— Спа-салон, самокаты… Что дальше? Вейп и Tik Tok? — довесил Луцык.
— Трындец гармонии мира. И куда смотрит Дарьяна? — подвела черту Джей.
День рождения заступницы поселения отмечали с размахом. На площади собрались все жители Дарьяны. Всюду слышался звонкий смех. На широких дощатых столах, накрытых белоснежными скатертями, стояли глиняные кувшины с морсом и тарелки с пирогами. Сдобу дарьянцы пекли такую, что за уши не оттащишь. Нежное, воздушное тесто таяло во рту, а темная начинка по вкусу напоминала густой шоколадный пудинг.
— Сейчас лопну, — сказал Кабан, доедая четвертый кусок пирога.
— Смотри, обожрешься еще, придется тебя откачивать, — предостерег Луцык.
— Не беспокойся. У меня отличное пищеварение. Я как-то на спор в деревне съел ведро зеленых слив, и все нормально улеглось.
— А на что спорили?
— На семь фофанов.
— Как-то мелковато.
— Ну не скажи. Парень, с которым я держал пари, ставил такие чилимы, что мозги из ушей вытекали.
— А я однажды съела на спор восемь хот-догов, — гордо заявила Джей.
Мужчины подозрительно поглядели на ее фигурку.
— Врешь же, — хмыкнул Кабан.
— Нисколечко.
— Наверное, это были какие-то крошечные хот-доги.
— Для гномиков, — поддакнул Луцык.
— Не надо грязи, это были нормальные хот-доги! — заявила Джей.
— Да, да такие… с детскими сосисками…
— А что и такие бывают?
— Угу. Маленькие совсем. На них так и написано «Сосиски детские».
— Надо же, до чего дошел прогресс.
— А по вкусу как?
— Без малейшего понятия.
— И кто такое чудо выпускает?
— Да все кому не лень. «Велком», «Мираторга», «Вязан…», — тут Луцык остановился, скользнул взглядом по руке Кабан и задумчиво продолжил. — «Вязанка». Кстати, а где твоя повязка, Кабан?
На руке друга она и в самом деле отсутствовала.
— Излечился, — ответил он
— Мумие? — догадался Луцык.
Кабан налил в стакан красного морса и сделал большой глоток:
— Оно самое. Мгновенно все прошло. Только два пальца болят до сих пор и в запястье постреливает. Мне сказали, это из-за того, что рана была запущенной. Через месяц-другой пройдет.
К ним подошла Гюрза и радостно сообщила:
— А я со спа-процедур!
— И как там?
— Потрясно! Массаж, ароматическая ванна. Просто прелесть! Кожа на лице стала как новая.
— Змея меняет шкуру, но не натуру, — шепнул Кабан на ухо Луцыку, отчего тот прыснул со смеха.
— Что ты вечно ржешь? — поинтересовалась Гюрза.
— Да так. Смешинка в рот попала. Ты лучше вот что скажи, шоколадное обертывание было?
— Не было.
— Можешь компенсировать это пирогом. У него как раз шоколадная начинка.
— Сладкое полнит и вызывает диабет.
Кабан как раз потянулся за следующим куском пирога, но после этих слов решил немного повременить.
На импровизированной эстраде появился музыкальный ансамбль. В его составе был Оскар — дарьянец, с которым Джей познакомилась на толчке и еще двое юношей. Один высокий. Другой низенький. Оскар держал бубен. Низенький играл на каком-то струнном инструменте, похожим на гусли. Высокий дудел на флейте.
— Поздравляем всех собравшихся с величайшим праздником! С днем рождения нашей заступницы. Славься, Дарьяна! Славься! Славься во веки вечные! — провозгласил Оскар.
И народ подхватил:
— Славься, Дарьяна! Славься во веки вечные!
Зазвучала музыка. Простенькая, но мелодичная.
— Хорошо лабают, — похвалил музыкантов Кабан.
— Да, красиво, — согласился Луцык.
— Эх, сейчас бы сюда наши инструменты из контейнера, мы бы вжарили рок-н-ролл! — мечтательно произнесла Джей.
— Не думаю, что я справлюсь с басом, — заметил Кабан.
— Из-за руки?
— Ну да.
Очередная зазвучавшая композиция была бодрой и задорной. Определить ее стиль не представлялось возможным: напоминало нечто среднее между финской хумпой и фокстротом. Едва грянули первые аккорды, дарьянцы кинулись в пляс. Волна всеобщего веселья захлестнула всех присутствующих. Они танцевали парами, кружась и вращаясь.
Луцык протянул руку Джей:
— Можно вас пригласить на танец, прекрасная незнакомка?
— Хо-хо, какой вы настырный, парниша, — кокетливо прикрыв лот ладошкой, произнесла она голосом Эллочки-людоедки, и они присоединились к остальным плясунам.
Кабан посмотрел было на Гюрзу, но она злобно прошипела:
— Даже не думай, жирдяй!
Вскоре ей нашлась пара в лице высокого шатена с выбритыми вискам и васильковыми глазами, и они отдались стихии танца. Левшу же пригласила скуластая девица, чем-то похожая на молоденькую Киру Найтли. А Кабан так и остался в одиночестве. Он был расстроен и решил утешить себя кусочком другим пирога. Но только он направился к столу, как за его спиной раздался скрипучий голос:
— Юноша, почему ты не танцуешь?
Он обернулся и увидел низкорослую морщинистую бабульку с седыми, до плеч волосами и крючковатым носом. Это была настоятельница поселения Веда-Милана.
— Да я, честно говоря, не любитель танцулек.
— И зря. В твоем возрасте надо жить полной жизнью. Развлекаться, танцевать.
— Ну не такой уж я и молодой…
— А сколько тебе годочков тюкнуло?
Кабан назвал свой возраст. Веда-Милана противно захохотала:
— Совсем мальчик! Надеюсь, ты не откажешь мне в танце?
Он хотел было сказать ей «нет», но правила вежливости никто не отменял: ведь перед ним находилась главная дарьянка, и отказ мог бы прозвучать как оскорбление. И Кабан ответил согласием.
Старушка оказалась весьма энергичной. Она отплясывала так, что дала бы фору любой молодой танцовщице. Ее партнер, кружась в бешеном танце, поймал себя на мысли: «Как же низко я пал, как низко…»
06. Астральное путешествие
После плясок рослый мужик с рябым лицом притаранил толстую дубовую бочку, до краев наполненную густым пахучим варевом, и поставил ее на стол. Нацепив кухонный фартук, он вооружился деревянным половником и многозначительно объявил:
— Становитесь в очередь, уважаемые дарьянцы. Да не толкайтесь, всем хватит.
Тут же образовалась очередь, в которой каждый держал в руках какой-либо сосуд: кружку, тарелку, крынку.
— А что там в бочке? — поинтересовался Луцык у стоящей рядом белобрысой девицы в солнцезащитных очках.
В ответ раздался таинственный шепот:
— Причастный настой.
— Чего-чего?
— Напиток, предназначенный для использования в таинстве причастия.
— Снова не врубился.
— Причастие — это такое таинство. Оно дает возможность человеку соединиться с нашей заступницей Дарьяной.
— А голос Вселенной я услышу?
— Возможно.
Луцык обернулся к Джей:
— Слыхала? Давай, что ли, и мы причастимся.
— Мне не впервой. Подружка как-то пыталась приобщить к православной вере. Я и сходила несколько раз за компанию.
— И что?
— Когда исповедовалась у батюшки и причастилась, меня словно бы обдало жаром, а потом холодом. А глас в голове молвил: «Ангелина, теперь мы вместе — одно неделимое. Ты — моя цитадель»…
— Погоди, погоди. Почему Ангелина?
— Это мое крестильное имя. В святцах нет Анжелики.
— А, понятно. Рассказывай дальше, очень интересно.
— Луцык, ты дебил или претворяешься?
— Я не дебил.
— То есть ты не догнал, что я просто прикалываюсь?
— А ты это сейчас типа шутила, да?
— Да!
— И ты никогда не причащалась?
— Причащалась, но никаких голосов не слышала.
— А что с тобой было?
— Ничего.
— В смысле?
— В прямом. Рассказала священнику о своих грехах, он возложил край епитрахили на мою голову, прочитал разрешительную молитву. Потом я пошла на причастие. Все.
— И что, вот совершенно ничего-ничего не было?
— Чего ничего?
— Ну, ничего сверхъестественного?
— Абсолютно!
— Хм-м, а я-то думал…
— Короче, хорош базарить, пойдем попробуем, чем там народ угощают.
— Пойдем. Только чашки возьму.
Уже темнело. Люди вынесли из домов масляные лампы, всюду зажглось множество рыжих огоньков.
Варево отведали почти все взрослые. Детям причащаться было строго запрещено. На вид причастный настой напоминал гороховый суп, а по вкусу походил на прокисший компот. Все употребляли ровно по глотку. Перед тем как выпить, полагалось произнести: «Слава Дарьяне!». Левша отказался от употребления этой бурды, пробурчав что-то типа: «мало ли что они туда подмешали», а остальная компания не стала пренебрегать обычаями поселения.
Ансамбль заиграл подвижный вальсок. Сразу же Джей пригласил на танец чернокожий кудряш, и они закружились в танце.
— Ну как, слышал голос Вселенной? — спросил Луцык Кабана.
— Не-а, — ответил тот, глядя в пустую чашку. — Гадость какая-то.
— Зато я знаю, с кем у тебя будет сегодня связь… С Ведой-Миланой! Вы так романтично танцевали, я чуть слезу не пустил от умиления.
— Кстати, она меня даже поцеловала.
— В лобик?
— В губик! Тьфу, то есть в губы.
Луцык загоготал и потер руки.
— Значит, перепихону быть!
— Скажешь тоже, она мне в бабушки годится.
— Возраст любви не помеха!
— Я все-таки предпочитаю женщин помоложе.
— Между прочим, а где она сейчас?
— Веда-Милана? Не знаю. Сказала, что сама меня найдет.
— Как миленько.
— Слушай, а ты реально думаешь, что она того?
— Чего?
— Ну это… втрескалась в меня…
— Насчет «втрескалась» не знаю, но склонен предположить, что бабуля не прочь поизучать с тобой «Камасутру».
— Не, ну ее на фиг.
— А помнишь, как ты запал на пожилую актрису, которая снималась в фильме «Спектр», ну который про Джеймса Бонда?
— На Джуди Денч?
— Точно, на нее.
— Да она там вроде не шибко старая.
— Ей там 75 лет, тютелька в тютельку.
— Неужели? А с виду не скажешь.
— Скажешь. Просто с возрастом ты, видать, стал угорать по старушкам.
— Не неси чушь, Луцык.