– [104-й]…Вплотную, встань справа от меня…Из машины…
– [11-й, не Пуликовский] 104-й, 104-й… Я… Слиток, приём! Где ты уже находишься, приём?!
– [кто-то за 104-го] 104-й стоит! У него всего лишь: одна большая «коробочка», другая «меленькая»!
– [11-й, не Пуликовский] Хоть это, хоть это, мужики, хоть это, помогите!
– [кто-то за 104-го] Сейчас выясняю!
Связь обрывается…
…3 января 1995 года началось новое наступление. Город брали поквартально, с предварительными ударами авиации и артподготовкой. 18 января был захвачен президентский дворец.
21 января войска северной и восточной группировок встретились в центре Грозного.
В середине февраля организованное сопротивление боевиков прекратилось. Остатки боеспособных отрядов ушли в предгорье и горы на южном направлении.
Общие потери наших войск в ходе новогоднего штурма составили более 1500 погибших и пропавших без вести. В плен попали более 100 российских военнослужащих. По данным федеральной стороны, на начало февраля 1995 года число уничтоженных боевиков превысило 5000 человек.
Потери среди мирных жителей не подсчитаны до сих пор.
Необъявленная война продолжалась.
Восемь месяцев восстанавливалась 131-я бригада после тяжелейших новогодних боёв в Грозном. Но по-прежнему оставалась боеспособной. И доказывала свою боеспособность не раз в ходе боёв в горах Чечни.
Солдаты и офицеры не сломились и не пали духом. А ведь сколько критики, во многом необоснованной, пришлось им пережить! Поганая и грязная штука – война. В прямом смысле слова!
Командир роты, а затем – батальона Рустем Клупов через полтора года после январских событий был удостоен звания Героя России. Служил на различных должностях. Уволившись в запас в звании полковника, стал военным экспертом и аналитиком, проводит большую работу по военно-патриотическому воспитанию молодёжи. Но память вновь возвращает его к тем драматическим событиям.
Наш разговор состоялся накануне памятной даты – 25-летия со дня начала первой чеченской войны.
– Рустем Максович, вспоминая ту войну, сразу заходит разговор о новогоднем штурме Грозного и «гибели» 131-й бригады. До сих пор сочиняют всевозможные мифы. То генералов обвиняют, то журналистов. А правда, наверное, где-то посередине?
– Только кропотливо и точно спланированная операция, поддержанная всеми видами обеспечения (информационным в том числе), могла обеспечить выполнение боевой задачи с минимальными потерями и максимально эффективно. Однако поставленная задача была выполнена ценой жизней солдат и местных жителей, которые страдали от голода, обезвоживания, умирали от ран и болезней.
Любую войну начинают и заканчивают политики. Как всё происходило на самом деле, вы знаете не хуже меня. Об этом теперь все знают. Грубые политические ошибки руководства страны в лихие девяностые сказываются до сих пор. Что касается генералов, то чеченская война стала для них настоящим испытанием. Многие из них выдержали, несмотря на колоссальные трудности и трагические ошибки, некоторые – нет.
Главный миф о гибели 131-й бригады сочинила дудаевская пропаганда, а репортёры подхватили её и растиражировали как настоящую сенсацию. Караул! «Мирные крестьяне» бьют кадровую армию! Много наделавший шума тогда фильм «60 часов майкопской бригады» пользовался большим успехом у обывателей и только подпитывал это мнение.
Однако из всей группировки российских войск только наша бригада и 81-й самарский полк выполнили поставленные командованием задачи в период новогоднего штурма Грозного. Да, конечно, в эти «праздничные» дни на помощь к нам могли пробиться только ангелы, и то только для того, чтобы успеть забрать души наших погибших воинов. Но рассказы о том, как мужественно держался батальон в полном окружении, как стойко сражались и геройски погибали солдаты и офицеры, не пользовались спросом у большинства представителей СМИ.
К концу 1 января 1995 года, когда стала ощущаться нехватка боеприпасов, а раненые умирали из-за того, что кончились бинты, жгуты и другие медикаменты, командование предложило комбригу Ивану Савину своими силами прорываться к десантникам в парк Ленина. К нам прорваться никто так и не смог. Бригада понесла потери до 25 % в живой силе. Была уничтожена техника двух мотострелковых батальонов и двух танковых рот, а также зенитного дивизиона. Однако многим удалось выйти из окружения.
– Вы побывали в настоящем аду. Какие чувства овладевали вами в те новогодние дни?
– В целом воспоминания, конечно, удручающие. Сегодня я понимаю, что мы переломали хребет и перемолотили основные кадровые и наиболее боеспособные бандформирования Дудаева. Но что-то было сделано неправильно. Особенно переживаю за погибших. Смерти на войне разные, есть и совсем глупые, но они не становятся от этого менее трагичными. Жаль, что ничего уже не поправишь.
Я не помню никаких чувств, которые я испытывал там. Только работа, не было времени прислушиваться к своим ощущениям. Был не страх, была постоянная ноющая тревога в душе. Не было сожаления к погибшим тогда, это пришло позже, когда хоронили. И с годами становится нестерпимой мысль о том, что каждого можно было спасти, уберечь, но всё не успеешь.
Не было ненависти и жалости к противнику, а только желание выследить и поразить. Без чувств, без эмоций, без гнева, без страха. Хотя на уровне моторики приучить себя не кланяться пулям и снарядам я так и не научился. А от близкого разрыва падаешь непроизвольно.
– Во время прорыва из окружения погиб комбриг…
– Иван Алексеевич Савин – один из лучших командиров, каких мне пришлось встретить в своей жизни. Не каждому дано оказаться сильнее обстоятельств. Особенно если ты отвечаешь за жизни подчинённых и за выполнение боевой задачи одновременно. К сожалению, полковник Савин не успел стать гением полководческого искусства. Однако он был честным солдатом и командиром. Принял смерть в бою, рядом со своими солдатами. Я горд, что знал его лично и воевал под его руководством. Долгое время его пытались сделать козлом отпущения, навесили всевозможные ярлыки. Уже позже, после многочисленных ходатайств и представлений, ему посмертно было присвоено звание Героя России. Золотую Звезду вручили супруге и дочери погибшего комбрига.
– В ходе боёв в районе железнодорожного вокзала вы получили ранение и контузию, но продолжали командовать своими подчинёнными?
– У меня не было другого выбора. Я сражался за свою жизнь и жизнь своих товарищей. Я понимал, что мою работу лучше меня не выполнит никто. А ранения были лёгкие, осколочные. Правда, под утро получил контузию. Её последствия сказываются и сегодня.
– Поподробнее, пожалуйста.
– Обходил позиции роты. Нас опять начали обстреливать. Самые опасные участки были там, где улицы примыкали к привокзальной площади. В этих местах боевой порядок батальона простреливался насквозь, и мы стали нести первые потери. Там я и схлопотал осколки в ногу.
Под утро нас стал беспокоить танк противника. Подкрадывался по частному сектору от здания ДГБ, делал выстрел по вокзалу и уходил в темноту. От каждого такого попадания мы несли потери, а здание вокзала гудело, как колокол. Заметив в ночной бинокль, где он может находиться, я решил с ним поквитаться. Для выполнения своей миссии взял огнемёт РПО. Оружие что надо! Любое попадание выводит из строя любой танк и прицельная дальность больше, чем у ручного противотанкового гранатомёта. Стал выбираться из вокзала через вход, направленный к ближайшей пятиэтажке. Стал осторожно продвигаться к окну, когда, как мне показалось, над головой взорвался очередной снаряд. На меня обрушилась крыша, и завалило так, что над кучей строительного мусора остались только ноги. Сколько был без сознания, не знаю. Я пришёл в себя оттого, что задыхаюсь. Открываю глаза – темно. Умер? Нет, голова болит, а если что-то болит, значит, живой.
Останавливаю пробегавшего мимо бойца, прошу его позвать ко мне командира 1-го взвода Костю Михеева. У него есть водка, сам приказал сохранить для санитарных нужд. Вот и нужда обрисовалась. Сделал несколько глотков, прямо на виду у командования, и опять в отключку. Очнулся в следующий раз уже, когда светало, но дальше до вечера я не помню, только по рассказам моих товарищей. Они говорят, что поднялся и продолжал командовать, воевал как обычно, но своя память включилась только к вечеру, кода стали готовиться к прорыву.
– Ещё вопрос, весьма немаловажный, особенно для тех, кто побывал на войне – награды. Вы свою Звезду получили только спустя полтора года, а комбриг полковник И. Савин несколько лет спустя. Почему?
– Мне лично не на что обижаться! Мои заслуги в итоге оценены самой высокой наградой государства и народа. Однако любая награда может оцениваться по-разному, и в целом система награждения, на мой взгляд, несовершенна по разным причинам.
Первая причина заключается в том, что оценивают-то смертные люди с их фобиями, собственными понятиями о добре и зле. То есть оценка подвига – это человеческий фактор. А какая оценка будет дана этому подвигу на суде божьем, нам пока неизвестно.
Вторая причина кроется в заведомо корыстном подходе государства к награждению как созданию мотивации граждан к подвигу при защите правящей элиты и по совместительству государства, так как без государства не будет элиты. Здесь очень важно иметь представление и понимание о том, что есть Отечество, Родина, государство и его институты. Например, лозунг императорской России «За веру, царя и Отечество!» объединял народ сражаться за патриархальное государство. Лозунг бойцов Красной армии в Великую Отечественную «За Сталина! За Родину!» отвечал принципам советского периода. За преданность и награждали.
В Чечне нас называли не русской и не российской армией, а федералами. Они (боевики) воевали с именем бога «Аллах акбар», а мы с именем какой-то матери. Скажу больше, мы даже «Ура!» разучились кричать. И лозунгов у нас тогда не было. Только воинский долг и представление о кодексе чести русского воина, солдата, который, кстати, каждый был волен трактовать по-своему.