8. Пакет крысиного яда. Взяткодательница — пожилая сотрудница санэпидстанции. Повод — выдача больничного листа на дому без показаний.
9. Колода игральных карт. Взяткодатель — молодой менеджер. Повод — оформление справки для посещения бассейна без очереди, без осмотра и без сдачи анализов.
10. Потертый собачий ошейник с таким же потертым поводком. Взяткодатель — мужчина лет 60—65. Повод — оформление санаторно-курортной карты «без хождения по врачам и сдачи анализов».
Данилов вернул трубку радиотелефона на базу и полез в шкаф за скрипкой. Захотелось не просто поиграть для души, а поупражняться в новом. Например, разучить одну из сонат Изаи.
Ноты лежали под футляром. При помощи нехитрого проволочного приспособления, изобретенного Даниловым, они удобнейшим образом крепились к подвешенному на стене телевизору.
Едва коснувшись смычком струн, Данилов забыл обо всех своих проблемах. Погружение в музыку сродни наркомании, оно переносит человека в другой мир, в другое измерение, в другую жизнь. Разница лишь в том, что в одном случае действует химия, а в другом — настоящее волшебство.
Получалось неплохо для любителя, играющего эту вещь второй раз в жизни. Кончив сонату, Данилов вернулся к двум наиболее трудным местам и отыграл каждое по два раза, с удовольствием отмечая, что получается все лучше. Эх, если бы можно было брать скрипку на ночные дежурства…
Никто не запрещал ему этого; но ночная игра на скрипке в морге непременно привлекла бы внимание окружающих к «дежурствам» Данилова. А музыка в морге не смущала Данилова. Искусство везде уместно. Как сказал Шостакович: «Любите и изучайте великое искусство музыки. Оно откроет вам целый мир высоких чувств, страстей, мыслей. Оно сделает вас духовно богаче. Благодаря музыке вы найдете в себе новые неведомые вам прежде силы. Вы увидите жизнь в новых тонах и красках».
Но больше всего Данилову нравились слова шекспировского Лоренцо:
«Заметь себе: когда несутся дико
В степях стада иль молодых коней
Лихой табун: они безумно скачут,
Ревут и ржут; то кровь играет в них
Горячая. Но стоит им заслышать
Лишь звук трубы или иной какой
Звук музыки — как вкопанные станут
Мгновенно все, и одичалый взгляд
Под силою мелодии прелестной
В смирение и кротость перейдет.
Вот отчего и говорят поэты,
Что песнями своими привлекал
Орфей деревья, волны и утесы;
Нет на земле живого существа,
Столь жесткого, крутого, адски злого,
Чтоб не могла хотя на час один
В нем музыка свершить переворота.
Кто музыку не носит сам в себе,
Кто холоден к гармонии прелестной,
Тот может быть изменником, лгуном,
Грабителем; души его движенья
Темны, как ночь, и как Эреб, черна
Его приязнь. Такому человеку Не доверяй…»
(Уильям Шекспир, «Венецианский купец».
Перевод П.И. Вейнберга)
Хлопнула входная дверь — Елена и Никита вернулись с субботнего похода по магазинам. Данилов положил скрипку на кровать и вышел в коридор.
— А у меня вот что! — Никита гордо потряс большой картонной коробкой; в ней что-то загрохотало.
— Коньки? — догадался Данилов.
— Коньки, — подтвердила Елена и слегка подтолкнула сына в спину. — Так и будем стоять в прихожей?
Никита опустил коробку на пол и стал стягивать куртку. Данилов отправился на кухню — ставить чайник.
Демонстрация покупок сменилась ужином, ужин — просмотром старого доброго и никогда не надоедающего «Человека за бортом». Обычный субботний вечер.
После того как они однажды проспали ночь с незапертой входной дверью, Данилов завел привычку проверять это перед сном. Приняв душ, он надел подаренный Еленой на день рождения махровый халат и зашел в прихожую. Дверь была заперта. Данилов повернулся, чтобы идти обратно и нечаянно задел сумку Елены, стоявшую на полке под вешалкой. Сумка упала на пол, и из нее вывалились ключи от машины, губная помада и продолговатая синяя коробочка. Елена, достав ключи от дома, позабыла застегнуть «молнию».
Данилов поднял упавшее и, перед тем как убрать в сумку коробочку, рассмотрел ее. «Хм, „Паркер?“ — удивился Владимир и открыл; в коробочке был обтянутый кожей футляр, а в нем — ручка, толстая, перламутровая, с золотым пером, дорогая и явно мужская.
Данилов захлопнул футляр, придерживая крышку, убрал его в коробочку, а ее — в сумку. «Иглу в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца, зайца в сундук, и на самую высокую ель…» — Не застегивая сумку, Данилов вернул ее на полку и пошел в спальню.
Елена читала в постели — не привычный детектив, а какую-то брошюру в серой обложке.
— Что читаешь? — поинтересовался Данилов.
— Новые инструкции, — скривилась Елена. — На работе вдумчиво не почитаешь…
— Это да.
Данилов взял стоявший на подоконнике ноутбук.
— Ты решил предпочесть любовные игры компьютерным? — игриво улыбнулась Елена.
— Я решил выпить кофе, — ответил Данилов. — А это чтобы не скучать. Ты будешь кофе или чай?
— Нет, я буду тебя ждать, — Елена продолжила изучать инструкции.
Данилов отправился на кухню, включил ноутбук и, пока тот загружался и подключался к Интернету, сварил себе кофе.
Сев за стол, Владимир начал искать в сети такую же ручку, как та, что лежала в Елениной сумке; нашел и, увидев цену, присвистнул от изумления: «Почти двадцать две тысячи рублей, не хухры-мухры…»
Недопитый кофе медленно остывал в чашке, а Данилов продолжал сидеть и смотреть в погасший экран ноутбука. Последний раз ему было так плохо в больнице, когда он пришел в себя после травмы черепа и чувствовал, будто прошлая, хорошая жизнь закончилась и теперь будет другая. Неизвестно какая, но, вне всяких сомнений, не такая светлая, как раньше.
Голова не болела или, может, болела, но Данилову было не до нее. Он впервые в жизни понял, что такое подлинные муки ревности, столь подробно описанные в литературе. Настоящая ревность совсем не походила на литературную. Не хотелось допытываться у Елены, кому предназначалась в подарок дорогущая ручка, и среди ночи мчаться на разборку с негодяем. И так было ясно, что не ему. Во-первых, день рождения Владимира давно прошел, а до Нового года было еще далеко. Во-вторых, Данилову совершенно ни к чему была такая ручка. Договоров с партнерами он не подписывал, перьевыми ручками сроду не писал, да и вообще — ординатору такой аксессуар не нужен.
Минутный порыв исключался — и цена не та, и подарки Елена всегда делала практичные, нужные. Она во всем была гораздо практичнее Данилова.
Подарок сослуживцу? Знакомому? Соседу? Если бы ручка стоила в двадцать раз меньше, то Данилов мог бы предположить такое. Но подарки за двадцать две тысячи не дарят всем подряд.
Вывод не просто напрашивался — он вопил, заявляя о себе во весь голос. У Елены был… Слово «любовник» больно резануло по сердцу, и потому Данилов заменил его эвфемизмом «другой мужчина». Итак, у Елены есть другой мужчина, с которым она проводит вечера и которому она приготовила дорогой подарок. Сомнений больше не было.
Когда-то, в той, прошлой, жизни, Данилов считал себя абсолютно не ревнивым человеком. Он не ревновал Елену к ее бывшему мужу, отцу Никиты, и его не коробило то, что Елена до сих пор носила «чужую» фамилию.
Но ревность к настоящему оказалась такой же яростной, как пламя лесного пожара.
Данилов попытался трезво проанализировать ситуацию, но мешали эмоции. И было только одно средство их подавить.
Он достал из буфета стакан, а из холодильника — початую литровую бутылку водки, банку с солеными огурцами и кусок полукопченой колбасы.
Стакан опустошил залпом. Посидел, не двигаясь, дожидаясь, пока приятное тепло доберется до сердца, и закусил огурцом — хрустким, острым. Накатили воспоминания…
Третий курс. Практическое занятие по пропедевтике внутренних болезней. Доцент Дворжик освежает знания в студенческих головах.
— Различают несколько видов перкуторного звука, отличающихся друг от друга по своим характеристикам…
Дворжик, высокий, худой и сутулый, похож на знак вопроса. Студенты не любят его за вздорность и злопамятность. У Данилова с Дворжиком отношения не сложились с первого же занятия.
— Негромкий, короткий и высокий тон, возникающий при перкуссии над плотными и напряженными тканями, называется тупым звуком, — вещает Дворжик.
Данилов, стоящий за его спиной, беззвучно стучит себя по голове.
— Громкий, продолжительный и низкий звук с некоторым музыкальным оттенком, именуется тимпаническим или барабанным, поскольку напоминает звук, возникающий при ударе в барабан. Такой звук слышен при перкуссии над полыми органами, содержащими воздух…
Данилов изображает, будто стучит по голове Дворжика. Доцент оборачивается и визжит:
— Вон отсюда! Встретимся на зачете!
Данилов молча выходит и слоняется по коридору, ожидая конца занятия. Спустя три минуты из учебной комнаты выходит Елена.
— Тебя-то за что? — удивляется Данилов.
Серьезная Елена никогда не проказничает во время занятий.
— Решила составить тебе компанию и показала Вопросительному Знаку язык, — смеется Елена. — Пойдем прогуляемся, что ли…
Немного успокоившись, Данилов собрался с мыслями и спросил себя, чего же хочет он сам. Нужна ли ему Елена и желает ли он, чтобы она вернулась к нему? Сказать «нет» мешала любовь, ответить утвердительно мешала обида. Это был тупик.
Вздохнув, Данилов перешел к следующему вопросу. Почему Елена скрывает свою связь? Что ей мешает заявить о том, что в ее жизни появился другой мужчина? Данилов тотчас же вернется к матери, а Елена сможет жить с любимым. Разводиться ей с Даниловым не надо — они так и не удосужились оформить свои отношения. И делить нечего — ни детей, ни имущества. Все очень просто. Недолгий сбор вещей, прощальный завтрак и все…Неужели все?..
Второй стакан прояснил мысли, но ослабил ноги и руки. Данилов откусил кусок колбасы, пожевал, проглотил и продолжил размышлять.