Когда Льюис вернулся домой на каникулы, оказалось, что он сильно вытянулся за год, и Элизабет пришлось везти его в Лондон за новой одеждой. Они направились в магазин «Симпсонс» на Пикадилли, а потом в чайную. Льюис терпеть не мог магазины и покупки, но с любопытством глазел на автобусы и автомобили на улицах города.
Повсюду виднелись строительные площадки или просто зияющие дыры в рядах домов, где вскоре должно было начаться строительство. Интересно, какие из них строит компания Дики Кармайкла? Льюису нравилось думать, что отец делает для города нечто важное.
Наконец они собрались домой. До поезда оставалось двадцать минут, и Элизабет решила зайти в бар в гостинице у вокзала.
Она заказала мартини, а Льюису досталась оливка, которую он попробовал впервые в жизни. Соленый, пропитанный джином вкус долго сохранялся во рту. Они едва не опоздали на поезд и бежали что есть духу, роняя сумки и коробки. Льюис запрыгнул первым, взял у матери вещи и помог ей забраться. Он чувствовал себя взрослым и гордился, что подает руку красивой женщине.
Дома оказалось, что из школы прислали табель, и отец традиционно посвятил вечер его изучению, вызвав Льюиса в гостиную на «разбор».
Каждое лето приезд Льюиса на каникулы заставал Гилберта врасплох, и обоим приходилось заново привыкать друг к другу. Он знал, что Элизабет тосковала в одиночестве и радовалась возвращению сына. Она бесконечно любила живопись, но первая признала, что картины у нее выходят довольно слабые. Трудно продолжать заниматься тем, в чем, как ни старайся, останешься посредственностью. Часто, приходя в пустой дом, Гилберт недоумевал, почему стол накрыт на троих, и только спустя некоторое время вспоминал, что они не ждут гостей, просто у Льюиса каникулы.
По будням Гилберт возвращался примерно в полшестого вечера. Поезд прибывал на платформу в пять двадцать, он садился в машину и ехал домой. В плохую погоду Элизабет и Льюис были дома; он наверху с книгой, а Элизабет или в гостиной с книгой и бокалом, или в кухне с Джейн. Джейн уходила в семь часов, а ужинали обычно в восемь, поэтому зимой еда была разогретой и не очень вкусной. Зато летом ели мясной рулет, а если повезет, то и ветчину, а их даже Джейн не удавалось испортить.
Лето стояло теплое и влажное, и к августу взрослым надоела вечная облачность и липнущая к телу одежда. Детей влажность не волновала, главное, чтобы не шел дождь и можно было кататься на велосипедах. Однако дождь не лил неделями. Впрочем, жары тоже не было. Природа как будто затаилась в ожидании: ни солнечно, ни пасмурно, просто тепло. Трава сохла, и с каждым днем чувство ожидания нарастало, как во время засухи или безветрия. Элизабет скучала по Гилберту.
Когда Льюис играл на улице, она часто слонялась из комнаты в комнату, выходила в сад и заходила обратно, погруженная в мысли. Она пыталась пить исключительно по расписанию, однако в ожидании хереса в полдвенадцатого утро тянулось бесконечно. Послеобеденную рюмку она себе запретила, а значит, была вынуждена как-то дотянуть до коктейля в половине седьмого. С одной стороны, она отдавала себе отчет, что пристрастилась к алкоголю, с другой – порой не считала, что бокальчик после обеда сильно навредит, тем более Льюис уже ерзает на стуле и рвется снова играть с друзьями.
Элизабет обожала, когда они всей толпой забегали к ним на крыльцо и стучали в дверь, обожала их распахнутые нетерпеливые глаза. Том Грин и Эд Ролинз, Тэмзин Кармайкл, Джоанна Нэппер, братья Джонсоны и малышка Кит.
– Здравствуйте, миссис Олридж, а Льюис дома?
– Он в саду. Сейчас позову.
Она выглядывала в двери гостиной и звала сына. Тот обычно читал или играл в теннис со стенкой на полузаброшенном корте. «Иду!» – отзывался он.
Бывали хорошие дни, которые она проводила у мольберта или за книгой, в ладу с собой, а порой все валилось из рук, и тогда встреча с ватагой ребятишек становилась главным событием дня. Она непременно смотрела, как они все вместе уезжают на велосипедах, виляя колесами и едва не врезаясь друг в друга. Затем шла в дом и читала, или слушала радио, или долго и увлеченно болтала с Джейн.
Обычно они говорили на две темы. Во-первых, о еде – только не о рецептах, а о том, где достать тот или иной продукт. И во-вторых, о своих многочисленных родственниках и где каждый из них живет. Они старались растягивать эти разговоры как можно дольше, и, слушая Джейн, Элизабет думала о Льюисе с друзьями – как далеко они уехали и во что играют.
Льюис постепенно освоился на новом велосипеде и с каждым днем будто чуть-чуть дорастал до него. В компании первыми обычно ехали Эд, Том и Льюис, в середине Тэмзин и кто-то еще, а малышка Кит тащилась в хвосте. Она все время падала и толком не умела поворачивать, так что кому-то постоянно приходилось ей помогать. Кит одновременно и гордилась вниманием и злилась на него. Льюис всегда жалел тихую и упорную Кит. Она вечно расстраивалась, что не может угнаться за старшими, однако ни за что не сдавалась. Наверное, ужасно иметь такую сестру, как Тэмзин, – хорошенькую и всегда довольную жизнью. Лет с десяти мальчишки переносили ее велосипед через канавы и помогали отцепить подол от проволоки. В любой компании она всегда пользовалась успехом.
В тот день не было ветра, зато были насекомые, и приходилось ехать быстрее.
– Закрывайте рты! – крикнул Эд. – Я уже одну проглотил!
Мелких черных насекомых, липнувших к одежде, дети прозвали грозовыми мушками. Если раздавить такую ногтями, оставалось одно пятнышко, без капли крови. Было по-прежнему безветренно. Компания ехала на Нью-Хилл – чтобы подняться на холм, приходилось попотеть, зато на вершине можно отпустить педали и мигом примчаться на другую сторону, в Тервилль, где продавали ириски. Виляя колесами велосипедов и пыхтя, как маленькие паровозики, приятели взбирались на холм. Чтобы было легче, Льюис считал про себя и представлял горящий костер.
Вдруг раздался лязг металла и знакомое шуршание. Кит опять упала. Все разом остановились, и посмотрели назад.
– Как типично, – ввернула любимое словечко Тэмзин.
– Кит, что такое? – крикнула Джоанна.
Впрочем, все и так было ясно: у велосипеда Кит лопнула цепь, а сама она разбила локоть до крови – не смертельно, но довольно сильно.
– Рука цела? – прокричала Тэмзин.
Кит поморщилась и кивнула.
– Пусть возвращается, – сказал Эд. – Кит, иди назад!
– Она одна не дойдет, – возразила Джоанна. – Туда несколько миль.
Все уставились на Кит. Смерив их виноватым, но дерзким взглядом, она наклонилась и подняла болтающийся конец цепи, как будто надеялась ее починить.
– Эй, давай без глупостей! Только вымажешься! – Тэмзин в очередной раз пожалела, что нельзя хоть раз в жизни погулять с друзьями без младшей сестры.
У Кит защипало в глазах, отчасти от пота, отчасти от слез. И, как назло, все на нее таращились. Пришлось прикусить кончик языка, чтобы не заплакать, но горло сжало, словно обручем. Стоя на одной ноге, девочка почесала лодыжку сандалией.
– Тебе лучше пойти назад, – сказала Тэмзин.
– Назад! Живо! – велел Эд, как будто отгонял собаку.
Кит не шелохнулась, только стояла и смотрела исподлобья. Старшие возвышались над ней на фоне облачного неба, всем своим видом выражая досаду и нетерпение.
– Не тяни, Кит! – крикнула Тэмзин. – Иди назад!
– А с великом что делать? – нарочито небрежно спросила Кит.
– Понесешь, – ответил Эд, хотя все понимали, что это невозможно.
– Вечно ты все портишь! – взорвалась Тэмзин.
У Кит задрожал подбородок. Льюис никогда раньше не видел ее плачущей и изо всех сил хотел этого избежать.
– Ничего страшного, – объявил он. – Спрячь велик в кустах, мы на обратном пути заберем. Поедешь у меня на раме.
Никто не стал спорить – главное, проблема решилась без их участия. Каждый вскочил на велосипед, хотя без разгона стартовать в гору непросто. Льюис подошел к Кит и, подняв ее велосипед с земли, спрятал в ближайшие кусты.
– Похоже, ему крышка.
Кит вытерла лицо и глаза грязными руками, Льюис сделал вид, что ничего не заметил.
– Нам придется идти пешком.
Они зашагали по склону, не отставая от остальных, которые еле продвигались, виляя колесами во все стороны. Кит вывернула руку и, осмотрев разбитый локоть, вытерла его о шорты. На вершине холма Льюис сел на велосипед. Пока остальные уносились вперед с победным визгом, они с Кит смотрели вниз. Склон был довольно крутой – конечно, если ехать аккуратно, то лицом в грязь не полетишь – но все же страшновато. Тэмзин и Эд уехали первыми, за ними остальные, и вскоре их голоса затихли в отдалении.
– Ты точно готова? – спросил Льюис.
Кит кивнула. На самом деле она до смерти боялась – даже подниматься на собственном велосипеде было страшно, а уж при мысли о том, чтобы спускаться, сидя на раме у Льюиса, она цепенела от ужаса. Кит не сомневалась, что сломает шею, но другого выхода не было.
– Тогда садись, – рассеянно сказал Льюис.
Кит покорно забралась на раму. Льюис ломал голову, как объяснит миссис Кармайкл, что ее младшая дочь погибла, летя на скорости сто миль в час на его велосипеде. Руль приходилось держать, немного вывернув руки.
– Чтобы мы могли спуститься, тебе нужно держать равновесие и сидеть посередине, ладно?
Она кивнула. Во рту пересохло, и ответить не получилось.
Остальные уже почти доехали до подножия холма.
«Черт, – подумал Льюис. – Пялиться будут».
Он оттолкнулся, и они едва не свалились сразу, сначала влево, затем вправо, потом опять влево. Велосипед плохо слушался руля, а ногами Льюис все время цеплял Кит. Она завалилась назад и вбок, однако им удалось набрать скорость, и держать равновесие стало легче. Спуск оказался еще круче, чем они ожидали, и ребята едва не перелетели через руль.
– Назад отклонись! – закричал Льюис.
Оба изо всех сил отклонились назад. Велосипед с бешеной скоростью несся по склону; косички Кит хлестали Льюиса по руке, и он очень сомневался, что едет по прямой. Ветер не давал толком открыть глаза. Льюиса охватил ужас, смешанный с восторгом, и где-то на середине холма мир как будто перестал существовать, остались только скорость и равновесие. Они больше не падали, а спускались стремительно и прямо, словно на крыльях. Неожиданно быстро показалось подножие холма, и пришлось резко тормозить, стирая подошвы, чтобы не врезаться в бестолкового Тома Грина. Не удержавшись, оба слетели с велосипеда и упали навзничь.