тишить весьма сносную их болезнь. Немного стоящим вещам не давайте в глазах их большей важности, нежели какую они имеют, своим об оных мнением и поступками. [2] Старайтесь паче успокоивать их вашим спокойствием и вливать в них бодрость вашею смелостию. Научайте их всякую вещь почитать тем, что она есть; разговаривайте с ними дружественно о свойстве зла, их угнетающего, чувствуемой ими болезни, потерпенной ими потери; показывайте им, коль многоразличным злоключениям и несчастиям человек подвержен и сколь многое может он сносить и терпеть, когда только захочет. Приводите им примеры таких людей, которые гораздо более их страдают, однако терпеливы и постоянны, и вместо того чтоб устрашать их представлением всех возможных злых следствий, могущих произойти от их несчастия, научайте их мало-помалу познавать многоразличную пользу, которую мудрый и добродетельный человек может получать из самых противностей, ему случающихся. Но и сим учениям давайте жизнь и силу вашим примером. Сносите сами с терпением страдание, вам приключающееся. Не давайте им никогда слышать от вас роптательных и горьких жалоб на судьбы божии; показывайте им собственным вашим поведением, что вы умеете и в несчастии успокоиваться и с твердым мужеством итти на неизбежную опасность.
Наконец, охраняйте сколько возможно детей от всяких впечатлений страха и ужаса, происходящих от таких вещей, которы страшный и ужасный вид дают только невежество, либо суеверие, либо трусливость, либо рабские мысли. Показывайте им сии вещи, когда находите к тому случай, делайте им оные известными и представляйте им в яснейшем свете слабость и несчастие тех, которые всегда бредят о опасностях и повсюду видят опасность.
Вот главные добродетели, коим дети и молодые люди должны быть научаемы и в которых беспрестанно упражнять их надлежит. Когда вы, которых бог родителями или надзирателями и учителями соделал, твердо и верно будете наблюдать данные в сем рассуждении правила, часто и пристойным образом делать соединенные с ними упражнения и при том никогда не утомитесь, моля бога о благословении, то, без сомнения, не будут труды ваши тщетны. Ранее или позднее произведут они обильные плоды мудрости и добродетели в сердце и поведении под надзиранием вашим находящихся. Дети приучатся к повиновению и уступчивости, к люблению истины и честности, к трудолюбию, к прилежанию и к порядку в своих делах; они будут смиренны и скромны, будут всех человеков любить, яко братий своих, удовольствие свое искать в благотворении, владеть самими собою и отрицаться от сильных чувственных похотей; научатся они терпению в страдании, постоянству в несчастии и неустрашимости в опасностях. Коль мудры, коль добродетельны, коль благополучны будут они с сими преизрядными и благороднейшими добродетелями! Коль возвысят добродетели сии блистание наружных их преимуществ или заменят недостаток оных! Коль угодны будут они чрез то богу и человекам, коль полезны братиям своим! Коль спокойнее и беспечнее разлучитесь вы некогда с ними, зная, что сии добродетели, а с ними и все прочие суть их предводительницы в жизни.
Но вернейшего наблюдения всех предписаний и упражнений, предложенных доселе для образования разума и сердца детей, не довольно было бы к достижению великого предмета разумного и христианского воспитания, если б не были они соединены с толь же верным и рачительным наставлением в религии и христианстве. Чрез него только сии предписания и упражнения прямо важными и полезными становятся. Чрез него только разум человеческий образуется к истинной мудрости, а сердце к истинной, благороднейшей добродетели. Чрез него только становится человек способен к высочайшему, вечному блаженству. Бояться бога, се есть мудрость; из страха ж божия убегать от зла, се есть разум. Так говорит Соломон. И в самом деле, без ясного и надежного света, возжигаемого нам религиею и христианством в самоважнейших вещах, без твердых доводов, коими побуждают они нас к тому, что право и благо, без силы, даемой ими нам на исполнение должности нашей, в худом бы находились состоянии мудрость наша и добродетель. Они были бы подобны зданию, основанному если не на песке, то, без сомнения, не на весьма твердом основании. Беспрестанно были бы мы подвержены опасности заблудиться в заключениях наших и быть обмануты и прельщены нашими чувствами, нашим воображением, нашими страстями. Немногие только, немногие были бы мудры и добродетельны; да и сии немногие не успели бы ни в мудрости, ни в добродетели столько, сколько христианин, делающий честь своему имени, успеть может. И так всего нужнее наставлять детей и молодых людей заблаговременно и самолучшим образом в религии и христианстве, если надлежит им быть столь мудрыми, столь добрыми, столь общеполезными и столь блаженными, сколько они быть могут. А в сем тем нужнее некоторое наставление, чем небрежнее большая часть родителей и надзирателей исполняет важную сию часть воспитания и чем многоразличнее и общее суть делаемые в ней погрешности. Никто не отрицает то, что дети и молодые люди должны наставляемы быть в религии и христианстве и что сие дело весьма важно. Но что делают для исполнения сея должности? Сперва заставляют их выучивать наизусть некоторые, по большей части трудные и невразумительные, молитвы, потом краткую или пространную систему религии и многие места из священного писания, довольно для них темные; принуждают затверживать в памяти со многим трудом такие вещи, которых они совсем не понимают, а чрез то нередко делают им вещи сии скучными, вместо того чтоб научать их почитать и любить оные. [1] Впоследствии изъясняют им сии вещи, которые думают они разуметь, потому что говорить о них могут; а сие изъяснение производится обыкновенно так, что уверяет их более о их зависимости и подчиненности, нежели о важности и изрядстве вещей. Притом увещевают их иногда бояться бога и быть благочестивыми, но по большей части мимоходом и слишком обыкновенным образом; принуждают их к посещению публичного богослужения и заставляют при случае сказывать текст из священного писания или главное положение, о котором говорил проповедник, не заботясь о том, поняли ли они что-нибудь из проповеди и употребили ли к научению и исправлению своему. После всего того думают, что уже все сделано, что могут и должны делать христианские родители для устремления детей своих к господу. Но много ли внимания и остроумия потребно на то, чтоб усмотреть недостаток в таком наставлении в религии и христианстве, и не научает ли ежедневный опыт, коль недостаточно все сие для образования детей и молодых людей истинными христианами? Нет, наставлять детей и молодых людей в религии и христианстве называется не только то, чтоб научать их содержанию божественного учения сего пристойным возрасту и понятию их образом, но и делать почтенным и любезным сие учение и Иисуса Христа, открывшего нам оное, образовать смысл их по его смыслу и стараться приучать их к наблюдению его предписаний и к подражанию его примеру. Родители и надзиратели должны сие предпоставить себе последнею целию не только в учебные часы, но и во всем обращении с детьми и во всех своих с ними поступках, если хотят удовлетворить своей должности. Для споспешествования некоторым образом достижению сего предмета хотим мы то, что наипаче при сем наблюдать должно, заключить в следующие пять главных правил.
Первое правило есть сие: Вливайте в детей своих или учеников с первых лет благое предрассуждение о важности и истине религии и христианства. Не хотим мы чрез сие сказать, что они должны только по предрассуждениям бояться бога и быть христианами. Нет, они сами должны исследовать религию и христианство и доводами утвердиться в вере своей, когда достигнут до совершенного употребления своего разума. Но как они живут и воспитываются между христианами, то весьма много зависит от первых впечатлений, получаемых ими о свойстве христианского учения, и сии впечатления весьма много споспешествуют к затруднению или облегчению их будущих исследований. И кто может опорочить родителей или учителей, которые сами делали такое исследование, которые сами, следуя ему, по истинному уверению суть христиане, которые познали и испытали святость, утешительность, божественность своея религии, кто опорочит их, когда они с сея же стороны захотят научить детей своих или воспитанников; кто не обвинит их в противоречащем самому себе поступке, если они сего не сделают? [1] Зная о какой-либо вещи, что она меня исправляет, успокоивает и делает блаженным, не возможно мне представлять ее неважною тем людям, в благополучии которых приемлю я величайшее участие; необходимо должен я доставлять им выгодные понятия о сей вещи, хотя они и не в состоянии судить о ней по своим познаниям и опытам. И так делайте сие в рассуждении религии и христианства, вы, занимающиеся христианским воспитанием. Ваши дети или ученики имеют великое мнение о вашем разуме, о вашем остроумии, о вашей мудрости и благоразумии в выборе между добром и злом. То, к чему видят они почитание от вас, удобно приобретет и их почтение и склонность. То, что вы постоянно отвергаете и чем гнушаетесь, скоро привлечет на себя и их отвращение и ненависть. С чем вы поступаете небрежно, как с маловажною вещию, на то никогда не устремится ревность их и рачение. О, если б помышляли о сем все родители и надзиратели! Коль благополучнее успевали бы они в воспитании! Но какие впечатления о христианстве могут получить дети ваши или ученики, когда они ни из слов, ни из дел ваших не могут примечать, что вы почитаете его самоважнейшим делом; когда вы редко говорите о боге, о Христе, о религии либо совсем никогда не говорите; когда они слышат, что вы говорите о том без важности, без радости или еще и с презрением; когда они слышат, что вы над тем насмехаетесь или одобряете насмешки других; когда они видят, коль охотно вы сами под всяким ничтожным предлогом оставляете должность публичного и домашнего богослужения и коль рады бываете вы, свергнув с себя должности сии, яко бремя: что иное, говорю я, могут они заключить из сего, как то, что религия есть либо маловажное, либо весьма тягостное и скучное дело?