Из сборника «Поздняя латинская поэзия» — страница 1 из 21

Клавдий КлавдианИз сборника «Поздняя латинская поэзия»

Перевод с латыни и комментарии: М. Л. Гаспаров, Е. Рабинович..

Перевод выполнен по изд.: Cl. Claudiani Carmina, rec. Th. Birt, B., 1892; учитывался также перевод и комментарий в изд. Claudian, Works, ed. and transl. M. Plantquer, I-II, L., 1922.

OCR по изданию: Поздняя латинская поэзия. М., 1982.

Spellchecked OlIva.

На бракосочетание Гонория и Марии

Брак императора Гонория (которому было 13 лет) и Марии, дочери Стилихона, был отпразднован в 398 г. и должен был упрочить придворное положение Стилихона, покровителя Клавдиана. Новобрачные находились в двоюродном родстве. Полководец Валентиниана I Феодосий Старший (казненный в 376 г.) имел двух сыновей, Феодосия (ставшего императором) и Гонория; у императора Феодосия были два сына, императоры Аркадий и Гонорий; у брата его — две дочери, Серена и Ферманция, после смерти отца удочеренные Феодосией; Серену он выдал за своего полководца Стилихона, и дочерью их была Мария, предназначенная в жены молодому Гонорию. Брак был неудачен: Мария умерла, так и не дав Стилихону внука, который мог бы унаследовать римский престол. Эпиталамию, по языческой традиции, предпосланы четыре «фесценнины» (см. примеч. к «Свадебному центону» Авсония): императорская свадьба справлялась, конечно, по христианскому обряду, но из сочинений современных отцов церкви хорошо известно, что в нравах двора сохранялась вполне «языческая» распущенность.

Фесценнины

1

     О государь,          всех звезд превосходнейший,

Разящий луком          метче парфянина,

Смелей гелонов[1]          в скачке ристающий,

Как восхвалю я         дух твой возвышенный,

5 Как восхвалю          твой облик блистательный?

Милей ты Леде          Кастора с Поллуксом,

Милей Фетиде          сына Фетидина;

Не хочет Делос          слыть Аполлоновым,

Претит лидийцам         чествовать Либера.

10      Когда меж вязов,         вскинувших головы,

Коня на ловле          мчишь ты копытного,—

В кудрях играет          ветер резвящийся,

Ложатся звери          сами под выстрелы,

И лев, ужален          раной священною,

15 Рад, умирая,          смерти, как почести.

Постыл Адонис          страсти Кипридиной,

Слепа Диана         к вставшему Вирбию![2]

     Когда, усталый,          тенью пещерного

Или древесным         лиственным пологом

20 Ты отстраняешь          пламенный Сириус,[3]

Вверяя тело          сонному отдыху, —

О, как пылает         пламя в сердцах дриад,

О, сколько рвется          робких наяд к тебе,

Лобзаньем тайным          губы порадовать!

25      Кто сердцем жестче          жителя Скифии,

Лесного зверя         злей и бесчувственней,

Чтоб,   видя   лик   твой          в   светлой   прозрачности,

По доброй воле           в рабство не ввергнулся,

Цепей не принял          в верном служении,

30 Не вверил шею          игу желанному?

В снегах кавказских          если бы ринулся

Ты амазонок         диких преследовать,—

Забыв оружье,          девы бы вспомнили,

Что значит девство:          в трубном сражении

35 Тебя узрев,          сама Ипполита бы

Свою секиру,          томная, бросила,

И пред сильнейшим          пояс расторгнула,

Запретный длани          даже Алкидовой:

Так красотою         мир побеждает брань.

40      Блаженна та,         чьим мужем предстанешь ты

И первой страстью         с ней сочетаешься!


2

О земля, в венце весеннем

Пой хвалу на царском ложе

Торжествуемому браку!

          Море, греми,

5           Роща, звени,

     Реки, струите песню!

Лигурийские равнины,

Венетийские вершины,

Будьте благи к новобрачным!

10           В Альпах снега

          Пусть расцветут

     Розой, цветком Венеры!

Огласись, Атезис,[4] хором,

Прошуми, извивный Минций,

15 Камышами над волнами,

          И отзовись,

          О Эридан,

     Плеском ольхи янтарной!

Пусть над Тибром возликуют

20 Пиром сытые квириты,

Рады счастью государя!

          Рим золотой,

          Семь своих круч

     Все увенчай цветами!

25 Пусть несется ликованье

В иберийские пределы,[5]

Где отчизна государей!

          Вскормленный там

          Доблестный род

30      Счету не знает лаврам.

Там рожден отец героя,

Рождена и мать невесты:

Разделившиеся струи

          Царской реки —

35           В брачном русле

     Соединятся снова.

Зеленей, бетийский берег!

Золотитесь, струи Тага!

Ты, всеобщий прародитель,

40           Бог Океан,

          В синей своей

     Возвеселись пучине!

Взвейте плеск, Восток и Запад,

Оба братственные царства!

Смейтесь, села, тешьтесь, грады, —

45           Те, что восход

          Те, что закат

     Блеском ласкает Феба.

Тише, северные бури

50 С горных стран и стран приморья!

Не шуми нам, ветер Юга!

          Вей лишь, Зефир,

          Нежный Зефир,

     Над триумфальным годом!


3

Сними с головы         сверкающий шлем,

Венчай чело         венком, Стилихон!

Умолкни, рев         боевых рогов,

Отступи, о Марс,         от брачных огней!

5 Здесь царская кровь          и царская кровь

Сливаются вновь.          Сочетать детей —

Твой, Стилихон,          отеческий долг.

Ты августу был         достойный зять,

Ты августу будешь         достойный тесть.

10 Смири же, злоба,          шипенье свое:

Оправданье, зависть,          есть ли тебе?

Стилихон здесь — тесть,         и отец — Стилихон.


4

     Вот и Геспер встает,         радость Кипридина,

Проливая в чертог          свой идалийский луч, —

И невеста дрожит         девственным трепетом,

И текут под фатой         слезы испуганно.

5 Веселей подступай,          юноша к девушке,

Пусть противиться, пусть          больно царапает, —

Никогда не сорвать          цвета весеннего

И на Гибле[6] не скрасть          сота медового,

Если страшно о шип         кожей пораниться:

10 Пчелы мед стерегут,         розу шипы хранят,

Чем добыча трудней,         тем и отраднее:

От погони любовь          воспламеняется,

Сквозь слезу поцелуй         сладостней вырванный:

«О! — воскликнешь ты сам, —         это приятней, чем

15 Десять раз победить         орды сарматские!»

     Пусть наполнится грудь         новою верностью,

Пусть все чувства горят         жаром негаснущим:

Пусть с рукою рука         тесно сплетается,

Как зеленой струей          плющ обвивает дуб,

20 Как хмельная лоза          вьется по тополю;

Пусть язык с языком,          негою сближены,

Заворкуют, томясь          сладко, как горлицы,

Пусть сольются в устах         души согласные,

И овеет их вздох         дрема крылатая.

25 Станет пурпур гореть          царскою страстностью,

И окрасит багрец          красным по красному

Благородная кровь          раны девической,

А над влажным одром          радостно вскинется,

Торжествуя в ночи,          вождь победительный!

30      Пусть всю ночь напролет         бодрствует музыка,

Пусть ликует народ          в признанной вольности,

Не страшась до поры          мрачных законников.

Отвечайте вождям          шутками, воины,

Отвечайте юнцам          шутками, девушки,

35 Пусть летят к небесам         звонкие возгласы,

Пусть по землям бегут,          по морю носятся:

«Наш Гонорий свой брак         правит с Мариею!».



Вступление к эпиталамию

В дни, когда Пелион, изогнувшийся брачным чертогом,[7]

     Все же не мог вместить стольких притекших богов,

И хлопотливой толпой Нереиды вкруг тестя морского

     Множили день за днем яствами свадебный пир,

5 И круговую передавал Юпитеру в руки

     Чашу премудрый Хирон, лежа на конском боку,

И покатил холодный Пеней нектарные волны,

     А из этейских скал пенное било вино,—

В эти дни веселым перстом Терпсихора по струнам

10      Грянув, под сводом горы девичий вывела хор,

И благосклонно внимал меж богов им сам Громовержец,

     Зная, что лирным ладам нежные клятвы под стать.

Глухи были одни кентавры и фавны: и вправду,

     Мог ли растрогаться Рет или безжалостный Фол?