олосы, вода на дне была мутная из-за поднявшегося ила и песка. Льюис снова попытался вытащить маму, но она почему-то стала гораздо тяжелее. Хотя она больше не цеплялась за него, сделать ничего не удавалось. Он потянул ее за руку вверх, грести не хватало сил. Попробовал потащить ее по дну, как буксир, но рука постоянно выскальзывала из его пальцев. Льюис вынырнул в очередной раз. У него не осталось ни сил, ни идей. Мозг как будто существовал отдельно от тела. Льюис слышал, что издает звуки, и не чувствовал, как это делает.
Он хотел нырнуть еще раз и понял, что не сможет. Снова стал всматриваться, в надежде хотя бы определить, где мама. От ужаса он часто дышал и не мог ничего разглядеть во взбаламученной воде. Тело закостенело, ни ноги, ни дыхание не слушались, и Льюис знал, что если попробует плыть, то камнем пойдет ко дну и уже не поднимется. Он взял себя в руки и решил, что прошло совсем немного времени, и еще не поздно позвать на помощь. На миг он поверил, что не случилось ничего страшного. Столько вокруг историй об утопленниках, которых вытащили бездыханными и все равно спасли!
Льюис был почти у берега – не того, где они устроили пикник, а у противоположного. Он с трудом добрался до твердой земли, а добравшись, упал и не сразу смог подняться. Злясь на непослушное тело, он помчался к лесу, на ходу пытаясь вспомнить, чей дом ближайший, и не мог. В памяти не осталось ни домов, ни названий окрестных деревень, ни представления, куда ведет тропа; казалось, вокруг нет ничего, кроме леса. Льюис бросился назад к реке, но тут же понял, что надежды нет, и в ужасе снова помчался в лес. Вдруг кто-то прямо сейчас гуляет по лесу с собакой и непременно придет на помощь. Он стал звать, в надежде, что человек с собакой услышит, потом вспомнил, что нет никакого человека с собакой, а его мать лежит на дне, и на поиски этого человека нет времени. Тогда он прибежал к реке и остановился.
Река успокоилась, и теперь под водой виднелись белые очертания тела Элизабет, с мутной тенью на месте головы. Льюису показалось, что она пошевелилась, но, быть может, это просто течение. Он собрался снова нырнуть, и ясно представил, как опустится на дно, чтобы спасти маму, и как схватит ее и поднимет наверх, и неожиданно упал. Мозг рисовал бесконечные картины, как Льюис погружается в воду, как вытаскивает маму, как к ним приходит человек с собакой… В реальности же он лежал на земле у реки, а мама оставалась под водой. В десяти футах от него, но под водой.
Закапал прохладный дождь – сначала вяло, потом чуть сильнее. Льюис не шевелился. Он собирался вновь спасать Элизабет, когда сможет пошевелиться. Только не знал, в какой момент это произойдет. С неба продолжало капать, однако настоящий дождь так и не пошел. Вскоре небо снова посветлело, и лес стал таким, как прежде.
Льюис лежал на берегу, полуприкрыв глаза. Дрожь, сотрясавшая все тело, унялась. Его мутило, и он подполз ближе к воде, словно прячась от тошноты. Опускались сумерки, но на противоположном берегу еще виднелись корзина, плед, полотенца и мамина книга. Рядом с книгой лежала пустая бутылка из-под вина, а неподалеку – его туфли. Льюис потерял счет времени, да и не пытался за ним следить, и не отрывал взгляда от противоположного берега, куда они с мамой пришли на пикник.
Утром спустился туман, а рассветное солнце окрасило его в яркие жемчужные тона. Выйдя из леса, Гилберт и Уилсон увидели Льюиса и следы пикника на другом берегу реки. Мальчик не отвечал на вопросы и, казалось, никого вокруг не замечал.
Гилберт поднял сына и понес домой, прижимая его голову к груди. По дороге он строил догадки о том, что могло случиться, и высказывал ужасные версии, а полицейский шел рядом и отвечал ему. Неожиданно Гилберт остановился, положил Льюиса на землю и подошел к берегу. Заглянул в воду и опустился на колени. К нему подбежал Уилсон, и они стали вместе всматриваться в воду. Льюис лежал на земле и не шевелился.
Глава четвертая
Кейт, старшая сестра Элизабет, жила в Дорсете. В понедельник перед похоронами она выехала на поезде к Олриджам. В дороге она размышляла, как поступить с Льюисом – не забрать ли его к себе и вырастить со своими сыновьями. Дорога предстояла долгая, с пересадкой. Кейт взяла из дома бутерброды и угощала малышку, которая ехала одна – мама девочки попросила Кейт за ней присмотреть. По дороге они играли в карты. К своему удивлению, несмотря на печальный повод для родственного визита, Кейт сохраняла хладнокровие и ясность мысли. Аккуратно выкладывая карты на сиденье, она думала о предстоящих похоронах и о том, как предложит Льюису уехать с ней.
Гилберт встретил ее на вокзале Уотерфорда. В доме ждала леденящая пустота. Кейт старалась быть полезной, а Гилберт и Льюис молчали и сторонились друг друга, да и самой Кейт.
Во вторник утром к Льюису явились следователь, врач, два полицейских и стенографистка: расспросить о смерти его матери. Основную часть следствия должны были проводить на следующий день в Гилфорде. Кейт отвела Льюиса в гостиную и усадила на стул с прямой жесткой спинкой.
– Ну что, Льюис, как ты себя чувствуешь? – начал доктор Штрехен.
– Хорошо, спасибо.
Гилберт присел на подлокотник кресла с цветастой обивкой и уткнулся взглядом в колени.
– Позволь представить тебе всех этих ужасных людей, – сказал доктор.
Льюис осмотрелся.
– Меня ты, конечно, знаешь – а уж я-то тебя знаю с пеленок. Вот этого джентльмена зовут мистер Лайли. Он следователь – такой человек, который собирает сведения про разные события, в основном печальные – например, когда кто-то умер. С констеблем Уилсоном ты знаком, правда? И с сержантом полиции Уайтом. Папа все время будет рядом. Мы зададим вопросы, а тебе нужно на них отвечать, спокойно и обдуманно. И, пожалуйста, говори только правду. Понятно?
Льюис кивнул.
– Прости, но я попрошу тебя отвечать «да» или «нет». Эта леди – стенографистка. Ее умная машинка будет записывать все, что мы скажем, чтобы мистер Лайли потом мог все прочесть, но она не может ничего записать, когда ты киваешь. Договорились?
– Да.
– Начнем с простого вопроса. Как тебя зовут?
– Льюис Роберт Олридж.
«Произнося свое имя, он на миг стал прежним», – отметила Кейт.
– Сколько тебе лет, Льюис?
– Десять.
– Умница. Помнишь ли ты, что случилось в тот ужасный день?
– Да.
– Ты отправился с матерью на пикник, верно?
– Да.
– Куда вы пошли?
– К реке.
– Вы были довольно далеко отсюда, так? Неподалеку от Дир-парка у Оверхил-Хаус?
Кейт чувствовала отрешенное спокойствие. Интересно, стоит ли в самом деле увезти мальчика с собой? Предложить Гилберту забрать его? На ее месте так поступили бы многие. Вероятно, выйдет замечательно – четверо мальчишек вместо троих. А Гилберт будет помогать с деньгами.
– Пикник удался?.. Вы плавали в реке?
– Да.
– И мама тоже плавала?
– Да.
– Вы были в воде вместе?
– Нет, сначала я.
– А потом она?
– Да.
– Льюис, я понимаю, что тебе тяжело. Мы все тебе очень сочувствуем. Попробуй, пожалуйста, рассказать нам, что случилось с твоей мамой. Своими словами, как получится.
Все замерли в ожидании ответа.
«А ведь этот мальчик – единственный, кто знает ответ», – подумала Кейт. Она покосилась на Гилберта. Интересно, о чем он сейчас думает? Снова перевела взгляд на Льюиса и вдруг поняла, что знать правду ей вовсе не хочется. Однако иначе нельзя.
– Ты можешь рассказать нам, что случилось с мамой? – повторил доктор. Льюис молча смотрел на него. – Льюис, ты меня слышишь? Мы все должны знать, как это произошло. Льюис, не молчи, пожалуйста.
– Я плавал и пытался оторвать руль от лодки, которая лежит на дне.
Гилберт сидел, подавшись вперед, и пожирал сына вопрошающим взглядом. Не отводя глаз от его лица, Льюис начал заново.
– Руль никак не отламывался. Мама… Ма… Она…
Это было невыносимо. Все так ждали, а он не мог произнести ни слова. Как можно разучиться говорить? У них в школе один мальчик ужасно заикался – наверное, и у Льюиса сейчас то же самое? В голове стоял туман, и губы не шевелились.
– Не волнуйся. Попробуй начать сначала, – донесся голос доктора.
Льюис изо всех сил постарался найти слова, но вскоре сдался и бессильно опустил голову. У Кейт защемило сердце; ей захотелось вскочить и закричать на Гилберта, чтобы он взял мальчика за руку и потребовал оставить его в покое. Она вспомнила сыновей, свой дом и их мир, который создавала годами, и вдруг ясно и с горечью осознала, что не заберет Льюиса к себе. Ему не найдется места в ее доме. Ей придется заставлять себя его полюбить, успокаивать ревность, улаживать неизбежные ссоры и вдобавок постоянно видеть в нем черты Элизабет. Нет уж, это несчастное создание – определенно непосильная ноша для их семьи. Кейт снова взглянула на поникшую макушку. Он ведь мог быть и ее сыном. Ее мальчикам тоже нужна забота. Гордиться тут нечем, но она не возьмет Льюиса.
Поднявшись, Кейт направилась к выходу. Как назло, дверь не поддавалась и захлопнулась с грохотом, и все, кроме Льюиса, обернулись на шум. Кейт бросилась в сад, не разбирая дороги, и только тогда обнаружила, что плачет – впервые с того момента, когда получила известие. «О боже, – подумалось ей, – вот и меня настигла скорбь».
Собравшиеся в гостиной снова обернулись к мальчику.
– Льюис! – позвал доктор. – Ты здесь?
Льюис поднял глаза.
– Попробуй сначала, – как можно ласковее попросил доктор.
– Я хотел… хотел… – Он сделал глубокий вдох. – Хотел руль достать. От той лодки.
– Умница. Ты попросил маму помочь?
– Нет, она сама сказала, что достанет.
– Ты ей помогал?
– Нет, просто смотрел. – Льюис сразу почувствовал, как звучат его слова.
– Поблизости были другие люди или вы были одни?
– Одни.
– Вообще никого не было, кроме вас? Ты уверен?
– Никого, сэр. Простите, пожалуйста.
– Льюис, тебе совершенно не за что извиняться. Ты бросился звать на помощь, верно?