Что характерно для той эпохи, и «немец» Крузенштерн и «украинец» Лисянский, немало пожившие и попутешествовавшие далеко за пределами России, оставались убежденными патриотами. «Наше Отечество… Моё Отечество…» – не только в книгах, но и в частной переписке не раз напишет о России капитан Иван Крузенштерн, которого изначально звали Adam Johann von Krusenstern и первым языком которого в детстве был немецкий. Дед мореплавателя, Эберхард Филипп фон Крузенштерн, будучи полковником в шведской армии Карла XII, храбро сражался против нашей армии и попал в русский плен под Нарвой, проведя 20 лет в Сибири. Однако, в сибирской ссылке предок капитана прижился и по окончании войны принял русское подданство. С тех пор династия Крузенштернов верно служила Российской империи. Любопытно, что прадед Юрия Лисянского вполне мог скрестить оружие с дедом его лучшего друга – есаул Нежинского казачьего полка Епифан Лисянский участвовал в Северной войне со шведами и погиб в одном из походов Петра I.
Вот такие люди желали, а главное, были готовы отправиться в первое кругосветное плавание к дальневосточным берегам России. Но надежды и проекты капитана Крузенштерна могли бы еще долго ждать своего часа, не вмешайся в ход дела большая политика на Востоке и на Западе.
На Западе к 1802 году уже возникла империя Наполеона – под властью французского «консула», побившего австрийцев и англичан, уже оказалась половина Европы. В Петербурге понимали, что скорое столкновение с этой новой силой более чем вероятно. Но для всякой большой войны и активной дипломатии требовались очень большие деньги – и тут сказывались события, недавно произошедшие на Дальнем Востоке, где в 1799 года возникла «Российско-Американская компания». Создание этой компании открывало заманчивые перспективы в освоении богатейших «пушных промыслов» на лежащих к востоку от Камчатки островах и берегах американской Аляски. Торговля мехами в ту эпоху приносила сверхдоходы, сопоставимые с нефтяным бизнесом наших дней, и была очень важна для государственного бюджета.
Уже в 1801 году правление Российско-Американской компании перебралось из Сибири в столичный Петербург, а среди её акционеров значился сам императора Александр I – интерес на столь высоком уровне становится понятен, если увидеть немного финансовой статистики. В начале XIX века аборигены Алеутских островов и Аляски охотно отдавали две шкурки «камчатских бобров», как тогда называли каланов, за один железный топор. В европейской части России такой топор стоил рубль, на Дальнем Востоке из-за сложности транспортировки его цена взлетала до 8 рублей. Но пара выменянных на него каланьих шкурок в Охотске стоила уже 150 рублей, а при их перепродаже в Китай, который тогда был главным рынком для сибирской и дальневосточной пушнины, цена за пару особо качественных шкурок доходила до 600 рублей серебром.
Не сложно подсчитать, какую фантастическую прибыль могла принести такая торговля при дальнейшем развитии тихоокеанских владений России. И главной преградой здесь была слишком долгая, трудная и дорогая сухопутная «дорога» через весь континент, от центра страны к её дальневосточным рубежам. Вот почему именно в 1802 году в высших сферах Петербурга вспомнили о давних планах морского путешествия из Балтики на Камчатку.
«Доверяющий надежде»
На фамильном гербе дворянского рода Крузенштернов присутствовал латинский девиз Spe Fretus, что означает – «опирающийся на надежду» или «доверяющий надежде». Поэтому, получив 14 июня 1802 года царский приказ срочно прибыть в Петербург, капитан-лейтенант Иван Крузенштерн мог только догадываться, что ждёт его в столице, но имя своего будущего корабля для кругосветного путешествия он уже знал точно – «Надежда».
Герб Крузенштернов на памятнике знаменитому мореплавателю в Петербурге
В Петербурге капитана принял адмирал Мордвинов, первый морской министр Российской империи. Он объявил, что сделанное Крузенштерном «начертание» (как тогда именовали план или проект) одобрено самими императором и капитану предстоит немедленно готовиться к кругосветному плаванию на Камчатку.
Такой неожиданный поворот от полного игнорирования к авральной спешке явно заставил опытного капитана растеряться – в Ревеле его ждала беременная жена, а плавание на Дальний Восток и обратно должно было занять несколько лет. Как позднее вспоминал сам Крузенштерн: «Более полугода уже прошло, как я разделял счастье с любимою супругою и ожидал скоро именоваться отцом. Никакие лестные виды уже не трогали сильно меня. Я вознамерился было уже оставить службу, дабы наслаждаться семейственным счастьем. Но адмирал Мордвинов объявил мне, что, если не соглашусь быть сам исполнителем по своему начертанию, то оно будет вовсе оставлено. Я чувствовал обязанность к Отечеству в полной мере и решился принести ему жертву…»
Морской министр Николай Семёнович Мордвинов (1755–1845)
7 августа 1802 года капитан-лейтенант Иван Крузенштерн был официально назначен командиром будущей кругосветной экспедиции. Ещё до официального решения было понятно, что его первым помощником станет Юрий Лисянский, и друзья активно принялись за воплощение своей мечты. Выяснилось, что в России нет морских кораблей, способных отправиться на другой конец света. Их постройка могла затянуться на годы, поэтому решено было купить суда за границей, чем и занялся Лисянский, как более склонный к коммерческим вопросам. Крузенштерн остался в Петербурге, занимаясь комплектованием и подготовкой будущих экипажей.
К небывалому путешествию Крузенштерн готовил и себя – осенью 1802 года он занимался астрономией у профессоров Российской академии наук. По итогам занятий господа академики сочли, что «г-н капитан Крузенштерн, весьма образованный морской офицер» и «весьма сведущ в морской астрономии».
Тем временем в судьбе экспедиции возникли новые сложности – к концу 1802 года был назначен новый морской министр Российской империи, благожелательного к Крузенштерну адмирала Мордвинова сменил адмирал Павел Чичагов. Женатый на англичанке и слывший «англоманом» Чичагов скептически относился к способностям русских моряков совершить кругосветное путешествие. Он предложил не только купить за границей корабли, но и вообще нанять для экспедиции готовые экипажи из англичан, лучших мореплавателей той эпохи. «Но я, зная преимущественные свойства российских матрозов, коих даже и англинским предпочитаю, совету сему последовать не согласился» – с гордостью воспоминал позднее «природный немец» Адам Иоганн фон Крузенштерн, подчёркивая, что среди экипажей экспедиции «на обоих кораблях, в путешествии нашем ни одного иностранца не было».
Новый морской министр Павел Васильевич Чичагов (1767–1849)
Из иностранных подданных на корабли будущей экспедиции Крузенштерн согласился принять лишь четырёх немецких учёных, медиков и ботаников, назначенных для проведения научных исследований в долгом путешествии, и пятерых… японцев! Это были матросы рыбацкого судна «Викамия Мару», еще в 1793 году потерпевшего кораблекрушение на одном из островов у берегов Камчатки. С тех пор японцы обитали в Иркутске, не имея возможности вернуться к родным берегам. При подготовке кругосветного плавания на Дальний Восток, у правительства Александра I возникла мысль одновременно установить торговые отношения с Японией. В качестве жеста доброй воли царь решил вернуть несчастных рыбаков домой на кораблях экспедиции Крузенштерна.
19 тысяч литров водки для Дальнего Востока
По замыслу императора Александра I и министра коммерции Николая Румянцева будущая экспедиция Крузенштерна должна была стать началом масштабного освоения Россией дальневосточных и тихоокеанских рубежей. Помимо снабжения Камчатки и владений Российско-Американской компании на Аляске, кораблям Крузенштерна предстояло исследовать Сахалин и Курильские острова, а затем попытаться наладить торгово-дипломатические связи с Японией и Китаем. Планировалось, что активная торговля «восточной части Сибири» (как тогда в Петербурге именовали дальневосточные земли России) с японскими и китайскими соседями поможет развитию этого отдалённого региона.
Поэтому кораблям Крузенштерна предстояло везти на другой конец света и первое официальное посольство России в Японию. Одновременно правительство Александра I запланировало и большую дипломатическую миссию в Китай. Словом, у России начала XIX века, прежде чем её отвлекли трудные и кровопролитные войны с Наполеоном, была обширная и продуманная программа освоения Дальнего Востока, …
«Благоволите принять на представляемой вам корабль назначенную Его Императорским Величеством к Японскому Двору посольскую Миссию с ее чиновниками, скарбом и всем протчим» – писалось в полученной Крузенштерном инструкции. Первым послом в Японию был назначен один из совладельцев и основателей Российско-Американской компании Николай Петрович Резанов. Ему же Александр I поручил руководство всеми российскими владениями в Америке.
Посол в Японию и один из руководителей Российско-Американской компании Николай Петрович Резанов (1764–1807)
Капитан Крузенштерн ещё не знал, что ему придётся прожить в маленькой каюте бок о бок с Резановым почти два года, а следующие два столетия историки будут тщетно пытаться понять, кто же был прав или виноват в конфликте этих двух сильных личностей, оставивших яркий след в истории российского Дальнего Востока. Но это всё будет впереди, пока же Крузенштерн и Резанов дружно готовились к будущему походу.
6 июня 1803 года в Кронштадт наконец прибыли два корабля, купленных в Лондоне капитаном Лисянским. Это были трёхмачтовые шлюпы – особый тип парусного судна, по сути уменьшенный фрегат, предназначенный для дальних разведывательных плаваний. Первый из построенных в Англии шлюпов, более крупный, назывался «Леандр», второй, поменьше – «Темза». По предложение Крузенштерна «Леандр» переименовали в «Надежду». Этот кораблик, длиною всего 34 метра 20 сантиметров, становился флагманскими кораблём экспедиции. Меньший корабль, длиною всего 18 метров 60 сантиметров, не мудрствуя из «Темзы» переименовали в «Неву».