Николай Яковлевич МерпертИз прошлого: далёкого и близкого. Мемуары археолога
МОСКВА
ТАУС
2011
Мерперт, Н. Я. Из прошлого: далёкого и близкого. Мемуары археолога / Н. Я. Мерперт. — М. : ТАУС, 2011. — 384 с.: ил. — ISBN 978-5-903011-66-7
ОТ УЧЕНИКОВ
Мы стали студентами Истфака МГУ в самом начале 1960-х годов, в 1962-м. Хотя специализация начиналась с третьего курса, почти с первых дней интересующиеся археологией стали знакомиться друг с другом и осаждать сотрудников кафедры просьбами об организации занятий, об экспедициях и т. д. Отчасти наш пыл был удовлетворен тем, что лекции по археологии читали с самого начала — это был курс «Археология СССР», лишь отчасти отвечавший нашему любопытству. Но с первого же лета начались экспедиции. Пользовались любой возможностью «покопать» хотя бы в Кунцево.
Громадное впечатление произвел Новгород с его архитектурой, мощью культурного слоя, масштабами раскопок и знакомством с настоящими археологами. Здесь мы узнали множество экспедиционных историй и немалую часть фольклора, персонажами которого были уже маститые археологи (В.Л. Янин, Н.Я. Мерперт, Б.А. Колчин и многие другие — через новгородскую экспедицию прошла не только кафедра МГУ, но и, наверное, все сотрудники Института археологии). Атмосфера была необыкновенно приятная, кормили (что немаловажно) отменно. С тех пор любовь к этому чудному городу и его экспедиции стали частью жизни очень многих, независимо от дальнейших занятий. Однако...
Археология — романтическая наука. Кое-кто у нас увлекался даже доколумбовой Америкой. Но, надо отдать должное нашим учителям, они всегда призывали соизмерять желаемое с тем, что может предоставить реальность, а она в те времена была достаточно жестко ограничена пределами СССР, при всех больших размерах страны и огромности хронологического диапазона памятников.
Но здесь троих из нашей группы подстерег счастливый случай. На третьем курсе появился сотрудник Института археологии Николай Яковлевич Мерперт. Он читал нам энеолит и бронзу, частично неолит. Его подход к материалам прошлого отличался широтой. От него мы услышали о недавних открытиях зарубежных археологов, он сам был участником экспедиций и конгрессов за пределами страны. Теории, о которых знали лишь по кратким упоминаниям в литературе, стали разворачиваться перед нашими глазами. Среди них — такие ключевые, как «неолитическая революция» и связанные с ней памятники.
Мастерство лектора привлекало на занятия Н.Я. Мерперта не только тех, кто собирался в будущем заниматься ранним металлом. Ораторские способности Николая Яковлевича позволяли ему держать внимание аудитории, не делая никаких видимых усилий — это получалось само собой.
Став нашим научным руководителем, Н.Я. Мерперт взял на себя немало забот. В частности, каждую весну возникала проблема устроиться в экспедицию, а то и не в одну: каникулы были длинные, хотелось посмотреть, пока есть время, как можно больше. Казалось бы, что может быть проще: экспедиции-то государственные. На самом деле все обстояло сложнее. Начальник — хозяин, его не могли не интересовать качества студента, еще многого не умевшего. Разные попадались люди... Был случай, когда на юг Туркмении нас отказался взять один из первых исследователей этого (одного из немногих на нашей территории) района расселения ранних земледельцев В.М. Массон. Ничего не помогло; чуть не слезами обливались. Потом уже оказалось, что есть и другие возможности: ездили с В.И. Сарианиди, Т.Н. Лисицыной, А.Я. Щетенко и другими. Юг Туркмении был особенно привлекателен из-за его близости к тому, что традиционно именуется древним Востоком — колыбели многих цивилизаций.
Всем известно, что археологи больше других историков (здесь с ними могут соперничать лишь этнографы, да и то отчасти) близки друг другу благодаря экспедициям, камеральным работам, публикациям. Вряд ли у каких других историков есть столько воспоминаний, песен, полуанекдотов. Большинство учились вместе, а уж экспедиции... Неудивительно, что Николай Яковлевич сразу на кафедре стал своим человеком. Особенно близок он был нам — тем, кто решил заняться ранним металлом Востока.
Но благодарны мы ему не только за археологию. Великолепный знаток отечественной литературы и поэзии, Николай Яковлевич охотно говорил о том, что в те годы оставалось для нас недоступным или труднодоступным. С благодарностью вспоминаем мы его разговоры, выходившие за пределы семинарской тематики.
В 1965-1966 учебном году возникла угроза (со стороны ректората) сокращения часов на спецкурсы. Мы, как всегда, нервничали, что будет с нашей специализацией. Вернувшись с раскопок в Болгарии, Николай Яковлевич успокоил нас, сказав, что он независимо от оплаты прочтет нам свои лекции. Мало этого. Нам не хотелось терять время в период зимней сессии, и мы имели бестактность согласиться на его предложение читать нам добавочные лекции и в это время. Надо сказать, что такое рвение со стороны не только студентов, но и преподавателя вызвало некоторое изумление со стороны сотрудников кафедры.
Николай Яковлевич не считал нужным постоянно вмешиваться в наши самостоятельные исследования. Так было и в студенческие, и в аспирантские годы. Но он был внимателен, иногда в ущерб себе из-за большой загруженности в Институте. Позже, когда нам самим пришлось преподавать, мы оценили такой подход, стимулирующий инициативу студентов. Это были отношения преподавателя старой школы к тем, кто волею судеб оказался причастен археологии, желание делиться с ними своим интересом к науке. Независимо от причуд нашей судьбы, мы навсегда сохранили к Николаю Яковлевичу чувства благодарности и дружбы.
Ученики
I. Детство. Москва 20-х
Следующий день, двадцать шестое ноября 1922 года стал днем из всех дней.
Я появился на свет 26 ноября 1922 года в Москве, на старом Арбате, в Староконюшенном переулке. Сторонники теории переселения душ могут над этим поразмыслить. Напомню, что в этом переулке Анатоль Курагин пытался похитить Наташу Ростову, а Вадим Рощин в финале «Хмурого утра» нашел, наконец, свою Катю. Список этот может быть значительно расширен. Знаменитые «арбатские переулки» находились в центре одного из наиболее интеллектуальных районов Москвы, и целый ряд их домов отмечен мемориальными досками знаменитым нашим соотечественникам от А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, С.Т. Аксакова, А.И. Герцена, М.И. Цветаевой, М.А. Булгакова, С.Н. Скрябина, М.В. Нестерова до одного из первых русских авиаторов Б.И. Россинского.
Мой родной дом (№37) тоже имел свою историю: по словам его аборигенов, построен он был в 1916 году молодой женщиной в память о своем муже, кавалерийском генерале (одном из самых молодых в русской армии), погибшем в самом начале Первой мировой войны. По первоначальному замыслу он предназначался для офицерского госпиталя: раненых офицеров и военных врачей. Естественно, к моменту моего рождения замысел был давно нарушен, но в ряде квартир еще жили представители соответствующего социального круга: несколько офицеров, в том числе и мой отец, Яков Иванович Мерперт, величественная пожилая дама (которая могла бы без грима петь старую графиню в «Пиковой даме») — баронесса Тизенгаузен, превосходный художник Серебряного века Николай Павлович Ульянов, автор широко известной Пушкинианы, наиболее знаменит из нее большой черно-белый рисунок «Пушкин с женой перед зеркалом», а также ряд видных инженеров. Семья одного из них, Николая Николаевича Иноземцева, была много десятилетий очень близка нашей семье. Жили мы (естественно, в «уплотненных» коммунальных квартирах) на одной лестничной площадке. Жена Николая Николаевича — талантливая художница, ученица К.А. Коровина, совершенствовавшая мастерство затем в Швейцарии. Из троих мальчиков, росших в этой семье, двое — Николай и Александр — были близки мне по возрасту: первый — на год старше, второй — на год младше.
Все мы росли как братья; крещены в одном дивном храме Николая Чудотворца Явленного. Стоял он в сотне метров от нашего дома, на углу Арбата и Серебряного переулка. Храм был основан в конце XVII века и знаменит замечательной шатровой колокольней второй половины XVII века. Настоятель его, отец Николай, бывал в обеих наших семьях, а всего на Арбате было три церкви Св. Николая Марликийского, потому называли нас с Колей Иноземцевым «самыми круглыми из возможных Николаев». И надо сразу отметить, что великий наш патрон был предельно милостив к нам обоим, к каждому по-своему. Но об этом позже. Сейчас же вернусь к 20-м годам прошлого века в Староконюшенный и прочие приарбатские переулки, да и на сам Арбат.
Было начало НЭПа. Существовали частные родильные дома. Один из них принадлежал доктору Юрасовскому (увы! как и во многих других случаях, инициалов я не помню: прошло с тех пор уже почти 90 лет)[2]. Многоэтажное прочное здание стоит и по сей день в Большом Николопесковском переулке, примыкая к левому торцу театра им. Е. Вахтангова. Туда и привезли в ночь на 26 ноября мою мать — Мелитину Михайловну Мерперт — в прошлом хирургическую сестру фронтового санитарного поезда русской армии Первой мировой войны. Работала она в санитарном поезде вместе с Великой княжной Татьяной Николаевной. Привезли прямо из кинотеатра, кажется, «Арса», находившегося в ресторане «Прага», где шло произведение немого кино — «Леди Гамильтон» с Конрадом Вейдом в роли Нельсона (имя исполнительницы главной роли не помню: через много лет оно было перекрыто великим именем Вивьен Ли). Во всяком случае, Леди Гамильтон тут же определили как мою восприемницу.
Яков Иванович Мерперт
Мелитина Михайловна Мерперт (Каринская)
Далее было крещение. Мать рассказывала, что пришло много детей — знакомых и незнакомых — с поздними осенними цветами. Баронесса Тизенгаузен подарила подушку, на которую и возложили меня по извлечении из купели. И вряд ли предвидел я, что придет день, когда я омочу руки в священных струях Иордана. Отец пел в церковном хоре. Некогда, одновременно с I Киевским юнкерским училищем, учился он и в Киевской консерватории. Был у него баритональный бас. И постепенное познание мной окружающего мира, а особенно, начал человеческой культуры, происходило под его пение. Иногда в порядке, обратном обычному: «Бориса Годунова» вначале Мусорского, потом Пушкина; «Демона» раньше Рубинштейна, затем Лермонтова; «Филиппа II» вначале Верди, потом Шиллера... Конечно, все это позже, но довольно ранние воспоминания, некоторые их обрывки прорываются через, казалось бы, густую пелену последующих десятилетий вплоть до нынешних времен. И не хватит никаких слов благодарности отцу, открывшему мне этот волшебный мир, включавший и исторические сюжеты. Мой отец не только пел. В годы I Мировой войны он был артиллерийским офицером (поручиком) на Юго-Западном и Центральном фронтах. Являлся он дважды Георгиевским кавалером.