Ходоки
Из столицы в лагерь Болотникова прибыли шестеро ходоков. Сказали, что присланы они всем посадом, дабы проведать о царе Димитрии. Их проводили к гетману.
— Стало быть, вы послы от московского люда?
— Почитай так, Иван Исаич, — ответил с поклоном высокий седовласый старик Онисим — он был за старшего.
— Садитесь, — Болотников показал на скамьи, расставленные вокруг стола. — Коль вы послы, рад вас принять с почетом.
— Кабы да еще царь Димитрий нас принял — ить мы к нему, — сказал, хмыкнув, лысый, с мятым лицом мужчина.
Остальные ходоки недовольно взглянули на него.
— Царь Димитрий? — переспросил Болотников.
— Вестимо. Он же с войском пришел. В Москву, вишь, грамоты за красной печатью посылал.
— Помолчи, Антип, — сказал ему Онисим, — дай с дороги дух перевести.
— Верно, отец, — произнес гетман. — Сперва отведайте нашего хлеба-соли, а слово свое потом скажете: с чем пожаловали и чего надобно.
Болотников хитрил. Ходоки пришли нежданно, как снег на голову, а потому, чтобы не попасть впросак, негоже было торопиться. Вот и решил он потянуть время. Что еще за грамоты с красной печатью? Кто засылал их? Государь?.. Откуда — из Польши?.. Из Путивля?.. Шаховской бы мне о том поведал. У Москвы-то я, а не Димитрий Иоаннович. Я и Пашков. А может, он и посылал?
Иван Исаевич распорядился, чтобы гостям подали угощенье, а сам вышел, сказав, что скоро вернется.
Павлуше он велел скакать тотчас к Истоме и доставить его.
— А ежели не захочет? — вскочив на копя, спросил Павлуша.
— Скажи, великоважное дело. Царя Димитрия Иоанновича касаемо. А как с Истомой воротишься, в дом не входи, пусть меня вызовут. С глазу на глаз нужно с ним перемолвиться.
Между тем у ходоков доброго застолья не получалось. Крепко помнили они наказ — требуйте, чтоб показали Димитрия. Коли покажут, гляньте получше — он ли? Ходоки чувствовали свой высокий долг перед московским миром, а потому кусок не лез им в горло.
Лишь Антип — человек из детей боярских, пропойца и плут — наливал себе одну кружку за другой. Включили его в число посланцев царевы люди: сочли, что нетерпимый и шальной Антип в таком деле пригодится.
Против Антипа москвичи возражать не стали: не богатей и не при дворе, а то, что на вино слаб, такой грех ему отпустили. Не ведали посадские, что Антипу были обещаны деньги, «ежели шум учинит и несогласие проявлять будет».
— Пошто скучно пьете-едите? — проговорил Болотников, заходя в комнату. — Небось в осаде сидеть — нужду терпеть.
— Ты, Иван Исаич, об нашей нужде не беспокойся, — оторвался от кружки Антип. — Мы и в осаде живем припеваючи.
— Да никак ты за столом у Шуйского едаешь? — усмехнулся Болотников, оглядывая поношенный кафтан Антипа.
— А мне и за своим не худо.
— Ну-ну, — произнес Болотников. — Дай-то бог.
— Спасибо, хозяин, за хлеб-соль, — отодвинул свою кружку Онисим, — теперича в самый раз о деле потолковать.
— В самый раз, — согласился Болотников, — по скажу я вам, други, вот что. Послал я за Истомой Пашковым. Он воевода сильный и муж разумный. Пусть в нашем разговоре присутствует.
— Нам Пашков не нужон. — Антип вытер лысину. — Нам бы царя Димитрия повидать. — Он снова потянулся к кувшину с вином. — Остальное нам трын-трава…
— Уймись, — коротко бросил старик, а сидевший рядом с Антипом верзила кузнец слегка придавил плечи пьянчужки своей могучей дланью. Антип уронил голову на стол.
— Нам только царь… — пробормотал он и умолк.
— Дело у нас, Иван Исаич, вот какое, — заговорил Онисим. — Перво-наперво велел мир передать тебе свой поклон, — старик поясно поклонился. — А наказ дали — проведать, верно ли царь Димитрий здесь, при войске. И ежели свидимся мы с ним да признаем, будем прощенья просить и город откроем. Истинно я говорю?
— Истинно, — молвили все разом.
— Добро. — Болотников решал, как быть. Мог он и без Пашкова переговорить с посланцами московскими. Но вот грамоты за красными печатями — откуда они? Нет, надобно обождать Истому. — А ответьте, люди добрые, кто вы есть по имени и ремеслу?
— Я мясной торговец Онисим Жуков, — произнес старик.
Ходоки поднялись один за другим.
— Кузнец Терентий Иванов.
— Мельник Потап Калитин.
— Писец Булгак Вакулов.
— Гончар Илья Глебов.
— Люди вы, вижу, разные, — сказал Болотников, — но не богатеи. Своим трудом живете. За таких посадских, как вы, и бьемся мы с полуцарем. Нешто он да бояре не чинят вам зла? Нешто подобру вы живете?
— Чинят, — не сдержался гончар.
— Не о том речь, Илья, — строго взглянул Онисим. — Царь Димитрий тоже блага сулил. А где он? Уж мы-то, московские, сами все видели. Кого сожгли да чей пепел в пушку забили?
— Дайте мне сказать, — заворочался вдруг Антип. — Я сам из той пушки палил. Я…
Но кузнец опустил свой кулак на голову дворянина, и Антип вновь притих.
— Житья подобру нет, — сказал Потап. — Задавили поборами, хочь мельницу бросай. Зерна не везут. Без работы сижу.
— А гончарня? — встрепенулся Илья. — Одно разорение.
— Молотом намаешься, — громыхал кузнец, — а сел за стол и зубы на полку.
— Что скажешь ты? — повернулся Болотников к писцу.
— Хожу как все, туго пояс затянувши.
— Тогда пошто мне вас уламывать? Подкрепитесь, а там и разговор начнем. — Болотников встал из-за стола.
И только он вышел на крыльцо, как увидел скачущих всадников, среди которых приметил Павлушу и Пашкова.
— Здравствуй, гетман! — лихо соскочив с коня, проговорил Пашков. — Звал?
Они прошли в соседнюю избу, где Болотников рассказал Истоме о ходоках. Закончив, спросил Пашкова в упор:
— Грамоты за красной печатью ты посылал?
По тому, как забегали глаза Истомы, понял — он! Пашков тоже почувствовал, не отопрешься. Посуровев, резко произнес:
— Я посылал. А что?.. Один черт — лишь бы в Москву войти. Там разберемся…
— От имени государя? — вспыхнул Болотников и схватил Пашкова за ворот. — Да как ты смел!
— Пусти, слышь… Худо будет.
Болотников разжал руки.
— Что делать? — хмуро проговорил он. — Ходоки на своем стоят — подавай им Димитрия.
Пашков помолчал.
— Коли хотят — покажем. — Он вдруг усмехнулся.
— Кого?
— Мало ли? Да хочь того молодца, что за мной прискакал.
— Павлушу?.. В уме ли ты, Истома Иваныч?
— А что?.. Молод, пригож. Покажем — и дело с концом.
— Тьфу! — плюнул с досады Болотников. — Да нешто в Москве царя Димитрия не знают? С мая-то, почитай, полгода прошло — государев лик не забыли. Поразмыслим лучше, как быть.
— Ты войску голова, ты и прикидывай.
— Ладно, — сказал Болотников, — пошли к ходокам. Ждут.
— Ты, Иван Исаич, один с ними управишься. Пошто мне с мужиками сидеть? Велика честь. — Истома вышел из избы и припустил со своими всадниками назад.
Болотникову пришлось сказать ходокам, что увидят москвичи царя Димитрия, но не сейчас. Потому как находился здесь, да отбыл… Куда? В Путивль. Соберет пополненье, воротится.
— Ну что ж, — молвил седовласый Онисим, — коли нету в войске Димитрия Иоанновича, дозволь откланяться. Спасибо за хлеб-соль. А мы в Москву подадимся, обо всем доложим.
— Скажите, зову я народ московский не стоять супротив меня. — Болотников всматривался в лица ходоков.
Взгляды у всех прямые, открытые. Лишь гончар Илья чуть голову потупил.
— Прощай, Иван Исаич, — поклонился Онисим.
За ним поклонились все ходоки.
— А ты пошто мнешься? — спросил Болотников у гончара.
— Дозволь у тебя остаться, — выпалил Илья, решившись. — Пропадаю, хочь глину ешь.
— Добро. Оставайся.
— Эй, паря, — строго глянул на Илью старик, — спятил?
— И меня возьми, — попросил кузнец. — Служить тебе правдой буду, истинный крест.
В тот день Иван Исаевич послал Григорию Шаховскому письмо. Гонцам было велено спешно скакать до самого Путивля. В письме он просил князя отправить к царю Димитрию людей, дабы увещевать его как можно скорее идти к Москве. Он писал, что москвичи готовы покориться, лишь только увидят Димитрия, «схватят своих изменников и выдадут их ему».
А пока, думал Болотников, надобно не мешкая окружить столицу со всех сторон…
Опять измены
Михей Долгов несся на коне среди других всадников, помахивая саблей, и уже чувствовал, как лихо придется царским ратникам, что засели в Красном селе.
Болотников поручил Истоме Пашкову перебраться на левый берег Москвы-реки и захватить ярославскую дорогу. А чтобы усилить войско Пашкова, передал ему гетман несколько отрядов в помощь. С таким отрядом и скакал сейчас Михей к Красному селу.
Основные силы Болотникова находились со стороны Замоскворечья на правом берегу. Им противостояли полки осадного и вылазного воевод, охранявшие Серпуховские и Калужские ворота.
26 ноября к вечеру Пашков напал на Красное село, но взять не сумел. Заночевать войску пришлось неподалеку. Истома и дворяне устроились в походных шатрах. Мужики легли вповалку, накрывшись кто чем мог. Предстоял нелегкий день: опять нужно было биться за село и главное — захватить дорогу и сомкнуть кольцо вокруг Москвы.
Михея назначили в стражу, пока войско спит. Ночь выдалась студеная, звездная. Но Михей почти не ощущал холода: вот, думал он, недолго воевать осталось — заберем столицу, а там и домой можно.
И вдруг Михей увидел, как во тьме со стороны рощи вспыхнул огонь. Кто-то зажег факел, помахал им. Через некоторое время из стана Пашкова выехало пять-шесть всадников.
— Глянь-ка! — насторожился Долгов. — Кажись, к нам едут.
Когда всадники приблизились, Михей выступил вперед:
— Стой!.. Не велено никого пущать.
Стражники наставили на конных ружья.
— Прочь с дороги, дурни, — бросил один из всадников, не останавливая коня.
— Истома Пашков, — шепнул Михею стражник, что стоял рядом. — Упаси бог разгневать.
Всадники проследовали к роще.