Шекспир. Ему казалось, что в эпоху наводнения слезами и кровью, буйства стихий нужны набережные из гранита — труднейшие классические формы. Он показал, что можно быть современным, обращаясь к королеве Горечи или к даме Надежде». Хермлин, несомненно, опирался и на опыт таких своих современников, как Бехер и Брехт, Арагон и Элюар.
Велики заслуги Хермлина и как поэта-переводчика. Он познакомил своих соотечественников с Назымом Хикметом и Аттилой Йозефом, Пабло Нерудой и Аполлинером, с Полем Элюаром и негритянской поэзией.
В настоящее время Хермлина, по-видимому, больше влечет к себе проза. Рассказы писателя, его радиопьеса «Скарданелли» (1971) — о трагической жизни Гёльдерлина, не понятого и отвергнутого родиной, — многочисленные статьи по вопросам современной культуры и политики, публицистический сборник «Встречи» (1960), в особенности его репортажи о жизни Германской Демократической Республики, запечатлевшие разительные сдвиги, происходящие в повседневности страны, представляют большой интерес.
В собрании публицистических работ Хермлина «О прочитанном» («Lektüre»), вышедшем в 1973 году (в него включены созданные им за последнее время эссе о поэтах и прозаиках самых различных стран и эпох — о Вийоне, Мачадо, Маяковском, Платонове, Бехере, Бобровском, Фюмане, а также рецензии на отдельные книги), нашли отражение широта и многообразие его литературных интересов, огромная эрудиция, сочетание таланта лирика с незаурядным талантом исследователя. Хермлин делится с нами своим тонким восприятием творчества того или иного писателя, своими сугубо личными размышлениями над заинтересовавшими его книгами. При этом он рассматривает явления искусства через призму социалистического сознания, судит об искусстве с позиции художника-коммуниста.
Особое место в прозе Хермлина занимает книга «Первая шеренга» (1951), повествующая о людях, которые боролись с Гитлером и погибли в этой борьбе. Автор создал незабываемые портреты юных борцов немецкого Сопротивления, прекрасных сынов и дочерей своего народа. «Первая шеренга» написана подчеркнуто строго, просто, сдержанно. Это произведение проникнуто трагизмом, но трагизмом оптимистическим. Хермлин хотел вдохновить своих соотечественников примером героических жизней, отданных за то, чтобы Германия стала страной социализма.
В 1965 году вышел в свет сборник рассказов писателя, которые создавались им на протяжении всего послевоенного периода. Их немного, всего около десяти, но они по праву принадлежат к лучшему, что появилось в этом жанре в литературе ГДР. Построенные на материале прошлого, они переносят нас то во времена потопленного в крови январского восстания 1919 года, то в годы фашистского террора и второй мировой войны. Но эти произведения не утратили своей волнующей актуальности по сей день. Основная мысль автора ясна: ужасы прошлого не должны повториться.
Хермлин как-то заметил, что на заре своей литературной деятельности «пробовал писать в манере Кафки». Конечно, автор «Первой шеренги» никогда не разделял беспросветных взглядов этого трагического художника. Хермлину абсолютно чуждо кафкианское восприятие реального зла, порожденного уродливыми условиями собственнического мира, как неизбежности, будто бы во все века сопутствующей человечеству. Ужасы фашистской действительности, варварство войны Хермлин мог воспринимать только как чудовищный, леденящий кровь кошмар, но он прекрасно понимал социально-политическую обусловленность этих страшных явлений и своими рассказами хотел пробудить в читателе желание противоборствовать злу. Большинство своих героев писатель изображает в предельно острых, трагических ситуациях, в моменты, когда характеры людей подвергаются доскональной проверке. Среди многих врагов, окружающих человека, Хермлин выделяет нечто, представляющее, по его мнению, не меньшую опасность, нежели даже сам фашизм. Это — апатия, готовность покориться злу, разобщенность людей и их неспособность понять, как сопряжены судьбы каждого с судьбой общенародной.
Герой рассказа «Лейтенант Йорк фон Вартенбург», один из участников неудавшегося заговора 1944 года против Гитлера, слишком поздно, лишь в момент казни, осознает коварную силу всех этих обстоятельств. В предсмертных галлюцинациях он видит и свою жизнь, и жизнь немецкого народа, какой она могла бы стать, но не стала. Лишь в мгновенном сновидении, прерванном жестокой реальностью, Вартенбург познает счастье единения с народом, восставшим против нацизма.
Антифашиста Нойберта («Время одиночества»), утратившего в эмиграции связи с соратниками и постепенно все глубже погружающегося в тупое безразличие, выводит из апатии трагическая гибель жены. Он возвращается в лагерь борцов против фашизма.
В одной из повестей Хермлина — «Время общности» — возникает картина превращения духовно сломленных узников еврейского гетто в Варшаве в борцов против гитлеровцев. Перелом в душах обитателей гетто, обреченных на смерть, происходит под влиянием коммунистов. В этой повести, а также в рассказе «Путь большевиков» (здесь перед нами ужасы фашистского концлагеря) автор сумел убедительно показать, какие огромные источники мужества, душевной щедрости, готовности встретить смерть в борьбе, а не погибнуть как рабы, смирившиеся со своим рабством, присущи людям, воспринявшим лучшие идеи нашего времени.
В маленьком автобиографическом произведении «Корнелиусбрюкке» писатель очень тонко выявил многозначительный контраст между безмятежным существованием ребенка из богатой семьи и трагическими событиями германской революции 1918 года — кровавой расправой, учиненной реакционерами над вождями немецкого пролетариата Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. Обращаясь к истории, Хермлин помогает современному читателю ощутить опасность угрозы, таящейся в действиях реакционных сил нашего времени, пусть даже эти силы пытаются скрыть свои истинные намерения.
Не только в автобиографических, но и во всех рассказах Хермлина отчетливо проступает лирическое начало. То, о чем повествует автор, несет на себе отпечаток его собственных переживаний и размышлений. В рассказах «Касберг» и «Корнелиусбрюкке» прошлое предстает перед нами увиденным то глазами наивного ребенка, то умудренного жизненным опытом человека. В повести «Время общности» страшное прошлое возникает перед внутренним взором Хермлина — очевидца возрождения жизни в освобожденной Варшаве — этого удивительного явления, ибо теперь здесь «умирала сама смерть».
Поэзия, художественная проза и публицистика Хермлина получили в наши дни широкое признание: он избран в члены Академии искусств Германской Демократической Республики, дважды награжден Национальной премией, он удостоен и столь почетной для каждого писателя премии Генриха Гейне. И это закономерно, ибо в своем творчестве Хермлину более чем кому-либо удается сочетать высокое и яркое новаторство с политической злободневностью, со стремлением быть трибуном, выразителем самых передовых идей своей эпохи.
Г. Знаменская
СТИХОТВОРЕНИЯ
РАВНИНА
Синеет от холода утренний иней,
И к небу вздымаются дыма столбы,
И пашни иззябли на гладкой равнине,
Где крики ворон нестерпимо грубы.
В мечтах города мы воздвигли сегодня
На этой равнине в неверном свету
Тумана, и сотни органов и сотни
Сирен пробивали молитв немоту.
Мы лбы разбивали себе о колонны,
Где призраки, с молотками паря,
Косились на нас. И сгнивал раскаленный
В отравленной шахте глазок фонаря.
И в страхе осклабились мертвые лица,
Зияют беззубою похотью рты,
И сладость безумия струйкой сочится
По стоку в тумане со звезд высоты.
Как звери, ревели в пивных граммофоны
И выстрелы такт отбивали в дворах
Казарм. И за дичью гонялись шпионы
И рыскали хищно за нею впотьмах.
А мы убегали в леса поугрюмей,
Где царство лиан, где волшебен полет
Колибри, раскрашенных ядом безумья,
Где ужас наотмашь отчаяньем бьет.
Иль нас относил, присмиревших на время,
На остров Таити возвышенный сон,
Где мы просыпались от эпидемий,
Косивших гогеновских черных мадонн.
Поэтому мы напугали равнину,
Морям ледовитым все шлюзы открыв.
И бурные воды прорвали плотину,
И слышался мин оглушительный взрыв.
Давно уж легенды мы все расспросили:
Как мучеников избавляют от мук?
Народы брели, напрягая усилья
И в землю уставясь, впряженные в плуг,
И мы наконец осознали, что время
Пришло изменить нашу явь и мечты,
И мы расстелили пред странами всеми
Бескрайней равнины пустые холсты.
И мы городам раздавали оружье,
И улицы в них притушили огни.
Готовился вихрь изнутри и снаружи,
Чтоб ветер грядущего смел наши дни.
И улицы мы штурмовали впервые,
Дыханьем туман распоров пополам,
И, крыши сорвав, мы затем мостовые,
Как тросы, привязывали к куполам.
На каждом углу убивали мы молча
Предательство, голод, безумье, чуму.
Так мы побеждали Великую Порчу.
Нам сладость пощады была ни к чему.
И, выиграв эту последнюю битву,
Мы заново строили города.
И мощная песнь оттесняла молитву,
И весело по морю плыли суда.
Мы в дальнем краю побывали у братьев.
Огонь городов их призывно манящ.
Там джунгли столицами стали, утратив
Былые приметы урочищ и чащ.
Там слышится тракторов рокот далекий,
Равнины себя расстилают нам в дар.
Зарю, зародившуюся на Востоке,
Мы вдаль запустили, как огненный шар.