Ленин засмеялся и сказал:
— Дорогу мне показали ваши пчелы. Это они меня сюда привели.
Пчеловод еще более удивился.
Он сказал:
— Владимир Ильич, вы великий человек и великий гений. В каждом деле вы умеете находить что-нибудь особенное.
Ленин сказал:
— Просто надо быть наблюдательным в каждом случае жизни.
Тут Ленин и пасечник стали беседовать о пчеловодстве. И они два часа об этом беседовали.
Потом Ленин попрощался и ушел домой по той же дороге, по какой он пришел сюда.
16. НА ОХОТЕ
Ленин очень любил охотиться. Оп охотился на уток, на глухарей, на зайцев и на волков.
Но и на лисиц он тоже любил охотиться.
Лисица — хитрое животное. И поэтому охотиться на нее очень интересно.
Лисицы имеют обыкновение жить в норах. Но только благодаря своей хитрости они сами не роют себе нор. А они увидят какую-нибудь готовую нору, которую, например, вырыл себе барсук, и преспокойно там поселяются.
Потом приходит барсук. И — здравствуйте! — уже ктото живет в его норе.
Ну, барсук, конечно, неприятно поражен, удивляется, что в его квартира расположилась лиса. И думает: "Это недоразумение, наверное она сейчас уйдет".
Но лиса и не думает уходить. Лежит в норе и глазки закрыла, будто это ее не касается.
Тогда барсук тоже лезет в нору. Думает: "В крайнем случае как-нибудь проживу вместе с этой рыжей теткой с длинным хвостом".
Но, оказывается, вместе с лисицей жить ему неинтересно: она вороватая. Нишу крадет. И вдобавок занимает в норе лучшее место. Так что у бедняги барсука иной раз хвост наружу торчит. И, конечно, ему неприятно так жить. Это и зверь может укусить его за хвост. И дождь капает.
И тогда барсук в грустном настроении уходит куданибудь в другое место и роет себе новую нору, благо у него нос длинный.
А лисица рада и довольна, что ушел барсук. И начинает жить в норе в свое удовольствие.
А охотничьи собаки выискивают эти норы и выгоняют оттуда лисиц. Собаки начинают лаять, рыть землю или снег, и тогда лисица от страха пулей выскакивает из норы. Собаки бегут за нею. Выгоняют ее на охотников. Охотники стреляют, но только не всегда попадают, потому что лисица увертливая. Сейчас она здесь, через минуту — там. Потом, глядишь, ее хвост за деревом мелькнул. И вдруг исчезла лисичка. И след простыл.
Так вот, однажды московские охотники устроили охоту на лисиц. И устроили очень организованно. Даже на опушке леса развесили флажки. Эти флажки от ветра колебались. И зверь, увидев, такие флажки, обыкновенно останавливался и от страха не бежал дальше. А это и требовалось охотникам.
Вот расставили охотников.
И Владимиру Ильичу Ленину тоже показали место, где ему стоять.
И Ленин в полушубке и в валенках стал у дерева на одной дорожке. И стоит с ружьем, ожидает.
Вдруг в лесу отчаянно залаяли собаки. Это значит, они нашли лису и сейчас ее выгонят из леса на полянку.
Охотники насторожились. И Ленин тоже насторожился. Посмотрел, правильно ли заряжено его ружье.
А кругом удивительно красиво. Полянка. Лес. Сверкающий пушистый снег на ветках. Зимнее солнце золотит верхушки деревьев.
Вдруг, откуда ни возьмись, в аккурат прямо на Ленина из леса выбежала лисица.
Это была красивая рыжая лисица с огромным пушистым хвостом. Это была ярко-рыжая лисица, и только кончик хвоста у нее был черный.
Она, спасаясь от собак, выбежала на полянку и, заметавшись по полянке, остановилась, увидев человека с ружьем.
На несколько секунд лисица замерла в неподвижной позе. Только хвост ее нервно качался. И испуганно сверкали ее круглые глазенки с вертикальными зрачками.
Лисица не могла сообразить, что ей делать и куда бежать. Сзади собаки, впереди человек с ружьем. И вот поэтому она растерялась и замерла в неподвижной позе.
Ленин вскинул ружье, чтоб в нее выстрелить.
Но вдруг опустил руку и поставил ружье в снег, к ногам.
Лисица, вильнув своим пушистым хвостом, бросилась в сторону и тотчас исчезла за деревьями.
А тут же у дерева, недалеко от Ленина, стояла его жена, Надежда Константиновна. Она с удивлением спросила:
— Почему же ты не выстрелил?
Ленин, улыбнувшись, сказал:
— Знаешь, не мог выстрелить Очень уж красивая была лиса И мне поэтому не хотелось ее убивать. Пусть живет.
Тут подошли другие охотники и тоже стали удивляться, почему Ленин не выстрелил, когда лисица была так близко и даже не бежала.
И, узнав, отчего Ленин не выстрелил, охотники еще больше удивились. А один охотник сказал:
— Чем красивее лиса, тем она ценнее. Я бы в нее выстрелил.
Но Ленин на это ничего не ответил.
1940
КОЗА
Без пяти четыре Забежкин сморкался до того громко, что нос у него гудел, как труба иерихонская, а бухгалтер Иван Нажмудинович от испуга вздрагивал, ронял ручку на пол и говорил:
— Ох, Забежкин, Забежкин, нынче сокращение штатов идет, как бы тебе, Забежкин, тово, — под сокращение не попасть… Ну, куда ты торопишься?
Забежкин прятал платок в карман и тряпочкой начинал обтирать стол и чернильницу.
Двенадцать лет сидел Забежкин за этим столом. Двенадцать лет! Подумать даже страшно, какой это срок не маленький. Ведь если за двенадцать лет пыль, скажем, ни разу со стола не стереть, так, наверное, и чернильницы не видно будет?
В четыре ровно Забежкин двигал нарочно стулом, громко говорил: "Четыре", четыре костяшки отбрасывал на счетах и шел домой. А шел Забежкин всегда по Невскому, хоть там и крюк ему был. И не потому он шел по Невскому, что на какую-нибудь встречу рассчитывал, а так — любопытства ради: все-таки людей разнообразие, и магазины черт знает какие, да и прочесть смешно, что в каком ресторане люди кушают.
А что до встреч, то бывает, конечно, всякое… Ведь вот, скажем, дойдет Забежкин сейчас до Садовой, а на Садовой, вот там, где черная личность сапоги гуталином чистит, — дама вдруг… Черное платье, вуалька, глаза… И подбежит эта дама к Забежкину… "Ох, — скажет, — молодой человек, спасите меня, если можете… Ко мне пристают, оскорбляют меня вульгарными словами и даже гнусные предложения делают…" И возьмет Забежкин даму эту под руку, так, касаясь едва, и вместе с тем с необыкновенным рыцарством, и пройдут они мимо оскорбителей презрительно и гордо… А она, оказывается, дочь директора какого-нибудь там треста.
Или еще того проще — старичок. Старичок в высшей степени интеллигентный идет. И падает вдруг. Вообще головокружение. Забежкин к нему… "Ах, ах, где вы живете?" Извозчик… Под ручку… А старичок, комар ему в нос, — американский подданный… "Вот, — скажет, — вам, Забежкин, триллион рублей…"
Конечно, все это так, вздор, романтизм, бессмысленное мечтание. Да и какой это человек может подойти к Задбежкину? Какой это человек может иметь что-либо вообще с Забежкиным? Тоже ведь и наружность многое значит. А у Забежкина и шея тонкая, и все-таки прически никакой нет, и нос загогулиной. Ну, еще нос и шея куда ни шло — природа, а вот прически, верно, никакой нету. Надо будет отрастить в срочном порядке. А то прямо никакого виду.
И будь у Забежкина общественное положение значительное, то и делу был бы оборот иной. Будь Забежкин квартальным надзирателем, что ли, или хотя бы агрономом, то и помириться можно бы с наружностью. Но общественное положение у Забежкина не ахти было какое. Впрочем, даже скверное. Да вот, если сделать смешное сравнение, при этом смеясь невинно, если бухгалтера Ивана Нажмудиновича приравнять щуке, а рассыльного Мишку — из союза молодежи — сравнить с ершом, то Забежкин, даром что коллежский регистратор бывший, а будет никак не больше уклейки или даже колюшки крошечной.
Так вот, при таких-то грустных обстоятельствах мог ли Забежкин на какой-нибудь романтизм надеяться?
Но однажды приключилось событие.
Однажды Забежкин захворал. То есть не то чтобы слишком захворал, а так, виски заломило это ужасно как.
Забежкин и линейку к вискам тискал, и слюнями лоб мазал — не помогает. Пробовал Забежкин в канцелярские дела углубиться.
Какие это штаны? Почему две пары? Не есть ли это превышение власти? Почему бухгалтеру Ивану Нажмудиновичу сверх комплекта шинелька отпущена, и куда это он, собачий нос, позадевал шинельку эту? Не загнал ли, подлая личность, на сторону казенное имущество?
Виски заломило еще пуще.
И вот попросил Забежкин у Ивана Нажмудиновича домой пораньше уйти.
— Иди, Забежкин, — сказал Иван Нажмудинович, и таким печальным тоном, что и сам чуть не прослезился. — Иди, Забежкин, но помни — нынче сокращение штатов…
Взял Забежкин фуражку и вышел.
И вышел Забежкин по привычке на Невский, а на Невском, на углу Садовой, помутилось у него в глазах, покачнулся он, поскреб воздух руками и от слабости необыкновенной к дверям магазина прислонился. А из магазина в это время вышел человек (так, обыкновенного вида человек, в шляпе и в пальто коротеньком) и, задев Забежкина локтем, приподнял шляпу и сказал:
— Извиняюсь.
— Господи! — сказал Забежкин. — Да что вы? Пожалуйста…
Но прохожий был далеко.
"Что это? — подумал Забежкин. — Чудной какой прохожий. Извиняюсь, говорит… Да разве я сказал что-нибудь против? Да разве он пихнул меня? Это же моль, мошкара, мошка крылами задела… И кто ж это? Писатель, может быть, или какой-нибудь всемирный ученый… Извиняюсь, говорит. Ах ты штука какая! И ведь лица даже не рассмотрел у него…"
— Ах! — громко сказал Забежкин и вдруг быстро пошел за прохожим.
И шел Забежкин долго за ним — весь Невский и по набережной. А на Троицком мосту вдруг потерял его из виду. Две дамы — шли — шляпки с перьями — заслонили, и как в Неву сгинул необыкновенный прохожий.
А Забежкин все шел вперед, махал руками, сиял носом, просил извинения у встречных и после неизвестно кому подмигивал.
"Ого, — вдруг подумал Забежкин, — куда же это такое я зашел? Каменноостровский… Карповка… Сверну", — подумал Забежкин. И свернул по Карповке.