Сейчас утро воскресенья. Мне скоро будить Петьку. Пойдем проверять жерлицу. Может быть, щука уже попалась?
Пишу о щуке, а думаю об Оле. В городе совсем не думал, а тут думаю. Бабушка любит передачу «Радио-ретро». В одной песне о старом поколении пелось: «Любовь нечаянно нагрянет…» Выходит, и на младшее поколение любовь может нагрянуть…
На меня-то нагрянула. А как сделать, чтобы и на Олю тоже? По примеру генерала прибавлю к своей фамилии ее фамилию. Буду Башмаков-Ермаков. Наши дети будут с двойной фамилией. И уже никто не подразнит их, как меня, «башмаками».
Вообще-то я своей фамилией доволен. Лучше, что ли, фамилия Лаптев? Не лучше и не хуже. Качество фамилии зависит от качества ее владельца. Если двуличный, подлый, ни за какой фамилией не спрячешься. Коршунов или Ястребов может быть добрым, отзывчивым человеком, а Воробьев или Зябликов, наоборот, – бандит из бандитов… Надо расспросить папу и маму о моих предках – какие они были, где жили… Пора будить Петьку. Пойдем снимать щуку.
После купания и завтрака отчалили. План был такой: плыть до жары, потом ставить палатку и оставаться на месте до нового утра.
Часам к одиннадцати вид реки изменился. Густой лес подошел вплотную к обоим берегам. Тень деревьев покрывала воду. Вода потемнела, и все стало таинственным, даже тревожным. Мама просила не уплывать далеко от них.
Плыли еще с полчаса, как увидели, что дальше плыть невозможно. С обоих берегов в реку были повалены большие деревья. Развернули байдарку и поспешили предупредить, чтобы «Ураган» пристал к берегу. Течение могло затащить его в сучья преграды.
Все сразу вспомнили череп и кости, вырезанные на осине, и слова «Мы здесь». Негодяи не поленились пилить толстые стволы, лишь бы устроить пакость.
О возвращении никто не думал. Вчетвером перетащили «Ураган» по другую сторону завала. Перенесли байдарку и вынутые из нее вещи. Прежде чем плыть дальше, отдыхали, объедаясь черникой. Набрали подосиновиков и моховиков. Но настроение испортилось. Какие могут быть еще неожиданности?
Стоянку устроили, когда на левом берегу лес отошел за широкий луг. Вечером мы с Петькой ловили уклеек. Мама для наживки ловила мух на крыше палатки. Уклейки хватали крючок с мухой в драку. Мы наловили штук сто.
Папа в стороне от нас ловил раков тремя удочками (без поплавков, с большими грузилами). На крючок цеплял мертвую уклейку. Медленно подтаскивал наживку к берегу, и почти каждый раз за рыбку держался клешней рак. Его, еще в воде, надо было успеть схватить рукой. На ужин была вкусная уха, были очень вкусные раки.
Утро у нас начинается купанием. Воздух холодный, а вода теплая. «Вода как парное молоко», – говорит мама. Парного молока я никогда не пил, а мама, папа, Петька пили.
Первым на новом месте в воду входит папа. Пробует дно – нет ли коряг и ям. Измеряет глубину. Вот уж по грудь ему, по шею. Голова скрылась, поднятые руки скрылись. Папа выныривает, плывет и снова опускается с поднятыми руками. Так он добирается до противоположного берега. После этого и мы лезем в воду.
Родители и Петька Шнурков плавают хорошо. Я похуже – устаю. Учусь отдыхать на воде. Дело-то простое: лечь на спину, вытянуть руки в стороны, развести ноги, погрузиться так, чтобы нос и рот были выше поверхности воды; не делать глубоких выдохов, чтобы в легких все время был воздух.
Петька в этот день пробовал ловить щуку спиннингом. Щука на блесну не клюнула.
Мы всё делаем вместе: палатку ставим, хворост для костра носим, грибы и ягоды собираем. По очереди только дежурим ночью. Еще по очереди чистим кастрюлю от копоти. Пучками травы с мокрым песком и глиной удается кое-что сделать. А после никак от черноты не отмоешь руки. За маму кастрюлю чистит папа, говорит, что жалеет руки жены. Если бы с нами была Оля, я тоже чистил бы за нее.
Поплыли дальше. Лес и с другого берега отодвинулся. Плыть стало веселее. Доплыли до ручья, впадавшего в реку. Тут увидели первого за все путешествие человека. На пригорке сидел старик и плел из лозы вершу. Я обратил внимание на его ноги: они были вытянуты неестественно прямо. (Оказалось, у него ниже колен протезы – с войны.)
Дед Викентий (так он назвал себя) встретил нас приветливо. Сказал, что выше по ручью его дом, в доме бабушка Светлана. «Хороших городских людей давно не видели. Прошу на денек в гости». – «Откуда известно, что мы хорошие?» – спросила мама. Дед Викентий ответил: «Плохие на „Ураганах“ не плавают».
Он рассказал, что третий раз за лето появляется на реке катер, на нем черный флаг с белым черепом. Несколько балбесов носятся так, что реку выплескивают на берега и берега обваливаются. «Верши крадут, – пожаловался дед Викентий, – брали бы только рыбу. Да и вершу не жалко: за день сплету новую. А вот реку жалко. Потому объявил пиратам войну – свалил в реку деревья. Туристам, как вы, завал не помеха. А катер к шоссе, где у них грузовик с краном, теперь не пройдет. Пойдут вниз по реке к другому мосту и там упрутся в завал».
Мы слушали молча, вспоминая череп на осине и хвастливую надпись «Мы здесь». Дед Викентий, верно, подумал, что не одобряем его, и сказал: «Не жалейте их. Что им катер! Им пароход купить – раз плюнуть. А вот пешими выбираться из этих мест не просто. За лесами болота на десятки километров. Потому тут, у реки, и деревень нет».
Мы вытащили «Ураган» на берег и спрятали в кустах. Дед Викентий, мама, папа пошли берегом. Мы с Петькой Шнурковым в байдарке поплыли по ручью.
На хуторе было три дома: крепкий – наших хозяев и два ветхих, покинутых. У деда Викентия и бабушки Светланы сын и дочь, три внука, две внучки. Они живут в деревне за болотом. С луга прибежала собака, там она пасет корову и овец. Собака огромная, морда как у медведя. Зовут ее, будто она какая малявка, Тузиком. Прошлой зимой Тузик загрыз волка. Дед Викентий что-то шепнул собаке, она обнюхала нас и побежала сторожить корову.
Бабушка Светлана обрадовалась нам, как родственникам. Начала готовить на всех обед. А мы занялись сеном. Сухое – носили в сарай на сеновал, сырое – ворошили. Очень приятная работа.
Остались ночевать, чтобы испытать сон на свежем сене. Мама с хозяйкой ночуют в доме. Я тоже пока в доме. При керосиновой лампе пишу дневник. Женщины за перегородкой еще не спят, разговаривают, и я все слышу.
Бабушка Светлана в молодости была первая красавица. Многие хотели жениться на ней. Она же выбрала Викентия. Он вернулся с войны инвалидом и не верил, что Светлана может полюбить безногого.
Пришлось Светлане долго уговаривать и Викентия, и его родителей. Родители боялись, что красавица побудет с ним годок и уйдет к другому, неискалеченному.
«Полвека живем без обидного слова, – сказала бабушка. – Из них лет двадцать на этом хуторе. Поначалу-то Викентий не мог ходить без костылей. А сейчас, с хорошими протезами, ходит без подпорок».
Мама рассказала бабушке про кинофильм, который когда-то видела. Англичанин попал на необитаемый остров. Туда случайно приплыла туземная девица. Они влюбились друг в друга, решили пожениться. Но у девицы был еще туземный жених. По закону племени соперники должны были соревноваться. Кто победит, тот и станет мужем.
Туземный жених мигом залез на пальму, нарвал кокосов. Англичанин вскарабкался на метр от земли. Туземец пробежал по канату. Англичанин упал на первом шагу. Туземец взял из костра раскаленный камень и донес до старейшин. Англичанин дотронулся до камня и замахал обожженными руками. Девица опечалилась и заплакала. Но тут вождь племени сказал: «Она станет женой проигравшего состязание. Потому что без хорошей жены он пропадет».
«Да, – согласилась бабушка Светлана, – есть кое-что схожее. А главное, Викентий стал меньше думать о потерянных ногах, потому что надо было думать о семье».
За ужином пили парное молоко. У всех, у мамы тоже, были белые усы. Посмотреть бы на Олю с усами из парного молока!
Папа сказал: «Дед Викентий достоин звания доктора путешественных наук и профессорской мантии. Его подарок, старое ведро без дна, великое изобретение в печном и кухонном деле».
Ведро (вверх дном) ставим на камни так, чтобы снизу был доступ воздуха. Загружаем сухими сучочками, поджигаем. Положив сверху две железки, ставим на них кастрюлю. Кулеш быстро варится, пепел на еду не попадает, кастрюля не коптится.
С благодарностью пользуемся другой наукой деда Викентия. Оказывается, в жаркую погоду окуни собираются у коряг, у затопленных деревьев и стоят там. Ловятся в таких местах поздним утром на червя. Правда, крючок, бывает, цепляется за сучок, за ветку, но тут уж ничего не поделаешь. Если полезешь в воду отцеплять, распугаешь рыбу. В первую же ловлю оторвали три крючка, а поймали окуней и на уху, и на живцов.
Червяками запаслись на хуторе. В пути червей надо искать в остожьях – на месте, где стояли стога.
Но самое удивительное – спиннинг, переделанный на удочку. Дед Викентий продел леску в большой, с яблоко, поплавок из пенопласта, к концу лески привязал балалаечную струну, а к ней тройник. Эту снасть он вручил маме, так как ей удобнее ловить с «Урагана». Надо сказать, что, по совету деда Викентия, мы модернизировали «Ураган» – привязали к обоим бортам связки камыша – для лучшей устойчивости. Если бы не модернизация, «Ураган» – был момент – перевернулся бы.
Мы с Петькой Шнурковым уплыли выбирать место для стоянки. А «Ураган» тихо несло течением. Папа шестом удерживал плавсредство на середине реки. Мама сидела на скамейке, держала в руках спиннинг. Поплавок, а под ним окунек на крючке, тоже плыли по течению, но ближе к берегу. Маме это занятие стало надоедать, как вдруг поплавок закачался, а потом пошел под воду. Мама дернула, леска натянулась, удилище согнулось.
«Что это?!» – испугалась мама. «Крути катушку! Попалась!» – крикнул папа и бросился с сачком к борту «Урагана». Вот тут-то и могли перевернуться. «Ураган» зачерпнул в обе камеры воду. Папе пришлось лечь на настил и лежа подсачивать щуку. Щука попалась очень большая, еле уместилась в сачке.