7 и лица, поставленные на страже общего дела, должны заботиться о том, чтобы в государствах, участниках мирного договора, не применялись ни казни, ни изгнания, вопреки установленным в этих государствах законам, ни отобрания в казну имуществ, ни передел земли, ни отмена долгов, ни освобождение рабов в целях государственного переворота8. Между тем эти люди не только не препятствуют таким мероприятиям, но еще и сами содействуют им. Так разве не заслуживают они за это погибели? Ведь они подготовляют в государствах такие тяжелые бедствия, что сама их важность заставляла заботу об их предотвращении возложить на Совет во всем его составе.
(16) Укажу и еще на одно обстоятельство, являющееся нарушением договора. Там значится, что из государств, участников мирного договора, изгнанникам воспрещается предпринимать вооруженные походы с военными целями против какого бы то ни было из государств, участников этого договора; в противном случае то государство, из которого они предпримут поход, подлежит исключению из договора. И несмотря на это, македонский царь с такой легкостью повел военные действия, что не только ни разу не останавливал их до сих пор, но еще и теперь ходит с войском всюду, куда только может, а сейчас даже в большей степени, чем прежде: давая только распоряжения, он возвратил разных лиц по отдельным местам и в том числе педотриба9 в Сикион. (17) Следовательно, если уж соблюдать общие условия договора, как настаивают эти люди, то государства, позволившие себе такой образ действий, должны быть исключены у нас из договора. Конечно, если нужно скрывать истину, тогда не стоит объяснять, что это – македонские города. Но раз прислужники македонского царя, действующие против нас, не перестают требовать исполнения условий общего договора, тогда удовлетворим их, поскольку эти требования справедливы, исключим согласно с тем, как велит присяга, те города10 из договора и обсудим, как надо поступать с людьми, которые ведут себя, как господа, ничем не стесняясь, и все время либо затевают что-нибудь против нас, либо предъявляют нам свои требования и насмехаются над общим мирным договором. (18) В самом деле, зачем эти люди будут возражать против такого порядка вещей? И разве не настаивают они соблюдать в нерушимости договор лишь постольку, поскольку он идет в ущерб нашему государству, и разве допустят оставаться в силе тому, что служит нам на пользу? Разве можно признать справедливым такое положение дела? И разве не будут они всегда стараться придать силу такому условию в присяге, которое выгодно врагам и идет в ущерб нашему государству? Наоборот, если что-нибудь с нашей стороны, справедливое и вместе с тем полезное для нас, будет идти во вред им, разве не будут они считать своей обязанностью вести против этого непрестанную борьбу?
(19) Но вам, конечно, полезно будет знать еще определеннее, что никто из греков никогда не будет вас обвинять в нарушении какого-нибудь из принятых всеми условий, но, наоборот, все будут вам даже благодарны, так как вы одни изобличите людей виновных в этом; с этой целью я расскажу вам кое-что на этот счет из многих случаев такого рода. В договоре, например, сказано, что все участники мирного договора имеют право плавать по морю и никто не должен препятствовать им и захватывать принадлежащие кому-либо из них суда; всякий же, кто окажется виновным в нарушении этого, должен почитаться за врага всеми участниками мира. (20) Так вот, граждане афинские, вы видели совершенно ясно, что это как раз и делали македоняне. Они дошли до такой наглости, что увели к Тенеду все суда, шедшие из Понта11, и не прекращали своих преследований до тех пор, пока вы не постановили в псефисме производить посадку людей на сто триер и спускать их сейчас же на воду и не поставили военачальником над ними Менесфея12. (21) Так разве не странно это, что, хотя так много столь важных проступков совершено другими, их здешние друзья останавливают вовсе не тех нарушителей права, а убеждают вас соблюдать столь грубо попранные условия? Словно в договоре прибавлено еще и такое условие, что одним позволительно делать всякие правонарушения, другим же нельзя даже обороняться! (22) А разве это не было с их стороны не только беззаконием, но вместе с тем и безрассудством, так как, нарушив присягу, они из-за этого едва не лишились, как того заслуживали, гегемонии на море?13 Да еще и теперь они предоставляют это право без возражений нам во всякое время, когда мы захотим действовать, потому что, если они и перестали совершать преступления, от этого нисколько не уменьшается допущенное ими нарушение общего договора. (23) Но их счастье в том, что они могут пользоваться вашей беспечностью, которая не выказывает намерения добиваться даже своих прав. Вот это и является верхом наглости с их стороны, что в то время, как все остальные греки и варвары боятся вступать во враждебные отношения с вами, одни эти новоявленные богачи14 заставляют вас презирать самих себя, действуя на вас то убеждением, то насилием, словно они ведут политическую деятельность где-нибудь среди абдерцев и маронейцев15, а не среди афинян. (24) И вот, с одной стороны, они умаляют ваши силы и преувеличивают силы врагов, а в то же время, с другой стороны, сами того не замечая, признают наше государство неодолимым, поскольку убеждают его охранять справедливость несправедливыми мерами16, как будто ему легко будет справиться со своими врагами, если только оно поставит себе целью достижение собственных выгод. (25) А до этого дошли они естественным образом. Действительно, пока у нас будет возможность неоспоримо оставаться господами на море, и притом единственными, то против соперников на суше, конечно, можно найти, помимо наличных сил, еще и другие, более сильные средства обороны, тем более что теперь судьба положила конец могуществу людей, действовавших под охраной войск тирана17, причем некоторые из них погибли, другие разоблачены и показали свое полное ничтожество.
(26) Итак, македонский царь, помимо всего уже сказанного, совершил такие правонарушения в отношении торговых судов. Но верхом наглости и высокомерия со стороны македонян является случай, происшедший недавно, именно – они посмели войти в Пирей вопреки взаимному договору у нас с ними. И хотя это была всего одна триера, граждане афинские, однако нельзя умалять значения этого дела, так как очевидно, что это была лишь попытка узнать, оставим ли мы это дело без внимания и не представится ли потом возможности делать это уже с более крупными силами, а также и потому, что они не считались с общими постановлениями, совершенно так же, как и с ранее упомянутыми. (27) Действительно, что это было способом постепенного проникновения и средством приучать нас к таким наездам, видно вот из чего: человек, заехавший тогда на корабле, – его тогда нужно было бы вам немедленно уничтожить вместе с триерой! – просил о разрешении ему построить мелкие суда в наших гаванях; судя по этому, разве не очевидно, что они изобретали способ не просто заходить сюда, а водвориться тут прочно? И если мы допустим постройку мелких судов, то спустя немного времени допустим строить и триеры, и если сначала немного, то вскоре и в большом количестве. (28) Ведь нельзя же сказать, что в Афинах есть в изобилии кораблестроительный лес (отсюда его подвозят издалека и с трудом) и что, наоборот, запасов его не хватает в Македонии – она и всем остальным, кто только желает, поставляет его по самым низким ценам, – нет, они рассчитывали, что тут в гавани они не только будут строить себе корабли, но будут набирать и состав людей, хотя в общем договоре точно разъяснена недопустимость чего-либо подобного, а также рассчитывали, что это можно будет продолжать и потом и каждый раз все в более крупных размерах. (29) Вот так те люди во всех делах проявляют пренебрежительное отношение к нашему государству, действуя по указаниям здешних учителей, которые подсказывают им, что надо делать. Вот так же признали они совместно с этими людьми и какой-то неописуемый упадок и малодушие в нашем государстве и не предполагают, чтобы у нас была способность предвидеть дальнейшие события или сколько-нибудь умения учитывать то, как относится тиран к общим договорам.
(30) Этих требований договора, граждане афинские, советую вам строго держаться таким именно образом, как я уже объяснял, и я могу вас уверить, насколько это позволяет опыт человека в моем возрасте18, что мы и справедливость соблюдем, не навлекая на себя нареканий, и с наибольшей безопасностью воспользуемся благоприятными условиями, направляющими нас к нашей же пользе. Ведь в договоре еще прибавлено: «Если нам будет угодно участвовать в общем договоре о мире». А это выражение: «если нам будет угодно» имеет и обратный смысл19, если иметь в виду, что надо же нам когда-нибудь покончить с этим позорным положением – ходить только по следам за другими, а иначе никогда и не вспоминать про ту любовь к славе, которая была нам присуща с древнейших времен и проявлялась чаще и в большей степени, чем у кого бы то ни было другого. Итак, если вы, граждане афинские, найдете это нужным, я готов внести письменное предложение сообразно с тем, как повелевает договор, именно, что надо вести войну с его нарушителями.
XVIII. За Ктесифонта о венке
Введение Либания
(1) Оратор воздвиг для защиты афинян стену более несокрушимую и благородную, чем эти обычные стены, создание человеческих рук – именно, свою преданность родному государству и свое ораторское мастерство, как сам он выразился: «не камнями и кирпичами укрепил я Афины, а большими силами и многочисленными союзами, как сухопутными, так и морскими»1. Впрочем, он сделал немалый вклад в создание для государства ограды и рукотворной. Именно, ввиду того, что стены у афинян во многих частях были повреждены, решено было их поправить, и были выбраны для этой цели десять человек по одному от каждой филы, которые должны были взять на себя только хлопоты, тогда как расходы принимались на счет государства. (2) В числе этих лиц был и наш оратор, и он, не в пример остальным, внес в это дело не только свои хлопоты, но и выполнил его безукоризненно, а кроме того, пожертвовал в пользу государства и деньги из собственных средств. Эту преданность его одобрил Совет и за усердие наградил золотым венком