ЖЕЛТЫЙ ПЕС
Не прошло и трех дней, как весь выигрыш в шаукдиа — целых два донга — испарился. Спустив последнее хао, Диеу почувствовал, что жизнь стала невыносимой. Тогда он пошел, загнал за восемь хао свой новый костюм и вместе с закадычным дружком Ти Шау славно набил брюхо. А потом они разошлись в разные стороны в надежде, что хоть одному повезет.
Диеу заглянул на базар, спустился на пристань и забрел даже на Гостевую улицу, но, сколько он ни глазел по сторонам, ему ничего не подвернулось. Он ужасно устал — ноги, казалось, вот-вот отвалятся. Его потянуло в парк, на травку…
Видения, одно отчетливей другого, сменялись перед закрытыми глазами Диеу… Кино — народ валит на новую картину… Театр — звучат высокие голоса актеров, читающих нараспев… Продавец фо… Лоток с пирожками… Лоток с мороженым… Кучка игроков в шаукдиа, столпившихся вокруг циновки… Крики: «Чет!.. Нечет!..» Картежники тасуют колоду… Диеу казалось, будто он видит и самого себя, — как он ловко подваливает к игрокам, в карманах звякают кругляшки…
Подул прохладный ветер. Кроны деревьев шелестели и качались над головой, словно гигантские опахала. И он незаметно уснул.
Вдруг Диеу вскочил и протер глаза, ошалело озираясь по сторонам. Какая-то тварь только что пыталась заползти к нему в нос и в ухо. Прямо перед собой он увидел ухмыляющуюся рожу Ти Шау. Диеу выругался, сжал кулак и замахнулся, намереваясь двинуть приятеля по зубам. Но тот быстро пригнулся, перехватил его руку и засмеялся:
— Ну ладно, ладно. Вставай по-быстрому, башли есть…
— Где? — заторопился Диеу. — А ну, покажи. — Но, увидав, как Ти Шау перебирает пальцами в своих дырявых карманах, отвернулся.
— Да нет, — расхохотался Ти, — денежки есть, надо только смотаться и взять их.
Диеу нахмурился.
— Нет уж, я — мимо, ноги болят!
— Так это же прямо тут, рядом, — сказал Ти Шау. — Давай шевелись.
Диеу задумался было, но Ти взял его за руку и потащил за собой. Друзья побежали в конец парка. Возле густых зарослей кустарника Ти Шау сделал знак поостеречься. Они подкрались к кустам и остановились. Ти указал на опушку, и Диеу взглянул в ту сторону. Тьфу, пропасть, — там сидел старый седой слепец в рваных штанах и рубахе. На груди у него висела грязная холщовая сума, а рядом стояла плетеная корзинка с остатками холодного риса и обглоданной курицей. Тут же прямо под рукой у него сидел желтый пес.
Нищего этого Диеу часто видел на улицах.
Сперва он вспылил, но тут же сообразил, что все это вроде очень забавно, и громко рассмеялся. Желтый пес вскочил, оскалил зубы и залаял. С перепугу дружки бросились наутек.
Отбежав подальше, Ти схватил Диеу за руку, тот остановился.
— Ух ты, паскуда! — сказал Ти, грозно глядя на друга.
— Сам хорош! — огрызнулся Диеу. — Я думал, верное дело!.. А тут — чистить нищего хрыча…
Ти Шау зло выругался, повернулся и зашагал прочь. Диеу бросился за ним, догнал и обнял его за плечи.
— Ну, не злись, дался тебе этот старик.
— Эх, зло берет! — насупился Ти Шау. — В первый раз вижу такую смачную рыбку!
— Рыбку? — изумился Диеу. — Где?!
— У того безглазого, где ж еще. Пятаков — целая куча, потом отдельно кругляшки по два хао и по одному…
— Кончай загибать! — засмеялся Диеу.
— Не сойти с места!
Уверенность приятеля смутила Диеу.
— Ты что, сам видел?
Тут Ти рассказал все, как было. Сперва он влез на льва возле храма, его сцапали и притащили в участок на пристани. Но он смылся и подался в парк. Там сидел слепой и считал свои капиталы. Деньги хрыч держит в кошельке, кошель засунут в сверток с одеждой, а сверток лежит в суме. Ти даже сперва не поверил своим глазам, увидав, как старик раскладывает пятаки и хао. А раз слепой держит деньги не при себе, на теле, а отдельно — в суме, их можно запросто увести. Пересчитав монеты, старик уложил их в суму и повесил ее на шею. Но рядом, как назло, копались рабочие, приводившие в порядок цветник. Так что суму никак нельзя было унести. И Ти Шау пошел за дружком, чтобы на пару обдурить этого желтого пса и свистнуть суму с деньгами. Выслушав его, Диеу с улыбкой сказал:
— Раз так, наколоть его — плевое дело!
В это время слепой вышел из-за кустов. Дружки зашагали следом. Но всякий раз, едва они решались подойти поближе, желтый пес оборачивался и рычал, а потом подталкивал хозяина мордой. Сначала старик думал, что это дети как всегда дразнят собаку, но, услыхав, что пес уже не рычит, а вовсю заливается лаем, он торопливо застучал палкой по дороге, крепко прижимая суму и поводя вокруг мутными бельмами.
Вечерело. Диеу и Ти по-прежнему шли за слепым. Но подойти к нему им никак не удавалось. Часов около восьми старик со своим псом свернул в узкую улочку, сразу за базаром, а оттуда по тропинке, пересекавшей кладбище, добрался до маленьких покосившихся хибар. Здесь жили нищие.
Тут-то приятелям и пришлось оставить слепца с его проклятым псом.
Однажды Диеу и Ти устроились на ночлег в старом, поломанном автомобиле. Среди ночи Ти Шау разбудил приятеля, похлопал его по плечу и показал на небо.
— Глянь, какой дождь.
— Наплевать! — Диеу зевнул и опять было заснул.
— Не дури! А ну, пойдем…
Диеу скорчил недовольную гримасу.
— Ты что, опять надумал чистить безглазого? Мертвое дело. Он и во сне все слышит; да еще пес окаянный…
Но Ти Шау стоял на своем:
— Идем! Ночь темная, и дождь льет. А они целый день шатались, устали… Теперь дрыхнут оба — и хрыч и собака — без задних ног. Сегодня выгорит наверняка…
Диеу, покоренный такими доводами, согласился. А когда он представил себе дележ: два хао сюда — два хао туда, одно хао сюда — одно туда, и поблескивающие никелем монеты на ладони, — то почувствовал даже некоторое вдохновение.
Стрелки часов на церкви сошлись на цифре двенадцать. Диеу и Ти брели под шелестящим пологом дождя, накрывшись оба одним пиджаком и одним ноном. Они шлепали по лужам, не разбирая дороги. Кругом была кромешная тьма. Каждый раз, попав ногой в очередную выбоину, Диеу дергал Ти за рубашку и предлагал вернуться обратно. Но тот тащил его дальше. За базаром пришлось еще выше закатать штаны, потому что улочка утопала в грязи. Шелест диких ананасов прорывался сквозь завывания ветра.
Сердце у Диеу гулко заколотилось, такого с ним никогда еще не бывало. Он молча обвел глазами заброшенный кладбищенский сад и почувствовал, что у него пропало желание возиться с «капиталистом». Миновав кладбище, дружки приблизились к жилищу слепого. Они двигались очень осторожно, боясь, как бы случайный шорох не разбудил проклятого пса.
Дождь прошел. Неяркая голубоватая луна временами выглядывала из-за тяжелых серых туч. Огромное капоковое дерево распростерло свои ветви поверх крыш из пальмовых листьев и ржавых обрезков жести, над стенами жалких хижин из дырявых циновок.
Диеу прислушался: ни звука, только свист и шум ветра. Ти Шау неслышно подкрался к самому дереву. Вдруг он остановился и нахмурясь склонил голову набок. Под одной из жестяных крыш в конце проулка раздался негромкий шорох, потом зашуршала циновка, которой был занавешен вход. Ти Шау подумал минуту и вернулся назад. Приблизив губы к самому уху Диеу, он прошептал:
— Слышишь, пес не спит. Теперь ясно, мы с тобой просто два придурка. Днем-то старик, когда побирается, держит монету в сумке, а ночью небось прячет все на себе… Да тут еще эта проклятая псина… Наверно, только владыка небесный ухитрился бы взять их деньги.
Сверкнула молния, высветив из темноты лицо Диеу.
— Черт знает что, — сказал он, — двое зрячих не могут надуть слепого хрыча и его кобеля.
— Уморить сучье отродье, — процедил Ти Шау. — Иначе дело не выгорит.
Не успел он договорить, как пес залился громким лаем. Рваная циновка с шумом сползла с жестяной крыши, и наружу высунулись передние лапы и острая собачья морда с оскаленной пастью.
На этот раз Диеу и Ти выслеживали старого нищего с чувством тайного торжества. Правда, к концу дня их вновь стало обуревать беспокойство, как раз когда старик, по обыкновению, обходил улицы, выклянчивая милостыню у каждого порога. Многие люди не хотели, чтобы желтый пес подолгу лежал перед их дверьми, и торопились вынести старику чашку риса, а то и монетку в одно су. Но ему все было мало. Не иначе слепой решил разбогатеть чужими подаяниями и щедротами. Зато теперь было ясно: деньги у хрыча есть! И это подхлестывало дружков.
Иногда Диеу, чтоб как-то дать выход своему волнению, принимался дразнить желтого пса. Но тот не лаял, он только наклонял голову и молча тянул поводок, зажатый в руке слепца. Может быть, пес просто устал. Диеу подмигнул Ти и, достав круглый сверток величиной с апельсин, протянул его собаке:
— Хочешь попробовать? У, сволочь!
Ти Шау выхватил у него сверток.
— Ну, ты! Если сейчас угостим кобеля, нам обоим крышка!
Диеу усмехнулся и зашептал на ухо Ти:
— Пусть принюхается к гостинцу, потом легче будет.
Пес, все еще скаля зубы, потянулся к круглому свертку. Влажные черные ноздри его раздувались, красный язык слизывал с губ слюну. Диеу опять зашептал:
— Погоди, тварь, скоро нажрешься!..
Старик вернулся к себе домой. Он приподнял рваную циновку у входа и скрылся в зияющем черном провале. Через несколько минут слепой вытащил другую старую циновку и расстелил ее на земле, у двери, потом поставил на циновку тростниковую корзину и четыре большие чашки и стал накладывать в них рис и прочую еду.
Человек и собака принялись за трапезу.
Старик, отправив в рот себе горсть риса, не забывал подлить похлебки и в чашку пса, который восседал напротив него. Слепой неторопливо шамкал беззубыми челюстями, пес тоже жевал медленно — чувствовалось, что оба едят с удовольствием. Обглодав мясо, старик бросал кости собаке. Пес подхватывал их на лету, разгрызал, чавкал и махал хвостом, а потом лизал красным языком хозяйскую руку.
Обед кончился, но пес не наелся. Он покосился на ст