ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Сантилла. Всякому ясно, насколько мужская доля легче женской, и я более других женщин познала это на собственном опыте. Ведь с того самого дня, как нашу родину, Модон, спалили турки, я всегда одевалась мужчиной, именуя себя Лидио — так звали моего ненаглядного брата, — и все неизменно принимали меня за мужчину. Мне везло, и потому все наши дела оборачивались к лучшему. Между тем если бы одеждой и именем я оставалась женщиной, будучи и в самом деле таковой, то ни турки, рабами которых мы оказались, нас не продали бы, ни Перилло нас бы не выкупил, зная, что я женщина, и мы по гроб жизни были бы обречены на жалкое подневольное существование. Так вот я и говорю вам, что, если я, женщина, буду оставаться мужчиной, мы всегда будем спокойно наслаждаться жизнью, ибо Перилло, который, как вы знаете, всегда считал меня самым преданным ему человеком во всех его делах, полюбил меня настолько, что вознамерился выдать за меня единственную свою дочь Вирджинию и завещать нам все свое имущество. Но после того, как его племянник сообщил мне, что Перилло желает уже не сегодня завтра нас женить, я вырвалась из дому, чтобы обсудить это дело с тобой, моя кормилица, и с тобой, мой слуга Фаннио, ибо вы легко можете себе представить, насколько я озабочена; и я не знаю…
Фаннио. Молчи, несчастная, молчи, только бы эта женщина, что подходит к нам и явно чем-то расстроена, не догадалась, о чем мы тут говорим.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Самия. Да, скажу я вам, глубоко это в нее засело! Завидев из окна своего Лидио, она не выдержала и тут же послала меня поговорить с ним. Отведу-ка его в сторонку и заговорю с ним. Доброе вам здоровье, сударь!
Сантилла. Твоими бы устами.
Самия. Можно вас на два слова?
Сантилла. Ты кто такая?
Самия. Ты спрашиваешь, кто я?
Сантилла. Да, хочу узнать, чего не знаю.
Самия. Скоро узнаешь.
Сантилла. В чем дело?
Самия. Моя хозяйка просит, чтобы ты любил ее так же, как она тебя любит, и чтобы ты приходил к ней, как только захочешь.
Сантилла. Не понимаю. Кто твоя хозяйка?
Самия. Эх, Лидио, Лидио. Зачем ты морочишь мне голову?
Сантилла. Это ты мне морочишь голову.
Самия. Допустим, что ты не знаешь, кто такая Фульвия, и не знаком со мной. Но все же, что ей передать?
Сантилла. Голубушка, если это все, что ты можешь мне сказать, то и передавать ничего не нужно.
Самия. Прикидываешься, что не понимаешь, а?
Сантилла. Не понимаю, тебя не знаю и меньше всего хочу тебя слушать и понимать. Иди с миром.
Самия. Конечно, ты осторожен, клянусь Крестом Господним. Но уж что-то утешительное для ответа хозяйке придумать придется.
Сантилла. Придумывай что хочешь, только с глаз моих скройся, и чтобы и ей и тебе пусто было.
Самия. Пусть тебе будет пусто! А оно так и будет, грек ты паршивый, ибо хозяйка посылает меня к некроманту. А уж некромант заставит тебя подчиниться.
Сантилла. Поистине, горемычна и печальна наша женская доля, и все это со мной приключается лишь для того, чтобы я еще глубже изведала и оплакала те лишения, которые я претерпеваю оттого, что я — женщина.
Фаннио. А по-моему, надлежало выслушать эту женщину, ибо никакого ущерба от этого не было бы.
Сантилла. Сейчас меня одолевает забота, куда поважнее. Но я готова была бы выслушать ее, если бы она изъяснила все потолковее.
Фаннио. Я ее знаю.
Сантилла. Кто она?
Фаннио. Самия, служанка Фульвии, знатной римской особы.
Сантилла. О-о, теперь я поняла, о ком идет речь! Терпение, она весьма кстати упомянула Фульвию.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Руффо. Эй-эй-эй!
Сантилла. Чей это голос?
Руффо. А я-то вас разыскиваю.
Фаннио. Здравствуй, Руффо! Что нового?
Руффо. Только хорошее.
Фаннио. Что именно?
Руффо. Сейчас узнаете.
Сантилла. Обожди, Руффо. Послушай, Тиресия, ты идешь домой, разузнай, что делает наш хозяин Перилло в связи с моей свадьбой, а когда придет Фаннио, передай мне через него обо всем, что там происходит. Сама я решила нынче никому не показываться — хочу на себе проверить народную мудрость: время и труд все перетрут. Ну иди. А теперь скажи, Руффо, что хорошего ты нам принес?
Руффо. Хоть я познакомился с вами совсем недавно, все же я вас очень люблю, ибо все мы земляки и само небо предоставляет нам возможность друг другу помочь.
Сантилла. Будь уверен, что и мы тебя любим и всегда охотно тебе поможем. Но что же ты собирался сказать?
Руффо. Скажу прямо. Слушай, Лидио. Некая женщина, влюбленная в тебя по уши, мечтает владеть тобой так же, как ты владеешь ею, и говорит, что решила прибегнуть к моей помощи, так как ничто другое ей не помогает. Вот она и обратилась ко мне, прослышав, что я обучен чернокнижию и хиромантии. Среди женщин — они ведь так легковерны — я прослыл знатным некромантом; они верят, что в подчинении у меня есть всемогущий дух, при помощи которого я делаю и переделываю все, что мне заблагорассудится. Я охотно соглашаюсь, ибо извлекаю из этих дурочек величайшую пользу для себя, а нередко отменные радости для них. Сойдет дело и на этот раз, если ты будешь благоразумен. Она хочет, чтобы я уговорил тебя к ней пойти, а я, полагаясь на нашу с тобой дружбу, ее обнадежил. И вот — если, конечно, ты этого захочешь — мы оба с тобой разбогатеем, а ты вдобавок сможешь еще и насладиться ею.
Сантилла. Руффо, я слышал, в таких делах совершается много обманов, и я, как человек неопытный, легко могу попасть впросак. Но, полагаясь на тебя как на посредника, я отказываться не буду, и раз уж условились, то я с Фаннио все обдумаю. А теперь скажи, кто она такая?
Руффо. Некая Фульвия, дама богатая, знатная и красивая.
Фаннио. Вот так штука! Да это хозяйка той самой, которая только что с тобой разговаривала.
Сантилла. Да, видно, она самая.
Руффо. Как? Ее служанка с тобой разговаривала?
Сантилла. Только что.
Руффо. И что же ты ей ответил?
Сантилла. Я выпроводил ее, наговорив грубостей.
Руффо. Это было нелишне, однако, если она еще раз с тобой заговорит, будь с ней повежливей, раз уж мы решили за это дело взяться.
Сантилла. Постараюсь.
Фаннио. Скажи, Руффо, когда должен Лидио встретиться с ней?
Руффо. Чем скорее, тем лучше.
Фаннио. В какое время?
Руффо. Днем.
Сантилла. А вдруг меня увидят?
Руффо. Пусть видят, ничего страшного. Ведь она хочет, чтобы дух заставил тебя прийти к ней в виде женщины.
Фаннио. Как же ты сумеешь превратить Лидио в женщину? Да и зачем Фульвии женщина?
Руффо. Думаю, что она хотела сказать — в одежде женщины, а не в виде женщины. По крайней мере, мне она именно так сказала.
Сантилла. Вот уж завязка так завязка! Понимаешь, Фаннио?
Фаннио. Отлично понимаю, и это мне по душе.
Руффо. Что ж, согласны?
Сантилла. Скоро мы сообщим наше окончательное решение.
Руффо. Где мы встретимся?
Фаннио. Здесь.
Сантилла. Кто придет первым, пусть дождется другого.
Руффо. Ладно. Прощайте.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Фаннио. Само небо ниспосылает нам возможность, вполне отвечающую твоему желанию: чтобы сегодня никто тебя не обнаружил. В женском платье тебя не распознал бы сам Юпитер; к тому же, как скоро ты убедишься, что она продажная, тебе наверняка будут перепадать кое-какие денежки в уплату за молчание. Только смотри не проговорись! А дело-то — сущая умора: она требует, чтобы ты имел вид женщины, ты же, будучи и в самом деле женщиной, к ней пойдешь, и Фульвия, испытав то, чего добивается, обнаружит то, чего она вовсе не желала бы.
Сантилла. Что ж! Я готова!
Фаннио. Впрочем, можно и отказаться.
Сантилла. Ладно, беги домой, разузнай, что там происходит, раздобудь женское платье — и сюда! Меня найдешь в лавке Франдзино, и мы дадим Руффо утвердительный ответ.
Фаннио. Скройся куда-нибудь, ибо человек, которого я там вижу, может оказаться посланцем Перилло и, возможно, разыскивает тебя.
Сантилла. Хоть он и не из наших, однако лучше поостеречься.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Фессенио. Подойду-ка я к Фульвии, которая, как я вижу, появилась на своем пороге, и скажу, что Лидио собирается уехать. Интересно, как она к этому отнесется.
Фульвия. Рада тебя видеть, дорогой Фессенио. Скажи, что с моим Лидио?
Фессенио. Он, мне кажется, не в себе.
Фульвия. Говори скорей, что с ним?
Фессенио. Да ничего особенного. Просто решил отправиться на розыски своей сестры Сантиллы.
Фульвия. О, я несчастная! Неужели он хочет уехать?
Фессенио. Да, он так решил.
Фульвия. Фессенио, милый, если ты хочешь для себя пользы, если тебе дорого благополучие Лидио, если ты считаешься с моим счастьем, разыщи его, уговори, упроси, заставь, умоли, чтобы он не уезжал; я сделаю все, чтобы его сестру искали по всей Италии, и, если ее найдут, я тут же, дорогой Фессенио, как я уже не раз тебе говорила, женю на ней моего единственного сына, Фламинио.
Фессенио. Значит, твое обещание я могу передать хозяину?
Фульвия. Можешь. Клянусь, что так я и сделаю.
Фессенио. Уверен, что ему это будет приятно слышать и наверняка образумит его.
Фульвия. Если ты не похлопочешь перед Лидио, я погибла. Уговори его спасти жизнь, которая целиком принадлежит ему.
Фессенио. Сделаю все, что ты просишь, и, дабы угодить тебе, поспешу домой, где он сейчас сидит и ждет меня.
Фульвия. Милый Фессенио, этим ты принесешь себе пользу не меньшую, чем мне. Ступай с Богом.
Фессенио. Несчастная женщина! Она влюблена в него как кошка, и, клянусь, стоит ее пожалеть. Хорошо, если бы Лидио, переодетый, как обычно, в женщину, пришел к ней сегодня же. Да, верно, он так и сделает, ибо жаждет этого не меньше, чем она. Однако прежде всего надобно уладить дело с Каландро. А вот и он, тут как тут. Навру-ка ему, что я уже все уладил.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Фессенио. Здравствуй, хозяин, ведь ты наверняка здравствуешь, раз я желаю тебе здравствовать. Дай руку.
Каландро. И руку и ногу.
Фессенио. Большего остроумия от него ожидать нельзя!
Каландро. Как мои дела?
Фессенио. Твои дела? Весь мир принадлежит тебе, ты счастливец из счастливцев.
Каландро. Что ты мне принес?
Фессенио. Принес тебе твою Сантиллу, которая обожает тебя сильнее, чем ты ее, и которая жаждет быть с тобой больше, чем жаждешь этого ты. Я ей нарассказал столько про твою щедрость, красоту и ум, что теперь она хочет именно того, что хочешь ты. Послушай, хозяин: не успела она услышать твое имя, как воспылала к тебе превеликой любовью. Теперь ты действительно будешь счастлив.
Каландро. Ох, Фессенио, неужто правду ты говоришь? Не дождусь присосаться к этим аленьким губкам, к этим щечкам цвета вина с варенцом!
Фессенио. Ты хотел сказать — крови с молоком.
Каландро. Фессенио, я готов сделать тебя императором.
Фессенио. Вот как просто, оказывается, добыть императорскую корону.
Каландро. Сейчас же идем к ней!
Фессенио. Ишь заторопился! Или ты думаешь, что она девка из публичного дома? Ты должен идти к ней чинно.
Каландро. Как же к ней надо идти?
Фессенио. Ногами.
Каландро. Сам знаю, что ногами, но я спрашиваю: каким образом?
Фессенио. Ты должен понимать, что, если пойдешь к ней в открытую, тебя могут увидеть. Чтобы тебя не обнаружили, а ее не опозорили, необходимо тебе залезть в сундук, приказать отнести этот сундук к ней в спальню, и там вы насладитесь тем, чем вам обоим приспичит насладиться.
Каландро. Так, значит, я пойду к ней не ногами, как ты сам говорил?
Фессенио. Ха-ха-ха! Какой догадливый любовник! Быстро ты догадался!
Каландро. Но это не страшно — в сундуке-то, а? Как ты считаешь, Фессенио?
Фессенио. Нет, поросеночек ты мой, о нет.
Каландро. Скажи, а сундук будет достаточно велик, чтобы я мог целиком в нем поместиться?
Фессенио. Да какое это имеет значение? Не поместишься целиком — разрежем тебя на куски.
Каландро. Как — на куски?
Фессенио. Так просто, на куски.
Каландро. О! Каким же образом?
Фессенио. Обыкновенным образом.
Каландро. Объясни.
Фессенио. Будто сам не знаешь?
Каландро. Не знаю, вот тебе крест.
Фессенио. Когда б ты был мореплавателем, ты бы видел, как часто случается набивать в маленькую лодку целую сотню людей. Они ни в жизнь не влезли бы, если бы не отрубить у кого кисть руки, у кого всю руку, а у кого и обе ноги. Словом, с людьми поступают как с любым другим товаром — укладывают их слоями, штабелями, лишь бы они занимали поменьше места.
Каландро. А потом?
Фессенио. А потом, приплыв в гавань, каждый по своему усмотрению подбирает и приделывает себе свой отрубленный член, хотя, конечно, случается, что по рассеянности или злому умыслу кто-нибудь возьмет себе чужой и приляпает его туда, куда ему больше понравится. Иной раз бывает и так, что берут то слишком длинную руку, то слишком короткую ногу, отчего потом оказываются хромыми или нескладными. Понимаешь?
Каландро. Еще бы! Я уж, будь спокоен, позабочусь о том, чтобы в сундуке мне ничего не подменили.
Фессенио. Если ты сам не подменишь, никто другой наверняка не подменит: ты же один полезешь в сундук. Если же, как я говорил, ты целиком в него не войдешь, мы сможем — как у тех, что плавают на корабле, — отнять хотя бы одни только ноги, так как они тебе не понадобятся, поскольку тебя все равно будут нести.
Каландро. А в каких местах разнимают человека на части?
Фессенио. А в тех местах, где тело вращается; взять хоть тут, тут или тут. Хочешь посмотреть?
Каландро. Прошу тебя, покажи.
Фессенио. Вмиг покажу, ибо это не трудно и делается это при помощи небольшого заклинания. Повторяй заклинание за мной, но вполголоса, иначе стоит тебе хоть раз вскрикнуть, как все пойдет прахом.
Каландро. Не беспокойся.
Фессенио. Давай попробуем. Подойди сюда, дай руку и повторяй за мной: амбракуллак.
Каландро. Анкулабрак.
Фессенио. Вот ты и ошибся. Скажи: амбракуллак.
Каландро. Алабракук.
Фессенио. Еще хуже. Амбракуллак.
Каландро. Алукабрак.
Фессенио. Ай-ай-ай! В таком случае давай по складам: Ам…
Каландро. Ам…
Фессенио. Бра…
Каландро. Бра…
Фессенио. Кул…
Каландро. Кул…
Фессенио. Лак.
Каландро. Лак.
Фессенио. Ду…
Каландро. Ду…
Фессенио. Ра…
Каландро. Ра…
Фессенио. Лей.
Каландро. Лей.
Фессенио. Вот.
Каландро. Вот.
Фессенио. Уж.
Каландро. Уж.
Фессенио. Как.
Каландро. Как.
Фессенио. Дам.
Каландро. О-о-о! Ой-ой-ой! Рука, рука!
Фессенио. Ты этак целый мир загубишь. О, проклятое беспамятство и проклятое нетерпение! О, скотская твоя утроба! Разве я не говорил тебе, что ты не должен кричать? Ты погубил все заклинание.
Каландро. А ты погубил мне руку.
Фессенио. Знаешь, что теперь тебя уже нельзя разнять?
Каландро. Как же быть?
Фессенио. Придется доставать такой сундук, в который ты бы мог влезть целиком.
Каландро. Ладно, пусть так, я согласен. Только, ради Бога, пойди и достань его, чтобы меня не пришлось разнимать. Ты же мне и так чуть не выломал руку, скотина ты этакая.
Фессенио. Вмиг все устрою.
Каландро. А я схожу на рынок и тотчас вернусь.
Фессенио. Ладно. Прощай. А теперь хорошо бы разыскать Лидио и обмозговать с ним это веселое дельце. Смеху хватит на целый год. Однако я скроюсь, ни слова не сказав Самии. Она, я вижу, стоит на пороге и что-то бормочет про себя.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Самия. Чего только не насмотришься на этом свете! Еще месяца не прошло с тех пор, когда Лидио, воспылав к моей госпоже великой любовью, не мог и часа без нее прожить. А теперь, увидев, что и она вовсю распалилась, ценит ее не дороже дерьма. Если не найдется способа помочь ей, Фульвия наверняка выкинет такое, что весь город всполошится. Да к тому же сдается мне, что братья Каландро кое-что об этом уже пронюхали, и сама она в этом виновата, ибо ни о ком другом, как только о Лидио, она не думает, не заботится и не говорит. А ведь недаром идет молва, что у кого на сердце любовь, у того шпора в боку… Дай Бог, чтобы все повернулось к лучшему.
Ишь ты! Сверху меня кличет. Небось в окно увидела, что Лидио с кем-то там разговаривает, а то, может быть, и снова хочет послать меня к Руффо.
Иду-у-у!
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Сантилла. Так тебе сказала Тиресия?
Фаннио. Да.
Сантилла. И о моей женитьбе говорят в доме как о деле решенном?
Фаннио. Так.
Сантилла. И Вирджиния этому рада?
Фаннио. На седьмом небе.
Сантилла. И готовится свадьба?
Фаннио. Весь дом в хлопотах.
Сантилла. И они воображают, что я довольна?
Фаннио. Они в этом уверены.
Сантилла. О, несчастная Сантилла! То, что другим на пользу, одной мне во вред. Ласковое обращение Перилло и его жены — для меня нож острый, так как я не могу сделать ни того, что они желают, ни того, что могло бы меня спасти! Увы, уж лучше бы Господь даровал мне вместо света мрак, вместо жизни смерть и вместо колыбели могилу,{3} когда я из материнского чрева вышла на свет Божий, ибо в тот самый миг, как я родилась, счастью моему было суждено умереть. О, сколь безгранично блажен ты, мой сладчайший брат, если, как я предполагаю, ты остался мертвым на родине! А что делать мне, несчастной Сантилле? Ведь только так, а не Лидио могу я отныне называться: я женщина, и приходится быть мужем. Если я женюсь на Вирджинии, она тотчас же обнаружит, что я женщина, а не мужчина, и оскорбленные отец, мать и дочь смогут распорядиться, чтобы меня убили. Отказаться от женитьбы я не могу, а если откажусь, то они проклянут меня и отошлют домой. Если я открою, что я женщина, я сама себе наврежу. Но оставаться в прежнем положении я тоже не могу. Горькая моя участь, ибо с одной стороны передо мною — пропасть, а с другой — волки.
Фаннио. Не отчаивайся, ибо небо тебя, быть может, и не оставит. Мне думается, надо следовать твоему решению — не попадаться сегодня на глаза Перилло. И очень кстати пойти тебе к этой женщине. Платье для тебя я уже приготовил. Помни, что, кто уберег себя от одной беды, избежал их тысячи.
Сантилла. Я всё сделаю. Но где же Руффо?
Фаннио. Останемся здесь, ведь мы условились: кто придет первым, тот должен дожидаться другого.
Сантилла. Лучше, чтобы Руффо нас ждал. Отойдем отсюда, чтобы нас не увидел вон тот человек. Вдруг он меня разыскивает по поручению Перилло. Правда, мне сдается, что он не из его людей.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Фессенио. Дело обернулось так, что лучше не придумаешь. Лидио одевается женщиной, дожидается Каландро в своей нижней спальне и предстанет перед ним в облике прелестнейшей девушки. Засим, чтобы разыграть эту новеллу, Лидио зашторит окна, уложит рядом с Каландро некую потаскуху. Болван этот замешан на таком густом тесте, что осла от соловья не отличит. Гляди-ка, а вот и он собственной персоной идет сюда веселый-превеселый. Да хранит тебя Бог, хозяин.
Каландро. И тебя также, дорогой Фессенио! Сундук готов?
Фессенио. Весь как есть готов, и ты в нем поместишься, не растрепав ни единого волоска, если только поудобней в нем уляжешься.
Каландро. Улягусь как нельзя лучше. Но скажи мне одну вещь, которой я не знаю.
Фессенио. Что такое?
Каландро. В сундуке мне нужно лежать бодрствующим или спящим?
Фессенио. О, вот вопрос так вопрос! Как это так — бодрствующим или спящим? Разве ты не знаешь, что верхом на лошади люди бодрствуют, по улице ходят, за столом едят, на лавках сидят, в постели спят, а в сундуках умирают?
Каландро. Как это — умирают?
Фессенио. Так-таки умирают. А что?
Каландро. Черт! Плохо дело.
Фессенио. Разве ты никогда не умирал?
Каландро. Насколько помню, никогда.
Фессенио. Откуда же ты знаешь, что это плохо, раз ты никогда не умирал?
Каландро. А ты сам умирал когда-нибудь?
Фессенио. О-о-о! Тысячу и тысячу раз, не в бровь, а прямо в глаз.
Каландро. А это очень трудно?
Фессенио. Не трудней, чем спать.
Каландро. Придется и мне умереть?
Фессенио. Да, когда залезешь в сундук.
Каландро. А кто меня умертвит?
Фессенио. Сам помрешь.
Каландро. А как это помирают?
Фессенио. Помереть — это целая история. Раз ты этого не знаешь, я охотно тебе расскажу, как это делается.
Каландро. А ну-ка расскажи.
Фессенио. Закрываешь глаза, руки складываешь крестом на груди, лежишь спокойно-спокойно, тихо-тихо, ничего не видишь и не слышишь, кто бы что ни сделал или ни сказал.
Каландро. Понимаю, но самое главное — как сделать, чтобы снова ожить?
Фессенио. Это-то как раз и есть одна из самых глубоких тайн, какие только бывают на свете, и почти никто ее не знает. Будь уверен, что я никому другому ее не поведал бы, но тебе скажу. Однако смотри, Каландро, поклянись, что ты никому на свете никогда ее не откроешь.
Каландро. Клянусь, что никому не открою; более того, если ты потребуешь, то я сам себе ее не скажу.
Фессенио. Ха-ха! Самому себе, пожалуйста, говори, но только в одно ухо, но никак не в другое.
Каландро. Не тяни же, ради Бога!
Фессенио.Вероятно, ты знаешь, что живой от мертвого ничем не отличается, кроме того, что мертвый никогда не двигается, а живой двигается всегда, а потому, если ты будешь точно делать то, что я скажу, ты непременно будешь воскресать.
Каландро. Ну говори.
Фессенио. Повернувшись лицом к небу, ты плюешь вверх, затем встряхиваешься всем телом, открываешь глаза, начинаешь что-нибудь говорить и дрыгать ногами; тогда смерть прощается с тобой и уходит себе с Богом, а человек оживает. И заруби себе на носу, Каландро: кто поступает так, тот не мертвый. Отныне ты имеешь право сказать, что владеешь такой великой тайной, какая только бывает на белом свете и в наших благословенных краях.
Каландро. Конечно, я очень это ценю и теперь сумею спокойно умереть и ожить по своему усмотрению.
Фессенио. Конечно, по своему усмотрению! Эх и болван же ты, хозяин!
Каландро. И все буду исполнять точка в точку.
Фессенио. Это самое главное.
Каландро. Чтобы ты убедился, как я все хорошо понял, давай я тебе сейчас покажу…
Фессенио. Давай, давай! Очень хорошо. Только гляди, делай это как следует.
Каландро. Сам увидишь. Ну вот, смотри!
Фессенио. Скриви рот. Еще. Как следует скриви. В другую сторону. Ниже. Ну-ну. А теперь начинай умирать. Отлично, чего только не сделаешь с умным человеком! Кто мог бы так ловко выучиться умирать, как не сей отменный муж, который столь натурально умирает, если глядеть на него со стороны? Коли он так же хорошо умирает и изнутри, он ничего не почувствует, что бы с ним ни делали. Сейчас проверим. Чик — хорошо! Чик — отлично! Чик — еще лучше. Каландро, эй, Каландро, Каландро!
Каландро. Я мертв, я мертв!
Фессенио. Теперь воскресни, воскресни! Так, так. Клянусь честью, ты здорово умираешь. Плюй вверх.
Каландро. О, о, у, о, о, у, у! Право же, ты скверно поступил, оживив меня.
Фессенио. Почему?
Каландро. Только я начал различать потусторонний мир…
Фессенио. Ты его разглядишь хорошенько на дороге в сундуке.
Каландро. Я прямо сгораю от нетерпения.
Фессенио. Ну пошли! Время не терпит, а по части смерти и воскресения ты настоящий мастак.
Каландро. Идем отсюда скорей!
Фессенио. Э, нет, обожди! Все должно следовать своим чередом. Ведь не хочешь же ты, чтобы Фульвия обо всем догадалась. Пойди скажи ей, что отправляешься на свою виллу; потом приходи в дом к Меникуччо, где застанешь меня со всеми нужными приспособлениями.
Каландро. Ладно, бегу, ибо зверек мой уже наготове.
Фессенио. Покажи, в порядке ли он у тебя?
Каландро. Ха-ха! Я хотел сказать, что мул стоит в дверях и уже оседлан.
Фессенио. A-а! Мул-то, оказывается, у тебя смекалистый.
Каландро. Э, Фессенио, Фессенио! Мне кажется, что я уже дал шпоры и лечу в объятия этой моей девочки, этого ангелочка.
Фессенио. Ангелочка? Ой ли? Ну так и быть, мчись. И я не я, если нынче же глупость не покроет сальность. Однако надо и мне поспешить и сказать этой грязной спинке, чтобы она приготовилась. У-у-ух ты! Поглядите только на Каландро, он уже верхом. Чудо-герой этот маленький мул, который так легко несет на своей спине этакого огромного, вонючего слона!
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Каландро. Фульвия! Фульвия!
Фульвия. Что вам, сударь?
Каландро. Выгляни в окно.
Фульвия. В чем дело?
Каландро. Какое еще тебе дело? Просто я еду на загородную виллу, чтобы присмотреть за нашим Фламинио. Боюсь, что он слишком изводит себя на охоте.
Фульвия. Правильно делаешь. Когда вернешься?
Каландро. Быть может, еще сегодня. Ну, с Богом, Фульвия!
Фульвия. С миром. Скатертью дорожка! Поглядите-ка, каким очаровательным муженьком наградили меня мои братцы! Да меня прямо с души воротит, стоит только на него взглянуть!