— Люций, мои соболезнования. Я знаю, он был твоим другом.
— Больше чем другом, — с трудом выговорил Абернати. — Он был сыном друга. Поль, я же видел, как он рос! Я пристроил его на «Интрепид». Я обещал его отцу, что присмотрю за сыном. И я присматривал, проверял время от времени, как у него дела. Никакого фаворитизма, конечно. Но я не упускал его из виду…
— Адмирал будет вне себя от горя, — сказал офицер по науке К’рооль. — Энсин Дэвис был единственным ребенком адмирала и его покойной жены.
— Да, — подтвердил Абернати. — Ему будет тяжело.
— Люций, это не твоя вина, — заметил Вест. — Ты же не приказывал ему стрелять из импульсной пушки. Не приказывал бежать.
— Не моя вина, — согласился Абернати, — но моя ответственность.
Он отполз от остальных на самую дальнюю часть валуна, чтобы немного побыть в одиночестве.
Когда капитан оказался вне зоны слышимости, Вест прошептал К’роолю:
— Господи боже, ну что за идиот вздумает стрелять по земле, кишащей плотоядными червями? А уж бежать потом по этой земле… Пусть Дэвис и адмиральский сын, но с головой у него беда.
— Очень неудачно получилось, — согласился К’рооль. — Чем опасны борговианские земляные черви, хорошо известно. Чену и Дэвису следовало бы знать.
— Да, стандарты наши все ниже, — вздохнул Вест.
— Возможно, — допустил К’рооль. — Так или иначе, последние разведмиссии повлекли за собой прискорбные потери. Соответствуют эти миссии нашим стандартам или нет — трудный вопрос. Бесспорно одно: нам необходимо пополнение.
Глава 1
Энсин Эндрю Даль выглянул в иллюминатор «Дока Земли», космической станции Вселенского союза на земной орбите, и увидел рядом звездолет.
«Интрепид».
— Правда, он прекрасен? — послышался рядом голос.
Даль обернулся: девушка в униформе энсина звездного флота тоже глядела на корабль.
— Правда, — согласился Даль.
— Это флагман Вселенского союза «Интрепид». Построен в две тысячи четыреста тридцать пятом году в доках Марса. Флагман Вселенского союза с две тысячи четыреста пятьдесят шестого года. Первый капитан — Женевьева Шэн. С две тысячи четыреста шестьдесят второго года капитан — Люций Абернати.
— Вы — экскурсовод по «Интрепиду»? — улыбнулся Эндрю.
— А вы на экскурсию? — улыбнулась в ответ девушка.
— Нет, — ответил он, протягивая руку. — Эндрю Даль. Меня назначили на «Интрепид». Я жду трехчасовой шаттл.
Девушка пожала его руку:
— Майя Дюваль. Меня тоже назначили на «Интрепид». И я тоже жду трехчасовой шаттл.
— Какое совпадение!
— Если хочешь называть встречу двух офицеров, назначенных на один и тот же корабль ВС, ожидающих на одной и той же станции ВС одного и того же шаттла, совпадением — называй, пожалуйста.
— Если уж ты так ставишь вопрос — какое несовпадение!
— Отчего так рано? Еще только полдень. Я думала, явлюсь первая.
— От нетерпения. Это мое первое назначение.
Дюваль посмотрела на него вопросительно.
— Я поступил в академию на несколько лет позже.
— Это почему?
— Долгая история.
— У нас полно времени. Как насчет пообедать вместе? Там и расскажешь.
— Э-э, я вроде как ожидаю друга… Его тоже назначили на «Интрепид».
— До фуд-корта рукой подать. — Дюваль указала на ряд стоек по другую сторону коридора. — Просто пошли ему либо ей сообщение. Если не заметит, мы твоего друга оттуда увидим и перехватим. Пойдем. Я проставляюсь.
— А-а, вот как! Если я откажусь от дармовой выпивки, меня уж точно вышибут с флота.
— Ты обещал долгую историю, — напомнила Майя, после того как взяли еду и напитки.
— Ничего я не обещал.
— Но обещание подразумевалось! — возмутилась она. — В конце концов, я проставилась, и ты мне должен! Энсин Даль, а ну-ка развлеките меня!
— Ладно, попробую. Я так поздно поступил в академию, потому что три года проучился в семинарии.
— Так, уже интереснее.
— На Форшане, — добавил Даль.
— О-о, это оч-чень интересно. Так, значит, ты священник форшанской религии? Какой секты?
— Левой. К тому же я не священник.
— Целибат не по душе?
— У левых нет целибата. Но я был единственным человеком в семинарии, так что, если можно так выразиться, целибат был вынужденный.
— Некоторых бы это не остановило.
— Ты не видела вблизи форшанского семинариста. Кроме того, я не ксенофил.
— А если ты просто не встретил нужного ксено?
— Предпочитаю людей. Можешь звать меня занудой.
— Зануда, — немедленно подхватила Дюваль.
— Никто еще так быстро не засовывал свой нос в мою личную жизнь, — отозвался Даль. — Если ты настолько прямолинейна с пятиминутным знакомцем, могу только представить, какова же ты со старыми приятелями.
— Я так не со всеми. Но могу сказать сразу: ты мне нравишься. Да и вообще. Ты ж не священник.
— Нет. Официальный статус: «иномирец кающийся». Мне позволили пройти весь курс обучения и исполнить кое-какие ритуалы, но для полного посвящения не хватило физических возможностей.
— Каких же?
— Например, способности к самооплодотворению.
— Небольшая, но весьма существенная деталь.
— А ты беспокоилась о целибате, — заметил Даль, отхлебывая проставленное.
— Если ты священником стать не можешь, зачем было в семинарию лезть?
— Мне показалось, форшанская религия очень умиротворяет. Когда я был моложе, это привлекало меня. Мои родители рано умерли, оставив небольшое состояние. Так что я заплатил учителям за уроки языка, прилетел на Форшан, нашел семинарию, куда меня могли взять, и приготовился остаться на Форшане до конца жизни.
— Но не остался. Это же очевидно.
Даль улыбнулся:
— Форшанская религия умиротворяет. А вот форшанская религиозная война — не очень.
— Понятно. Ну а как форшанский семинарист стал выпускником академии?
— Когда ВС взялся улаживать конфликт на Форшане, выступая третьей стороной, ему понадобился переводчик. Мало кто из людей знает хотя бы один диалект Форшана. Я знаю все четыре основных.
— Впечатляет.
— У меня очень хорошо с языками.
— И кто тут чересчур прямолинеен с пятиминутным знакомцем?
— Миссия ВС провалилась, и всем нефоршанцам рекомендовали покинуть планету, — невозмутимо продолжал Даль. — Глава миссии сказал, что звездному флоту нужны лингвисты и ученые, и рекомендовал меня в академию. К тому времени семинарию сожгли дотла. Мне некуда было деваться — даже если бы у меня остались деньги, чтобы куда-нибудь деться. Академия показалась мне лучшим способом унести ноги. Я четыре года изучал ксенобиологию и лингвистику. И вот я здесь.
— Отличная история! — похвалила Майя, протягивая бутылку к Далю.
Они чокнулись.
— Спасибо! А как насчет твоей истории?
— Она куда скучнее.
— Сомневаюсь.
— Я академию не кончала. Завербовалась в миротворцы ВС. Там тянула лямку пару лет, а три года назад перевелась в звездный флот. До перевода на «Интрепид» служила на «Нанте».
— Продвижение по службе?
— Не совсем. — Майя ухмыльнулась. — Думаю, лучше назвать это «перевод по личным причинам».
Даль хотел уточнить, что за личные причины, но тут зазвонил телефон. Эндрю вынул прибор, прочел сообщение.
— Отлично, — улыбнулся энсин.
— Что такое?
— Подожди-ка секунду, — попросил он, повернулся и помахал юноше, стоящему посреди коридора. — Джимми, мы здесь!
Парень усмехнулся, помахал рукой в ответ и направился к ним.
— Полагаю, это и есть твой долгожданный дружок? — спросила Дюваль.
— Он самый. Джимми Хэнсон.
— Джимми Хэнсон? — удивилась Майя. — Он, случаем, не родня Джеймсу Хэнсону, исполнительному директору и председателю совета директоров «Хэнсон индастриз»?
— Он — Джеймс Альберт Хэнсон Четвертый, сын исполнительного директора.
— Наверное, здорово быть сыном исполнительного директора «Хэнсон индастриз».
— Он мог бы купить эту станцию на свои карманные деньги. Но он не такой.
— В смысле?
— Привет, ребята! — воскликнул подошедший к столу Хэнсон.
Он посмотрел на Дюваль, протянул руку:
— Добрый день, я Джимми!
Майя пожала ему руку.
— А, вы подруга Энди? — спросил Хэнсон.
— Да. Причем давняя. Целых полчаса.
— Чудесно! — откликнулся Хэнсон, улыбаясь. — Ребятки, хотите чего-нибудь выпить? Я угощаю!
— Мне хватит, — сказал Даль.
— А я не против, — улыбнулась Майя, покачивая почти опустевшей бутылкой.
— Того же самого? — уточнил Хэнсон.
— Угу.
— Чудесно! — объявил Хэнсон и хлопнул в ладоши. — Сейчас вернусь! Придержите местечко для меня.
— Само собой! — кивнул Даль, и Хэнсон отошел в поисках выпивки и еды.
— А он ничего, — заметила Дюваль.
— Он такой.
— Не то чтобы харизма из него фонтаном била…
— Он другим берет.
— За выпивку платит.
— М-да, но я не это имел в виду.
— Можно задать личный вопрос?
— Мои сексуальные предпочтения мы уже выяснили, потому — нельзя.
— Ты подружился с Джимми до того, как узнал, что его папаша может прикупить планетку-другую? — все равно спросила Дюваль.
Даль ответил не сразу.
— Знаешь, чем богатые отличаются от нас с тобой?
— Ты имеешь в виду, помимо количества денег?
— Именно.
— Не знаю.
— Отличает их — умных, по крайней мере, — то, что они очень хорошо чувствуют, отчего люди стремятся с ними сблизиться. Различают, хотят ли быть друзьями — а дружба не касается ни денег, ни связей, ни власти — или желают влезть в свиту, присосаться. Понятно почему?
— Разумеется, — поддакнула Дюваль.
— Ну вот. Еще в детстве Джимми понял: его отец — один из богатейших людей в ВС. Потом понял, что и сам станет таким. А после понял, что очень многие захотят этим воспользоваться ради выгоды. В конце концов он нашел способ избегать таких людей.
— Поняла. То есть Джимми различает, улыбаешься ты ему искренне или из-за мошны его папочки.
— Было очень занятно наблюдать за ним в академии, сразу после поступления. Первые несколько недель многие кадеты, да и инструкторы, пытались набиться к нему в приятели. Они очень удивились, когда поняли, насколько быстро парнишка их раскусил. У него большой опыт человековедения. И распознавать людей он умеет отлично. Само собой, иначе никуда.