— Это очень хорошо! — обрадовалась Ирина. — Вере сейчас очень нужно помочь возрасти в эти последние дни духовно, подготовиться к переходу в Вечность. Жаль, что у отца Льва никак не найдется на это времени…
— А при чем тут отец Лев? — недоуменно спросил Александр.
— Так ведь она считает его своим духовником, потому что исповедовалась у него впервые в жизни.
— Строгий батюшка! — заметил Александр.
— Да уж… Этого у него не отнять! — кивнула Ирина. — Но что поделаешь? Одним из нас нужен батюшка-терапевт, а другим хирург! Конечно, он очень строг, иногда даже чересчур, на что обижаются и даже жалуются отцу Игорю люди. А зря! Как правило, всё это бывает им же на пользу! Вот, например, супруг рассказал мне однажды, как отец Лев прогнал женщину, которая, подведя трехлетнего сына к причастию, сказала:
«Сейчас батюшка даст ему сладенького компота!»
«Какой компот?! Вы чему учите сына с самого раннего возраста? — на весь храм возмутился отец Лев. — Это же воистину Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа! Уходите и до тех пор, пока сами не поймете и не объясните ему это, не подходите ко мне!»
— Да-а… — покрутил головой Александр.
— Строго? Строго! — спросила и сама же ответила Ирина. — Но вы слушайте, что дальше было. С тех пор прошло пять лет. И этот мальчик, впрочем, как и его мать, наверное, благоговейнее всех причащаются теперь Христовых Таин, твердо веря, что в них входит Сам Бог!
— Надо же! — удивился Александр. — Действительно, урок оказался впрок!
— Да, отец Лев многим помог быстро уйти от греховных привычек, — подтвердила Ирина и вздохнула: — У него ведь у самого была очень тяжелая судьба. Скажу лишь, что отец Игорь нашел его в буквальном смысле слова погибающим. После таких испытаний, которые не всякий и выдержит. Привел в храм. Крестил. Помог воцерковиться. Отцу Льву в это время открылось что-то такое, что его вере можно только позавидовать. И теперь, как вы сами видели, он священник. С виду строгий, а на самом деле очень добрый. Однажды он при мне отчитывал женщину, которая пришла сильно надушенная в храм. Я случайно перехватила его взгляд, а в нем ни капельки гнева. Он увидел, что я заметила это, и с такой болью сказал: «Ты думаешь, это мне нужно? Это же им надо!» Кстати, когда вы увидите его, то обязательно скажите, что Вера очень просит его прийти, потому что у нее накопилась масса вопросов!
Ирина подвела Александра к большому многоэтажному дому и, остановившись у крайнего подъезда, сказала:
— Ну а теперь я умолкаю. Потому что мы уже пришли. Дальше все сами увидите и услышите!..
Клодий Максим одним движением пальца приказал капитану немедленно отправляться в путь.
Опытный понтийский моряк Протагор не стал мешкать.
— Сушить якорь!
— Малый ход!
— Налечь на весла!
— Поднять паруса! — тут же раздались громкие команды.
И триера «Золотая стрела», под завистливыми взглядами капитанов остальных судов, покинула порт и вышла в открытое море.
Альбин стоял у борта, по-прежнему не зная, как ему быть.
Взгляд его метался с берега на море, с якоря на парус, с моря на берег… И наконец, остановился на проходившем мимо рабе.
Неожиданная догадка осенила Альбина.
— Грифон! — с подозрением в голосе окликнул он.
— Да, господин? — с готовностью подбежал к нему раб.
— Ты… после того как я приказал тебе упаковывать вещи, случайно не трогал там что-нибудь?
— Да, господин! Я увидел, что сами свитки поэм Гомера почему-то лежат на ложе и…
— Открыл тубусы?
— Да, господин! Я думал, ты забыл положить в них эти свитки, но там оказались совсем другие книги…
— И ты положил вместо них Гомера?
— Да, господин! Чтобы все соответствовало названию на тубусах!
— А где же теперь те, другие книги? Ты, конечно, оставил их дома?..
Альбин замер в ожидании ответа раба, который, казалось, умел говорить одно только слово «да».
Но оказалось, что, к счастью, он умел говорить и «нет».
— Нет, господин! — ответил Грифон. — Я решил, что если ты положил эти свитки в тубусы, то они могут понадобиться тебе в пути, и решил тоже прихватить их с собой.
— И… где же они сейчас? — боясь дышать, спросил Альбин.
— Как где? У меня в суме!
При этих словах Альбин похолодел, вспомнив, как настойчиво предлагал раб проверить и его вещи. Но — беда миновала окончательно! — взял себя в руки и снова стал спокойным и невозмутимым.
— Значит, так, — сказал он. — Принеси-ка мне их сюда. Постой! Еще раз открой сундук и захвати с собой тубусы.
Раб почти мгновенно выполнил приказание.
Альбин бережно вложил в тубусы священные книги и сказал, чтобы Грифон снова положил их в сундук. На самое дно. Закрыв другими вещами.
— А Гомера…
Он замахнулся, чтобы выбросить свитки в море, но раб умоляюще потянул к ним руки:
— Как можно! Это же книги господина! Вдруг он захочет почитать их?
— Почитать? — усмехнулся Альбин. — Ты видел его хоть раз читающим?
— Нет, только считающим, — признался раб. — И все равно не надо выбрасывать их! Пусть уж тогда они лежат у меня в суме…
— Ладно! — не стал спорить дальше Альбин. Тем более что Грифон был прав.
Да и будь он даже не прав, разве мог он сейчас отказать ему хоть в чем после того, что он для него сделал?..
Глава вторая
Вера оказалась пожилой женщиной, очень бледной, худой, с одними, как говорится в таких случаях, глазами.
Несмотря на то, что в коридоре находилась сестра милосердия, которая вполне могла открыть дверь, она вышла сама — в халате и косынке. Рядом с ней находилась табуретка, о предназначении которой Александр был уже наслышан от Ирины.
Около настолько худых, что непонятно было, как они держат, пусть даже такое высохшее тело, ног, охраняя ее, словно собака, стоял огромный рыжий кот.
Они поздоровались.
Ирина первым делом принялась расспрашивать Веру о том, какие она принимает лекарства, какое у нее давление, температура. И вообще разговаривала с ней как с обычным больным.
Ей было легче — она была привычна к такому.
А Александру стало как-то не по себе при виде человека, которому осталось жить не больше двух недель. И он стал рассматривать коридор — очень чистый, уютный, с календарем на стене, какие бывают в офисах. Передвигающаяся красная рамка точно указывала сегодняшнее число.
Отвечая Ирине, Вера неожиданно глухо — видать, все в груди было уже отбито кашлем — закашлялась и, приостанавливаясь почти после каждого слова, сказала Александру:
— Простите… простудилась! Но это… не заразно. Скорее всего, бронхит!
Когда кашель прошел, она тщательно отерла губы белым носовым платочком и уже деловым тоном продолжила:
— Мне сообщили, что вы придете. Пойдемте, я покажу вашу комнату.
Оторвавшись от табуретки, на которую незаметно опиралась рукой, и отказавшись от помощи бросившейся к ней сестры милосердия, она, старательно выполняя роль хозяйки, с трудом пошла впереди гостей.
Ирина, придержав Александра за локоть, шепнула:
— Я забыла вас предупредить: Вера никому из посторонних не говорит, что у нее на самом деле. Так что вы — тс-с! — тоже пока ничего не знаете!
Александр понимающе кивнул и вошел в просторную комнату.
В ней, как и в коридоре, не было ничего лишнего. Каждая вещь лежала на своем месте. Во всем чувствовались чистота и порядок.
На письменном столе лежали… тубусы. Только не такие, как в древности, в которых хранились книги, а большие — под чертежи. Александр улыбнулся им, как старым знакомым — даже здесь они будут напоминать ему о тех временах, которым посвящена его книга!
— Вот, — обвела рукой вокруг Вера и вопросительно посмотрела на него: — Устраивает?
Насколько успел понять Александр, квартира была двухкомнатной. И Вера предлагала ему бо̀льшую комнату.
— Неудобно как-то стеснять вас! — замялся он. — Мне бы вполне хватило и маленькой комнаты.
Но тут Вера впервые показала свой властный характер.
— Мне как хозяйке лучше знать, что вам предложить… — строго начала она, но снова закашлялась и, успокоившись, уже тише продолжила: — Вы же, как мне сказали, писатель. А тут вот и письменный стол есть. И места, чтобы ходить, обдумывая свои произведения предостаточно.
Александр невольно улыбнулся, и Вера подозрительно взглянула на него:
— Да это я так! — объясняя, прижал ладонь к груди Александр. — Просто сегодня отец Лев у меня уже спрашивал, от какого слова происходит «писатель». И я ответил ему, что от слова «думать».
— Отец Лев? — обрадованно переспросила Вера, и лицо ее даже порозовело от одного его имени.
— Да.
— Ой, как только увидите его опять, передайте, что я очень его жду! И еще скажите, — в тоне Веры снова появились начальственные нотки, — что писатель, если он, конечно, настоящий писатель, не от «думать», а «мыслить!»
«Да… — невольно отметил про себя Александр. — А эта Вера не так и проста!»
А она, начав командовать, уже не могла остановиться:
— Дашенька, убери, пожалуйста, со стола мои тубусы! — велела она сестре милосердия. — И кстати, откуда на нем пыль? Немедленно вытри ее! А вы, Александр… может, мы лучше сразу будем на «ты»? Все-таки разница в возрасте не так уж и велика…
Александр с легким удивлением посмотрел на Веру, которая казалась ему старше лет на 20 — но не отказываться же в самом деле! — согласно кивнул.
— …ты можешь сразу выкладывать на стол все свои рабочие принадлежности! — с удовлетворением закончила она.
Невольно подчиняясь хозяйке, сестра милосердия тут же принялась снимать со стола чертежные футляры и складывать их к стене. А Александр тоже торопливо открыл сумку и, выкладывая на стол пишущую машинку, папки с рукописями, небольшую бархатную коробочку, кивнул на тубусы: