Прохор тяжело опустился на лавку. Его ребята, пыхтя, взвалили на себя отрубившихся царевичей и потащили их прочь из зала, в спальные комнаты. Ребятам не повезло: комнаты для гостей располагались на втором этаже.
Дуняша принесла две кружки кваса, остро пахнущие свежим хлебным мякишем. Кокетливо покосилась на Ивана и присела рядом.
— Тебе чего, стрекоза? — миролюбиво спросил Прохор, отхлебывая из кружки.
— Посидеть захотелось, батюшка, весь день отдыха не знала, — Дуняша ласково улыбнулась Ивану.
Царевич покраснел и смущенно спрятался за кружкой кваса.
— Ты молодца не смущай, не видишь, не тебе завещан, — усмехнулся Прохор.
— Я его не смущаю, разве моя вина, что он такой красненький, как морковка.
Ваня покраснел еще больше.
— Куда путь, добры молодцы, держите, если не секрет? — поинтересовался Прохор.
Иван выглянул из-за кружки.
— И не стесняюсь я вовсе, — ответил он Дуняше.
Прохор и девушка прыснули смехом.
— Я вижу, — сказала Дуняша. — Ладно, батюшка, я пойду, раз богатыря смутить не сумела, — Она взъерошила Ивану волосы. — Ох, вот я тебя бы причесала, — девушка рассмеялась. — Спокойной ночи, прынц.
— Царевичи мы. Спокойной ночи. — Иван облегченно вздохнул, когда девушка вышла.
— У меня девки такие, — Прохор улыбнулся, — им только попади на язык.
Иван кивнул головой.
— Едем мы к царю Руфию, за молодильными яблоками.
— Втроем?
— На Перепутье каждый свою дорогу выберет.
— Слышали о Перекрестке?
— Гусляр пел.
— Пел. — Голос хозяина стал строгим и серьезным. — У распутья легких дорог не бывает. Я догадываюсь, какая тебе достанется.
— Какая?
— Самая легкая, — с иронией ответил Прохор. — По ней не только с мечом, но и с умом проехать надо.
— Проедем.
— Хорошо, что смелый такой. — Прохор поднялся. Вернулся за свой бар, что-то поискал на полках. Найдя, вернулся к столу. Протянул Ивану небольшой фиолетовый флакончик. — Бери.
— Что это? — Иван отвинтил крышку, принюхался. — Обыкновенная вода.
— Вода, да не обыкновенная. Это эликсир против сна. Если примешь его, три дня спать не будешь, как раз хватит, чтоб Гиблые Земли пересечь.
— Какие земли?
Прохор зевнул:
— Все, Царевич, много будешь знать, быстро состаришься. Спать пора. Про флакон не забывай — забывчивость жизни может стоить. Завтра сам поймешь. — Прохор поднялся. — Твоих братьев на заре подниму, долго спать не дам, без опохмелья обойдутся. Сумки переметные хозяйка приготовит, Прошка — коней. Чем рассчитываться будете?
— У меня берендеевки есть.
— А у братьев?
— У братьев нет ничего.
— Понятно. Берендеевками так берендеевками, потом у гномов обменяю. Пора вам на единую валюту переходить, эдак вы никогда доллар не опрокинете.
— Рассчитаться сейчас?
— Утром. Спокойной ночи, царевич.
— Спокойной ночи. — Ваня прошел к лестнице. Поднимаясь, с удивлением подумал, что минуту назад совсем не хотел спать, а сейчас готов упасть и уснуть на лестнице. Поднявшись в свою горницу, он обессиленно разделся и повалился на кровать…
Трое всадников стояли над распутьем. Двое стонали, поддерживая себя за луки седла, третий сидел прямо. Старая дорога оставила за их спиной гостеприимный трактир «Перекресток». Если оглянуться, вдали у дороги можно было увидеть темное, похожее на холм пятно. Еще дальше — серый косогор с черной щетинистой полосой леса, из-за которого только что выкатился заспанный красный глаз Ярилы.
Теперь дорога растерянно упиралась в старый, замшелый круглый валун, делящий дорогу на три отдельных пути, разбегающихся в разные стороны дикого поля и исчезающие, перечеркнутые пустынной линией горизонта.
— Ой, как болит голова, — простонал Оскар, — Борис, прочитай, что написано на камне.
— С которого прочитать? — Борис наклонился к валуну.
— Сколько ты видишь?
— Два.
— Ясно. Ваня, огласи, пожалуйста, весть список, мы в состоянии нестояния, — попросил Оскар.
Иван соскочил с коня.
— Тут написано, — он опустился на колени, рукавом почистил старую, выбитую резами надпись. — «Направо поедешь — себя спасать, коня потерять. Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть». — Иван взобрался на коня. Над головой, в небе, закаркал ворон. Описав несколько кругов над царевичами, черная птица опустилась на валун. Не обращая внимания на людей, стала приводить в порядок перья.
— Во, прилетел, словно падаль почувствовал, — заворчал Борис. — Падаль, — он погрозил птице кулаком.
Ворон поднял голову.
— Сам дур-рак! Кар! Толстый!
— Что? — Борис открыл рот, недоверчиво уставился на птицу. — Да я тебе мозги вышибу! — заорал он, хватаясь за меч.
Ворон, лениво взмахнув крыльями, слетел с валуна. Описав круг над головой Бориса, каркнул на прощание:
— Дур-рак! Кар! — Он полетел в том направлении, где обещали падеж скота.
— Глупая птица! — Борис рассек мечом воздух и неохотно спрятал его в ножны. — Он и вправду что-то сказал, или мне с бодуна почудилось?
— Дураком тебя обозвал, — ответил Оскар.
— Птицы иногда разговаривают, особенно те, которые живут долго, — подтвердил Иван.
— Попугай черный, — Борис мрачно посмотрел на валун. — Что теперь, жребий тянуть будем?
— Зачем тянуть? — возмутился Оскар. Он посмотрел на Ивана. — У нас дуракам дорога налево, — ободряюще улыбнувшись, положил руку на плечо младшему брату. — Не робей, Ваня, дуракам везет — народная мудрость.
— Я знаю, — глухо отозвался Иван.
— Не хочешь же ты показать старшим братьям, что боишься?
— Не хочу, но боюсь.
Старшие братья болезненно рассмеялись, громче смеяться не позволяли удары похмельного колокола, гудящего в голове.
— У тебя деньги остались? — практично осведомился Оскар.
— Немного, я ведь за вас в трактире заплатил.
— Молодец, давай сюда, — Оскар протянул руку. — Мне коня понадобится купить, я направо поеду.
Иван отдал тощий кошелек.
— Тебе все равно деньги не нужны, — Оскар улыбнулся.
— А мне куда ехать? — спросил Борис.
— Тебе, как старшему, почетная прямая дорога.
— Это где женатому быть? — Борис с подозрением посмотрел на среднего брата.
— Борис, ты солдат до мозга костей, неужели, если попадется баба, не справишься?
— Кто не справится? Я не справлюсь с бабой?
— Вот видишь, сам прямой путь выбрал. — Оскар с улыбкой посмотрел на братьев. — Ну что, братья-царевичи, разъезжаться будем? — Он повернул коня на правую дорогу. — До свиданья, Борис. Прощай, Иван.
— В следующий раз, когда увидимся, я на троне сидеть буду, — Борис воодушевлено развернул коня на свою дорогу. — До встречи, братаны. — Пошел! — он двинул Буяна пятками, конь поднял хвост трубой и резво помчался по дороге.
— Или под каблуком, — пробормотал Оскар. Оглянулся на младшего. — Видел, как старший резво начал? Прощай, Ваня.
— До свидания.
Оскар неторопливо поехал по дороге.
— Тише едешь — здоровее будешь, — бормотал себе под нос. Он в последний раз оглянулся на валун. Младший брат продолжал стоять над камнем, о чем-то размышляя. — Думай, не думай, а других дорог нет, — усмехнулся Оскар, вонзая шпоры в бока коня.
3. ГИБЛЫЕ ЗЕМЛИ
Через некоторое время дорога без следа растворилась в диком поле. Высокие травы доставали до конского брюха. Их желто-зеленые венчики от редких порывов ветра разбегались в стороны, подобно морским волнам, набегающим от горизонта в сторону распутья.
Иван выпрямился в стременах, приложил ладонь козырьком к глазам огляделся по сторонам. Травяное море начиналось из бесконечности и пропадало в бесконечность, не видно границ.
— И эти земли называются гиблыми? — царевич улыбнулся. — Наверное, только потому, что одному здесь можно умереть со скуки.
Вспомнилась утренняя обида, когда встал рано, хотел переговорить с каликой-гусляром, а его след простыл. Прохор сказал, что до зари ушел.
— Так и не успел с ним попрощаться, хотел спросить, куда путь держит.
— А он не скрывал, — сказал Прохор, — на свадьбы к царю Долмату торопится.
— Счастливой дороги думал пожелать.
— То же и он тебе передавал, сказал, что еще свидитесь…
— Если он сказал — значит, свидимся, — ответил Иван.
Царевич насвистывал песенку про Распутье, которую вчера услышал. Вспомнились слова:
И один я в поле и отважно
Жизнь завет, а смерть в глаза глядит
Черный ворон сумрачно и важно,
Полусонный на кресте сидит.
— Хорошая песня.
Высоко в небе над головой раздалось знакомое карканье.
— Привет, птица! — закричал Иван ворону. — Высматриваешь кого?
— Кар! Погибнешь, дуррак! Каррр! — Черная каркающая точка стала отдаляться.
Иван потрепал Сивко за гриву.
— Не бойся, друг, минуем гиблые земли, не затеряемся. — Конь согласно встряхнул головой, тихо заржал.
Вскоре на открытом пространстве стали попадаться заросли невысокого кустарника. С левой стороны он превратился в сплошную стену непролазных зарослей. Иван подъехал к зеленой стене, подле которой трава росла не так густо и высоко и Сивке легче было передвигаться.
Внезапно кусты раздвинулись, и перед царевичем встали трое мужиков со вскинутым дубьем на плечах.
— Кошелек или жизнь! — гаркнул один из них. Второй по-разбойничьи присвистнул, словно ставил в предложении восклицательный знак.
Во-первых, встреча была неожиданной; во-вторых, не мужиков, а чудо-юдо чаял встретить царевич; в-третьих, погибель должна была быть не такой прозаической, и в-четвертых… Сивко поднялся на дыбы, заржал и прыгнул на мужиков. Те с воплями шарахнулись в разные стороны, а Иван, выхватив меч, тонко закричал:
— Вот я вам!
Мужик, требовавший кошелек или жизнь, прикрыв голову руками, упал на землю. Меч просвистел над головой, милостиво оставляя её на плечах. Остальные с криками: «Караул! Люди добрые спасите!» — кинулись обратно в кусты.