Домашний очаг
Идем пылающий рассвет
Встречать на берегу;
Благоухающий букет
Сбираем на лугу;
На сеновале спим подчас,
А иногда в стогу, —
И тем сильнее тянет нас
К родному очагу!
Люблю глядеть на облака
И радугу-дугу…
Травинку, пташку и зверька
Люблю и берегу!
А вечером всего милей
В приятельском кругу —
Пора вернуться из полей
К родному очагу!
Шальные дни{*}
«— Ребятки, вот уж полночь бьет,
И честной повсеместно храпит народ!
Говорю вам опять:
По домам — да и спать!»
Не внемлют ребятки — ватага пьет:
«— Утихни, пустомеля Кэт!
— Налей-ка нам сызнова эля, Кэт!
Да неужто же нам
Разбрестись по домам?
Наступила шальная неделя, Кэт!
Ужель не вдоволь припаса, Кэт?
— Нынче пьем до рассветного часа, Кэт!
Нынче наша пора!
Мы гульнем до утра!
Эй, пива живее! И мяса, Кэт!
— Что ни день — забота: работа, Кэт;
До седьмого трудимся пота, Кэт.
Ох, пора отдохнуть
Хоть зимой, хоть чуть-чуть! —
И нынче нам клюкнуть охота, Кэт.
— Наполни кружки снова, Кэт!
Неси на закуску мясного, Кэт!
Ай да радостный пир!
Покинуть трактир
Грешно было б — честное слово, Кэт!»
Прощание со страной Бернса
Я опять говорю «прощай»,
И гляжу, не скрывая слез,
На любезнейший сердцу край!
Не шутя повторю, всерьез:
Я душой в эту землю врос…
Грустный голос холмов и рек,
И ветров, и рассветных рос
Нынче внемлю: «Прощай навек!»
Час прощания столь тяжел!
Понимаю, надежды нет:
Не вернуться в шотландский дол,
Чтобы алый встречать рассвет!
Здесь роскошен весенний цвет,
Здесь веселый журчит ручей…
Нынче будет последний спет
Гимн отраде моих очей!
Ты прекрасней всех прочих стран,
Расставаться с тобой — беда!
Знаю: тает в горах туман,
Иссякает в ручьях вода,
Гибнут замки и города…
Но возлюбленный окоем
Не изменится никогда —
Он бессмертен в сердце моем!
Строки, сочиненные по случаю годовщины со дня рождения БернсаНаписано поздним вечером, на горном перевале у Вермонтской границы
Когда я славил в прошлый раз
Бессмертного поэта,
Сверкало солнце, как алмаз, —
О, сколько было света!
Теперь пою в чужой земле…
Здесь тучи низки, серы,
Здесь укрываются во мгле
Чащобы и пещеры.
Не внемлю дружественных слов,
Не слышится привета.
Январский мир весьма суров,
И далеко до лета.
До поднебесья восстают
Верхи мохнатых кряжей.
Природа! Ты предстала тут
Угрюмой, дюжей, ражей.
Но вспомню Бернсову хвалу
Приволью и безлюдью —
И дышится в моем углу
Медвежьем полной грудью!
Здесь, в чужедальней стороне, —
Простор людскому праву;
И Бернсу этот край вполне
Пришелся бы по нраву!
За Бернса пьют шотландцы днесь
Вино из полной чаши.
И гордостью — и там, и здесь! —
Пылают души наши.
Примечания
Переводчик от души надеется, что книга, которую читатель держит в руках, сможет в известной степени послужить «визитной карточкой» для огромной антологии, составленной долгими, кропотливыми трудами писателя, поэта-переводчика и литературоведа Евгения Витковского.
Проделав огромную изыскательскую работу, проштудировав многие тысячи оригинальных шотландских текстов, Евг. Витковский обнаружил и «открыл» никому в России дотоле не ведомые произведения, созданные сотнями превосходных поэтов-шотландцев.
Сборник «Из шотландской поэзии XVI–XIX вв.» — доля работы, внесенная в возникшую антологию лишь одним переводчиком. По соображениям чисто композиционным, а также «географическим» (например, исключены авторы-англичане, писавшие оды на кончину Бернса, и т. п.), — представлена доля эта не целиком, но с достаточной полнотой.
Переводчик искренне благодарит Евг. Витковского, Ник. Винокурова, О. Кольцову, А. Кроткова, Ю. Лукача, Вл. Резвого и других авторов, работающих на сайте «Век перевода», за добрые отзывы и дружелюбные советы.
Александр Скотт (1525?–1584)
Это ироническое описание сельского поединка числится среди хрестоматийных произведений старой шотландской поэзии. За исключением особо оговоренных случаев, здесь и далее — примечания переводчика.
Александр Монтгомери (1545–1598)
Согласно поверью, чтобы спеть самую прекрасную песнь, соловей прижимается грудью к терновому либо иному шипу, доколе из соловьиного сердца не хлынет кровь.
Нрав у Монтгомери был, судя по всему, далеко не ровным… Как много лет спустя написал Вл. Орлов о П. А. Катенине, «он обладал поистине редкой способностью ссориться с писателями». В конце концов, по Эдинбургу (и не только там) начали ходить листки с чьими-то виршами, которые метили в людей влиятельных и злонамеренно подписывались именем Александра Монтгомери. Кто-то, не лишенный стихотворных способностей, изо всех сил пытался насолить опальному поэту, и Монтгомери был вынужден защищаться.
Король Иаков I (?) (1566–1625)
Некоторые источники утверждают, что небольшая поэма «Празднество в Пиблзе» принадлежит перу «неизвестного автора» и создана между 1430 и 1450 гг.
Но составители антологии «Miscellany of Popular Scotish Poems. William and Robert Chambers. London and Edinburgh. 1870», которую мы находим весьма надежным изданием, уверенно приписывают «Празднество в Пиблзе» перу короля Иакова I (1566–1625).
Аллан Рамзей (Рэмси) (1686–1758)
• Ему, грозе окрестных шлюх…
По тогдашним шотландским законам, церковный староста имел полновластное право задерживать и заточать гулящих девок. Он же налагал внушительную денежную пеню на всякого мужчину, если тот бесчинствовал, пьянствовал и пользовался продажными любовными услугами.
• Священник да услышит речь // Бедняги Джона…
Шотландское народное поверье утверждает, что бродячий мертвец или призрак не упокоится, покуда не исповедуется в совершенных грехах перед священнослужителем.
Роберт Бернс (1759–1796)
«Праздник Всех Святых» написан поздней осенью 1785 года, в Моссгиле. Поэма содержит больше старинных шотландских слов, чем любое другое произведение Бернса, поэтому в первом (Кильмарнокском) издании автор снабдил ее пространными примечаниями, которые приводятся ниже и берутся в кавычки. Остальные комментарии, за вычетом случаев, оговоренных особо, принадлежат британскому издателю.
Стихотворный размер и строфика поэмы повторяют размер и строфику «Христовой церкви на лугу» — юмористической шотландской поэмы, созданной в шестнадцатом веке и предположительно принадлежащей перу короля Иакова I. Бернс наверняка прочел эту знаменитую вещь в антологии, составленной Рамсеем.
Канун Праздника Всех Святых (ночь на 31 октября, так называемый Halloween) справляется в Шотландии поныне, однако теперь даже сельчане полностью избавились от суеверных страхов, а среди городской молодежи Halloween давно и прочно выродился в балаганное шутовство.
Воспроизводимым ниже авторским примечаниям Роберта Бернса предшествует следующее вступление:
«Большинство читателей уразумеют сию поэму достаточно хорошо; но памятуя о тех, кому незнакомы обряды и обычаи страны, где происходит действие, добавляем заметки, толкующие о главных видах ворожбы и гаданий, творимых в эту ночь и столь исполненных пророческого смысла для крестьян Западной Шотландии. Страсть заглядывать в грядущее составляла во все века и у всех народов поразительную сторону неразвитой людской натуры; и философический ум, ежели таковой удостоит Автора прочтением, позабавится, глядя на пережитки суеверия, бытующие меж нашими наиболее непросвещенными соплеменниками».
Заметка к заглавию:
«Канун Праздника Всех Святых считается особой ночью, когда ведьмы, дьяволы и прочие злонамеренные твари вырываются на волю, дабы творить во мраке угрюмые козни; также сказывают, будто воздушный народец фей и эльфов справляет в эту ночь некую славную годовщину».
1. «Невысокие, романтичные, скалистые, зеленые холмы неподалеку от древнего поместья графов Кэслз (Кассилис)».
2. «Примечательная пещера подле усадьбы Колин, именуемая Колинским Гротом; знаменита в шотландской истории как уголок, излюбленный феями».
3. «Любовными подвязками» звались ленты, обернутые вокруг лодыжек и завязанные особым двойным бантом. Извещали окружающих: сей молодец влюблен! — Примечание переводчика.
4. «Первый обряд, совершаемый в канун Праздника всех Святых: каждый выдергивает из гряды кочерыгу, или цельный капустный кочан. Люди движутся бок-о-бок, закрыв глаза, и должны выдернуть первую попавшуюся на пути кочерыжку. Особенности кочерыги — крупная попалась или мелкая, прямая или скрюченная, — пророчески соотносятся с обликом и статью наивеличайшего предмета всех этих гаданий: мужа либо жены. Ежели на кочерыгу налипла yird, сиречь земля, это означает tocher, сиречь удачу (или приданое); а вкус custock’а, то-есть сердцевины кочерыгиной, указывает на природные задатки и нрав супруга. Наконец, кочерыги — давайте именовать их привычным словом runts, или „хряпки“, помещаются куда-нибудь на притолоку; имена людей, коих случай занесет в дом, соответствуют, согласно очередности, в которой раскладывались хряпки, именам искомых супругов».