— Почему ты не спишь? — хрипло спросил муж, щурясь от бликов света.
— А в чем дело, — уточнила я спокойно. — Ты боишься, что я что-то от тебя потребую?
Это я спросила, намекая на его более чем странное поведение, связанное с моей беременностью.
Рус вскинул бровь и качнул головой.
Я вздохнула поглубже, набирая полные легкие воздуха и произнесла максимально холодно:
— В таком случае раз между мной и тобой ничего в спальне не происходит, то тебе и делать здесь нечего. Дверь знаешь где, Рус…
Глава 11
— Я сейчас не понял, Есения, что происходит… — Рус напрягся.
Я видела, как у него каждая мышца заледенела, на руках проступили дорожки вен, потому что он сжимал пальцы в кулаки.
— Я тебе говорю о том, что твоя фраза про потребности, которые я не могу удовлетворить до меня дошла. Я не могу удовлетворить твои потребности в любовнице в постели. Поэтому считаю, что тебе в моей спальне делать нечего. Я не собираюсь ложиться в одну кровать с человеком, который сначала не пойми где таскается, удовлетворяя свои потребности, а потом приходит ко мне.
Я подняла глаза на мужа и увидела, что у него на скулах заиграли желваки, напряглась шея, каждая венка прорисовалась.
Мне казалось, что ещё секунда и Рус меня придушит, но вместо того, чтобы оценить здраво ситуацию, я её усугубила.
— Я не знаю, с кем ты и где таскаешься и не собираюсь быть с тобой рядом по той простой причине, что не хочу ничего подхватить от твоей какой-нибудь очередной любовницы…
— Есения… — сквозь силу, сквозь зубы выдохнул моё имя муж. — Ты можешь мне вообще объяснить, что у нас происходит? Я реально не понимаю.
Я отбросила одеяло, руки затряслись.
Я медленно встала с кровати, приблизилась к Русу максимально близко, так, чтобы он видел мои глаза и видел, что я все знаю.
— Разговор твой с Аликом, — прорычала я, давясь обидой, непониманием, болью. Мне как будто поочерёдно отрубали каждый орган, дыхательную систему, сердце, желудок…
Низ живота был каменным…
Я понимала, что надо выдохнуть и вернуться в постель.
— Я слышала твой разговор с Аликом. Если ты считаешь, что я могла что-то там воспринять не так…
— Ты все восприняла там не так, — перебил меня Рус, и его руки коснулись моих плечей.
Я дёрнулась в сторону и чуть ли не зашипела.
— Тогда, может быть, объяснишь, что означает фраза: ты на выходные с женой приедешь или… — задыхаясь, повторила я начала диалога.
— Господи, Есения ты можешь успокоиться? Ты понимаешь, что ты сейчас находишься за несколько недель до родов и все поднимая со дна каких проблем, усугубляешь свое состояние….
— Это ты усугубляешь состояние, — произнесла я твёрдым тоном. — Вместо того, чтобы сказать мне, Есечка, девочка моя, если ты не хочешь, я никуда не поеду, я останусь с тобой, ты мне говоришь о том, что ты будешь один на этом новоселье у Алика, но я из разговора с лучшим другом знаю, что ты будешь с кем-то другим. У тебя есть любовница? Ты даже не стесняешься это обсуждать с друзьями, делая меня ещё большей дурой в их глазах…
— У меня нет никакой любовницы… — произнес, скрипнув зубами муж.
— А как же те женщины, которые удовлетворяют твои потребности?— зацепилась я за оброненную фразу.
Было очень хорошо, что у дома толстые стены и дубовые двери, потому что мой голос срывался, я рычала и сама не ожидала от себя такой агрессии.
Рус изваяние стоял и только качал головой.
— Если я об этом сказал, это не означает, что у меня есть любовница, — выдал супруг тщательно подбирая слова.
— Тогда объясни мне, что это означает?
— Это означает, что пока моя жена ходит беременная, у неё нет возможности удовлетворять все мои потребности. Какие потребности, подумай головой… — достаточно мягко, и я бы сказала, даже сдержанно произнёс Рустам, хотя ему хотелось орать. И реально меня, видимо, спасала только беременность.
— Рус, я тебе русским языком говорю о том, что я знаю о твоей любовнице, о том, что я слышала твой разговор с Аликом…
— Пожалуйста, не приплетай сюда этого болтуна, ей Богу, Есения. Вот не надо сюда приплетать Алика. Он очень хороший друг, но это друг не для семьи. Это первое. Он очень хороший компаньон, но это не означает, что я с ним буду обсуждать свою личную жизнь.
А вот теперь Рус взбесился.
Он зарычал, сделал шаг ко мне, обнял меня за плечи и постарался прижать к своей груди.
— Пусти меня, не трогай.
— Нет, не отпущу, если ты продолжишь в таком тоне общаться со мной, если ты продолжишь раскручивать эту непонятную историю с какой-то изменой, то у меня не останется ничего другого, кроме…
— Кроме чего? — выдохнул я зло и Рустам замолчал.
Мне было интересно, что же ему останется сделать: запереть меня в лечебнице, отправить раньше времени в роддом или что?
— Рус, что тебе останется сделать? — подалась я вперед.
— Ничего, Еся, ничего.
Муж сделал шаг назад и хрипло произнёс:
— Ты права, я буду теперь ночевать в гостевой.
За мужем закрылась дверь, а я не ощутила какого-то удовлетворения от ситуации, потому что, проиграв, он выставил меня побеждённой.
Глава 12
Глава 12
Я не могла спать.
Наверное, именно из-за бессонной ночи я раньше всех встала и вместо того, чтобы по привычке приготовить завтрак, я налила себе большую кружку чая, накинула на плечи длинный вязанный кардиган, вступилась в мягкие угги и вышла на улицу.
Да ночью было очень влажно, на траве слезами застыли хрустальные капельки росы.
Я уговаривала себя успокоиться, но не могла.
Спустя час я увидела мельтешение в кухонном окне, и Тимур, распахнув его, прокричал:
— Идём завтракать, я яичницу сделал, мам.
Я не знала, как вести себя с Тимуром, потому что не понимала…
Точнее, я понимала, что у него переходной возраст,, что сейчас у него гормоны и желание отстаивать свою позицию, но его слова ранили.
Подняв пустую кружку, я пошла в сторону дома.
Рус уже сидел за столом. Листал что-то в планшете. А Тимур поставил на моё место тарелку с глазуньей и томатами.
— Видишь, как ты учила с овощами.
— Спасибо, — сказала я хрипло.
— И слушай… Я сегодня хотел уехать к Диме Новикову, у него родители уехали на выходные и мы думали порезаться по сетке.
Я прикрыла глаза и гулко сглотнула.
С одной стороны, да, можно было бы отпустить Тимура в гости, потому что находиться с ним мне было тяжело. Я не имела права обижаться на сына, на детей обижаться это лелеять обиду к себе. Ведь я его воспитала, значит, плохо воспитала.
— Тим, ты не поедешь к Диме… — произнесла я ковыряя глазунью.
— Почему? — резко спросил Тимур, сев за стол.
— Потому что в прошлый раз, когда был скандал в школе, этот скандал был из-за Димы, потому что тогда несколько одноклассников были у него, и был алкоголь, были сигареты, и неизвестно ещё, что было. Я не хочу, чтобы мой ребёнок общался в таком окружении.
Тим тихо задышал, насупился, сдавил пальцами вилку, а потом со звоном бросил её в тарелку, резко выдвинул стул и вышел.
Рус, наблюдавший за этой картиной, перевёл на меня взгляд, нахмурился.
И саданул ударом под дых.
— Ты не имеешь права с ним так разговаривать… — произнес растягивая слова муж.
— Имею… — в противовес сказала я, замирая в ожидании еще одного больного тычка в область сердца.
— Ты ему не мать, Есения…
Я уговаривала себя не плакать, молилась, чтобы противные слезы не заблестели на глазах…
— Тебе не кажется… — начал медленно Рустам и я по примеру Тимура швырнула вилкой в тарелку и зарычала:
— Мне не кажется, Рус! — рявкнула я. — Мне не кажется, что я на что-то в отношении Тимура не имею прав! Когда мы познакомились, ты сразу поставил меня перед фактом, что у тебя сын, и я приняла этого сына как своего. Поэтому мне не кажется, что я не имею прав запрещать и что-то еще в отношении своего ребенка делать!
Я резко оттолкнулась от стола и стул проскрежетал ножками по плитке.
— Есения, ты сейчас перегибаешь… — раздалось мне вслед, и я остановившись возле острова, оперлась о него рукой.
— Это ты перегибаешь смея мне говорить, что ребенку, которому я задницу подтирала я не мать. Это ты перегибаешь, потому что не ты бегал с ним по больницам со всеми инфекциями, не ты купал его и не ты рассказывал сказки на ночь! — меня понесло так сильно, что я вообще не тормозила на поворотах. Меня выбешивало, меня оскорбляло поведение мужа, который считал, что имеет право таким мне тыкать.
Под пальцами оказалась сахарница, и я сдавила ее крышку до хруста.
— Есения, у него есть мать… — заметил тихо Рустам и встал из-за стола.
— А где была эта мать, когда он пошел в первый класс. Где была эта мать, когда я из одной больницы в другую с ним ездила из-за того, что он в садике съел кусочек отварной рыбы и ему косточка где-то на корне языка застряла? А где была его мать, когда он отказывался есть и пить во время ангины? Где? Не знаешь? — я резко развернулась и в упор посмотрела на мужа. — Так вот, раз на этом месте всегда была я, значит я имею полное на то право решать пойдет мой ребенок к Диме с ночевкой или нет! И не надо на меня бровями осуждающе косить, Рустам! Я не та двадцатилетняя дуреха, которая делала все лишь бы вы оба с сыном были довольны! Мне почти тридцать и теперь вы с Тимуром постарайтесь, чтобы я была довольна!
Я не выдержала и со злости, а еще от лютой беспомощности сдавила сахарницу и швырнула ее на пол.
Звон и треск раздался на всю кухню.
— Есения… — произнес низким рокочущим голосом Рустам, и я вдруг замерла.
Никогда Рус не делал акцента на том, что Тим не мой сын.
Никогда он не говорил про свою бывшую жену.
Пальцы свело судорогой и я, подняв взгляд, медленно протянула:
— Ты к бывшей решил вернуться, да? Это с ней ты будешь у Алика?