гораздо хуже стреляли испанцы, сделавшие всего 4 попадания. Одно из их орудий опрокинулось при первом выстреле. Как их тактика не дала ничего замечательного, исключая отчаянно храброго поведения командира флагманского корабля, так и стратегия Монтохо оказалась неважной. Имея несколько быстроходных крейсеров, он мог бы нанести серьезный ущерб неприятельской торговле и заставил бы противника разделить свои силы для поисков и уничтожения этих крейсеров.

Самые разнообразные обстоятельства не дали испанцам и в Восточной Азии совершить какого-нибудь крупного дела; они вполне безучастно ожидали развития событий. Гибель двенадцати судов произвела большое впечатление на туземцев. Испанское господство на море в Восточной Азии перестало существовать.

По немедленному требованию Девея ему сдали Кавите, но не исполнили того относительно Манилы, несмотря на его угрозы бомбардировать город. Тогда он занял Кавите и острова, объявил блокаду и разрушил телеграфные кабели. Больше он ничего не мг сделать. Филиппинцы, принужденные всего несколько месяцев тому назад к покорности, подняли восстание.

Генерал-губернатор генерал-лейтенант Аугустин мог им противопоставить всего 13 000 испанцев и 7 000 туземцев. В Маниле он имел только 8 000 регулярных войск и вдвое меньше туземцев. Инсургенты, поддерживаемые американцами при обложении города, начитывали вскоре уже 30 000 человек.

Девей, произведенный в адмиралы, не мог больше ничего достигнуть. Но в Америке вскоре решили занять Манилу и ни в коем случае не отдавать ее в руки инсургентов. Вскоре после этого выяснилось намерение приобрести и Филиппинские острова. В Сан-Франциско приступили немедленно к сформированию экспедиционного отряда, и 25 мая он вышел в море на 3 транспортах под охраной бронепалубного крейсера. Первый эшелон состоял из одной бригады (2 500 человек). В середине июня последовал второй эшелон в 3 500 чел., в конце месяца – третий в 4 800 человек.

Вскоре за первыми транспортами вышли на восток 2 двухбашенных монитора, совершивших переход в сопровождении и частью даже на буксире угольного транспорта. Весь экспедиционный отряд начитывал около 11 000 человек. В конце июня из Сан-Франциско отбыл начальник экспедиции генерал-майор Меррит. Около того же времени первые войска начали прибывать к Маниле, заняв по пути Ладронский архипелаг. Кавите и его окрестности сделались их первым опорным пунктом; вообще же они ничего не предпринимали, ожидая подкрепления и дальнейшего развития событий.

Во время перевозки войск проявились те же отрицательные стороны, как и в Вест-Индии, только в еще большем масштабе: отсутствие порядка в управлении, неповиновение транспортных капитанов, плохое размещение и питание войск и т. д. В транспортной службе не было заведено никакого военного порядка, флот опять не был привлечен к этому делу.

В середине июля, с прибытием второго эшелона, войска заняли Паранак, лежащий между Кавите и Манилой. В конце месяца прибыл третий эшелон и с ним генерал Меррит, начавший теперь наступление, хотя из 10 000 его войск только 2 000 человек были регулярными войсками. В начале американцам сильно не хватало чисто боевой подготовки, но все-таки они с успехом отражали слабые вылазки испанцев, поддерживаемые огнем флота и пользуясь светом его прожекторов.

13 августа, после ряда мелких стычек, началась совместная атака Манилы армией и флотом. Через четыре часа город сдался – в то же время, когда несколько часов тому назад в Вашингтоне подписали мирный договор.

Испанские генералы проявили так мало энергии отчасти и потому, что они твердо надеялись на обещанную помощь с родины. В середине июня адмирал де ла Камара вышел из Кадиса в море с резервной эскадрой, состоявшей из 2 современных броненосцев, 1 бронепалубного крейсера, 4 контрминоносцев, 3 миноносцев и 5 транспортов. До Порт-Саида эскадра шла целых 10 дней; через 2 дня он потребовал уголь, в чем ему однако отказали. Подождав еще 2 дня он начал грузить уголь со своих транспортов, но против этого запротестовали египетские власти; тогда он продолжил погрузку на внешнем рейде, на что ему потребовалось еще 4 дня. Так как Камара рассчитал, что все 9 миноносцев не в состоянии взять достаточно угля для продолжительных переходов, то он отправил их всех обратно. С остальными судами он вошел опять в Порт-Саид.

После уничтожения эскадры Серверы в Испании стали опасаться нападения со стороны американцев и потому отозвали Камару назад. 19 июля он вошел опять в Кадис. Все это предприятие носит скорее характер меры внутренней политики и послужило, вероятно, главным образом, для успокоения общественного мнения.

На самом деле в начале июня в Соединенных Штатах сформировали после победы при Сантьяго «европейскую» эскадру, не столько для блокады испанских берегов, как для того, чтобы последовать за эскадрой Камары через Суэцкий канал. Эскадра эта была составлена из 8 боевых кораблей и вспомогательных крейсеров и 2 угольных транспортов; весь флот должен был ее проводить до Мальты. Посылка эскадры задержалась начавшимися вскоре переговорами о мире.

Испанцы захватили за всю кампанию только одно американское коммерческое судно, между тем как американцам, хотя не занимавшимся специально крейсерской войной, удалось взять дюжину пароходов и две дюжины парусных судов. Призовые суды действовали очень снисходительно; нейтральные суда почти все были возвращены.

Из того, что обе воюющие стороны воздержались от каперства, хотя они и не подписали соглашений об его уничтожении, можно заключить, что и в войнах будущего каперству не будет больше места. Все-таки в Соединенных Штатах поднялись цены на многие товары, а страховые премии повысились до 12,5%.

Хотя испанцы и сознавали уже бесполезность дальнейшего сопротивления, но они все-таки продолжали войну, пока, наконец, не убедились, что им все же не удастся отстоять свои прежние колонии, предоставленные теперь своей судьбе, против американцев и инсургентов. Когда же Америка начала снаряжать свою европейскую эскадру, Испания пошла на соглашение, тем более, что средства уже все иссякли и их больше негде было достать.

В конце июля Соединенные Штаты сообщили по желанию Испании свои условия: независимость Кубы, уступку Пуэрто-Рико и острова Гуам, причем Соединенные Штаты не принимали на себя старых долгов этих провинций. 12 августа Мак-Кинли подписал мирный договор, после того, как было оговорено, что о Филиппинских островах будет достигнуто особое соглашение.

Только в декабре мир был заключен окончательно, после того, как Испания согласилась уступить Филиппинские острова за вознаграждение в 80 миллионов марок. Соединенные Штаты обязались принять на себя заботу об освобождении испанцев, находившихся в плену у инсургентов. Последнее условие доставило американцам еще много хлопот. С инсургентами, обратившимися вскоре против них самих, они справились лишь через несколько лет.

Пока что их азиатские владения доставили им мало радости, а вскоре начались и недоразумения с новой великой державой – Японией, находившейся в ближайшем соседстве, благодаря своему последнему приобретению – Формозе.

Общий обзор войны и выводы из нее

Последствия этой войны заслуживают в гораздо большей степени нашего внимания, чем сама война, собственно говоря, довольно незначительная, особенно в сухопутной своей части. После нее не только рухнула старая колониальная великая держава и отошла на второй или даже третий план, но и возникла новая держава, полная силы и начавшая распространяться за свои прежние пределы, даже в других частях света.

С победой над Испанией Соединенные Штаты стали мировой державой и начали свою мировую политику. Успехом своим они были обязаны главным образом флоту и только в совсем незначительной степени армии, которая не устояла бы против любой другой европейской державы. В будущем это, вероятно, изменится. Своим блестящим и быстрым успехом Соединенные Штаты обязаны больше всего тому обстоятельству, что они еще во время – за последнее десятилетие до войны – принялись за создание флота. Суда их, укомплектованные хорошим офицерским и командным составом, оказались во всех случаях на должной высоте в борьбе с численно равносильным противником, потому что его организация, обучение и управление оставляли желать много лучшего.

Если бы война началась лет на шесть раньше, то Соединенные Штаты едва ли достигли бы столь быстрых успехов. Теперь, после войны, они принялись за дальнейшее развитие своего и так уже хорошо организованного флота. Кроме того, они пришли и к сознанию необходимости более сильной постоянной армии. Многочисленные печальные опыты с добровольцами и даже с организацией регулярной армии показали уже слишком ясно все недостатки принятой системы.

В Америке авторитетные лица выражали неоднократно даже такое мнение, что при продолжительных военных действиях ни в коем случае не удастся набрать достаточного количества добровольцев для успешного продолжения войны. Таким образом в Соединенных Штатах вскоре пришли к решению создать постоянную армию в 3-4 раза большего состава, чем имевшаяся до тех пор. Подготовленный в Вест-Пойнте и получивший хорошее образование офицерский состав принялся, с полным пониманием своей задачи, за серьезную работу, чтобы создать лучшие условия для возможной мобилизации в будущем.

Мы уже подчеркнули ту известного рода беспомощность, проявленную в начале войны при выборе плана действий. Только флот был готов, и его дальнейшее развертывание пошло довольно быстро; в армии же дело все как то не клеилось, и в начале войны пришлось удержать массу войск для службы на береговых укреплениях, потому что в портовых городах распространился панический страх перед нападением испанцев. В виду всего этого действия Соединенных Штатов носили в начале войны более оборонительный характер. Главной задачей, кроме сформирования экспедиционной армии, являлось вооружение приморских крепостей, постановка заграждений и создание флотилий береговой обороны.

Общественное мнение приобрело в Соединенных Штатах чрезмерное влияние. Несмотря на все это, война надвинулась так быстро, что даже готовые уже морские силы не могли быть эффективно использованы и в начале только «играли в войну» и занимались оборонительными операциями у собственных берегов. Исключение составляли только морские силы на Дальнем Востоке. Дальнейшее развертывание морских сил совершалось впоследствии медленно, но верно, и дальнейшие стратегические мероприятия следует назвать вполне правильными. Американцы верно оценили силы и предприимчивость противника, и не разбрасывали более своих сил. Занятие Гуама, как промежуточной базы, является результатом правильных стратегических умозаключений.

Иначе обстояло дело в Испании; за нерешительностью следовало бездействие или же иногда вполне ошибочные действия. К последним относится, безусловно, отозвание обоих броненосцев из Гаваны на острова Зеленого Мыса и неиспользование миноносцев. Посылка эскадры Серверы ошибочна, по меньшей мере, по способу ее выполнения; на одном из крейсеров не было еще поставлено крупных орудий, на другом – одна из больших пушек не могла уже стрелять из-за трещин в канале, во всех башнях неисправно работали механизмы горизонтального наведения.

Ни на море, ни на сухом пути не соблюдался принцип сосредоточения сил. Образ действий испанского правительства производил впечатление, что оно решило сражаться за свою честь, не веря заранее в успех. Часто не хватало стремления к наступлению, а об инициативе испанцы уже совершенно перестали думать.

После походов Серверы и Камары во всех флотах полностью оценили стратегическое значение больших погрузок угля и своевременных мер для обеспечения пополнения запасов. Трехдневная стоянка Шлея у Сьенфуэгоса с целью выяснить присутствие эскадры Серверы была для него тоже крайне неприятна из-за большого расхода угля.

Положение главнокомандующих не было упорядочено ни в той, ни в другой стране; отдельные части войск сплошь и рядом не знали, к кому обращаться за приказаниями.

Совместные действия армии и флота в этой войне были далеко не выдающимися. В этой войне пришлось снова повторить печальный опыт Крымской кампании в отношении вредного влияния общественного мнения и отсутствия общего главнокомандующего. К тому же в обоих странах почти все время центральные учреждения управляли ходом операций на театре военных действий посредством телеграфа. Было ли это действительно необходимо при данных обстоятельствах и в такой широкой мере?

Едва ли удастся извлечь из этой войны тактический опыт, исключая неправильных действий Серверы при его прорыве, о которых мы уже говорили. Тем не менее, еще раз подтвердилось то положение, что решение в морской войне может быть достигнуто «только» боем; стратегия и техника должны создать благоприятные тактические условия для одержания победы.

И далее: ядро современного боевого флота должно состоять из эскадр однотипных линейных кораблей; необходимой же придачей к ним являются броненосные крейсеры, быстроходные броненосные малые крейсеры, флотилии миноносцев и хорошо оборудованные и целесообразно подобранные вспомогательные и специальные суда. Необходимым условием является, конечно, дружная взаимная поддержка всех этих родов оружия.

В Америке было очень много сделано в начале войны для обслуживания флота вспомогательными судами: около 20 пароходов служило угольными и водяными транспортами, плавучими мастерскими, рефрижераторными пароходами и госпитальными судами. В течение войны было куплено и зафрахтовано около 100 пароходов, вооруженных для службы вспомогательными крейсерами. Особенно большую пользу кораблям принесла плавучая мастерская, много способствовавшая их постоянной боевой готовности. Тем удивительнее кажется то, что не было сделано никаких приготовлений для высадки войск; вероятно это произошло от того, что несведущие в этом деле начальники армии считали себя достаточно способными сделать все самим и отказались от содействия флота. Об этой высадке мы уже говорили выше.

Опыт сражения Хаянг-тау (Ялу) был блестяще подтвержден: большинство испанских судов было выведено из строя пожаром; горели деревянные палубы и предметы судового снабжения. Отсюда вытекает основное требование для постройки современных военных судов: избегать накопления горючего материала и совершенствовать противопожарные средства. Американские снаряды часто вызывали пожары, хотя около 20% их не взорвалось. Оба сражения, у Кавите и у Сантьяго, ясно показали необходимость установки броневых щитов для защиты средней и мелкой артиллерии и ее прислуги. Отсутствие такой защиты и плохая подготовка должны были неминуемо привести к тяжелому поражению в обоих боях. Так же ясно определилось значение скорострельных орудий.

Оказалось также необходимым подкрепить палубу около крупных башенных орудий. В бою у Сантьяго так же, как и в сражении у Ялу, ясно выступили все преимущества современного броненосного линейного корабля. Все флоты начали в дальнейшем прилагать особое старание к увеличению скорости хода линейных кораблей. Очень желательным оказалось также увеличение запаса угля на кораблях и устройство лучших приспособлений для быстрой погрузки.

Прикомандированный к эскадре Сэмпсона транспорт-мастерская, блестяще оправдал свое назначение, выполняя работы по ремонту машин и артиллерийского вооружения. Его отсутствие создало бы очень затруднительные положения.

Столь же полезной оказалась командировка на суда техников сверх штата, так как им пришлось выполнять довольно много работ. Получился довольно обширный опыт в применении электрических приспособлений для подачи снарядов, измерения расстояний и т. д. Передача приказаний на американских судах часто переставала действовать. Новые телескопические прицелы американцев оправдали все ожидания.

Снова была доказана ошибочность установки минных аппаратов без броневой защиты. Мина, как оружие, не имела у испанцев должного значения из-за недостатков в обучении и организации, у американцев – она не нашла применения из-за неправильного употребления миноносцев. Перед Гаваной крейсер «Нью-Йорк» чуть не был потоплен своим же миноносцем.

Излюбленный в Соединенных Штатах тип судов – сильные мониторы, был также признан негодным даже для обороны берегов. Во всех дальних экспедициях они служили только балластом, стеснявшим начальника, и не принесли никакой пользы, тем более, что успехи их артиллерии тоже оказались довольно неважными.

Война окончилась бы в значительно более короткий срок и не потребовала бы такого расхода сил, если бы флот и береговая оборона, а также и армия, находились бы с самого начала на должной высоте. Важнее всего то, что тогда руководители военных операций не находились бы под давлением общественного мнения.

Американский военно-морской совет показал, что он не придерживался буквально основных принципов морской войны: так, например, он не нашел нужным сосредоточить флот против слабейшего и не проявлявшего никакой энергии противника и приобрести повсюду господство на море.

Применение пара и телеграфа допускали совсем иные комбинации, чем полстолетия тому назад; но эти новейшие усовершенствования имели и свои отрицательные стороны. Теперь стало возможным управлять военными действиями на море на далеком расстоянии из центрального учреждения на берегу; стоит только вспомнить детальное управление разведчиками из Вашингтона.

При таких обстоятельствах нужен начальник, обладающий в высокой степени чувством собственного достоинства и действующий в полном сознании серьезной ответственности, как, например, Сэмпсон, не исполнивший приказания отправить два броненосца из Сантьяго в Ки-Уэст. Два обстоятельства, а именно кабинетное управление военными действиям и сильное влияние народных представителей придали всем операциям этой войны известную вялость, не лежащую вовсе в характере американцев. Если бы Сервера добрался, например, до Сан-Хуана или Гаваны, то все положение стало бы бесконечно труднее и американцам пришлось бы дорого поплатиться за долгую задержку летучей эскадры на севере.

Самая великолепная осведомительная организация и прекраснейшее телеграфное сообщение не должны служить поводом к тому, чтобы все управление военными действиями велось из кабинетов центральных учреждений. Если начальникам, стоящим лицом к лицу с противником, не предоставляется достаточной инициативы, то вверенные им силы подвергаются опасности получить жестокие удары.

Дальновидные операции – занятие Гуама, а также позднейшее приобретение острова Ваке (к северу от архипелага Маршалла), острова Мидуэй на пароходном пути в Японию и одного из островов Самоа – значительно усилили стратегическую позицию Соединенных Штатов между Восточной Азией и Филиппинскими островами с одной и Северной Америкой и Сандвичевыми островами с другой стороны на случай будущих войн на Тихом океане.

Мы уже упоминали о том, как американские газеты устанавливали друг перед другом рекорд длины и быстроты своих сообщений с театра войны, не зная меры в своих хвастливых и сбивавших с толку народные массы описаниях. Общественное мнение, т. е. печать, проявляла свое вредное влияние на ход военных действий не только до начала войны, но и в продолжение всей кампании. Отсюда и получалось то, что все планы и сведения о готовности судов и войск немедленно становились известными всему миру, и что понемногу все намерения и мероприятия правительства просачивались наружу.

В Испании происходило абсолютно то же самое, ни одна тайна не была сохранена. Сюда относятся не только сообщения многочисленных корреспондентов отдельных газет, находившихся на судах, но и вообще все это безобразие достигло небывалых до сих пор размеров. Некоторые из больших газет зафрахтовали даже для своих корреспондентов специальные быстроходные пароходы, доставившие немало затруднений блокирующей эскадре, тем более, что они часто ходили под нейтральными флагами. Ночью они выдавали присутствие эскадры, стоявшей без огней; иногда же они сами закрывали огни и тогда появлялась опасность столкновения, их принимали за атакующие миноносцы и т. п. Только в очень редких случаях они оказывались полезными, например, при доставке сведений и почты. Зная местные условия, можно себе представить, в какой степени испанская печать обманывала все время народ.