– И мы все погибнем?
– Ты душ с утра принимал?
– И что? Это спасёт?
– Кого-то уже нет. После полоскания и вытирания ты брызнул себе под мышку этой вонючей жидкостью из баллончика.
– Дезодорантом.
– И тем самым уничтожил высокоразвитую цивилизацию разумных микробов, у которых как раз заканчивался период Высокого Возрождения и вот-вот должна была начаться Великая Промышленная революция. Ты же этого не заметил? Пилигримы – точно такие-же. Не потому, что какие-то бессердечные или ужасно злобные, им просто нет дела до ползающих рядом бактерий. Насколько мы сумели в них что-то понять – только то, что все остальные для них – что-то вроде микроорганизмов: микробы существуют, копошатся, возможно у них своя жизнь, полная радостей, огорчений, приключений, преступлений. У микробов собственный мир и свои войны, возможно, среди них существует гениальный литератор, который описал всё это. Вероятно, Пилигримы тоже могут взять микроскоп, или что там у них вместо него, и посмотреть, чем заняты, к примеру, инфузории: только подозреваю, что это им малоинтересно. И пожалуйста, не пользуйся больше этой гадостью, у меня от неё нюх пропадает и брюхо чешется.
Первое, что я сделаю, вернувшись домой – выброшу в мусорное ведро всю вонючую косметику в надежде, что это спасёт остальные уцелевшие цивилизации, в каком-бы месте они не находились.
– Расскажи о Пилигримах.
– О них мало что известно. Они ни с кем не контактируют, ни во что не вмешиваются. Если мы умеем перемещаться вдоль времени, то они могут им управлять. Они-то путешествуют во времени и пространстве по-другому, используя Бездонные Дырки как пространственные тоннели. Возможно, что Пилигримы – не множество различных существ, а одно единственное, что-то вроде Бога. Только вряд ли у него есть понимание того, что именуется «добро» и «зло».
– Как они выглядят?
– Неизвестно. Их невозможно увидеть, даже мне, с моими двенадцатью органами чувств. Я могу только ощутить их присутствие, но говорить с ними можно только тогда, когда они сами захотят.
– У них есть какой-то язык? С ними можно общаться? Ну, если такой контакт вдруг состоится?
– Только образами. Чтобы им что-то сообщить, в голове следует выстроить нечто вроде объёмной и подробной картинки. Если им интересно, они отреагируют. Как – не знаю.
Сидеть на лавочке мне надоело и уши замёрзли. Я встаю, и мы идём по дорожке вдоль пруда. Навстречу – группа девочек лет по четырнадцать, одетых в одинаковую униформу Екатерининского института благородных девиц – он расположен рядом, за оградой, бывший когда-то загородной усадьбой графа Салтыкова. Воспитанницы хихикают и бросают на меня призывные взоры, которые моя тётушка сочла-бы неприличными – девиц сколько хочешь, а вот с благородством в наше время неважно. Слышен далёкий звук колокола, церковь Иоанна Воина видна силуэтом сквозь полуголые деревья. Монотонный звон с её колокольни звучит тоскливо: по ком звонит колокол? Колокол звонит по нам всем, включая собак и благородных девиц.
Неожиданно Пестиримус останавливается и задаёт необычный вопрос:
– У тебя дома имеются консервы?
– Собачьи? – вопрос меня удивляет, Пестиримус сам говорил, что кормить его не обязательно. – Ты что, кушать захотел?
– Я неверно выразился. Консервы… Консервированные знания. Я имел ввиду знания в концентрированном виде. Такие – чтобы употребил и сразу всё знаешь.
– Знания в консервированном виде? Изложенные примитивно и сжато?
– Вроде того.
Я задумываюсь – ну, конечно!
– Энциклопедии, ещё лучше – школьные учебники. В них всё изложено так, чтобы понял последний лоботряс – концентрировано и просто. Поэтому ты все мои книжки с учебниками распотрошил?
Песик делает вид, что у него проблемы со слухом:
– Нам следует проникнуть в параллельный мир и забрать оттуда эти-самые учебники, по всем предметам. Их сравнение следует сделать тебе, у тебя это получиться много лучше. На предмет того, чем миры отличаются. Надеюсь, это должно дать результат.
Глава 9.
Я стою в углу, я – снова маленький мальчик, я опять нашкодил и за это наказан. Мне шесть лет, и я только-что разбил любимую тёткину вазу: именно так я себя чувствую. Боль в коленке утихла, хотя шишку на лбу я себе точно наколотил.
– Сосредоточься, – в голосе Пестиримуса Светоподобного мне чудится плохо скрываемое отчаянье, хотя я могу ошибаться. – Ну что может быть проще – пройти сквозь стену!
Я занят изучением рисунка обоев – цветочки замысловато переплетены с листиками, они образуют бесконечно повторяющийся орнамент. Это старинные обои, теперь таких не делают, жалко, что сильно пожелтели. И выцвели, наверное: вот тётушка уверяет, что все цвета раньше были ярче. Ну, понятно – небо было выше, и конфеты – слаще. А шоколад – горче.
– Расслабься и хватит думать о горьком, это не поможет, – терпению Пестиримуса можно позавидовать. Битый час он пытается засунуть меня во временной коридор и всё без толку. – Можешь повернуться.
Я поворачиваюсь и вместо лохматой собачки вижу перед собой чудовище. Двухметровая рептилия ярко-зелёного цвета разевает пасть, полную разноторчащих зубов и издаёт пронзительный рык. Меня обдаёт брызгами слюны и помойным запахом прогнивших консервов. От столь сильных ощущений я куда-то проваливаюсь, ибо бездна разверзлась предо мною и поглотила ея.
Сначала я решаю, что меня слопали не пережевывая, и я умер: вокруг полная темень, я слышу только булькающие звуки – видимо, закусивший мной динозавр приступил к перевариванию. Затем из ниоткуда появляется свет, и я приступаю к изучению места, куда я угодил. Мои ноги не касаются земли, которой нет – я вишу в воздухе, из-за невесомости меня слегка подташнивает. То, что я вижу, похоже на стенки кишечника какого-то животного: или динозавр, что мною закусил, сильно подрос, или я уменьшился. Если это – кроличья нора, то моё имя – Алиса. Свет становится ярче, я осознаю, что пребываю внутри тоннеля, его светящиеся стенки становятся непрерывно меняющейся картинкой. Я касаюсь их рукой, поверхность отвечает снопом искр. И ещё я понимаю, что моё зрение изменилось – оно приобрело круговой обзор. Озираться по сторонам не нужно – рядом со мной обнаруживается сияющий шар в виде болонки. Жуткая рептилия исчезла, впереди меня парит лохматый пёс, похожий на неоновый светильник. Как я рад его видеть!
– Ты в полной безопасности.
Это новое толкование понятия «безопасность», с которой я прежде не сталкивался. Абажур с болонкой внутри описывает вокруг меня сначала мёртвую петлю, а потом штопор, после чего выдаёт ещё парочку фигур высшего пилотажа. Я начинаю понимать происхождение титула Пестиримуса – Свепоподобный.
– И долго ты собираешься висеть? Начинай двигаться!
Я машу руками, пытаясь зацепиться за воздух. Увы, мои руки, как я не стараюсь ими размахивать, не могут заменить птичьи крылья. В лучшем случае я похож на курицу.
– Не получается!
– Само собой. Ты же всё делаешь неправильно – ты штаны через голову одевать не пробовал?
– А надо?
– Не сейчас. Перестань дрыгать конечностями и замри. Теперь повернись главным лицом к тому концу тоннеля, где нахожусь я. Так, неплохо! А теперь представь себе, что перед тобой глубокий колодец, в который ты падаешь.
Я пытаюсь следовать инструкциям. Передо мной – бездонная пропасть, Марианская впадина, куда мне следует провалиться. Наверное, следует опять испугаться. Сначала медленно, мое тело неуклюже сдвигается с места. Я и вправду начинаю падать, я двигаюсь вдоль тоннеля всё быстрее и быстрее. У меня получается!
– Ну, догоняй-же!
Время подпрыгнуло вверх, замерло, потом качнулось вправо, потом, булькая, растеклось во все стороны. Рок-н-ролл! Мы стремительно несёмся по тоннелю, за его стенами тайга, сосны вперемежку с пальмами. Мерцающие стенки превращаются в светящиеся полосы, всего меня заполняет внезапное чувство экстаза и детского счастья. Я – боевой истребитель, я по самые закрылки набит смертоносным оружием! Никакой пощады – если летящий впереди меня Пестиримус – мой боевой командир и ведущий, тогда я – за ведомого: «Байкал-один, я – Амур, как слышно! Приём…» А-а-а-а! То чувство, которое я испытываю от полёта, правильнее назвать щенячьим восторгом. Вираж, ещё вираж, поворот.
– Осторожнее. В этом месте трясёт, тут всегда временной мусор.
Левым плечом я цепляюсь за выступ в стенке тоннеля – видимо, это какой-то не лучший день недели, вроде понедельника. Из-за столкновения начинаю вращаться, подобно футбольному мячу, который при штрафном умело подкрутили. А вот и ворота – в стенке тоннеля виден проём, выкрашенный в чередующиеся чёрно-белые полоски, он и вправду похож на футбольные ворота.
– Нам сюда.
Вспышка! Кручёный мяч влетает в «девятку», трибуны гудят в восторге: Го-о-о-л! Мерцающий свет сменяется темнотой.
– Притормаживай!
Я, продолжая вращаться, скольжу по полу пятой точкой, потом врезаюсь во что-то хрупкое – что это было, понять не успеваю, потому что разношу это что-то в щепки. Моё крушение сопровождается мощным крещендо, похожим на звон посуды. Мягкой посадкой это не назовёшь, зато, кажется, из своих двухсот костей я ничего не сломал. Чужое имущество не счёт.
– Что, прибыли?
Глаза привыкают к темноте. Свет заодно с холодом проникает в помещение сквозь щели металлической двери, а то, что я раскурочил, неудачно приземлившись, было пустыми ящиками – таких ящиков здесь полным-полно, можно смело ещё парочку расколотить. На стене вижу выключатель, оглядываюсь – место, в котором мы очутились, похоже на кладовую: кругом коробки, ящики с пустыми банками и бутылками. Вот он какой – параллельный мир!
Глава 10.
Металлическая дверь при касании отдает морозом и заперта, другая ведёт в миниатюрное помещение, выкрашенное изнутри зелёной краской. В нём темно и одиноко, квадратное оконце, ведущее наружу, заперто на амбарный замок. На окошке висит табличка – «Закрыто. Ушла на склад». Странно, мы только что оттуда. Чтобы выбраться на улицу, приходится вернуться в кладовку – металлическая дверь закрыта изнутри на простой засов. На глаза попадается документ, который почему-то кажется мне важным. На мятой бумажке корявым почерком выведено: бутылка водочная, винная или пивная: 0, 5 литра – 12 копеек. Бутылка винная: 0,7 литра – 17 копеек. Далее написаны цены на молочную, майонезную и сметанную бутылки – видимо, мы попали в магазин, торгующий пустой посудой: у нас такого точно нет. Первая странность параллельного мира: зачем покупать пустую бутылку, если можно купить полную и запросто сделать её пустой? Я решаю прихватить бумагу с собой и на досуге поразмыслить над этим парадоксом: если мы собираем информацию об этом мире, то документ может иметь отношение к нашим поискам – просто никогда не знаешь, что может пригодится.