Пошел Егорий по Святой Руси, пришел в свой родной город — разоренный, выжженный и обезлюдевший. Уцелела во всем городе лишь одна церковь Божия, и в ней молилась Богу Егорьева старая матушка.
Испросил Егорий у нее благословение, добыл себе богатырского коня и меч и пошел войной на царя Басурманища.
Увидел его царь Басурманище,
Выходил он из палаты белокаменной,
Кричит он по-звериному,
Визжит он по-змеиному;
Хотел победить Егория Храброго.
Святой Егорий не устрашился,
На добром коне приуправился,
Вынимает меч-саблю вострую,
Он ссёк его злодейскую голову.
Певец умолк. Прозвенел в воздухе последний торжествующий аккорд.
Мальчишка стащил с головы колпак и пошел с ним по кругу. В колпак посыпались мелкие монеты, какая-то баба положила кусок пирога. Ивашка пожалел, что ему нечего дать певцам.
В это время солнце скрылось за тучкой. Сразу потемнело, подул резкий ветер, и где-то вдалеке зарокотал гром.
Толпа стала быстро редеть. Обеспокоенно поглядывая на небо, люди заспешили по домам. Первые тяжелые капли дождя упали в сухую уличную пыль. Ивашкин приятель и ближайший сосед Никитка дернул его за рукав:
— Бежим скорее! Сейчас как хлынет!
И они побежали со всех ног. Вдруг Ивашка остановился:
— Погоди! А как же дед со своим мальчишкой? Ведь вымокнут.
Никитка поскреб в затылке:
— Ну, не знаю. Кто-нибудь пустит их к себе дождь переждать.
Но Ивашка уже бежал обратно.
Старый гусляр, скинув с плеч кафтан, заворачивал в него гусли. Мальчишка торопил гусляра:
— Скорее, дедушка! Ведь вымокнем!
— Вымокнем — не размокнем, — отвечал старик. — А если гусли дождем зальет — то беда!
Дождь хлынул как из ведра, молния с треском сверкнула через все небо, и тут же ударил гром.
— Эй! — окликнул калик перехожих Ивашка. — Идемте к нам домой!
— Вот спасибо! — обрадовался гусляр. — А отец с матерью браниться не будут?
— Не будут! — помотал головой Ивашка. — У меня батюшка — поп, ему положено странников привечать. И матушка добрая.
— Тогда идем!
Они быстро зашагали по улице.
Дождь зарядил до позднего вечера, и калики перехожие остались в Ивашкином доме ночевать.
После ужина матушка мыла в лохани посуду, а отец со старым гусляром, сидя друг против друга за столом, вели неспешный разговор.
Ивашке и дедову мальчишке матушка велела ложиться спать. Они забрались на полати, укрылись старым зипуном. Мальчишка тотчас уснул, а Ивашка перевернулся на живот, подпер голову руками и стал слушать, о чем говорят старшие.
— Ты, добрый человек, верно, давно с гуслями по свету странствуешь? — спросил отец.
— Давно, — ответил старик, — хоть и не сызмала. В молодых-то годах был я не гусляром, а ратным человеком — стрелял из пищали огненными ядрами. Пока не ранило меня в ногу, — он похлопал себя по негнущемуся колену, — не раз ходил с прежним нашим государем Иваном Васильевичем походами и на казанского хана, и против бунтовщиков-новгородцев. А еще, — тут старик многозначительно помолчал, — сподобил меня Господь постоять на Угре, когда Божьею милостию навсегда избавились мы от злой татарской неволи.
Ивашка навострил уши, предвкушая занимательную историю. Матушка оставила посуду, вытерла руки о передник, присела на край лавки и тоже приготовилась слушать.
Старый гусляр откашлялся и неспешно начал рассказ о славном стоянии на реке Угре. Было видно, что рассказывает он об этом не в первый раз, привык к тому, что слушают его внимательно и благодарно, поэтому речь его текла красиво и складно.
— Сто с лишним лет тому назад великий московский князь Дмитрий Иванович разбил на Куликовом поле несметное войско безбожного хана Мамая. Слыхал я об этом от своего деда, а дед от прадеда, а прадед мой сам сражался под знаменем Дмитрия Ивановина в головном полку. Хан Мамай бежал с поля боя, устрашенный, а Русь, почуяв свою силу, перестала платить Золотой Орде дань, которую платила до той поры.
Прошло немалое время. Умер мой прадед, состарился дед, а я вошел в совершенный возраст.
На московский престол сел великий князь государь наш Иван Васильевич, а в Орде воцарился хан Ахмат. За великую досаду стало спесивому Ахмату, что не ездят больше русские князья в Орду, не кланяются ордынским ханам, не привозят им богатой дани.
Отправил он в Москву к великому князю, государю нашему Ивану Васильевичу своих послов со своей ханской грамотой. А в грамоте той было написано: заплати-де, князь, нашему хану дань, как дед и прадед твой плачивали, а не то разорю я все твое государство, а тебя самого предам лютой смерти. Явились ханские послы пред светлые княжьи очи, вручили государю нашему ханскую грамоту.
Но не устрашился Иван Васильевич Ахматовых угроз. Взял он ханскую грамоту, изорвал ее в клочья, растоптал ногами и сказал: «То же станется и с самим вашим ханом, коли будет он мне докучать!»
Впал хан Ахмат в великую ярость, собрал несметное войско и пошел походом на Русь. Государь наш Иван Васильевич решил не дожидаться супостатов в Москве, а выступил со своим войском им навстречу.
Подошло русское войско к реке Угре, что впадает в Оку близ Калуги, стало на левом ее берегу, преградило врагам путь на Москву. Хотели татары переправиться через реку вброд, да мы не дали, отогнали супостатов обратно на дальний берег.
Стали они стрелять по нашим полкам через реку из луков. Посыпались каленые стрелы, словно частый дождь. Да только долетали они до нас уже на излете, падали плашмя на землю, никого не убив и не ранив. А у нас опричь тугих луков и острых стрел были еще и пищали, что стреляют огнеметными ядрами. Из тех пищалей многих мы татар побили.
Видит хан Ахмат — не сладить ему с нами в одиночку. Позвал он на помощь великого князя литовского Казимира. Литовский князь сперва пообещал помочь, но потом призадумался: хватит ли у него силы воевать с московским князем? — и решил, что лучше ему не ходить на Русь. Но хан Ахмат про это не знал. Встал он станом на правом берегу Угры и стал дожидаться обещанной помощи.
Тут бы нам переправиться через реку и ударить на супостатов! Но наш великий князь не спешил наступать. Был он государем осторожным и мудрым, не хотел проливать русскую кровь понапрасну, а выжидал того момента, когда сможем мы победить без больших потерь для нашего войска.
Так и стояли мы друг против друга по обе стороны Угры. Дни проходили за днями, а сражения все не было. Поднялся среди наших воинов ропот: великий князь-де боится и нас понуждает быть трусами. Но Иван Васильевич по-прежнему оставался в бездействии.
Наступил конец октября. Близились холода, по утрам земля покрывалась инеем. Татары подходили к краю берега и кричали: «Даст Бог зиму на вас: когда все реки станут, много дорог будет на Русь!»
Но и хан Ахмат, и его воины все больше падали духом. Им уже стало ясно, что помощь от князя Казимира не придет. Съестные припасы заканчивались, татары жестоко страдали от ночных заморозков. А к нашему государю присоединились двое его братьев со своими полками.
И вот, наконец, решил Иван Васильевич, что настало время сразиться с супостатами. Отвел он наши полки к городу Боровску; на широкую Боровскую равнину. Изготовились мы к решительной битве. Но хан Ахмат не вышел на поле боя, а развернул свое войско — и бежал из русских пределов. Так избавилась Русь навсегда от злой неволи!
Старый гусляр улыбнулся, заново переживая тогдашнюю радость.
Ивашка, слушавший затаив дыхание, шумно выдохнул и, свесив голову с полатей, спросил:
— Дедушка, а почему татары не стали с нами биться?
— Об этом разные люди говорили по-разному. Одни — что хан Ахмат хоть и поздно, но понял — велика наша сила, и ему нас не победить, нечего и пытаться; другие — что, когда наши полки отошли от Угры, заподозрил он какую-то хитрость, решил, что наш государь заманивает его в ловушку. А еще слышал я, будто в татарский стан пришло известие о том, что часть русских войск, загодя отправленных Иваном Васильевичем вниз по Волге, разорила ордынскую столицу — город Сарай и хан Ахмат поспешил вернуться к себе в Орду.
Но мне думается — было иначе.
Во все время, что стояли мы на Угре, в Москве, в Успенском соборе народ с великим усердием молился Богородице. И Она сотворила чудо: бежал Ахмат, гонимый незримою силой нашей Пречистой Заступницы.
А Угру с тех пор зовут Поясом Богородицы.
Ивашкин отец с чувством сказал:
— Спасибо тебе, добрый человек!
Потом поманил Ивашку:
— Поди-ка сюда.
Ивашка проворно слез с полатей.
— Поклонись дедушке, — велел отец, — и скажи ему спасибо за то, что постоял он за Святую Русь.
Да хорошенько запомни все, о чем он рассказывал. Потом будешь пересказывать его рассказ своим детям и внукам. Они-тo об этом только в книгах прочтут, а тебе вышла удача — услышать от человека, который сам все испытал.
Старый гусляр оживился:
— Да неужто в книгах написано про то, как стояли мы на Угре?
— Написано, — кивнул отец.
— Жаль, что не сподобил меня Господь выучиться грамоте, — пригорюнился гусляр. — Грамотному-то человеку многое открыто, чего неграмотный и знать не знает. Слыхали песню про волшебную Книгу Голубиную? Сбросил ее с неба на землю сам Господь наш Иисус Христос, и говорится в ней обо всех тайнах земных.
И, не дожидаясь ответа, негромко запел:
Находила на небо туча темная,