зил над эстрадой. И сам он - такой же муляж человека.
Странно, но встреча с этим павлином, к которому я ничего не испытывал, кроме брезгливой и стыдной жалости, вдруг оказалась последним толчком. В самом деле, иной раз довольно самого легкого прикосновения, чтобы обрушились стены и своды.
- Это правда, - сказал Владимир Сергеевич.
- И вот в одно превосходное утро, - Тан выразительно усмехнулся, - я обратился к себе: мой друг, если ученые - это сословие, так сказать, аристократия разума, то, значит, ты идешь в разночинцы. И в тот же день я пришел к Проскурникову и бухнулся в ноги: Семен Алексеевич, обучайте рукомеслу.
Должно быть, я чем-то ему полюбился. Сужу по тому, что он был терпелив. Только когда от большого старания я торопился, не вникнув в суть, он хмурился и говорил: "Сначала спроси! За спрос не бьют в нос". Сам был собран и экономен в движениях, время ценил, иногда ворчал: "Покель мямля разуется, проворный выпарится". В сущности, он меня вытащил за уши. Его кончина, пожалуй, была еще одной жестокой потерей. Зато я узнал, кто я таков, что, между прочим, неприхотлив, как ягель, - могу жить на голом камне и даже там, где лед. Это радует.
- Тоже проскурниковская заповедь? - Владимир Сергеевич лукаво прищурился.
- Все - от него, - подтвердил Тан.
Он поднял стакан и, приподнявшись, почти торжественно произнес:
- Ну, напоследок: за неведенье. Единственно доступное счастье.
Владимир Сергеевич сказал:
- Да, у вас здесь хорошо. Покойно.
Слегка оскалившись, Тан спросил:
- Что, тоже притомились от жизни?
Его усмешка была недоброй. Владимир Сергеевич ощетинился:
- Не настолько, чтоб ее изменить.
- Ну, пошабашили - и будет, - сказал Тан, самую малость помедлив. - Можете прийти послезавтра.
Неожиданно для себя самого Владимир Сергеевич спросил:
- Скажите, а вы в этой мастерской не надеетесь переспорить судьбу? Увернуться от своего кирпича?
И почувствовал холодок в груди, словно на самом краю обрыва.
Плоский лик Тимофея Тана стал неподвижен, но в быстром взгляде Владимир Сергеевич прочел враждебность.
- Я тут вам сказал комплимент, - отчеканил Тан, глядя в сторону, - про то, что с вами приятно беседовать. Как выяснилось, это не так. Беседовать с вами небезопасно.
И добавил после короткой паузы:
- Я безобразно разговорился. По-видимому, перемолчал.
На улице Владимир Сергеевич задрал воротник. Окаянный ветер льдистою пылью дохнул в лицо. Надо было выпить побольше - трезвенники себя наказывают.
- Темен смертный, чего в нем нет, - пробормотал он с глухим раздражением.
Вот и метро, поскорей в толчею. Локти, бока, чье-то дыхание. Стужа медленно отпускает. Поток выносит его к эскалатору. Ступенька заботливо подставляет свою гуттаперчевую спину, тащит по тесному руслу вниз.
- Путь в долину, - шепнул Владимир Сергеевич.
ВЕТЕРАНЫ
Сидели, обнявшись, на дачной платформе, ждали электричку в столицу. Хмелея от одури летнего полдня, время от времени целовались. Платформа была совсем пуста, только на соседней скамейке дремал низкорослый паренек.
Она была в белом сарафане, он - в белой сорочке и белых брюках.
- Мы с тобой одного цвета, - сказала она.
- И одной крови, - добавил он, целуя ее в голое солнечное плечо.
- Слушай, не заводи меня, - сказала она. - Будь человеком.
Он еле слышно пробормотал:
- Скорей бы уж добраться до крыши.
- Никто, кроме нас, не едет в Москву, - вздохнула она. - Даже обидно.
- Еще бы. Ехать в такое пекло! Нет дураков.
- Так мы дураки?
- У нас проблемы жизнеустройства. Тут уж ничего не поделаешь.
- Лобзаешь меня, а парень смотрит.
- Пусть смотрит. Он молодой - поймет. Все-таки мы молодожены.
- Какие уж мы молодожены, - сказала она. - Сегодня у нас десятый день законного брака.
- А в самом деле - десятый день! Не молодожены, а ветераны. Ветераны семейного фронта.
Она кивнула:
- Страшно подумать. Рукой подать до серебряной свадьбы. Ну вот, ты опять меня заводишь.
- Я нехороший. Разве я спорю?
- Два дня шокировал мою мать, теперь - ни в чем не повинного юношу. Она еще радовалась, бедняжка, - зять у нее из хорошей семьи.
- По-моему, за эти два дня я ее покорил окончательно.
- Само собой, покорил, покорил... Ну потерпи, раз уж ты ветеран... Совсем как я - терпеть не умеешь...
- Так не умеешь?
- Ох, кажется - нет. Но мне простительно... Наша соседка знаешь как о себе говорит: я женщина сырая, подверженная... А ты мужчина и покоритель. Мужчина рожден, чтобы терпеть.
- Чисто славянская философия. Где эта чертова электричка?
Парень на соседней скамье медленно потянулся и поднялся. Когда он встал, то оказался совсем коротышкой - похож на подростка. Только лицо было взрослым, опытным. Одной рукой он держал сигарету, другую словно стерег в кармане.
- Здравствуйте. - Он подошел к скамейке, где обнимались молодожены. Хотел сказать, и я - ветеран.
- Хорошее дело, - одобрил муж.
- Я - ветеран горячих точек, - сказал паренек и сладко зевнул. - Ждем электричку? Уже идет.
Все яростней, все неудержимей, все ближе стала греметь земля. И вдруг из-за поворота, выгнувшись и сразу же распрямившись, явилось зеленое долгое тело поезда.
- Ну наконец. Дождались экспресса! - воскликнула молодая жена.
- А он не ваш, - сказал паренек.
Он что-то добавил, но стук и грохот уже поглотили слова и звуки.
Поезд замер. Он был почти пустым. Ветеран прошел в головной вагон, сел у окна, против движения, с интересом разглядывая платформу. Электричка вздрогнула, задышала и через силу сдвинулась с места, быстро наращивая скорость.
Молодожены остались сидеть на той же скамье, рука в руке. С каждой секундой все меньше и меньше становились две белых фигурки, вот они уже почти не видны, неразличимы - два белых пятнышка, каждое с дырочкой в груди.
* * *
Когда он услышал, что внук убит, он точно разом окостенел, вмерз в лед, как первобытное чудище.
Внук приезжал к нему погостить - встретил ее, влюбился с лету, до немоты, до невменяемости.
- Вот оно и пересеклось, - беззвучно выдохнул Владимир Сергеевич.
Всю ночь он сидел не шевелясь, силясь найти главный ответ. К утру уже отчетливо знал: судьба наконец встретилась с жизнью и жизнь его изошла, закончилась.
Зорин Леонид Генрихович родился в 1924 году в Баку. Окончил Азербайджанский государственный университет и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор около 50 пьес, а также романов "Старая рукопись", "Странник", "Злоба дня", мемуарных книг "Авансцена" и "Зеленые тетради". В 1987 году "Новый мир" (No 11) опубликовал рассказ "Крапивница", положивший начало циклу, который завершается настоящей публикацией.