Поесть, попить и поплясать
Подале от задир.
«Кабатчица! Родная мать!
Скорей вино и сыр
Тащи!»
Весь Пиблз гудит, поет!
Кривятся девки: «Экий чад!
Какая грязь и вонь!»
Им завсегдатаи кричат:
«Хлебало засупонь!»
А парни рады: сунешь грош
Хозяюшке в ладонь —
И вволю пьешь, и жрешь, и ржешь,
Как очумелый конь!
Приволье…
Ух, Пиблз гудит, орет!
Наклюкались. Ведут подсчет:
«Пол-шиллинга…» — «Шалишь!»
— «Два шиллинга…» — «Заткни свой рот!»
— «Уймись! Умолкни! Кыш!»
— «Ты гнусный мот!» — «Зато не жмот…»
— «Пол-шиллинга? Нет, шиш!
Убью! Ты крепкий обормот —
Я тоже не малыш!
Заткнись!»
Ох, Пиблз гудит, орет!
«Осел! Несмысленная тварь!»
— «А ты болван! Щенок!»
— «Ударю, сволочь!» — «Так ударь!»
И вот — сверкнул клинок.
Народ смутился: «Что за блажь?
Какой в раздоре прок?
Ты наш кабак, дружок, уважь,
И поостынь чуток —
Уймись!»
А Пиблз гудит, поет!
Покуда кровь не пролилась —
Подъем! — и вон! — и в путь!
Но Гильберт рухнул прямо в грязь —
И вздумал прикорнуть.
В грязи — покой, в грязи — уют!
И храп раздался вмиг.
А близ пивной вовсю блюют
Штук тридцать забулдыг:
Лафа!..
Что ж, Пиблз гудит, орет.
Рыботорговец молвит зло:
«Уйму их руготню!»
Сам пьян зело, берет седло
И к своему коню
Спешит, свиреп, как людоед:
«Ужо их разгоню!»
Жена бежит ему вослед,
Честит его родню
И предков.
А Пиблз гудит, поет!
«В атаку поскачу верхом!
Подтянем стремена…»
— «Ступай домой, треклятый хам! —
Орет в ответ жена:
— Домой, злопакостный лошак!
Домой, безмозглый мул!»
Подпруга лопнула. Дурак
Лишь пятками взбрыкнул,
Упав.
А Пиблз гудит, поет!
«Не лезь в седло! Ты пьян зело!
Вставай же, остолоп!
Вставай, немытое мурло,
Вставай, дубовый лоб!»
Торговец гаркнул: «Прочь! Убью…»
— «Ах, чтоб тебя и чтоб!..
Не суйся в драку, мать твою,
Задиристый холоп! —
Цыц!»
А Пиблз гудит, поет!
Жена бушует: «Ишь, герой,
Искатель пьяных ссор!
Эк, рыцарь! Дуй тебя горой,
Болван и бузотер!
В седло, скотина, прыгать лих —
Да сваливаться скор!
А ну, домой!» — Торгаш притих,
И смолк семейный спор.
А Пиблз
Гудит, гремит, орет!
Умен был тот, кто, выпив, дрых:
Во избежанье драк
В колодки сразу семерых
Забили забияк.
И Джон, заплечных мастер дел,
Каравший бедолаг,
С улыбкой радостной вертел
Толстеннейший рычаг
Колодок.
А Пиблз гудит, поет!..
Вот Вилли, мельник молодой.
Какой у парня бас!
«Волынщик — жарь, волынщик — дуй!
Пора пускаться в пляс!
Потешь задорною дудой
На славу нынче нас!»
И Вилли черной бородой
Внушительно потряс:
«А ну!»
А Пиблз гудит, поет!
И все отправились гуртом
На загородный луг:
Сперва спляши — и спой потом,
Коль на ухо не туг!
О, сколь забав, и сколь утех
У горожан с утра!
Не гаснет гам, не молкнет смех —
Но, право, знать пора
И честь…
А Пиблз гудит, поет!
Вовсю клокочет кутерьма —
И всем она мила!
Глянь: Тибби к мельнику сама
Игриво подошла:
«Стоймя сплясали — что ж, теперь
И лежа спляшем — во!
Мой дом — вон там; открыта дверь,
А дома — никого,
Ей-ей!»
Что ж, Пиблз гудит, поет!
Волынщик молвит: «Задарма
Играю — срам и грех!
Прямой убыток! Тьфу! Чума
На вас, пройдох, на всех!
Гоните пенса полтора —
Иль прохудится мех:
В нем обнаружится дыра
Величиной с орех —
Клянусь!»
А Пиблз гудит, поет!
Но вот веселье улеглось,
Утихли шум и гам…
Негоже парню с девкой врозь
Пускаться по домам!
Алисе прошептал Уот,
Бесхитростен и прям:
«Пойдем — всю ночку напролет
Очей сомкнуть не дам,
Голубка!»
Уже стихает Пиблз.
Шипит Алиса: «Прочь пошел!
Нет: харя, точно блин, —
А похотлив-то, как козел,
Спесив, что твой павлин!
Ты гол, мерзавец, как сокол!
Скотина, сукин сын!
Да ты…» И загремел глагол,
Обидный для мужчин —
Фу!
Но умолкает Пиблз.
Давно истлел уже закат,
Уже сгустилась ночь —
И всяк угомониться рад,
И всяк уснуть непрочь.
Но будет нам гулять не лень,
Когда минует год —
И с шумом, в первый майский день,
Стечется в Пиблз народ.
Аллан Рамзей (Рэмси)(1686–1758)
Элегия на кончину Джона Купера, церковного старосты. Anno 1714
Гудит молва, несется слух:
Джон испустил зловонный дух!
Он кукарекал, как петух, —
И вот-те на:
Ему, грозе окрестных шлюх{*},
Пришла хана!
По-своему он был хорош —
Да въедлив, точно клоп иль вошь:
Он за распутство иль дебош
Взимал сполна:
Вынь да положь последний грош,
Не то — хана!
Как волк нещаден, туп как вол,
На шлюх сей муж охоту вел!
И помирал отнюдь не гол:
Его мошна
Вмещала не один обол!
И вот — хана…
И неказист, и невелик
Был приснопамятный старик —
Но, видя сей суровый лик,
Сам сатана,
Я мыслю, обмер бы и сник,
Решив: «Хана…»
Куда убрался? В рай, иль в ад?
Но, право, не придет назад.
И родственник, поживе рад,
Готов хватать
Наследство — долгожданный клад, —
Как подлый тать!
Фи, Смерть! Зачем тобой ведом
Бедняга Джон в дубовый дом?
Гасил он — с тягостным трудом! —
Раздор и свару,
Смирял разгул, сметал содом,
Пророчил кару!
Безжалостно врывался Джон
Во всяк бордель, во всяк притон —
И грешных перечень имен
В башке хранил.
Презренных шлюх повинный стон
Был Джону мил!
Порою шпагу иль кинжал
Хмельной распутник обнажал —
Но Джон в узде врага держал,
Немилосерд! —
О, перед старостой дрожал
И смерд, и лэрд!
А протрезвеет сукин кот —
И к Джону каяться идет:
Мол, я обидел вас — и вот,
Воздам стократ…
И взятку старосте кладет,
Кляня разврат.
Но девок — весь дневной улов! —
Джон отсылал без долгих слов
Под сумрачный тюремный кров:
Мол, посиди!
Стоял всеместно вой и рев:
Мол, пощади!
А нынче в городе у нас —
Гульба, попойка, перепляс:
Во всякий день, во всякий час
Мы пьем до дна!
Джон Купер гигнулся, угас,
Ему — хана!
О Смерть! Ужель твоя коса
Взнесла мерзавца в Небеса —
Двуногого цепного пса,
Царя пройдох?..
Но верю, верю в чудеса:
Джон Купер сдох!
Во страхе закрываю рот:
Из-под земли покойник ход
Наружу вырыл, точно крот!
Везде гласят:
Видал покойника народ
Раз пятьдесят!
Неугомонный царь пролаз
Гнусит, червив и черномаз:
«Простите, ибо грешен аз…»
О, как наружу
Прополз мертвец? Увидишь — враз
Напустишь лужу!
Но мир усопшему, не меч!
Чтоб не было подобных встреч,
Священник да услышит речь
Бедняги Джона{*}
И молвит: «Сын мой! Время лечь
В земное лоно!»
Вильям Крич(1745–1815)
Некоему господину, сетовавшему на то, что потерял старые карманные часы
К чему же огорченный вид?
Зачем же раздражаться тут?
Не сетуй: время прочь летит —
Часы, как должно, прочь бегут.
Отменно тощему и телесно слабому автору, сочинившему архипустейший трактат
Где же, где он, источник моих вдохновений? —
И талант удивляется часто, и гений.
Ты же в собственном облике черпаешь мощь:
Твой никчемный трактат и бессилен, и тощ.
Залог блаженства
Пройди, пересеки весь круг земной
Вослед за ветром вольным, иль волной —
О! Все под солнцем здешним суета!
В конце пути — могильная плита.
Гляди: алтынник деньги бережет,
И родиной торгует патриот;
И всяк чиновник истовый готов
Пасть жертвой государственных трудов!
В прекраснейшем фиале — страшный яд:
Иной влюбленный удавиться рад!
Иных манит научная стезя —
Да ничего на ней познать нельзя.
О, где оно, блаженство, смертный, где?
Наш мир земной с блаженством во вражде!
Ты в Небеса лазурные гляди —