Из шотландской поэзии XVI-XIX вв. — страница 8 из 15

Луна! Ты светишь с высоты,

И мир почиет без забот;

Но зришь ли бедолагу ты,

Что вдаль бредет, и слезы льет?

Я стражду ночи напролет,

Мой скорбный нескончаем стон:

Утрата — наихудший гнет…

Любовь и жизнь — всего лишь сон.

Ты ледяные льешь лучи

На дальний холм и ближний луг;

Твой серп колеблется в ночи

На зеркалах речных излук…

Уйми, о сердце, горький стук!

О Память, совладай с тоской!

О, где скончанье лютых мук?

Ужель навек ушел покой?

— Не об измысленной беде ль

Притворно плачется пиит?

— Нет, не аркадская свирель

О мнимых муках говорит!

Обет, исторгнутый навзрыд,

Взаимный пламень… Видит Бог,

Таков — презрен и позабыт —

Любви взаимной был залог!

Как мы впервые обнялись!

Объятий не было нежней.

Как я душой стремился ввысь —

Во славу ей, одной лишь ей!

И вдруг… О сжалься, иль добей!

Ушла — как лед по водам рек!

Ужели стон презрела сей?

Ужель навек ушла, навек?

Ужели сердцем столь черна,

Чужда и чести, и стыда,

Что молвив: буду век верна,

Меня отвергла навсегда?

Увы! Коль горе, иль беда

Заступят ей житейский путь,

Несчастий грянет череда —

Кто их умерит хоть чуть-чуть?

Я мыслил: время, погоди,

Сложи проворные крыла!

И всякий миг в моей груди

Любовь заветная цвела.

Ты выжгла грудь мою дотла,

И там — безжизненный простор,

И там — убийственная мгла

С тех самых пор, злосчастных пор!

Рассвет вещает всякий раз:

Мученья новые близки.

И вновь ползет за часом час

Тягучей, медленной тоски.

И вновь страдать не по-людски,

Сражаться с памятью, доколь

Не сядет солнце — но в виски

Стучит и ночью та же боль!

Утихни, скорбь! Любовь, молчи!

В постель ввергаюсь, точно в ад,

И не смыкаю глаз в ночи,

Когда не спит лишь конокрад.

А коль усну — сто раз подряд

Разлука наша снится мне;

И дню томительному рад,

Проведши ночь в подобном сне.

Луна! Ясна и высока,

Ты озаряешь окоем;

Сияла так же ты, пока

Бродили с нею мы вдвоем.

В луче серебряном твоем

Струили свет ее зрачки…

Былое поросло быльем,

И эти ночи далеки!

Забыть восторги тех минут,

Забыть, коль скоро не вернешь,

Забыть! Но память тут как тут —

И снова жар, и снова дрожь!

Безрадостный, бессчастный — все ж

Влачу бессмысленные дни.

О, женщины бесчестной ложь,

О, безысходность западни!

Третье послание Дж. Лапрейку

О Джонни, будь без перерыва

Здоров и счастлив — речь не лжива;

Теперь, когда поспела нива —

Усердно жни,

И пей с устатку вдоволь пива

Во всяки дни.

Да не осмелится Борей

Снести снопы с твоих полей,

Метнуть на вереск и пырей!

Спеши на ток,

И все до зернышка скорей

Ссыпай в мешок.

О том же и моя забота —

Но ливнем прервана работа,

А мне писать пришла охота

Уже давно.

Авось, дождется обмолота

Мое зерно!

Я задолжал тебе, когда ты

В письме без подписи, без даты

Твердил: попы не виноваты,

Умерь-ка пыл —

И адской ругани ушаты

На друга лил.

Да пусть с амвона мелют гиль —

Давай споем о дружбе! Иль

Ты ждешь — когда, взметая пыль,

Примчит Камена?

Виноторговка да бутыль —

Вот ей замена.

Я друг тебе, и друг до гроба.

А не мила моя особа —

Давай, дружище, клюкнем оба

Лицом к лицу:

Минутная минует злоба,

Придет к концу.

Когда окончится страда,

Когда в хлева уйдут стада,

Когда высокая скирда

Украсит двор,

Я загляну к тебе тогда —

Залить раздор.

Любезные Каменам зелья

В разгаре сладкого похмелья

Опять подарят нам веселья

Былых годин…

Не тридцать нам, как мнил досель я —

Двадцать один!

Но снова солнце — в облаках,

И вихри подымают прах.

Колосья, что стоят в снопах,

Бегу спасти я!

Подписываюсь впопыхах:

Твой Роб-Вития.

Послание к г-ну Мак-Адаму, владетелю поместья Крэйген-Гиллан, в ответ на любезное письмо, адресованное мне в начале поэтического моего пути

Письмо за чаркою винца

Я прочитал, милорд.

— Глядите, кто признал Певца! —

Я крикнул, рад и горд.

Коль хвалит Крэйген-Гиллан сам —

Иду, бесспорно, в гору!

И шлю теперь ко всем чертям

Тупиц убогих свору!

Вы благи родом, и весьма

Сужденья ваши благи;

Хвала высокого ума

Мне придала отваги.

Зоилы, рухните во прах:

Я — Македонский Сэнди!

Стою на собственных ногах —

Доколь не клюкну брэнди.

А коль на званый ужин вдруг

Донесть не могут ноги,

Ячменный хлеб жую, и лук,

Присевши у дороги…

Продли Господь на много лет

Благополучье ваше

И дочек ваших, коих нет,

Мне говорили, краше!

А ваш наследник молодой —

Скажу, не привирая, —

Седой украшен бородой,

Составит гордость края.

Девица Мэг

Девица Мэг решила прясть

Под вересковым под кустом;

А Дункан Дэвисон за ней

В пылу пустился озорном —

Чтоб честью честь рядком присесть,

И побеседовать ладком.

Но пареньку пробить башку

Грозится Мэг веретеном.

Они сам-друг бегут на луг,

Там речка блещет серебром;

И молвит Мэг, ступив на брег:

— Любезнейший, отстань добром!

Клянется Дункан: «Все равно

Стоять нам завтра под венцом!»

И в воду Мэг веретено

Метнула, сжалясь над юнцом.

«Гляди, красотка, веселей:

Мы сладим дом, уютный дом.

По-королевски там, ей-ей,

Вдвоем с тобою заживем!»

Коль в битве смел — пребудешь цел,

Коли не хром — не свалит ром,

А коль целуешь от души —

Лететь не будешь кувырком.

На посещение полуразрушенного королевского дворца в Стирлинге

Великих Стюартов смели

С престола их родной земли.

Дворец их нынче — тлен и прах,

И скипетр их — в чужих руках.

В могиле Стюарты лежат…

И нами столько лет подряд

Подлейший помыкает сброд,

А на престоле — идиот!

Чем лучше знаешь эту дрянь,

Тем крепче изрыгаешь брань.

Мохлинская свадьба(Отрывок)

1

Был восемьдесят пятый год,

А месяц был восьмой —

Когда обломный ливень льет

И гонит нас домой.

Тут Миллер, всем купцам купец, —

Не ровня голытьбе! —

Решил жениться, наконец,

На деньгах Нэнси Б. —

Назначен день!

2

Почиет мирный Блэксайдин,

Светлеет свод небес…

Но, вставши враз, уж битый час

Хлопочут Нелл{*} и Бэсс!

Горяч утюг — везде вокруг

Разбросано белье…

Но Муза молвит: «Здесь, мой друг,

Уйми перо свое

В подобный день!»

3

Напишем так: расстегнут лиф,

Распущены шнуры…

Ох, чувствую стыда прилив,

И смолкну до поры.

А впрочем, нет! К чему корсет,

Коль талия тонка?

Я буду смел: и Бэсс, и Нелл —

· · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · · ·

[Не записал последних строк вовремя,

а нынче подводит память. — Бернс.]

4

Чепец порхнул на ближний стул,

А сброшенный халат

У белых ног девичьих лег…

Но мне молчать велят!

Хотел бы грудь упомянуть —

Увы, боюсь беды,

Мирской хулы! Но сколь белы

Мощнейшие зады

Нежнейших дев!

5

Пусть кучер пьян — да прям и строг:

Ему девиц везти.

Одно скажу: помилуй Бог

Обеих по пути!

Поедет с ними Джонни Трот —

Достойнейший старик:

И в рот спиртного не берет,

И пудрит свой парик

Он что ни день <…>.

Гэвин Тернбэлл(ок. 1765 — не ранее 1808)

Элегия на кончину именитого философа

Хвалить живых не стану впредь —

Лишь мертвым должно славу петь!

Поникни, Смерть, покайся! — ведь,

Тобой сражен,

Достойнейший червям во снедь

Достался Джон!

Ты губишь, всех и вся круша,

И рыцаря, и торгаша,

И старика, и малыша,

Мужей и жен…

Наука! Где твоя душа?

Скончался Джон.

О Смерть! Несмысленный упырь,

Косящий всех и вдаль, и вширь!

Сколь дивно разумел цифирь

Покойный Джон!

Наука! Нынче ты — пустырь:

Ведь помер он!