Боевые действия, развертывавшиеся только на китайской территории, продолжались до 20 ноября. Среднемесячная численность участвовавших в конфликте соединений Особой Дальневосточной составила около 18,5 тыс. человек, что примерно соответствовало штатной укомплектованности одной стрелковой дивизии. В октябре бои вела одна стрелковая дивизия, поддержанная Дальневосточной (Амурской) флотилией, в ноябре — три другие дивизии и кавбригада. Численность китайских войск была примерно втрое больше, но они располагали значительно меньшим количеством орудий и пулеметов, имели устаревшие винтовки и вовсе не имели авиации, тогда как с советской стороны действовало несколько авиаотрядов. Плохо вооруженные и скверно организованные китайские войска были разбиты наголову. Это было столкновение феодальной азиатской армии с более или менее современной европейской армией. К тому же противостояли армии Блюхера главным образом бывшие солдаты Чжан Цзолина, деморализованные после гибели своего вождя и не горевшие особым желанием сражаться за Чан Кайши.
Соответствующим было и соотношение потерь. Например, только в районе станций Маньчжурия и Чжалайнор советские войска захватили 8 300 пленных, потеряв убитыми и ранеными всего 123 человека. Была также полностью потоплена китайская Сунгарийская флотилия. Общие советские потери, по официальным данным, составили 143 убитых, 4 пропавших без вести и 665 раненых. Китайцы только убитыми потеряли более тысячи человек.
22 декабря 1929 года в Хабаровске был подписан советско-китайский протокол, восстанавливающий то положение на КВЖД, которое существовало до 10 июля 1929 года. Дипломатические же отношения между СССР и Китаем были восстановлены лишь три года спустя, 22 декабря 1932 года, когда после японской оккупации Маньчжурии Чан Кайши нуждался в советской поддержке и готов был забыть советскую агрессию 29-го года.
За победу в советско-китайском конфликте Блюхер в мае 1930 года был награжден орденом Красной Звезды под номером 1. Особая Дальневосточная армия стала Краснознаменной. Всего же на посту командующего ОКДВА Василий Константинович пробыл девять лет — почти до самого ареста. О деятельности Блюхера на Дальнем Востоке вспоминает адмирал Н.Г. Кузнецов, в конце 30-х годов командовавший Тихоокеанским флотом. Со ссылкой на своего друга Григория Михайловича Штерна, одно время служившего в центральном аппарате военного ведомства, а позднее начальником штаба Особой Дальневосточной, Николай Герасимович процитировал наркома обороны Ворошилова: «Когда маршал Блюхер на востоке, там можно иметь войск на один корпус меньше». Климент Ефремович явно благоволил Василию Константиновичу. Крестьянская родословная и пролетарское прошлое делали Блюхера очень удобным героем для пропагандистского мифа. Награды и звания так и сыпались на него. В 1931 году Василий Константинович награжден орденом Ленина, в 1934-м на XVII съезде партии избран кандидатом в члены ЦК, а в 1935-м — удостоен звания Маршала Советского Союза. Любовь наркома к командующему ОКДВА кончилась только в августе 38-го, после хасанских событий.
Вместе с Блюхером в Хабаровске служил П.А. Ротмистров. Павел Алексеевич вспоминал: «Исключительное внимание В.К. Блюхер уделял повышению военнотехнических знаний командиров и политработников, уровня их личной огневой подготовки, считая, что только командиры и политработники, в совершенстве владеющие оружием, могут успешно обучать бойцов. Сам он отлично стрелял из всех видов оружия, умел даже готовить данные для стрельбы артиллерии с открытых и закрытых позиций. Василий Константинович часто и, как правило, внезапно появлялся на стрельбищах, лично проверяя результаты стрельбы командного и политического состава.
Делал это он по-своему. Узнав, какое упражнение по Курсу стрельб отрабатывается, просил оружие и вместе со всеми выходил на огневой рубеж. После двух-трех пробных выстрелов командарм вел огонь по-снайперски. И горький конфуз испытывал тот, кто рядом с ним стрелял плохо. Блюхер обычно лишь спрашивал фамилию командира и укоризненно говорил: «Как же вы, дорогой товарищ, можете обучать своих подчиненных, если сами так скверно стреляете?» Тот, конечно, сгорал от стыда. Зная, что командующий обладает превосходной памятью и в следующий раз обязательно спросит о нем, оплошавший в стрельбе настойчиво совершенствовал свою огневую подготовку».
Чувствуется, что Василию Константиновичу ближе всего была индивидуальная подготовка бойцов и командиров и вопросы тактики. Для полноценного осмысления оперативных и стратегических проблем и решения организационных вопросов в масштабах отдельной армии (фактически — фронта) ему не хватало общего и военного образования. Ни одной работы по военной теории или истории из-под пера Василия Константиновича так и не вышло. Да и насчет издававшихся им приказов трудно сказать, когда их авторами является он сам, а когда — начальники штабов.
В вопросах обучения Блюхер придерживался вполне мифологических взглядов, будучи уверен, в частности, что плохо стреляющий командир не может научить хорошо стрелять своих подчиненных. Между тем имеется достаточно примеров обратного свойства. Вот С. Г. Пушкарев в «Воспоминаниях историка» рассказывает, как в Гражданскую войну в Добровольческой армии на пулеметных курсах в качестве инструктора он так обучил стрельбе из пулемета 10 своих учеников, что они лучше всех выполнили зачетные стрельбы, тогда как сам Сергей Германович стрелял хуже всех других инструкторов и даже попросил освободить его от стрельб вместе с инструкторами, чтобы не оконфузиться перед учениками.
Блюхер видел, что колхозники трудятся ни шатко ни валко, но преодоление продовольственного кризиса видел отнюдь не на пути роспуска колхозов, а скорее на пути возрождения аракчеевских военных поселений. Вот что сообщает Ротмистров: «Нехорошо получается, — говорил Василий Константинович, — земли у нас много, земля плодородная, а сами себя снабдить хлебом и кормами для скота не можем. Все тащим из центральных районов страны, забиваем железную дорогу невыгодными, излишними перевозками».
Блюхер выдвинул идею продовольственного обеспечения армии силами ее самой. Его поддержали Военный совет ОКДВА и крайком партии, одобрили замысел в Москве. 17 марта 1932 года (как раз тогда, когда начался массовый голод на Украине и Северном Кавказе. — Б.С.) Политбюро ЦК ВКП(б) постановило сформировать в составе ОКДВА особый колхозный корпус (ОКК), с тем чтобы «укрепить безопасность советских дальневосточных границ, освоить богатейшие целинные и залежные земли, обеспечить население Дальнего Востока и армию продовольствием, значительно сократить ввоз хлеба и мяса из Сибири на Дальний Восток, развить экономику Дальнего Востока».
Командиром ОКК, насчитывавшего 60 тыс. человек, Блюхер назначил своего соратника по Уральскому рейду М.В. Калмыкова. На практике красноармейцы-колхозники и хозяйство вели не слишком эффективно, и боевой подготовкой занимались спустя рукава — на нее в период страды просто времени не оставалось. Зато на бумаге все выглядело солидно: Особая Дальневосточная обеспечила себя продовольствием и приобрела мощную дополнительную силу в три стрелковых и одну кавалерийскую дивизии. Правда, самообеспеченности армии мясом и фуражом удалось достичь только в 1935 году, а картофель, овощи и хлеб все равно приходилось ввозить извне.
Когда писатель Константин Симонов спросил маршала И.С. Конева, служившего на Дальнем Востоке сразу после ареста Блюхера, какого он мнения о Василии Константиновиче, Иван Степанович заявил, что Блюхер «был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от Гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны Ворошилов, Буденный и некоторые другие бывшие конармейцы, жившие несовременными, прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, невозможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Ворошилова или Буденного. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил».
Пожалуй, с мнением Конева можно согласиться. Добавлю только, что в боевой обстановке Василию Константиновичу практически не приходилось командовать больше, чем дивизией. Опыт главного военного советника в Китае и командующего ОДА в боях у КВЖД относился к борьбе с очень слабым противником, не идущим ни в какое сравнение ни с японской, ни с германской армией.
На Дальнем Востоке Блюхер женился в третий раз. В 1930 году он расстался с Галиной Кольчугиной. Будущая третья жена, Глафира Лукинична Безверхова, появилась на горизонте командующего ОКДВА два года спустя. В 1932 году обрусевшие украинцы жили в Хабаровске по соседству с Блюхером. Домашнее имя Глафиры было Графа. Вот с этого имени и началось знакомство с будущим маршалом. Однажды во дворе подружка окликнула ее: «Графа!» Мимо как раз проходил Василий Константинович, который удивленно спросил: «А почему Графа?» Глафира объяснила. Блюхер нахмурился: «Не нравится мне это имя, что-то в нем из прошлого». Очевидно, у Василия Константиновича возникла неприятная ассоциация с графским титулом, однако на Глафиру он своего раздражения не перенес. Потом встретились на субботнике по уборке двора и улицы. Блюхер участвовал в нем наравне с другими жильцами. Тогда он Глафире понравился. Много лет спустя вдова Блюхера рассказывала писателю Владимиру Карпову об этой встрече на субботнике: «Он был в штатском (не в мундире же метлой махать! Хотя в советское время и такое бывало! Мой зять, бывший офицер военной разведки, рассказывал мне, как в советском посольстве в Египте в 60-е годы устроили субботник, во время которого полковники из аппарата военного атташе в полной форме бодро махали метлами, а египтяне показывали пальцами и смеялись. — Б.С.), общительный, не воспринимался большим начальником». Видно, Глафира запала в душу Василию Константиновичу, и вскоре он прислал ей пригласительный билет на спектакль в Дом Красной Армии. Глафира Лукинична вспоминала в беседе с Владимиром Карповым: «Потом пошли короткие, вроде бы ни к чему не обязывающие встречи. Затем он стал писать мне записки, а я ему отвечала. Я стала брать у него книги из библиотеки, мы подолгу разговаривали. В общем, я поняла, что все уже довольно серьезно и чувства и у меня к нему, и у него ко мне разгораются. Однажды он очень серьезно сказал: «Нам надо поговорить, — подумал и, как бы размышляя, добавил: — Я знаю, дорого заплачу я за свою любовь. Но я уже больше ничего с собой сделать не могу. Я-то выдержу, но выдержат ли твои молодые плечи? Ведь у нас разница в возрасте двадцать пять лет!»