бности в передаче суду, так как все дело решается просто расчетом дней. Ведь все мы знаем, в каком месяце и в какой день был заключен мир. (37) А как мы знаем это, так знаем равно и то, в каком месяце и в какой день были взяты Серрийская крепость, Эргиска и Святая гора23. Эти события не произошли как-нибудь втайне, и нечего тут решать судом, но всем известно, какой месяц идет раньше – тот ли, в который был заключен мир, или тот, в котором эти местечки были взяты.
(38) Кроме того, он говорит еще, что отдал наших пленников, которые были взяты во время войны. Да, действительно, что касается каристийца, проксена24 нашего государства, ради которого вы трижды отправляли послов с требованием его выдачи, то выдачей этого человека он так сильно хотел угодить вам, что убил его и даже трупа не выдал для погребения.
(39) Затем относительно Херсонеса – сто́ит перед вами разобрать то, что пишет он об этом вопросе, да также нужно вам знать и о том, что́ он делает. Именно, считая, что вся местность по ту сторону Агоры25 принадлежит ему и что вы не имеете на нее никаких прав, он отдал ее в пользование кардийцу Аполлониду26. Между тем границами Херсонеса является не Агора, но алтарь Зевса Пограничного, находящийся между Птелеем и Белым берегом, – в том месте Херсонеса, где предполагали прорыть канал27 (40) – так, по крайней мере, показывает эпиграмма на алтаре Зевса Пограничного. Эта эпиграмма следующая:
Богу алтарь сей прекрасный воздвигли здесь жители места,
$$$С Белым где брегом Птелей общий имеет рубеж, —
Знаком чтоб был пограничным и знаком соседства меж ними.
$$$Царь же блаженных Кронид здесь посредине стоит28.
(41) Но этой страной на всем ее протяжении, какое большинство из вас знает, он распоряжается, как своей собственностью, и одной частью пользуется сам, другую часть отдал в подарок посторонним людям, да и все ваши владения он старается подчинить своей власти. И не только область по ту сторону Агоры хочет он присвоить себе, но еще и относительно кардийцев, которые живут по ту сторону Агоры, он наказывает вам в последнем письме, что, если у вас есть какие-нибудь споры с ними (это с кардийцами-то, проживающими на вашей земле!), вы должны передать это дело на разрешение третейского суда. (42) А они действительно оспаривают у вас эту землю, и – посмотрите, о мелочах ли идет тут дело. Они утверждают, что страна, в которой они живут, принадлежит им, а не вам, что вы владеете там землей на таких правах, как в чужой стране, а они владеют своими участками по праву собственности и что так написал в своей псефисме ваш гражданин Каллипп из Пеании29. (43) И говорят это они правильно. Действительно, он написал это, и, хотя я привлекал его к суду по обвинению в противозаконии, вы его оправдали. Таким образом он и сделал спорными ваши права на обладание этой страной. Но, когда вы решитесь судиться с кардийцами относительно того, кому принадлежит эта страна – вам или им, тогда что же мешает и всем остальным херсонесцам предъявлять к вам такие же притязания? (44) К тому же Филипп усвоил в обращении с вами настолько оскорбительный образ действий, что в случае, если кардийцы не пожелают передать этот спор с вами на решение суда, он выражает готовность сам принудить их к этому, – точно у вас у самих не хватило бы сил заставить кардийцев уважать ваши права; а так как у вас будто бы не хватает на это сил, то он и говорит, что сам принудит их к этому. Ну разве не очевидно, что он делает вам великое благодеяние?! (45) И вот про это самое письмо некоторые говорили, что оно хорошо написано: это – такие люди, которые еще более заслуживают вашей ненависти, чем сам Филипп. Он, по крайней мере, старается себе приобрести славу и великие блага и ради этого делает все против вас; а таких людей, которые, будучи афинянами, кичатся своей преданностью не отечеству, а Филиппу, вам следует уничтожить, как злодеев, злой смертью, если только вы еще имеете мозги в висках, а не носите их затоптанными в пятках30.
(46) Остается мне на это столь милое письмо и на речи послов написать еще ответ, какой я считаю справедливым и полезным для вас.
VIIIО делах в Херсонесе
Введение Либания
(1) Настоящая речь сказана в защиту Диопифа и в ответ на обвинения, которые возводились на него перед афинянами. Дело было вот в чем. Херсонес во Фракии был старинным владением афинян. Во времена Филиппа они послали туда своих клерухов. У афинян был с давних пор обычай посылать из своей среды в качестве поселенцев в свои зарубежные города людей бедных и не имевших на родине земельных владений. Отправлявшиеся получали от государства оружие и деньги на проезд. Так было и на этот раз; афиняне отправили поселенцев на Херсонес, а в качестве предводителя им дали Диопифа. (2) Все почти херсонесцы приняли к себе прибывших и отвели им жилища и участки земель; только кардийцы отказались принять их, ссылаясь на то, что живут на своей собственной земле, а не афинской. Это побудило Диопифа начать войну с кардийцами. Тогда они обратились за помощью к Филиппу, а тот прислал афинянам письмо с предупреждением не притеснять кардийцев, так как они находятся под его покровительством, или, если афиняне считают себя в чем-нибудь обиженными ими, передать дело на суд. Ввиду того, что афиняне не хотели считаться с этим предупреждением, Филипп послал помощь кардийцам. (3) Диопиф был возмущен этим и, воспользовавшись тем, что в это время Филипп воевал с царем одрисов в глубине страны, в верхней Фракии, произвел набег на прибрежную часть Фракии, находившуюся под властью македонского царя, опустошил ее и, прежде чем возвратился Филипп, успел отступить в Херсонес и укрыться там в безопасности. Вследствие этого Филипп, лишенный возможности отразить его силой оружия, прислал письмо афинянам, в котором обвинял их военачальника и говорил прямо о нарушении им мира. Ораторы, приверженцы Филиппа, нападали на Диопифа и требовали его наказания. (4) Возражая им, Демосфен становится на защиту Диопифа по двум соображениям. Он доказывает, что в действиях Диопифа нет ничего противозаконного: так как сам Филипп уже много раньше нарушил мир и совершал несправедливости по отношению к афинскому государству, то вполне естественно, что и Диопиф начал враждебные действия против него: затем, он говорит, что афинянам даже нет расчета наказать этого военачальника и распустить находящееся под его предводительством войско, которое сейчас обороняет Херсонес от Филиппа. В общем же Демосфен призывает к войне и решительно обвиняет Филиппа в том, что он наносит обиды, нарушает мир и имеет враждебные замыслы против афинян и всех вообще греков.
Речь
(1) Следовало бы, граждане афинские, всем вообще ораторам руководиться в своих речах не враждой или лестью, но высказывать только то, что каждый считает наилучшим, тем более когда вы обсуждаете вопросы, имеющие важное государственное значение. Но так как некоторые, выступая с речами, увлекаются соперничеством или еще какими бы то ни было побуждениями, то вам, граждане афинские, народному большинству, надо откинуть все другие соображения, а постановлять и выполнять лишь то, что находите полезным для государства. (2) Хотя сейчас все внимание сосредоточено на делах в Херсонесе и на походе, который вот уже одиннадцатый месяц1 Филипп ведет во Фракии, большая часть речей посвящена тому, что делает и что собирается делать Диопиф2. Я же лично полагаю, что какие бы обвинения ни выставлялись против кого бы то ни было из людей, которых по законам вы имеете право подвергать наказанию тогда, когда вам будет угодно, такие дела вы можете рассматривать в любое время – найдете ли нужным сейчас или спустя некоторое время, – и нет особенной необходимости ни мне, ни кому бы то ни было другому проявлять относительно них настойчивость; (3) наоборот, относительно тех мест, которые пытается у нас перехватить Филипп, как явный враг нашего государства, находясь с большим войском вблизи Геллеспонта, и которые, если однажды запоздаем, уже не сможем себе вернуть потом, вот об этом, я думаю, полезно как можно скорее принять решение и к этому подготовиться, и нельзя уклониться от этого в суматохе, поднятой из-за всех других дел, и среди всяких обвинений.
(4) Многому я удивляюсь из того, что обычно говорится у нас, но всего более, граждане афинские, я поражен тем заявлением, которое еще недавно пришлось мне услыхать, когда один оратор утверждал в Совете, что тот, кто хочет давать советы, должен предлагать одно из двух – либо воевать, либо соблюдать условия мира. (5) Да, положение таково: если Филипп держится спокойно, если никаких из наших владений не присвоил себе вопреки условиям мира, если не подстрекает всех людей против нас, тогда больше не о чем говорить, но просто надо только соблюдать мир, – и с вашей стороны, как я вижу, все к этому готово. Но вот если все то, в чем мы присягали, и все условия, на которых мы заключали мир, находятся на виду у всех и выставлены записанные3; (6) а с другой стороны, если вполне очевидно, что Филипп сам же первый, еще до того, как отплыл отсюда Диопиф и клерухи, которых теперь обвиняют как зачинщиков войны, уже захватил незаконно многие из ваших владений, о чем вполне убедительно свидетельствуют против него эти вот ваши псефисмы; если очевидно также и то, что после этого он все время продолжает захватывать владения прочих, греков и варваров, и подготовляет силы их против нас, – в таком случае какой же смысл имеют слова их, что надо или воевать, или соблюдать мир? (7) Ведь у нас нет выбора в этом деле, но остается самое справедливое и самое необходимое из дел, которое они умышленно обходят молчанием. Что́ же это такое? – Обороняться против того, кто стал зачинщиком войны против нас. Или, может быть, клянусь Зевсом, они хотят сказать, что пока Филипп не нападает на пределы Аттики или на Пирей, значит, он не причиняет вреда нашему государству и не начинает с нами войны! (8) Но если они по такому признаку устанавливают понятие справедливости и так определяют понятие мира, тогда, конечно, всем очевидно, что все эти утверждения их нечестивы, недопустимы и опасны для вас; но все-таки на деле-то оказывается, что даже и эти самые рассуждения их прямо противоречат тем обвинениям, которые они выставляют против Диопифа. В самом деле, как же это может быть, – если Филиппу мы предоставим возможность делать все, лишь бы он не нападал на Аттику, почему же Диопифу нельзя будет даже оказывать помощь фракийцам? Неужели в противном случае будем говорить, что он начинает войну?