Эдуард Арамаисович Вартаньян
Из жизни слов
Издание второе, исправленное и дополненное.
Предисловие, литературная и научная редакция А. В. Успенского.
Во второе издание включены объяснения тех выражений, которыми интересовались читатели в своих письмах.
Автор глубоко признателен всем, кто своими замечаниями и пожеланиями помог ему переработать эту книгу.
Отзывы о книге просим присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги.
Рисунки Д. И. Циновского
Об этой книге
Книга, которую вы взяли в руки, — не совсем обычная книга. С первого взгляда она похожа на словарь, но это именно «с первого взгляда». В словарях собраны, расположены в алфавитном порядке и объяснены различные слова:
Бородач — пожилой бородатый человек.
Бьеф — участок реки между двумя плотинами.
Тюлька — мелкая рыба из породы сельдевых.
Ящеренок — детеныш ящерицы и так далее.
Вполне понятно, зачем нужны подобные словари. Всякая речь состоит из слов. Не зная значения отдельных слов, нельзя понять ни сказанного, ни написанного. Наоборот: если известен смысл каждого слова, нетрудно, очевидно, разобраться и в смысле всего разговора. В самом деле, ведь любое предложение состоит из слов, как сумма из слагаемых: известны все слагаемые — можно найти и сумму. Разве не так?
Однако математика — одно, а язык — другое.
Вот я пишу предложение: «Он в грамматике собаку съел». Тут пять слов. Значение каждого из них вам знакомо. Каждое в отдельности вы без труда переведете на любой доступный вам иностранный язык — скажем, на французский:
В грамматике — en grammaire.
Он — il.
Съел — mangea.
Собаку — un chien.
Но, ежели вы вздумаете именно так, слово за словом, передать по-французски всю эту фразу: «Il mangea un chien en grammaire», — не поздравляю вас: любой француз примет вас за сумасшедшего.
«Он скушал пса в грамматике? Простите: псов не едят, грамматика — не соус…»
Да, откровенно говоря, вы и сами неясно представляете себе, как это получается.
Почему
«Волк вчера съел собаку в своей клетке» понимается именно так, как говорится, а вот
«Профессор собаку съел в своих дифференциалах» нужно перевести: «Он в них знаток»?
Диковинная вещь: одно целое значение возникает не у слова, а сразу у сочетания из нескольких слов. Да притом значение, и зародыша которого не заметно ни в одном из них порознь. «Какой реприманд[1] неожиданный!» — говорили в таких случаях дамы во времена Гоголя.
Так что же? Оказывается, нашу речь не всегда можно без остатка разложить на отдельные слова. Порой самыми мелкими ее «кирпичиками» выступают не слова, а целые «связки слов» — прочные, неделимые далее «словосочетания», каждое со своим особым смыслом:
Баклуши бить — бездельничать.
Белены объесться — взбеситься.
После дождичка в четверг — никогда.
Но ведь если так, то полезно подобные сочетания собрать, привести в порядок, изучить и прежде всего понять. Раз они выполняют в речи ту же роль, что и слова, без специального «словаря» не обойтись.
Важно, однако, предварительно выяснить: всякое ли из возможных словосочетаний нашей речи (а их неисчислимое множество) заслуживает такого почтительного к себе отношения? Конечно, нет: далеко не все они похожи на только что рассмотренные.
Сравните сами:
Собаку съесть и Скушать зайца.
После дождичка в четверг и Перед ненастьем в воскресенье.
Прокатить на вороных и Проехаться на гнедых.
Нетрудно заметить, как резко отличаются друг от друга эти примеры. У каждого из примеров правого столбца — один смысл, который, кстати, без больших изменений может быть выражен и другими словами:
Проехаться на гнедых — совершить прогулку на красно-рыжих лошадях.
Скушать зайца — съесть зайчишку.
Перед ненастьем в воскресенье — до непогоды в праздничный день.
А вот с примерами левого столбца получается совсем не так. Каждый из них обладает не одним, а двумя, и притом совершенно несхожими, значениями:
Прокатить на вороных — устроить поездку на черных лошадях и забаллотировать.
После дождичка в четверг — по окончании дождя накануне пятницы и неведомо когда.
Первое значение складывается из смысла отдельных слов, как и в любом другом предложении. Второе рождается вне всякой связи с ними, каким-то таинственным и непонятным путем.
Вот такими «двусмысленными» словосочетаниями и занимается особый отдел науки о языке — фразеология. И книга, предисловие к которой вы читаете сейчас, посвящена именно ей.
Фразеология знает несколько различных видов подобного рода словосочетаний, своеобразных «словесных блоков»; одни из них не слишком похожи на другие. Ученые еще не договорились окончательно, как следует эти разновидности именовать, но ясно, что их несколько.
Есть постоянно встречающиеся группы слов, которые как бы окончательно превратились каждая в одно сложное слово, с одним общим смыслом. Их мы уже видели — невозможно буквально перевести на другой язык; не зная их смысла заранее, никак нельзя разгадать, что они значат, даже если отлично понимаешь порознь смысл всех входящих в них отдельных слов — частей.
Например, «После дождичка в четверг». По-французски сходная по смыслу поговорка будет звучать: «Подождите меня под вязом». Четыре слова входят в наше выражение, совсем другие четыре — во французское, а значат оба примерно одно: «Да, мол, дожидайся, как же!..» О целом значении такого объединения слов так же немыслимо догадаться, как нельзя сообразить, что значит псковское слово «попелýшка», даже когда знаешь: «пóпел» — то же, что «пепел», а «ушк» — уменьшительный суффикс многих слов. Ведь, слившись вместе, эти элементы могут получить самые разные значения: «комок пепла», «маленькая грязнуля, замарашка» (как «Золушка») и мало ли что еще? Нужно просто знать: «попелýшка» в псковском диалекте — пепельного цвета ночная бабочка; вот все и ясно.
Так и тут: «бобр» — зверь, «убить» — умертвить, а «убить бобра» — почему-то «допустить досадный промах, сильно просчитаться». Как же это сообразишь?
В подобного рода присловьях и поговорках все их части как бы накрепко срастаются в одно целое. Именно поэтому их принято называть «фразеологическими сращениями». Применяют и другой курьезно звучащий термин — «идиóмы», от греческого прилагательного «идиóс», которое значит «странный», «необыкновенный»[2]; однако нередко идиомами именуют и всякое фразеологическое целое вообще.
Рядом со «сращениями» встречаются связки слов, менее тесно скрепленные между собой; в них общий смысл еще зависит как-то от значений отдельных слов. Правда, связь между ними кажется странной; она как бы «искривлена», деформирована.
Возьмите выражение «гора родила мышь». Слыша его, никто не думает, что где-то на самом деле произошло такое невероятное событие; все понимают — это значит просто: «большие приготовления дали малый результат». И, вдумавшись, каждый сообразит, почему это так: «гора» — нечто огромное, «мышь» — крошенное. Можно, пожалуй, осторожно переделывать это сочетание слов, не слишком меняя его смысл; можно сказать: «Утес произвел на свет мышонка», или даже: «Слон породил комара» — все по-прежнему будет понятным. А ведь со «сращениями» так поступать строго запрещается: «убить бобра» значит «просчитаться», а «убить суслика» — только «убить суслика», ничего больше.
Особенно живо ощущают это различие переводчики: «сращение» никак не переведешь буквально, а тут это вполне возможно. Выражение «гора родила мышь», например, встречается уже у древних греков (стр. 77) и повторяется на всех языках земли. Поэтому такому типу объединенных слов дано особое обозначение: их зовут уже не «сращениями», а «фразеологическими единствами». Но не следует думать, что между теми и другими пролегает четкий и ясный рубеж: есть «сращения», в которых некоторые элементы сохраняют известную понятность (то же «убить бобра»); есть «единства», где она почти окончательно утратилась: скажем, сердито произнося «ни дна тебе, ни покрышки», мало кто понимает, что желает этим своему собеседнику остаться после смерти непогребенным (стр. 183). Поэтому иные выражения трудно точно отнести к какому-либо «классу».
Резче отличаются от окаменевших «сращений» так называемые «фразеологические сочетания». Здесь составляющие элементы не только не «сращиваются» наглухо, но даже не образуют нерасторжимого «единства». В «сращениях» все отдельные слова одинаково могут быть непонятными («бить баклуши», «попасть впросак», морское: «пробить склянки») или, во всяком случае, не вполне понятными; а вот в «сочетаниях» целое становится ясным каждому, кто представляет себе простое значение всех его частей. Да и скреплены эти части между собой несравненно менее прочно, чем в первых двух типах. В довольно широких (правда, все же ограниченных) пределах тут можно менять порядок слов, подставлять одни на место других и т. д.
Вот возьмем выражение «находиться в зените славы». Вы не допустите нелепости, если слова «в зените» замените на «в перигéе» (стр. 44). Однако, подставив на его место какой-либо другой астрономический термин — ну, хотя бы «на горизонте», вы уже разрушите смысл сочетания: оно перестанет быть самим собой, а то и вовсе обратится в бессмыслицу.
Русские и французы, англичане и китайцы, армяне и украинцы — все люди пользуются в своей речи наряду со словами также и различными фразеологическими «комплексами» — постоянными, привычными соединениями слов. Нельзя как следует овладеть языком, не изучив его фразеологии. А по-настоящему изучить — это не только уразуметь, что значит то или другое «сращение» или «единство», но и выяснить, откуда и как оно появилось в языке.