Солнце утром горит на востоке не в твоих ли, о радость, лучах?
Словно солнце красы ты восходишь, сея взглядом влюбленность в сердцах.
Появились разбойничьи очи, губы дерзкий свершают набег —
Видно, кровь проливать ныне можно, разрешил винопитье аллах.
Да, вино всех влюбленных отрада, и недаром арабы вино
Называют "покоем", высоко поднимая фиал на пирах.
Уверяют притворно захиды, что высокий им страшен господь;
Раб, навеки плененный тобою, пред красавицей падает в прах.
Увидавши твой стан и походку, муэдзин оставляет мечеть,
Благодать на земле он вкушает — не гулять ему в райских садах!
О царица красавиц! Едва лишь собираешь ты войско кудрей,
Всех людей постигает смятенье, в их сердцах и греховность и страх!
Коль певец заведет средь собранья сладкозвучную песнь Атаи,
То Зухра заиграет на чанге, — солнце будет сиять в небесах.
Приходи, о кумир, наступили весна и праздник,
Снова людям красавица стала нужна и праздник.
На мгновенье откинь покрывало с лица, откройся,
Пусть тюльпаны и розы увидит страна- и праздник.
Я от жажды страдаю. Дай влагу мне уст студеных
В этот день, чтобы слились отрада вина и праздник
Проиграю я -душу за очи твои — две Кабы,
Ведь от предков далеких игра нам дана — и праздник.
Я душою молю — не заставь Атаи ждать долго,
Пост ужасен; с душою лишь радость дружна — и праздник.
Губ твоих вино, о дорогая,-это не Ковсар ли полноводный?
Тонкий стан, стройнее кипариса, как прекрасен он, с тубою сходный!
Взглянешь ты лишь раз — и разрушаешь тысячу сердец одним набегом,
Эти очи — так я разумею — с нечестивцами Хейбара сродны.
Горе голове моей несчастной! Черный день наступит для бедняжки
Из-за сердца, что стремится к амбре локонов прекрасных сумасбродно.
Ты кинжал повесила на пояс, но не обнажай его, не надо —
Взгляд лукавых глаз сразит вернее, он опасней чем булат холодный.
Это просто клевета невежды, что в Оманском море-чистый жемчуг.
Нет, зубов твоих блестящих перлы — настоящий жемчуг благородный.
Ты меня всечасно притесняешь; я умру, стремясь к тебе единой,
Ибо тот, кто угнетает, даст ли в руки то, что для души угодно?
Беден я, безвестен, ты богата красотой своею ненаглядной,
Если у богатых дара просит, — невиновен в том бедняк голодный.
От красавиц верности с любовью, полагаю я, никто не видел;
Как и красной серы, над которой трудятся алхимики бесплодно.
Атаи, уйди от всех желаний, если ты идешь к своей любимой;
То, чего ты хочешь, недоступно, но не можешь ты хотеть свободно.
Создавая человека в черной мгле небытия,
Бог хотел, чтобы явилась миру красота твоя.
Богословы говорят нам,- рот не существует твой.
Стан зовут несотворенным горней мудрости друзья.
Если ты меня, больного, все же навестить придешь —
Ты убытка не потерпишь, хоть и выгадаю я.
Я б сгорел в огне гранатов щек твоих, меня спасло
Яблоко — твой подбородок: жизни скрыта в нем струя.
Если бы пушок Аяза не любил султан Махмуд,
То для "Шах-намэ", конечно, был бы лучший он судья[5].
Кравчий, принеси скорее розоцветного огня,
Утром, под напевы лютни он — источник забытья.
Пусть состарится с любимой Атаи — не упрекай:
Он путем единобожья шел, от боли вопия.
Из лика твоего Ирема сад возник,
Из уст твоих возник живой воды родник,
Рассказ о красоте Юсуфа-ханаанца
Из книг красы твоей, что всех прекрасней книг.
Твою красу, мой друг, предчувствовали раньше,
И все ж такой, как ты, не видел мир-старик.
В предвечности из уст твоих упала капля,
К ней, как к душе миров, теперь весь мир приник.
На пальцах у тебя я хну иль кровь увидел?
Нет, то не хна, то — кровь влюбленных горемык.
Забравшись под михраб бровей твой взгляд неверный
Лежит всегда хмельной... Тархана он достиг!
В собольей шубе ты подобно ночи стала,
Зухрою светит взгляд, луною — ясный лик.
Прекрасны все твои черты, хвала аллаху,
И мир, смотря на них, издал восторга крик.
Так долго Атаи мечтал о луноликих,
Что стал, как небосвод, вращаться каждый миг.
О приди, ведь покоя у сердца давно,
жаркой страстью к тебе опаленного, нет.
Сил разлуку терпеть, ожидать день и ночь
у меня, злой тоской угнетенного,- нет.
Мой Мессия, спроси о недуге моем
и о том, как измучено сердце мое,
А не то, кроме смерти от тяжких скорбей,
мне спасенья от горя бездонного нет.
Слабой жизни дыханье в печальной груди
я отдам за индуса любимых кудрей.
Ведь другого товара в торговле с тобой
у бедняги, удачи лишенного, нет.
До какой же поры ты, подобно врагам,
будешь прахом дороги меня почитать?
Богу ведомо: в сердце печальном моем
праха черного, ветром взметенного, нет.
Видят псы твои, как я стою у ворот —
и зовут меня громко, и нет в том стыда,
Кто жалеет на свете меня, кроме псов?
Друга сердца, ко мне благосклонного, нет!
Что ты мне говоришь — "Не смотри каждый миг
на лицо мое! Бойся злословья людей."
Иль не ведаешь ты, что бессилен я здесь,
ибо воли у страстно влюбленного нет.
От разлуки с тобой, камнесердый кумир,
истомился, погиб наконец Атаи,
Не сказала ни разу ты: "Где ж он пропал?
Что ж несчастного, в прах превращенного, нет?"
Черные очи, подобно газели, ищут повсюду забав и проказ.
Цель найдена и, не зная ошибки, вдаль их коварства стрела понеслась.
Не было в мире оружья такого для истребления душ и сердец!
Что же страшнее бровей твоих тонких, сердце и ум восхищающих глаз?
Сколько б ни рыскал ты между красавиц, ты не видал меж пленительных дев
Этой походки и тонкого стана, взгляда, что манит, горя и лучась.
Слава аллаху! Сегодня с любимой мы наконец-то увиделись вновь —
Раньше я думал, что в рай лучезарный верных ведет воскресения час.
О, как мечты Атаи бесполезны: зная неверность красавиц, у них
Ищет любви он и верности снова, и до сих пор его пыл не угас.
Красота твоя — чудесный райский сад,
А уста — источник жизни и отрад.
Гиацинты — кудри, стан твой — кипарис,
Аргаван — ланиты, как стрела — твой взгляд.
Стан, уста любимой тонки как мечта.
Кто поймет загадку, что они таят?
Что ты так сурова? Хочешь душу? На!
Без тебя, измучен, буду смерти рад!
Что ты плавишь душу в тигле смертных бед?
Ведь тебе от века отдан сердца клад!
Ты другою стала, но не Атаи,
Он одной лишь верен много лет подряд.
Разлучился я с милой моей, охватил мое сердце недуг,
Стало сердце наперсником бед, собеседником горя и мук.
Несомненно, сегодня умру я в разлуке с любимой моей,
Ибо жизнь без души на земле — это просто бессмысленный звук.
Говорят, естг Ирем и Ковсар, есть и райское древо Туба,
Не влюбленный тогда лишь в раю, если рядом единственный друг.
Лик Юсуфа у милой моей, эта ямочка — кладезь его,
Хызр — пушок, а уста — это ключ, орошающий поле и луг.
Ставят шейхи задачу себе — смысл найти всех таинственных слов;
Только родинки смысл и кудрей недоступен для мудрых наук.