Раз я неполноценная, то не должна так сильно «поехать», как говорил Мэйс. Эта мысль придает немного сил. Хоть какой-то плюс от собственной ущербности.
Выйдя из ванной комнаты, достаю из шкафа мягкие домашние штаны и голубую футболку с ярко-фиолетовой надписью «need food. no stress» — она идеально подходит под мое состояние. Пару раз прихожусь полотенцем по волосам и быстро наношу на концы кокосовое масло.
Спускаясь по лестнице, стараюсь привязать к себе остатки спокойствия, но те протестующе улетают с каждой новой ступенькой. До слуха доносятся весёлые голоса из кухни. Мэйс, как и всегда, подтрунивает над готовкой своей двойняшки.
Тепло расплывается внутри, губы трогает улыбка, а ноги достигают мраморного пола гостиной. Делаю шаг, и в нос ударяет резкий запах — моя ущербность не смогла лишить меня такого бонуса, как неплохой нюх — взгляд скользит по комнате и тревожно останавливается на самом дальнем кресле возле широкого окна. Мужчина, вальяжно восседающий на бежевом бархатном покрытии, поднимает голову. Глаза хищника моментально сковывают меня в путы оцепенения, и я замираю, на мгновение полностью перестаю дышать.
«Спи» — собственный разум вдруг играет против меня, окунает в секундное воспоминание. Проигрывает в голове мужской хриплый голос, который больное сознание сумело идеально воспроизвести прошлой ночью, подарив иллюзию присутствия альфы в моей постели.
По телу проносятся беспокойные мурашки.
Мне надо собраться.
Нельзя растекаться лужицей!
Стряхиваю с себя фальшивое видение и, стараясь нацепить на лицо некое подобие утраченного спокойствия, как полная идиотка зачем-то поднимаю руку и говорю:
— Доброе утро! — звучу на редкость ровно.
И только эта мысль дарит мне чувство крохотного удовлетворения, как он отворачивается. Молча. Не произнося ни слова. Так, словно увидел невзрачное привидение, которое тут же растворилось в воздухе, не оставив после себя никакого желания и дальше его разглядывать. Это сродни тому, что мне дали невидимую пощечину и в очередной раз указали на место. Обида комом образуется в горле, и я удивляюсь, как нахожу в себе силы двигать ногами дальше по направлению к кухне.
Его отношение стало еще хуже.
Пять лет назад он хотя бы здоровался. Да, не всегда принятыми в обществе «привет» или «доброе утро», но всегда кивал в ответ.
Но все же сильнее всего меня задевает другое. Задевает то, что, как только я его увидела и почувствовала, мое глупое сердце забилось сильнее, в животе запорхали бабочки, и даже несмотря на его безразличие и отрицание моего существования в его утре, мое утро не раздумывая наполнилось новыми красками. И они не желают отпускать. Бабочки так и кружатся, а розовый цвет густо застилает глаза.
Надо будет купить средств от насекомых и перекрасить очки в цвет осеннего дождя. Всегда чуть серый, но зато честный цвет окружающей правды.
Стоит подойти к кухонной двери, как Руби, словно за ней гонится целый рой диких пчел, выскакивает из комнаты и уносится прочь по коридору. Лицо девушки покрыто яркими розовыми пятнами, и она что-то нервно шепчет себе под нос. Как говорит малышка Лу: Она наивно молиться за душу нашего Мэйса, но, вряд ли сама верит в то, что его порочная натура способна исправиться.
Руби — человек без внутреннего волка или иных способностей. Она приехала к нам из какой-то дальней деревни, в которой не так часто контактировала с оборотнями. Раньше у нас работала ее тетя и над скабрезными шутками Мэйса Виола звонко смеялась. Но у ее сына в прошлом году появился третий ребенок, они с женой вдвоем не справлялись, вот и пришлось ей уехать на помощь. Маму Виола уверила, что ее племянница со всем прекрасно справится и готовит ничуть не хуже, чем она сама — и действительно, девушка прекрасно справляется, но вот к фривольным разговорам моего сводного брата, все никак не может привыкнуть. Она всегда краснеет и убегает с места его выступлений.
— Чем ты снова смутил бедняжку Руби? — улыбаясь, спрашиваю я, вставая возле Мэйса.
— Наконец-то, ты проснулась! А Руби я не смущаю, а просвещаю, кто-то же должен. — он берет меня за руку и притянув к себе, сажает на колени. — Я ужасно скучал, малышка. Две суровые волчицы не разрешали мне повидать мою маленькую девочку, но сегодня меня ничто не остановит, и я буду твоей личной няней.
— Хуже участи никому не пожелаешь, — со вздохом произносит Алекс, ставя перед нами две тарелки. Яичница с жаренным беконом для брата и овсянка с ягодами для меня. Затем сестра берет свою тарелку, заливает в нее щедрую порцию персикового джема и садится напротив нас.
— Пусти. — шутливо говорю Мэйсу, пытаясь встать, но этот невозможный оборотень, скрывая насмешку под маской серьезности, берет ложку в руки и черпая из моей тарелки с кашей, говорит, — Это за маму. Будь хорошей девочкой, открой ротик. Давай Дженни, не расстраивай папочку.
— Мэйс, дай ей спокойно поесть. — качает головой Алекс, сдерживая смех.
— Она еще слабенькая и не может сама. — гримасничает брат, — Разве не видишь? Кстати, Джен, дай-ка я тебя понюхаю…
— Мэйсон! — властный голос громыхает за нашими спинами, и я бы точно подпрыгнула до потолка и получила сотрясение, если бы не руки брата на моей талии.
Оуэн стоит в дверном проеме и с нескрываемым отвращением и злостью наблюдает за нами. Смешки и веселость тут же пропадают.
— Собирайся. Поедешь с нами. — велит Мейсу. Он не спрашивает, не уточняет о наличии желания или других планов, просто сухо констатирует факты.
— Ок, — как ни в чем не бывало кивает его младший брат, — Сейчас быстро доем и приду.
— Сейчас же. У меня нет времени. — мне удается оторвать от себя сжимающую меня руку волка, которая упрямо не желает отпускать добычу, и вскочить с его коленей. Все это время тело прожигают ненавистью два темных глаза альфы. Приговор: непристойное поведение. Уверения, что наши с Мэйсом дурачества не имеют под собой никакой почвы — ничего не даст. Судя по тому как ходят желваки на скулах альфы, он не на шутку взбешен.
Близнец Алекс быстро пихает в рот сразу несколько кусков бекона и встает с места.
Когда парни удаляются, сестра уверенно произносит:
— Дело не в тебе, Дженни. Просто Оуэн хочет, чтобы Мэйс начал вести себя серьезнее. Повзрослел бы немного.
— Ты сама веришь в то, что говоришь?
— Ага, — хитро улыбается Алекс, — А еще намечается вечеринка у Чарли. — сотовый сестры начинает зажигательно выплясывать испанские мотивы, и она тут же выхватывает трубку, отвечая с особым придыханием, — Да-а.
До слуха доносится буйный спуск с лестницы, сопровождаемый смешками и разговорами, затем до нас долетает хоровое:
— Мы ушли! — и входная дверь с грохотом хлопает.
Двери особняка можно открыть и закрыть абсолютно бесшумно, но не тогда, когда из них выходят Лу с Мэг. По одиночке они относительно тихие, вместе же становятся громыхающим и разрушающим смерчем.
Голос Алекс начинает сочиться игривыми нотками, и я понимаю, что мне лучше поскорее покинуть комнату. Спешно глотаю пару ложек каши и, подмигнув ей, беру наши с Мэйсом тарелки и уношу их к раковине. Сестра делает жест рукой, сообщая, что скоро закончит свой телефонный флирт, но я с улыбкой отмахиваюсь и быстро выхожу из кухни.
Веселость вылетает из меня сразу же, как только я отворачиваюсь от Алекс.
Моя мнимая готовность к его полному безразличию после ночи грез об альфе похожа на решето, сквозь которое поспешно вытекает наигранная оживленность.
Надо немедленно запереться в комнате и найти способы избавиться от этого дурацкого чувства внутри и прекратить дышать с неуемным желанием полностью заполнить лёгкие его запахом.
С альфами всегда так, стоит им где-то появиться, как их запах тут же подавляет окружающие ароматы, объявляя свою главенствующую роль.
Мои мысли так сильно застилают глаза, что я вздрагиваю, когда, оказавшись на втором этаже, меня с силой хватают чьи-то руки. Крикнуть не получается, мужская ладонь крепко зажимает рот, но во мне нет страха, который несомненно стоило бы испытывать.
Его близость и жар тела кружат голову, и собственные руки двигаются без моего ведома. Тянутся к нему, мнут чёрную футболку. Он убирает свои пальцы с моих губ и лишь крепче прижимает к себе, с шумом вдыхает воздух возле моей шеи, а затем, словно пушинку, заносит в комнату, закрывает за нами дверь, и я слышу, как щёлкает замок.
Глава 11
Он пахнет как нечто совершенное, проникающее внутрь меня дурманящим эликсиром, плавящее всю мою волю и блаженно сводящее с ума.
Когда меня укладывают на постель, происходящее вновь видится плодом собственной больной фантазии, пошатнувшейся от близости истинного, но в окутавшую тело эйфорию вонзается голос альфы.
— Отпусти. — он бездушно вырывает меня из мира грез, и я несколько раз непонимающе моргаю. Наблюдая за тем, как взгляд Оуэна опускается к моим рукам, оказывается пальцы в тайне сжимают мужскую футболку.
По позвоночнику резко проносится чувство стыда и собственной никчёмности.
Почему я настолько тотально теряю контроль, стоит ему оказаться поблизости?
Неужели эта тупая истинность подчиняет весь мой разум и тело, как только запах альфы губительным ядом проникает в мои ноздри?
— Что ты себе позволяешь? Отпусти меня немедленно! — злость на себя возвращает мне толику адекватности, помогает немного протрезветь, и я спешно отскакиваю от Оуэна на другую сторону кровати.
Взгляд альфы темнеет, словно моя реакция его совершенно не радует. Рубашка на груди волка натягивается, а из горла вырывается предупреждающий рык. Он же не собирается прямо в доме…
Моя голова сама собой втягивается в плечи, зубы начинают нервно покусывать нижнюю губу. Ощущения, будто я провинилась перед ним — правда в чем именно, не понимаю — страха не испытываю, только немного волнения.
Неуловимым и быстрым движением он подаётся ко мне, хватает за лодыжку, и я оказываюсь распластанной