— А остальные где? — поинтересовался Дарий, оглядываясь.
— На подходе. Адела остановилась у киоска купить газет, доктор с мамой и все прочие зашли к соседям одолжить дровишек. А то что-то похолодало, чего доброго, снег пойдет…
Дарий вдруг понял, что ласкает ладонями подлокотники кресла, и со значением улыбнулся.
— Вы должны как-нибудь рассказать мне историю этого кресла, — сказал он. — Такое впечатление, что стоит мне вспомнить про Ивана, а точнее, стоит мне вспомнить про Ивана, сидя в этом кресле, как я либо вижу сны, либо просыпаюсь…
— На сей раз ни то ни другое, — перебил его Архип.
— Как это понимать? — заволновался Дарий, в упор глядя на него. Архип поднял брови.
— А что тут понимать? Вы вывели формулу: «ряд очевидных, но взаимоисключающих обстоятельств», — только, кажется, остались недовольны. — И добавил, удаляясь — Значит, надо еще поискать, значит, поищем еще…
Дарий смотрел ему вслед, охваченный сразу досадой и яростью, что не умеет возразить.
— Alors, nous sommes foutus, — прошептал он. — II n'y a plus d'espoir. Foutus pour Teternite!..
— Nous sommes foutus! — сквозь зубы процедил Дарий, когда Замфир дал сигнал отправляться. — Foutus pour Teternite!
Они вышли на гужевую дорогу, всю в рытвинах, змеящуюся посреди поля. И снова разом, со всех сторон, взорвалась трескотня цикад. Теперь, выбравшись из кукурузных зарослей, можно было снять каски. Замфир и Илиеску прицепили их к ранцам, свою Дарий повесил на руку. Уже появились звезды, но прохлада ночи все не наступала.
— Не разговаривайте лучше, господин студент, — посоветовал Замфир. — Вы, верно, притомились…
— Полночь-то миновала, теперь только и поговорить, — возразил Илиеску. — Пока не дойдем до шоссе. Там опять придется держать ухо востро…
Дарий отыскал платок в верхнем кармане гимнастерки и принялся отирать лицо.
— Слушайте, ребята, — сказал он немного погодя. — А это та дорога, вы точно знаете?
— Та самая, господин студент, — успокоил его Замфир. — Гляньте на звезды. Мы только крюку дали, чтоб обойти село, а так идем верно. Держимся следом за русскими…
Дарий мельком посмотрел на светящийся циферблат.
— Без двадцати пяти час, — начал он рассуждать. — Если скоро выйдем на шоссе и все будет хорошо, тогда сможем идти часов до четырех. Потом, как вы говорите, надо снова уходить в кукурузу. А вдруг километров через десять-двенадцать начнутся другие поля — ну там пшеница, овес, сурепка, что-нибудь в этом роде? В них ведь не спрячешься.
— Не беспокойтесь, господин студент, — сказал Илиеску. — Я в этих местах был нынешней весной, когда только посевы вылезали. Вся Украина такая, как вы видите: кукуруза, потом на километр-другой пшеница либо рожь, либо еще что, а после опять кукуруза.
— Вот с водой будет тяжеленько, — вздохнул Замфир. — Воды можем не найти. Нам бы заброшенный колодец или хоть болотце, но может ничего не попасться и день, и два. Тяжеленько будет, но, с Божьей помощью, перебьемся. Я знаю травы, потом есть корешки, а то и молочный початок где уцелел… Перебьемся, это вы в голову не берите…
— А есть будем, что нынче ночью, — поддержал его Илиеску. — Кукурузу. Жалко, переспела, и печь ее без толку. Но сойдет и так. С голоду не помрем.
Дарий совал платок обратно в карман, когда его нога угодила в яму. Он покачнулся, ранец наехал ему на затылок, но Замфир крепко подхватил его под руку.
— Боже сохрани сейчас ногу вывихнуть!
— В яму попасть и не упасть — добрая примета, — вспомнил Илиеску.
Дарий запихнул платок в карман.
— Раз уж речь зашла о ямах… — начал он, ухмыляясь, — я давно хотел спросить, зачем вы надрывались, копали для Ивана такую царскую могилу, я хочу сказать — такую длинную?
— Почему же длинную, господин студент? — сказал Замфир. — Могила как могила. Как для хрестьянина.
— Когда вы начали копать с двух концов, — настаивал Дарий, — между вами было больше чем два метра. Как будто вы собирались зарыть целый патруль…
И ему стало так смешно, что он расхохотался, вмиг чудом забыв и про жажду, и про усталость. Замфир с Илиеску вторили ему, но он понимал, что только из вежливости.
— Не приведи Бог — патруль! — сказал наконец Замфир. — Однако двух метров в ней не было…
— А я вот думаю, — добавил Илиеску, — вы, господин студент, никак не могли ее видеть, вы же в поле ушли.
— Это потом. Сначала налетели немецкие самолеты и забухали русские пушки, вот в ту минуту я и видел, как вы копаете. Очень хорошо помню.
— Пусть тогда Замфир скажет, — решился немного погодя Илиеску. — Пусть скажет, как оно было. Мы только что ковырнули землю лопатами, как завидели первые самолеты, мы им замахали, потому как они стали по кромке поля шить из пулеметов, и пошли вас искать, поглядеть, не дай Бог вас какая пуля задела. Вы там же и лежали, где мы вас после разбудили. Ну, мы удостоверились и только после принялись копать могилу. Когда самолеты пошли вторым заходом, так примерно через четверть часа, могила была почти готова, и мы им издали махали лопатами, но они нас и так увидели и не стали рядом стрелять… Разве не так было, Замфир?
— Так и было, как Илиеску говорит, — подтвердил Замфир. Дарий снова рассмеялся.
— Тем лучше. Значит, мне стало сниться, когда я еще не заснул. Со мной такое и раньше случалось.
Он смолк, уйдя в свои мысли. Несколько минут спустя Илиеску вдруг быстро пошел вперед, слегка пригнувшись, потому что кукуруза стала редкой и чахлой. Потом поманил их, жестом призывая к осторожности.
— Выходим на открытое место, — шепотом сказал Замфир. — Сейчас должны в шоссе упереться. Позвольте-ка я пойду вперед, господин студент…
Два часа они шли порознь по открытому полю. До шоссе добрались быстро, но пришлось пересечь его бегом, потому что со спины на них надвигалась с погашенными фарами бесконечная колонна русских грузовиков. Ночь стала ясной и прохладной. Небо вдруг приблизилось, посверкивая звездами. Единственное прозрачное облачко плыло прямо по курсу на запад. Временами ветер ленивым дуновением доносил запах сухой травы и бензина.
Увидев посреди поля одинокое дерево, он коротко посвистел товарищам, указывая им место для привала. В ответ был взмах руки, которым Замфир звал его дальше, за собой.
— Nous sommes foutus! — тихонько просвистел Дарий.
Ему захотелось сплюнуть, как Илиеску, но во рту было сухо, и вдруг он с удивлением, даже со страхом почувствовал, что его пробирает холод. Он попытался прибавить шагу, однако не мог понять, удается ему это или нет. Очнулся бегущим: карабин в правой руке, в левой ранец, чтобы не бил по спине. Тяжело дыша, он остановился.
— Чего вы испугались, господин философ? — раздался негромкий голос.
Он резко обернулся и встретился глазами с Прокопием. Тот поджидал его под деревом. Улыбался. Рядом сидела собака.
— Чего вы испугались? — повторил он замершему в изумлении Дарию.
— А вы что тут делаете, господин доктор? Как вы тут оказались?
Его усталость как рукой сняло, он оживился и бодро подошел к знакомому.
— Где ваша часть? — спросил он и вдруг обнаружил, что обознался. — Тут темно, я тебя не узнал, Архип, — пробормотал он конфузливо. — Но я все равно не понимаю, как ты сюда попал. Все ищешь формулу, все еще ищешь?
Тот смотрел на него с ясной, но не без иронии, улыбкой.
— Я задал вам вопрос, господин философ, но вижу, что вы не хотите отвечать. Вы говорили мне, помнится, что мы неуничтожимы. В таком случае чего вы испугались?
— Иван… — прошептал Дарий.
— Если вам угодно. Меня, правда, зовут не так, но я не обижусь. Зовите Иваном.
Дарий сделал к нему еще шаг.
— Значит, ты знал по-румынски, только не признавался, а мы-то бились…
— Теперь мы понимаем все языки, — возразил Иван. — Но это больше не имеет значения, нам они больше не нужны… И все же: вы говорили, что мы неуничтожимы. Вы не должны быть подвержены страху.
Дарий в замешательстве потер лоб рукой.
— Это не страх. Меня вдруг почему-то, я не понял, пробрало холодом, и я побежал. Только и всего…
Иван взглянул пристально, дружелюбно. Снова улыбнулся.
— Вы красиво говорили со мной — вчера, позавчера или когда там это было. И потом, вы, такой молодой, сами дошли до мысли, что мы неуничтожимы. Это меня подкупило.
— Значит, ты все понял, — прошептал Дарий.
— Чего я не понял, — продолжал Иван, — это настроения безнадежности, господин философ, это вашего опасения, что вы никогда не отдохнете. Но от чего ты собираешься отдыхать? Мы только начали. Что у нас за спиной? Не натянешь и миллиона лет! Если же считать с гомо сапиенс, вообще какие-нибудь несколько десятков тысячелетий. А посмотри вперед: миллиарды и миллиарды лет!..
Дарий слушал его сосредоточенно, напряженно.
— Миллиарды, — повторил он тихо. — Знаю, знаю, но что нам с ними делать, с миллиардами лет?
— Мы вдохнем дух в Землю, потом в Солнечную систему и другие галактики, и во все, что может там быть и чего мы еще не знаем. Одухотворим их, то есть дадим им толчок к жизни, пробудим дух, который дремлет в каждой жизни. Благословим все Творение, как у вас любит кое-кто говорить.
— Значит, Замфир был прав. Нас ты тоже благословил.
— И да, и нет, как справедливо заметил доктор Прокопий.
— Откуда ты знаешь про доктора Прокопия?
Иван взглянул на него с веселым любопытством, пожал плечами.
— Теперь мы знаем все. Точнее, все, что нас интересует. А ты меня интересуешь, потому что тебе было жалко меня и ты говорил со мной.
Замфир с Илиеску тоже меня интересуют. Еще бы! Они волокли меня на себе, хотели донести до села, а потом похоронили. Не то чтобы меня хоть сколько-нибудь волновало, похоронен я или нет, но само намерение — трогательно.
Дарий снова начал тереть лоб.
— Ребята! — прошептал он. — Где ребята?
— Они там, впереди, поджидают тебя. Не беспокойся, они тоже отдыхают. Впрочем, я тебя долго не задержу, мне скоро пора отправляться дальше. Просто хотелось побеседовать. М