Избранное — страница 4 из 95

Не менее знамениты и страницы «Весенних шелкопрядов», посвященные труду шелководов — тоже тружеников из родных для писателя краев. Здесь и изнурительная тяжесть крестьянской страды, и любовное отношение шелководов к своим кормильцам, и постигающие их все новые беды — их наблюдал писатель во время летних поездок к матери на отдых. Повесть является первой частью так называемой «деревенской трилогии», две последующие носят названия «Осенний урожай» и «Суровая зима». В них сталкиваются два поколения крестьян. Одно представлено старым Тунбао с его консервативностью, надеждой на милость неба, слепой ненавистью к «заморским дьяволам». Второе олицетворяет его младший сын Адо. Вначале обычный парень, весельчак и работяга, он становится участником «рисовых бунтов» и организатором вооруженного отряда молодежи. Трилогию характеризуют динамизм стиля, насыщенность описаний, немногословность диалогов, в которых в меру используются диалектизмы и специфические деревенские обороты речи.

На селе развертывается также действие в превосходном рассказе «За водорослями» — этой психологической драме, разыгрывающейся между крестьянином, его беременной женой и истинным отцом будущего ребенка. Ни гнетущая бедность, ни тяжкий труд не способны убить в этих людях, которых принято называть простыми, человечности, способности понять и простить.

Не мог, разумеется, писатель пройти и мимо жгучей темы борьбы против агрессии японского империализма, с начала 30-х годов принимавшей все более угрожающие масштабы. Ей посвящен рассказ «В дни войны» («Вторая глава»). Трусости служащего издательства господина Ли в нем противопоставлен героизм рабочего Асяна. Первый скрывается на территории французской концессии, второй добровольно идет на передовую и гибнет в сражении. Но жертва его напрасна — гоминьдановские войска оставляют город. И права обезумевшая от горя вдова, кричащая: «Асян, они старались договориться с японцами, а ты жизнь отдал!»

В рассказе изображены события января 1932 года. Тогда японцы в конце концов убрались из Шанхая. Но прошло пять лет, и императорская армия развернула большую войну против Китая. О том, как встретил ее Мао Дунь, читатель узнает из соответствующего фрагмента мемуаров. Большую часть следующего, 1938 года он провел в Сянгане, где выступал как редактор и автор в ряде журналов патриотической направленности.

Там было написано его первое крупное произведение военных лет — «Повесть о первом этапе», о самом начале войны, когда перед каждым встает вопрос: что ты сделаешь для родины, с кем пойдешь? И герои повести — владелец транспортной конторы Лу Хэтун, промышленник Хэ Яосянь и его дети, финансовый воротила Пань — дают ответы на этот вопрос. Одни идут к тем, кто сражается, другие остаются сторонними наблюдателями, третьи готовятся сотрудничать с врагом. Повесть носит следы спешки, психология героев не получила глубокого раскрытия, но на общем фоне патриотической литературы начала войны она выделяется широтой взгляда и трезвостью анализа происходящего. Автор предполагал написать еще две части, но не осуществил своего намерения.

Следующие два года писатель провел в противоположном конце страны — на Северо-Западе: сначала в Урумчи, где он возглавил литературный факультет только что открытого Синьцзянского университета, затем в Яньани — центре руководимого компартией Особого района. Итогом поездки явились два сборника публицистики. В одном — «Увиденное и услышанное» — он описывает гоминьдановский тыл с показной роскошью спекулянтов и контрабандистов и ужасающей нищетой крестьян. Другой озаглавлен «Ода тополю»: это стройное, гордое дерево олицетворяет «всех тех, кто на северных равнинах своею кровью созидает историю нового Китая». Писателя восхищают стойкость и мужество армии и населения Особого района, «ибо из всего великого самое великое — деятельность людей, преисполненная возвышенного духа».

Мао Дунь приехал во временную столицу Чунцин в дни, когда чанкайшистское правительство, вместо того чтобы активизировать борьбу с агрессором, едва не развязало братоубийственную войну против компартии, взяло курс на окончательное подавление гражданских свобод, довело до предела цензурные ограничения. Патриотизм был почти что приравнен к преступлению. Писатель вынужден вновь уехать в Сянган, где английские власти мало интересовались литературой на китайском языке. Там он публикует роман «Распад», отразивший его чунцинские впечатления, его гнев и его боль. За годы войны не было другой книги, в яркой художественной, форме изобличавшей гоминьдановскую систему сыска, провокаций и политических убийств, разоблачавшей связь «спасителей родины» с японской агентурой. Публикация романа в наводненном чанкайшистской агентурой Сянгане была актом немалого гражданского мужества писателя.

Необычна для Мао Дуня форма романа: он написан от первого лица в форме дневника молодой женщины, попавшей в сети гоминьдановской охранки и ставшей ее осведомителем. В нем силен элемент психологизма, почти не выписан социальный фон. Действие развивается скачкообразно, с перебивками и недомолвками, вызванными спецификой тематики. Пересказывать его содержание нет нужды: читатель познакомится с ним сам. Скажем лишь, что финал книги, в котором героиня, Мин, пройдя через душевные муки и колебания, все же порывает с охранкой, вызвал позднее, уже в период КНР, разногласия у читателей. Вправе ли писатель выдавать своего рода индульгенцию пособнице палачей? Но большинство согласилось с автором, недвусмысленно осудившего свою героиню, но все же указавшего ей — и таким, как она, — путь к искуплению своей вины.

После внезапного захвата Сянгана японцами Мао Дунь и другие прогрессивные интеллигенты с большими трудностями возвращаются в Чунцин. Там, помимо автобиографических очерков и рассказов, переводов произведений о Великой Отечественной войне В. Гроссмана и В. Катаева, он создает два крупных произведения. Роман «Тронуты инеем, листья алеют, словно цветы весной» был задуман как широкая панорама жизни китайской провинции, начиная с кануна «движения 4 мая». Он написан легко и свободно, рукой зрелого мастера, но не доведен даже до середины. В пьесе «Весеннее равноденствие» (его единственном драматическом произведении) героев волнуют проблемы послевоенного развития страны, пути ее демократизации. По оценке китайской критики, это «повествовательная пьеса», в нашей терминологии — «драма для чтения».

Победно завершилась война, Мао Дунь вновь в Шанхае. Оттуда в конце 1946 года отправляется в поездку по Советскому Союзу, длившуюся четыре месяца. Результатом ее явилась книга путевых заметок и сборник материалов о нашей стране. Эти публикации доносили до китайцев правду о первой стране социализма, противодействовали реакционной пропаганде. Но жить и работать в гоминьдановских районах становится все тяжелее. Как и многие другие деятели культуры, писатель вновь, уже в последний раз, уезжает в Сянган. Ведя там напряженную общественную деятельность, он одновременно разрабатывает план большого романа-эпопеи «Закалка», призванного запечатлеть основные этапы истории Китая в годы войны и послевоенный период. Но он успевает закончить лишь первую из частей, в которой описываются бои за Шанхай и эвакуация промышленности в тыловые районы.

Продолжению «помешало» приближение победы народной революции. В феврале 1949 года он через Северо-Восток прибывает в только что освобожденный Пекин.


Старый писатель поставил последнюю точку и отложил рукопись мемуаров в сторону. Она получилась объемистой — отдельное ее издание составило три солидных тома. Продолжать воспоминания дальше означало бы по существу попытаться написать историю Китайской Народной Республики и ее культуры, настолько неотделимы от нее вся дальнейшая жизнь и деятельность Мао Дуня. Летом 1949 года он был избран заместителем председателя Всекитайской ассоциации работников литературы и культуры, несколько позже стал председателем Союза китайских писателей. После провозглашения КНР он был назначен министром культуры Центрального народного правительства, занял важные посты в ряде общественных организаций. В этих высоких назначениях отразилось доверие и уважение широкой общественности к выдающемуся художнику слова, стойкому борцу за социалистическую культуру.

Многогранная правительственная и общественная работа — к сказанному надо добавить еще участие в движении сторонников мира и афро-азиатской солидарности — оставляла очень мало времени для творчества. Теперь оно полностью переключилось в сферу литературоведения, критики, отчасти публицистики. В многочисленных выступлениях, статьях и брошюрах 50-х годов Мао Дунь под разными углами зрения разрабатывает проблемы идеологического роста работников литературы и искусства, укрепления связей писателей с жизнью и борьбой масс.

Щедро делясь своим опытом и обширными знаниями с молодыми писателями, Мао Дунь воспитывает в них требовательное, самокритичное отношение к собственному труду. Он и сам подает им пример, анализируя свои ранние произведения, говоря о недостатках и причинах, их породивших. В ряде содержательных работ по истории литературы китайской (о романах «Речные заводи» и «Сон в красном тереме», о творчестве Лу Синя) и мировой (статьи о Гоголе, Горьком, Чехове, Гюго) он ставит проблемы освоения классического наследия, прослеживает демократические и реалистические традиции в культуре прошлых веков.

Литературоведческая концепция Мао Дуня тех лет в сравнительно полном, хотя и популярном виде изложена в книге «Ночные заметки. Размышления о социалистическом реализме» (1958). Намерением автора было отстоять авторитет метода социалистического реализма перед лицом появившихся в Китае и других странах сомнений и возражений. Книга производит противоречивое впечатление. С одной стороны, автор вроде бы придерживается жесткой схемы «реализм против антиреализма», отказывает современным нереалистическим, особенно модернистским, течениям в какой-либо ценности. С другой же стороны, в ходе своего конкретного, часто тонкого и оригинального анализа он отходит от застывших формул и создает у читателя впечатление, что «реалистической» является любая хорошая литература, тогда как «антиреализм» — это просто плохие книги.