Встречи за рубежом, во время путешествия по Америке и других поездок (в Прагу, в Париж), с болгарскими торговцами и промышленниками натолкнули А. Константинова на мысль о создании собирательного образа болгарина — носителя многих характерных черт своей страны и своего времени, которые особенно бросаются в глаза при том взгляде как бы со стороны, когда видишь соотечественника в иноземной, непривычной для него обстановке. При создании этого образа писатель использовал, разумеется, и свои наблюдения над нравами торговцев и политиканов у себя на родине, и сообщения болгарской прессы, и рассказы своих друзей по «Веселой Болгарии».
Книга «Бай Ганю. Невероятные рассказы об одном современном болгарине» вышла в 1895 году. «Бай Ганю» — своеобразное произведение. Оно состоит из серии небольших рассказов — анекдотических эпизодов, которые рассказываются разными лицами. Это напоминает атмосферу кружка «Веселая Болгария». Вот бай Ганю на будапештском вокзале. В венской опере. В бане. В Дрездене. В гостях у чешского ученого. В Швейцарии. В России. Эти и другие фрагменты не связаны сквозным сюжетом. Но цепочка приключений раскрывает образ, характер центрального героя разносторонне и в развитии.
Спутники бай Ганю едут в европейские страны с целью познавательной. Иные цели у бай Ганю. «Зевать по сторонам» для него занятие пустое. Он везет с собой флакончики с розовым маслом — товаром для европейцев редкостным и дорогим. Стремление к наживе движет всеми помыслами и поступками этого человека. Наживаться он готов на чем угодно — на неоплаченной кружке пива, на даровом обеде. Сбереженные копейки, выгодно проданный флакончик розового масла — все полезно, все приращивает новые суммы к «капитальцу» энергичного мелкого предпринимателя, выбравшегося на международную арену. Однако склонность к мелочной экономии — лишь одна и далеко не самая существенная черта характера бай Ганю. Он — начинающий капиталист, и его мечты и намерения беспредельны. Он впервые ощутил свободу частной инициативы, и это ощущение ошеломляет его, толкает на такие поступки, которые ставят его в трагикомические ситуации. Писатель прозорливо уловил именно эту черту болгарских буржуа, еще не вышедших из своей первородной патриархальности (с ее наивной непосредственностью, простотой нравов) и уже пытающихся освоиться с «европейским» образом жизни. Столкновения бай Ганю с «Европой» сатирик описывает с мудрой, язвительной и горькой улыбкой. Надо было обладать немалым гражданским мужеством, убежденностью в своей правоте и в силе реалистического изображения, чтобы именно в таком неприукрашенном виде показать обобщенный образ соотечественника, национальные добродетели которого при встрече с европейской цивилизацией нередко оборачивались пороками. Бай Ганю, например, гордится своей житейской трезвостью, умением быть экономным в расходах и расчетливым в отношениях с другими людьми. Но он не замечает, что эти его качества превращаются в скупердяйство, сквалыжничество, оскорбительную для окружающих подозрительность. Он может «запросто» явиться на квартиру пражского профессора Иречека, считая его «своим человеком» только на том основании, что Иречек несколько лет жил и работал в Болгарии, и «по-свойски» вести себя за обеденным столом, сморкаться и чавкать, нисколько не смущаясь тем, что шокирует хозяев. С наивной непосредственностью он распоясывается (буквально) в оперном зале (жарко!), волочится за чьей-то невестой. Он не лишен патриотических чувств, но его доморощенный патриотизм получает нелепо-наглое выражение (сцена в бане) и т. д.
Рассказы эти не просто анекдотичны. Бай Ганю в них не только смешон. Первые его шаги на торгово-спекулятивном поприще — это и первый опыт политической демагогии. На родине он с бешеной энергией принимается за общественную деятельность — также ради обогащения и приобретения политического капитала. Он дирижирует «свободными» выборами, становится депутатом парламента, издателем газеты, организатором общества трезвенников, проповедником и т. д. Он может стать кем угодно, этот оборотень и хамелеон. Он владеет множеством способов получения «общественного веса». Вовремя пожмет руку «вышестоящему» и вовремя гаркнет «ура». «Надо все делать наверняка. Возгласишь «да здравствует» — и вот уже у тебя в руках предприятьице».
А. Константинов умело использует прием саморазоблачений героя — сам бай Ганю, бахвалясь, рассказывает о своих «подвигах». Вот бай Ганю объясняет, как он «делает» выборы: «Кого хочешь, того и изберу. Осла — так осла, холера его возьми! Дай мне только околийского с жандармами да пару тысяч левов… Что избиратели! Сунул несколько пачек бюллетеней в урну — вот тебе и осел депутат!»
Благодаря свободной форме изложения, постоянной смене ситуаций, рассказы о бай Ганю сливаются в художественно единое повествование. Герой — один, но он непрестанно меняется, словно бы поворачивается к читателю разными сторонами своей натуры. И оттого становится обобщенным сатирическим образом, художественным типом болгарского буржуа времени первоначального накопления капитала.
Вскоре после появления книги болгарская общественность повела оживленные споры о том, какие черты отражены в образе бай Ганю — только ли национальные или присущие балканским народам или общечеловеческие, не нанес ли А. Константинов оскорбление национальному достоинству всего народа и т. д. В эти споры вмешались марксисты. В 1897 году основатель болгарской социал-демократической партии Д. Благоев писал о конкретно-исторической природе образа бай Ганю: «Рассказы г. Алеко Константинова не могли появиться десять и тем более пятнадцать лет тому назад. Бай Ганю — это смесь простоты прежних времен и мещанской наивности с нахальством новых рыцарей, которые путем ростовщичества, грабежей среди бела дня, под защитой закона и властей, с помощью мелких и крупных гешефтов ощутили в своей мошне силу «капитальца».
В образе бай Ганю сказалась важная особенность болгарской литературы критического реализма XIX века — она последовательно вырабатывала средства и способы художественной типизации явлений национальной общественной жизни. Отдельные черты нового героя времени проявлялись в произведениях предшественников и современников А. Константинова (Л. Каравелова, И. Вазова, Т. Влайкова, С. Михайловского и др.). Но именно константиновский бай Ганю стал художественным типом, счастливо синтезировал в себе характерные черты историко-социального явления. Комментируя сетования современников по поводу того, что в литературе стали преобладать «темные личности», сам А. Константинов писал в 1895 году: «…нельзя не признать, что такие герои в наше время придают колорит эпохе, в кипении страстей они всплыли грязной пеной на поверхность общественной жизни, и было бы преступлением воспевать звезды и луну в то время, когда нужно собрать и вышвырнуть эту гнусную накипь…»
К изображению политических нравов своего времени писатель обращался и в фельетонах. В 1894 году, после падения кабинета Стамболова, демократические силы возлагали надежды на изменения в политическом управлении страной и готовились к выборам в Народное собрание. Среди других кандидатов был выдвинут и А. Константинов — в его родном городе Свиштове. Ему казалось, что путем свободного волеизъявления народа законность может быть восстановлена. Однако и предвыборная кампания, и сами выборы в сентябре 1894 года не оправдали надежд. Избирателей запугивали, применяли меры физического насилия, производилась наглая подмена бюллетеней — все это официально именовалось «средствами морального воздействия» в рамках законности. А. Константинов участвовал в митинге протеста, подписал телеграмму протеста на имя нового премьера Стоилова, опубликовал свой первый фельетон, в котором рассказывал, что́ в действительности скрывалось за формулой «морального воздействия».
Оппозиционные газеты в 1894—1897 годах регулярно публиковали фельетоны А. Константинова. Все они написаны по конкретным поводам, посвящены реальным общественным и политическим деятелям и в то же время содержат значительную степень художественного обобщения. Факты — выдержки из распоряжений, писем, корреспонденции, высказываний официальных лиц в сочетании с остроумными язвительными характеристиками закононарушителей увеличивали действенную силу фельетонов. Фельетоны метко били в цель — по господству «разбогатевших при стамболовской диктатуре предпринимателей, земледельцев, купцов, банкиров, ростовщиков, барышников, ожиревшей гражданской и военной бюрократии», — как определил «героя времени» Д. Благоев.
Постоянный объект сатиры А. Константинова — закулисные махинации политических демагогов во время выборов («Выборы в Свиштове», «Смир-рно! Рота-а, пли!», «Избирательный закон», «Преступления против избирательного права» и др.). Писатель показывает целую систему — от министров до деклассированного сброда, нанимаемого для того, чтобы терроризировать избирателей, — систему, занимающуюся фальсификацией воли народа. Правительственный тезис о «моральном воздействии» иллюстрируется, например, так: «Приходилось ли вам, г-н редактор, видеть, как бросается врассыпную толпа после залпа солдат? Не приходилось? Прелюбопытное зрелище, просто от смеха можно лопнуть… Это тебе не шутка, братец! Аррмия! Иначе зачем нам тратить на эту бесполезную прорву тридцать миллионов!» В ряде фельетонов обличаются пороки полицейского управления. «Ужасно веселым заведением», где «задарма можно похохотать» над бесплодными дебатами заседающих, названо Народное собрание («Депутат, путающий местоимения»). Сатирик обличает «сильных мира сего», высмеивает таких политических деятелей, как С. Стамболов («Небольшое сравнение»), К. Стоилов и другие. В серии фельетонов «Разные люди — разные идеалы» он создает галерею сатирических портретов мещан и обывателей, людей ничтожных, но претендующих на почести и богатство. Наиболее часто писатель использует при этом прием речевой самохарактеристики героев. На эту особенность сатиры А. Константинова обратил внимание его современник, крупный поэт Пенчо Славейков, подчеркнувший умение писателя художественно синтезировать политические нравы: фельетоны А. Константинова «суть жестокий обвинительный акт против героев эпохи, заспиртованных, словно редкие экземпляры экзотических животных, которых потомки наши с удивлением будут рассматривать».