ие, но чтобы сдались сами, доведенные до полного отчаяния. Прочитай же судьям самые письма Филиппа.
(52) Таким образом эти письма действительно приглашают и даже, клянусь Зевсом, немедленно. Но будь в них хоть доля искренности, что другое следовало бы сделать этим людям, как не подтвердить со своей стороны о необходимости вам выступать, и разве они не должны были написать предложение Проксену, который, как им было известно, находился в тех местах, чтобы он немедленно шел на подмогу? Однако они, как оказывается, поступили совершенно наоборот. Это и понятно: они считались вовсе не с тем, что́ он писал, а с тем, что, как им было известно, он имел в виду, когда писал письмо; вот с чем согласовывали они свои действия, вот о чем со своей стороны хлопотали. (53) Вот тут, когда фокидяне узнали, что́ происходило у вас на заседании Народного собрания, когда затем получили и эту псефисму Филократа, когда узнали, с каким докладом и с какими обещаниями выступал этот человек, они поняли свою окончательную гибель. Смотрите сами, были у них некоторые люди, не верившие Филиппу, люди благоразумные; после этого и они вынуждены были верить ему. Почему? – Да, они, конечно, понимали, что Филипп мог хоть десять раз обманывать их, но они не допускали мысли, чтобы послы афинян посмели обманывать афинян, и потому были убеждены, что, как этот человек докладывал вам, все так и есть на самом деле и что гибель угрожает фиванцам, а не им самим. (54) Были еще и такие, которые считали нужным обороняться во что бы то ни стало. Но и этих людей поколебало то обстоятельство, что Филипп будто бы согласился поддерживать их35 и что, если они не выполнят требований, против них пойдете вы, тогда как именно от вас они рассчитывали получить помощь. А некоторые думали, что вы даже раскаиваетесь, заключивши мир с Филиппом. Однако им указали на то, что вы приняли условия мира, распространив их и на потомков, и таким образом во всех отношениях была потеряна надежда на помощь с вашей стороны. Вот почему те люди и включили все такие вопросы в одну псефисму. (55) В этом и состоит, по-моему, их самое большое преступление против вас. Разве не полнейший ужас, если они, внося письменное предложение о заключении мира со смертным человеком, имеющим силу лишь в известных условиях, навлекли на государство бессмертный позор и лишили наше государство не только всего вообще лучшего, но даже благодеяний судьбы, и если они проявили такую исключительную низость, что оскорбили не только ныне живущих афинян, но и всех, которые когда-либо впредь будут жить на свете? (56) Да, вы, конечно, никогда не допустили бы приписать к мирному договору этой прибавки: «и с потомками», если бы тогда не поверили обещаниям, которые надавал вам Эсхин. Поверили им и фокидяне, и это стало причиной их гибели. Действительно, ведь сто́ило им только подчиниться Филиппу и добровольно отдать ему в руки свои города, как их и постигло как раз все обратное тому, что сообщал вам вот этот человек.
(57) А так как вам следует иметь полное представление о том, что именно при таких условиях и по вине именно этих людей все погибло, я сделаю вам расчет времени, когда происходило каждое из этих событий. Если же у кого-нибудь из них будут какие-нибудь возражения, пусть он встанет и скажет в мою воду36. Так вот заключение мира состоялось 19-го Элафеболиона37, проездили же мы для принятия присяги целых три месяца38, и в течение всего этого времени фокидяне оставались невредимы. (58) А сюда мы вернулись из посольства, имевшего целью принятие присяги, 13-го Скирофориона39. Филипп был уже в Пилах и обнадеживал фокидян своими обещаниями, которым те не давали никакой веры. Вот доказательство: ведь иначе они не пришли бы к вам сюда. Заседание же Народного собрания, на котором эти люди погубили все, сообщив вам одну ложь и обман, происходило вслед за тем 16-го Скирофориона40. (59) Так я и считаю, что на пятый день после этого о происходившем у вас стало известно в Фокиде: ведь послы фокидян присутствовали здесь и обязаны были узнать и то, что доложат вам эти люди, и то, что постановите вы. Итак, предположим, что 20-го числа41 фокидяне узнали о ходе дел у вас: именно, от 16-го это и есть пятый день, а далее идут 21, 22, 23-е42. Тут и было заключено перемирие, после чего все там пропало и наступил конец. (60). Откуда это видно? 27-го у вас было заседание Народного собрания в Пирее по вопросу о положении на верфях, и в это время пришел из Халкиды Деркил43 и принес вам известие, что Филипп предоставил ведение всех дел фиванцам и что идет уже пятый день со времени, как состоялось перемирие. Итак, значит, 23, 24, 25, 26, 27-е: это последнее и есть как раз пятый день. Таким образом и сроками, и самыми их докладами, и письменными предложениями, словом, всеми данными подтверждается, что они действовали заодно с Филиппом и являются одинаково с ним виновниками гибели фокидян. (61) К тому же, так как ни один из городов в Фокиде не был взят осадой или приступом с помощью силы, но все были доведены до полной гибели заключением мира, все это является важнейшим доказательством того, что такая участь постигла их по вине этих именно людей, уверивших их, будто Филипп намерен их спасти: его ведь они достаточно знали. Дай-ка мне, пожалуйста, союзный договор с фокидянами и те постановления, на основании которых у них разрушили их стены, чтобы вы знали, какие отношения были у них с вами и что с ними произошло по вине этих богоненавистных. Читай.
(62) Таким образом с нашей стороны было вот что: дружба, союз и помощь; а теперь послушайте, что́ случилось с ними на самом деле вследствие того, что именно он помешал вам оказать им помощь. Читай.
Вы слышите, граждане афинские, «Договор Филиппа44 и фокидян», говорится тут, – не фиванцев и фокидян и не фессалийцев и фокидян, и не локрийцев или кого-нибудь другого из присутствовавших тогда там. И далее: «фокидяне должны передать свои города, – говорится тут, – Филиппу», – да, ему, а не фиванцам, фессалийцам или кому-нибудь другому. (63) Почему? Потому, что Филипп, как указывалось в докладе этого человека перед вами, прошел через Пилы ради спасения фокидян. Оттого Эсхину45 и верили во всем, на него во всех делах оглядывались, согласно с его словами заключали мир. Читай же остальное. И смотрите, чему они поверили и чем все для них кончилось. Похоже ли это хоть немного на то, о чем оповещал этот человек? Читай.
(64) Ужаснее этих дел, граждане афинские, и тяжелее еще не было при нас среди греков, да, вероятно, и в прежние времена. А между тем в таких значительных и важных делах распорядителем стал по милости этих людей один человек – притом в такое время, когда существует государство афинян, у которого есть отчий обычай, чтобы стоять во главе греков и не допускать таких дел. Ну, а каким образом погибли несчастные фокидяне, можно увидеть не только из этих постановлений, но из всего, что там произошло. (65) Зрелище ужасное, граждане афинские, и достойное жалости! Когда мы недавно отправлялись в Дельфы46, нам поневоле пришлось видеть все это – дома, разрушенные до основания, разбитые стены, страну без мужчин цветущего возраста, несчастных женщин и нескольких ребятишек да стариков в жалком состоянии47. Словами никому не выразить тех бедствий, которые сейчас там происходят. А ведь о том, что некогда фокидяне подали голос против требования фиванцев относительно обращения нас самих в рабство48, об этом я слышу от всех вас. (66) Так какой же голос, как вы думаете, граждане афинские, или какое мнение подали бы ваши предки, если бы получили способность чувствовать, – относительно виновников гибели фокидян? Я лично думаю, что, если бы даже они собственноручно побили их камнями, они считали бы себя чистыми. В самом деле, разве это не позор или, лучше сказать, разве это не верх позора, что наших тогдашних спасителей, которые подали тогда голос за наше спасение, теперь постигла противоположная судьба по милости вот этих людей и что мы равнодушно видели, как они претерпели то, чего не бывало ни с кем другим из греков? Так кто же виновник всего? Кто устроил этот обман? Разве не он?
(67) Да, за многие дары судьбы, граждане афинские, можно бы считать счастливым Филиппа, но более всего следовало бы прославлять его за то, чего клянусь богами и богинями, в наше время, насколько мне известно, не получал никто другой. Действительно, если ему удалось захватить большие города и подчинить себе большую область и вообще сделать все тому подобное, это, я полагаю, завидные дела и блестящие – ка́к же не признать этого? Однако можно сказать, что такие дела совершались и многими другими. (68) Но ему выпало совершенно особенное счастье – такое, какого не доставалось никому другому. Какое именно? – Да то, что, когда ему для его дел потребовались негодные люди, он нашел негодяев еще худших, чем хотел. В самом деле, разве по справедливости не заслуживают такого мнения эти люди? Разве они не нанялись к Филиппу именно за тем, чтобы обманывать вас и говорить всякую ложь, на которую сам он не решался ради самого себя при всех представлявшихся ему от этого выгодах, – ложь, которой и сам он не написал ни в одном из своих писем и которой не высказал ни один из его послов? (69) И вот Антипатр и Парменион49, хотя устраивали дела для своего господина и хотя им не предстояло после встречаться с вами, все-таки нашли средство, чтобы отклонить от себя обязанность обманывать вас. Зато эти люди, будучи афинянами, гражданами самого свободного государства, поставленные в качестве послов, взяли на себя обманывать тех людей, которым должны были при встречах глядеть в глаза, с которыми должны были и после жить вместе, перед которыми нужно было давать отчет во всем содеянном. Ну, разве могут быть люди более подлые и более бессовестные, чем они?