семнадцати.По сути, ребенок. Впрочем, как и во все времена, девушки формируются раньше парней.
Мальгин поймал себя на том, что думает не о деле, и рассердился.
Что с тобой, мастер? Что за вздор лезет тебе в голову? Не пора ли наконец прекратить препарировать душу скальпелем диких сомнений, поклоняться идолу хандры и ждать неизвестно чего?…
А выходя из кабинета, он нос к носу столкнулся с Игнатом Ромашиным, экспертом аналитического центра Управления безопасности.
Бывший начальник отдела безопасности выглядел, как всегда, уравновешенно-приветливым и внимательным, словно не пережил момент небытия, когда его на Симушире накрыл ответный пси-удар Шаламова. Но именно поэтому он был дорог Мальгину, и его появление всегда благоприятно действовало на психику.
— Похоже, я не вовремя, — проговорил Ромашин, отступая.
— И да и нет, — заулыбался Мальгин и сделал приглашающий жест. — Входите.
— Вы куда направляетесь, если не секрет?
— Домой, кое-что надо обдумать и сделать, а мой «домовой» — помощник неплохой, разве чуть-чуть хуже Гиппократа.
— Тогда я вас провожу, поговорим по пути. Кстати, как состояние Лондона?
— Положение остается сложным, хотя процесс преобразования нервной системы почти прекратился.
Они направились к лифту,потом нашли такси, доставившее их к станции метро.
— Мне звонила дочь Лондона,- сказал Мальгин, набирая в кабине метро код Смоленска. — Вы ее знаете?
— Чисто внешне. Судя по репликам Майкла, очень самостоятельная особа… с великолепными данными. А? — Ромашин приподнял бровь.
— Согласен,- кивнул Мальгин без улыбки. — Она хочет увидеться со мной, поговорить о чем-то. О чем? Об отце она может узнать и без меня. Я оценил ее возраст в семнадцать лет, не ошибся? Хотя это не имеет никакого значения.
— Ошиблись всего на год, ей шестнадцать.
Автомат метро быстро прошепелявил: «Внимание! Смоленская станция «Десна-три». В глазах потемнело, привычно перехватило дыхание, и они вышли в зал станции метро «Десна-три», ближайшей от дома хирурга.
Через пятнадцать минут Мальгин открыл дверь квартиры и впустил Ромашина, вошедшего с некоторым колебанием.
— Спешу, — пояснил тот в ответ на взгляд хозяина.
— Надеюсь, не настолько, чтобы не зайти. Кофе, чай, медовый напиток?
— Сбитень? Не откажусь. Сами готовите?
— Рецепт прабабушки Ули, ему лет сто.
— В таком случае задержусь на пару минут, только позвоню кое-кому.
Пока Мальгин готовил сбитень (пьют его горячим, сразу после приготовления), Игнат познакомился с его «домовым» и поговорил с кем-то, Клим расслышал только короткое «позже» и произнесенное несколько раз «нет».
Расположившись в креслах напротив друг друга, они принялись прихлебывать пахнущий мятой, горячий, в меру сладкий, чуть горьковатый напиток.
— Отменно! — похвалил гость кулинарные способности хозяина. — В последний раз я пивал сбитень у Лондона, но у него он с кислинкой, а у вас с горчинкой, что, на мой взгляд, вкуснее.
— Что Америка против Европы! — небрежно махнул рукой Мальгин, и оба рассмеялись. Потом Клим внимательно посмотрел на Ромашина. — Вашу манеру я знаю, без причины не заявились бы.
— Вы правы. И хитрить не собираюсь, потому что и я вас знаю достаточно, вы любите сразу брать быка за рога. Кстати, у американцев насчет этого есть своя формула: никогда не жуйте пилюлю, которую вас заставляют проглотить.
Мальгин кивнул.
— Правило Старджона, один из законов Мэрфи. Итак, не будем жевать.
— Я хотел предложить вам на пару поискать Шаламова. У меня появились некоторые идеи. Этим мы, между прочим, могли бы помочь и Лондону, — добавил Ромашин, угадав ответ в глазах Клима, и хирург воздержался от категоричного «нет». Задумался.
Посидели, налив еще по бокалу золотистого, с оранжевыми искрами, напитка. «Домовой» по мысленному приказу хозяина включил музыку, и комнату заполнили тихие гитарные переборы, сквозь которые пробился хрустальный ручеек свирели.
Ромашин ощупал лицо хирурга взглядом серых цепких глаз, едва заметно улыбнулся.
— Решаете, не слишком ли отдает авантюрой? Риск, естественно, неизбежен, однако выигрыш очевиден.
«Знал бы ты, дорогой Игнат, мое отношение к риску, — подумал Мальгин, невольно развеселившись. — Я авантюрист не меньшего класса».
Бывший начальник отдела безопасности, а теперь эксперт отдела, член Совета старейшин — синклита, как его называли, подметил изменение в настроении Клима, но понял его по-своему:
— Я слежу за вами вот уже три с лишним месяца, мне кажется, вы… как бы помягче выразиться… закостенели, что ли, закрепостились, как говорят спортсмены. Хотите, процитирую? Нужно, как то свойственно сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто не осмеливается ставить; необходимо мужество, чтобы вступать в область запретного… Продолжать?
— «И семикратный опыт одиночества»,- глухо проговорил Мальгин.-«И новые уши для новой музыки.И новые глаза- способные разглядеть наиотдаленнейшее»…
— И семикратный опыт одиночества, — повторил Ромашин, понимающе глядя на Клима; черт ли, дьявол или ангел?- он все знал о хирурге.- Итак?
— Я задумался по другому поводу, а не из-за недостатка решительности.
— Кажется, я догадываюсь: хотите покопаться в себе, попытаться прочитать след, оставленный памятью Шаламова?
— Откуда вы?…
— Парасвязь,- серьезно сказал Ромашин.- Между мною и вами установился телепатический мостик… впрочем, шучу. К сожалению, я не интрасенс. Просто у меня есть выход на вашего Гиппократа, а он не делает секрета из наших личных поисков. Я согласен подождать. Если после эксперимента с вами ничего не… простите, оговорился. После эксперимента я свяжусь с вами.
— Каркнул ворон: «Nevermor!…»
— Что?!
— Это я про себя… Согласен.
Ромашин поставил бокал на плавающий рядом поднос и встал.
— До связи.
Мальгин проводил его до двери, пожал твердую руку и вдруг вспомнил:
— Одну минуту,Игнат. Не могли бы вы помочь мне с кое-какой информацией? Не из медицинской области.
— Что вас интересует конкретно?
— Например, что творится на Таймыре, на Маате, в Горловине. Хочется знать, кто ведет поиск Даниила, где, какими методами…
— Я обеспечу вам доступ к линии «трека» УАСС, а понадобится- и к инкам отдела безопасности. Код выхода- три нуля семерка плюс мой личный номер эксперта.
Ушел.
Мальгин закрыл дверь и задумчиво побродил по гостиной, убрал бокалы, затем выключил музыку и включил видео — канал вечерних новостей. А из головы не шла фраза: «И семикратный опыт одиночества…» Очень хотелось поговорить с кем-нибудь не о деле, не о медицине — по сути, ни о чем, но Джума Хан был далеко, за пределами Солнечной системы, а Карой не поняла бы колебаний хирурга. Он и сам с трудом их понимал. Но каков Ромашин! Змей-искуситель. Вернее, авантюрист-искуситель чистых кровей, все-то у него рассчитано на пять ходов вперед, все-то он знает, все анализирует… А готов ли ты к тому, чтобы «ставить вопросы, которые в наши дни не осмеливается ставить никто?» — спросил сам себя Мальгин. Например, что тебе стоит взять и нанести визит семье Шаламова? Зачем откладывать разговор с Купавой, если и без того ясно, что речь пойдет о перспективах поиска мужа? Другое дело — что сказать в ответ…
И Мальгин отправился переодеваться.
2
Купава, как и прежде, жила не в Брянске у Шаламова, а в своем модульном доме формулы «гроздь винограда» на окраине Рязани, по сути, в центре древнего экопарка. Квартира венчала «гроздь» на высоте триста метров и смотрела на все четыре стороны света. Вид отсюда, из «пузыря» лифтовой кабины, открывался великолепный, и Мальгин несколько минут любовался пейзажами лесов, полей и перелесков середины сентября, начала осени…
Мальгин не задумывался, почему он так уверен, что Купава дома, но интуиция его — истоки уверенности — не подвела, женщина была дома. И снова лицо ее, недоверчиво-изумленное, ошеломляющее странной, противоречивой гаммой особого милого трагизма — в уголках губ ли, изломе бровей, загадочности взгляда? — заставило хирурга вздрогнуть и ощутить волну огня и холода, тоски, и старой боли, и невольного ожидания каких-то открытий… которые не заставили себя ждать!
Его сразу насторожило отсутствующее выражение лица Купавы и затуманенные глаза. А потом он услышал музыку, и по тому, как вдруг сладко закружилась голова, понял, в чем дело: это была наркомузыка. Купава крутила наркоклипы!
Отстранив женщину, он прошел в гостиную, озаряемую сполохами цветоселектора, вытащил из проектора блок иглокассет и с хрустом наступил на него каблуком. Но голова прояснилась не сразу, а на языке долго оставался приторный вкус какой-то гнили. Мальгин в свое время профессионально интересовался воздействием наркомузыки, «раскачивающей» биоритмы деятельности мозга, обостряющей восприятие электромагнитных колебаний низкой частоты, и знал, что нужно делать, чтобы снять стресс выключения.
Подхватив слабо сопротивлявшуюся Купаву на руки, он затащил ее в ванную, пустил горячую воду и, сорвав с нее халат, сунул под струю душа. Через минуту сменил воду на холодную,затем снова на горячую,и последние две минуты буквально исхлестал ледяными струями тело Купавы. Растер ее докрасна махровым полотенцем, пока она не запротестовала, едва слышно выдохнув:
— Я сама.
Пройдя на кухню, знакомую до тихого бешенства, Клим вскипятил молока, нашел в аптечке возбуждающее (кто-то побеспокоился заранее), растворил таблетку в чашке и отнес в гостиную, где Купава устроилась с ногами на диване в форме спящего льва.
Кивком поблагодарив его, она принялась прихлебывать из чашки, дуя на молоко.Мальгин смотрел, как она по-детски выпячивает губы, ослабевшая, бледная, сонная, круги под глазами, и в душе рвались бомбы и гранаты, отряды шли на отряды, и кто-то погибал каждую секунду, и крепла уверенность, что напрасно он бежал от себя, его будущее- перед ним,и росло чувство вины перед Карой, которая ждала его решения, делая вид, что ничего не решила сама…