Дима даже рассердился на Ваню: специально для этого принес банку?
Между тем банка пошла по языкам, даже Аркаша не отказался, и Лида, осмелев, взяла на язык нитку, и Артем, и Семка, и Ваня, и даже сам Феликс снизошел до этой струйки… Словом, все! Все, кроме Димы. Не хотел. Аня ведь подала пример… Полчаса, казалось, разматывалось содержимое этой банки на их высунутые языки.
После этого им еще сильней захотелось пить, и опять Адъютанта спустили в грот за льдом и снегом.
— Ох и налопался! — Адъютант хлопнул себя по животу. — Никогда так вкусно не ел! Так бы рубал всегда — сто лет прожил бы!
— Какой пустяк! — сказал Ваня. — Настанет время — любой человек будет жить не меньше тысячи…
— А не маловато? — спросил Аркаша. — Может, и полторы тысячи?
— Возможно. Он вообще никогда не умрет и будет бессмертным…
— Каким же это образом? — Аркаша посмотрел на Ваню, и в темных глубоких глазах его блеснул жгучий интерес; да и Феликс с вниманием глянул на него; конечно же, как всегда, в его взгляде было больше недоверия и насмешки, чем внимания.
— Менять время от времени износившиеся детали? — спросил Аркаша. — То сердце, то почки, то легкие…
— То мозги, то зад! — вклинился Захарка.
— Сейчас я тебе по мозгам и заду! — гаркнул Артем и треснул не успевшего отскочить Адъютанта, и тот приложил одну руку к затылку, а другую — к протертым сзади штанам.
(«Молодец Артем, — подумал Дима. — Кто бы еще осмелился огреть Адъютанта?»)
— Нет, — сказал Ваня, — пересадкой отдельных органов можно только отсрочить смерть… Надо вот что… Надо победить старение, научиться обновлять, восстанавливать ткани, и в первую очередь — нервные ткани, а это возможно, и это будет главным в медицине будущего…
— Профессор! — пискнула Лида. — Аркаша у нас помешался на приеме сигналов разумных существ из вселенной, а ты, значит, на этом?
— Да нет, — сказал Ваня, — не помешался… А ведь неслыханно, правда? Если бы сейчас жил Гомер, или Данте, или Петр Первый, сколько бы узнали мы!..
— А кто это — Данте? — спросил Артем.
— Один поэт, он жил в средние века и побывал в творческой командировке в аду, в чистилище и в раю, и рай оказался самым неинтересным…
— А-а-а, — протянул Артем.
И Аркаша засмеялся, как сумасшедший.
— Как же мы тогда поместимся все на Земле, если никто умирать не будет? — спросил Семка. — Что будем есть? Где будем жить?
— А другие планеты на что? Безмозглый! — крикнула Аня. — Уже и не рад? Боишься бессмертия?
— Вечно жить — это ничего, — сказал Аркаша и потер выпирающие ребра. — Но и тогда не будет полной гарантии всем: а нечаянное столкновение пассажирских ракет? А риск при опасных опытах? А испытание новых машин? А спуск в кратеры вулканов и на дно океанов? Да мало ли что… Иначе ведь и жить тошно…
— А я бы нашел чем заняться, — сказал Артем.
— Сдирал бы этикетки с бутылок на Венере, а стеклотару сдавал бы в приемный пункт на Марсе? — сказал Феликс. — Давал бы подзатыльники карликам инозвездных цивилизаций?
— Это само собой, — согласился Артем, и все грохнули. Даже Дима.
— А ты мечтатель — будь здоров! — сказал Семка Ване.
— Да нет, где там, а хотел бы… — со вздохом сказал Ваня, не замечая его ехидных улыбок, не понимая, что нельзя так откровенничать с этими мальчишками.
Он говорил, и все слушали его, и Диме даже стало немножко обидно, что вот он первый во дворе познакомился с ним, можно даже сказать, открыл Ваню, а сегодня Ваня уже не только его…
— Ребята, не смейтесь надо мной… Объясните, — неожиданно сказала Аня. — Ведь всем давно ясно, что в мире есть планеты с существами даже более развитыми, чем мы, почему же они так долго не хотят установить с нами контакт? Ну почему?
— Боятся напороться на Захарку, — внезапно вырвалось из Димы, и уж что тут творилось! Он даже сам покраснел от радости и удивления: как только пришло это на ум?
— Ну, бессмертные, кто будет курить? — спросил Артем и полез за сигаретами.
К нему подсел один Захарка.
Глава 14Кассета
Часа через два ребята вернулись, и только вошли во двор, как на них, точно вода из ведер, обрушилось с балконов:
— Вот они где, с цветиками!
— И новенького уже обработали!
И надо же! Какие у них глаза и нюх: ничего вроде бы не знали о вылазке, а выскочили из квартир, как по команде, будто по радио кто-то сообщил им.
— Прекратить нельзя? — вежливо спросил Феликс. — Ну прошу, девочки.
Балконы замолкли.
Аня и Лида стали делиться с ребятами маками. Увидев это, Дима быстренько отошел в сторонку: не хватало ему еще получить цветики от Ани!
Ваня взял только один цветок из ее рук, Артем с Захаркой отказались, а Семка потащил у Лиды чуть не полбукета. Она завизжала на весь двор, и Артем оттолкнул его. И опять оживились балконы…
Тогда Феликс подозвал Захарку, что-то сказал ему беззвучно — Адъютант понимал его даже по движению губ — и, кажется, дал ему немножко мелочи… Что он задумал?
Захарка рысью побежал со двора.
Скоро захотела уйти и Аня, но Феликс удержал ее. Не обращая внимания на крики с балконов, ребята уселись за доминошный столик и стали о чем-то говорить.
Минут через пятнадцать во двор той же рысью вбежал Адъютант с бумажным кульком в руке, и Феликс с Артемом что-то взяли из него.
— Ну, всего! — сказал Феликс, махнув рукой, и все пошли к своим подъездам. И когда они уже приблизились к дверям и к балконам, Феликс, Артем и Захарка по резкому свисту что-то швырнули в крикуний. Те взвизгнули, отшатнулись, но было поздно. В Нонкин лоб что-то с треском ударилось, разорвалось, потекло, залило все лицо, и она завыла в страхе. Возле Нинки тоже что-то угодило в стену и брызнуло, попав в нее осколками. «Яйца, куриные яйца!» — тут же понял Дима. Легче всех отделалась Нанка — яйцо угодило в одну из стоек балкона и разлетелось, только испачкав ее сарафан.
Снизу раздался хохот и свист — Артем засунул в рот три пальца.
— В следующий раз тухлых достану! — радостно закричал Захарка. — Тухлых!
Девчонки исчезли с балконов, и почти в тот же момент из подъезда вышел Ваня. Был он без картузика, и по тому, как он шел, свесив голову и тяжело ступая, с поперечной морщиной, зажатой меж бровями, было видно: у него что-то случилось.
— Ребята, — сказал он, — я потерял кассету.
— Дело какое, — буркнул Семка, — новую отснимешь.
— Не отсниму.
— Почему? — Артем поиграл пальцами на своих крупных зубах.
— В той кассете была пленка, на которую я снимал ребят в Ярославле, и я обещал всем прислать карточки… Там были уникальные снимки!
— Что же теперь делать? — спросил Дима.
— Пойду искать.
— Куда пойдешь? — Аркаша недоверчиво улыбнулся.
— Туда, где были.
— Может, на Гору Ветров?
Ваня кивнул.
— Очумел? Да ты заблудишься! — вскрикнула Аня. — И где ее там искать?..
— Я помню дорогу. Возьму дома флягу с водой и пойду.
И здесь Дима перехватил взгляд Феликса. Он смотрел на Ваню неподвижно и почти в упор. Очень серьезно. И ни слова не сказал.
— Я б за тысячу рублей не пошла обратно, — сказала Лида, разглядывая цветы в букете, — мешок с шишками лежал у ее ног.
И вдруг Диму кто-то дернул за язык.
— И я пойду с тобой! — сказал он. — Вместе пойдем!
Ваня повернулся к нему, и лицо его, вместо того чтобы быть радостным и благодарным, стало очень грустным.
— А тебе зачем? Ну зачем тебе-то?
— С тобой, — неуверенно проговорил Дима. — Чего тебе одному топать…
— А может, и мне прогуляться с тобой? — спросил вдруг Артем, грубовато улыбаясь. — Не возражаешь?
— Ну что вы, ребята!.. Не надо… Я быстренько сбегаю, — тихо и вроде бы даже виновато сказал Ваня и пошел к своему подъезду, все еще ворча и сожалея о потерянной кассете.
Минут через пять он вышел из двери с рюкзачком на одном плече и зашагал со двора. Дима хотел броситься за ним, догнать, присоединиться. Но… Но как же не хотелось тащиться в такую даль! Опять карабкаться вверх, и отдыхать, и вытирать лоб, и умирать от жажды — на улице еще адская жарища! И потом, ведь это глупая затея — попробуй найди маленькую кассету: разве он помнит, где потерял ее? И не такая уж это ценность…
Ваня нырнул в зелень выхода и исчез со двора.
— Пойду скорей домой, а то цветы уже вянут! — сказала Лида.
Аня посмотрела вслед Ване и вздохнула:
— Всего, мальчики! — и, прижав к щеке цветы, пошла от ребят.
— Возьми на первый сеанс! — сказал Адъютанту Феликс и тоже ушел в свой подъезд.
Все разошлись. Все. И Дима ушел. Он плелся по лестнице вверх и упорно думал, что должен был переломить себя и пойти вместе с Ваней, а он не пошел. А раз не пошел, то пусть не удивляется, почему с ним раздружилась Аня. Ну кто он еще, если не медуза, холодная и бесформенная, выброшенная штормом на гальку?
Глава 15Очень, очень странный
Аня наотрез отказалась сбегать искупаться в море: дома ее ждала прополка. Но через час-другой она обещала заглянуть к Феликсу. Дома никого не было, Феликс обрезал маки и поставил в тонкую высокую вазу чешского стекла. Потом, насвистывая, открыл холодильник и налил из банки консервированного вишневого компота. Он был холодный, шибал в нос, и Феликс залпом выпил стакан. Осушил второй, вынул любительскую колбасу, откусил большой кусок, мгновенно съел и подровнял ножом, чтобы не было видно полос от зубов. Потом стал под душ, пустил ледяную воду и, вскрикивая, вздрагивая от холода, до скрипа вымыл свое твердое сильное тело. Вытерся мохнатым полотенцем, оделся и подошел к окну.
Балконы были еще пусты… Ну и влепили они им! Как завизжали! Жаль, Захарке не удалось раздобыть тухлых яиц — вдыхали бы их аромат! — и пришлось покупать свежие, и даже диетические, по тринадцать копеек штука…
Аня, кажется, оценила.
Не то что Аркаша. Он только пожал плечами и стал оглядываться. Эта его вечная оглядка и мешает ему быть настоящим человеком. Артем сразу согласился, и не потому, что он настоящий человек, а уж очень обожает всякие такие вещи и не привык раздумывать. А этот стриженый странный. Очень странный. Младенец какой-то, а ведь неглупый. И трусом не назовешь, и книги почитывает. И всем старается угодить: как Лидку тащил в гору, и от лимонада отказался. А чего сто́ит эта история с кассетой? Или решил поразить воображение девчонок?