Лето, затянулось вначале на год, а после и насовсем. Первое время, мать еще как-то общалась с родителями, и передавала мне приветы, обещая, что скоро все наладится и она заберет меня к себе, но с каждым годом надежды на это становилось все меньше и меньше. Да и честно говоря с дедом и бабушкой жить было гораздо интереснее, чем с родителями. Из тех редких моментов, что отложились в моей памяти, я помню только домашние ссоры, вечно пьяного отца, возвращающегося с работы, как тогда говорили «на рогах», постоянную нехватку денег, из-за которых, я с завистью смотрел на соседскую семью, у детей которой всегда были самые разные игрушки, а у меня единственный желтый плюшевый медвежонок Тимка, с полуоторваной лапой, с которым я не расставался ни днем не ночью. Да и того прислали мне именно дед с бабушкой.
И честно говоря став уже чуть по взрослее, я с каждым разом замирал в опасении, когда от матери приходило очередное письмо, остро надеясь, что у нее найдется очередная причина, из-за которой вот именно сейчас, она не сможет меня забрать из Шарагола. Причина, как обычно находилась, и я прыгал от радости и был как никогда счастлив этому, а бабушка, глядя на меня, тайком утирала слезы. Здесь в Бурятии мне было хорошо. Я общался со сверстниками, ходил на рыбалку на речку Чикой, охоту с дедом, летом с бабушкой мы уезжали к ее многочисленной родне, проживающей по ту сторону границы, в Монголию, где я научился, как настоящий монгол, скакать на неоседланной лошади, как настоящий ковбой, не сходя на землю, собирать пасущихся лошадей в один огромный табун, принимать участие в монгольских празднествах и выходить в круг соревнуясь в бүхэ барилдаан — национальной борьбе. И не скромничая скажу, что довольно скоро вышел в число несомненных лидеров, ни однажды побеждая многих соперников.
Здесь, на границе с Монголией многие жители имели свободный пропуск на ту сторону границы, для посещения родственников. Все это считалось в порядке вещей, помимо того, что посещая родных живущих на другой стороне, довольно часто удавалось приобрести то, что другой раз было невозможно найти в местных магазинах. Увы, но большинство поселков снабжались именно по третьей категории. То есть в магазине, можно было приобрести пиленый сахар, кое-какие крупы, осклизлые макароны, моментально слипающиеся в один комок, стоило им оказаться пусть даже в кипящей воде. Полки местного гастронома, были снизу доверху заполнены консервными банками с морской капустой, богатой йодом и белками, которая никому была не интересна. Завтраком туриста из пшённой или перловой каши в томатном соусе с легким привкусом мяса. Килька в томате была уже за радость, и раскупалась практически моментально. А любые консервы в масле, можно было достать, только в Кяхте или же Улан-Удэ.
Мясо до нашего села не доходило по той простой причине, что это считалось излишним. Действительно зачем снабжать мясом, или колбасой людей, когда в подворье почти каждого из них, имеются либо свиньи, либо овцы, либо куры. И тем более охотников, которые сами могут добыть и изюбра, и оленя, да и дикого кабана. Кроме консервных банок, там же присутствовали груды грузинского чая, который если и покупали, время от времени, и то, только те, у кого не было возможности перейти в Монголию, и отовариться в их магазинах и передвижных лавках.
С другой стороны, и там тоже было не все ладно. Например, каждый раз отправляясь в гости к монгольской родне, мы обязательно брали с собой мешок сахара, муки, риса. Все это у нас стоило гораздо дешевле чем там, и поэтому всегда принималось с радостью. Зато оттуда к нам приходило то, что у нас невозможно было купить ни за какие деньги. Те же самые джинсы, которые в Улан-Уде доходили до ста пятидесяти рублей за пару, в Сухэ-Баторе, свободно лежали за пятьдесят местных тугриков. Если учитывать, что один рубль с радостью меняют на четыре тугрика, получается, что те же польские «Montana» стоят всего десять пятнадцать рублей. Правда разница все имелась, уже «Super Rifle» в монгольских магазинах доходил до сотни тугриков, хорошая кожаная обувь, оценивалась примерно во столько же, кожаные куртки с меховой подстежкой, местного производства стоили совсем недорого, а турецкие, которые свободно продавались по всей Монголии уже втрое дороже. Но так или иначе, приобретать все это там, было гораздо выгоднее. Правда и тут имелись свои нюансы.
Если скажем я приехав к родным в Монголию, купил все это, то перевезти все это через границу, довольно сложно. На пограничных постах возникают неудобные вопросы о том, где взял иностранные деньги, откуда, кто подарил и так далее. В итоге, могут выписать штраф, а иногда и конфисковать купленное. Другое дело, если все это привозят родные, которые объявляют все эти вещи собственными вещами, и никаких вопросов не возникает. Правда имеются еще и «дырки», своего рода, нелегальные проходы через границу, но это совсем другая история.
Однажды, будучи еще в «нежном возрасте», я как-то спросил деда, как согласуется его служба в милиции, и контрабанда. Потому, как использование «дыр», иначе назвать никак не получается.
— Я, хоть и милиционер, — ответил он мне, — но далеко не идиот. Уж если, наше руководство не желает нас нормально обеспечивать самым необходимым, почему бы мне самому не побеспокоиться о том, чтобы моя семья была одета и обута, как полагается.
Став чуть по старше, я и сам много раз проходил мимо пропускных пунктов, перевозя в Монголию то, что требовалось моей родне, и закупая там, то, что было нужно мне. Нет, мы никогда не занимались перепродажей купленного на рынках, но свою семью обеспечивали от и до. Кстати, имелся довольно интересный нюанс, о котором многие знали, пользовались, но под дамокловым мечем уголовного кодекса молчали как рыба об лед. Дело в том, что в Монголии помимо официальной валюты — Тугриков, имели хождение и доллары США. Правда, они имели хождение строго неофициально, потому как по Монгольским законам, за торговлю валютой предполагался чуть ли не расстрел на месте. Но тем не менее, например, меха, некоторые шкуры, золотой песок, нефрит и необработанные драгоценные и полудрагоценные камни, мясо некоторых зверей, продавались и покупались только и исключительно за валюту.
В общем жили весело и зажиточно. Конечно за все приходилось платить, но такая жизнь нравилась мне гораздо больше, чем та, что была у меня в раннем возрасте.
Глава 2
2
Дед до самого выхода на пенсию служил в райотделе милиции, раскатывая по району на выделенном ему козлике ГАЗ-69. Выйдя на пенсию, он выкупил свой автомобиль по остаточной стоимости. Ему как ветерану войны, орденоносцу, пошли навстречу, и разрешили оставить автомобиль у себя. Разумеется не обошлось без взяток, но иначе никак. Он привел его в порядок, заменил двигатель, для чего обменял в соседнем совхозе запоротый двигатель с похожего автомобиля, на что-то достаточно ценное, и из двух имеющихся собрал один, который работал как часы.
В те времена, не задумывались о тюнинге, да и по большому счету и слова-то этого никто не знал, поэтому самым важным для деда было то, чтобы двигатель работал без сбоев, трансмиссия была в порядке, кузов не сильно ржавел, и чтобы печка зимой грела достаточно хорошо. Брезентовый верх был снят, и по его образцу был сшит точно такой же, но с войлочной прослойкой, а изнутри облицован кожей, в чем помогли монгольские родственники. И сейчас, козлик выглядел даже лучше, чем, когда только был выпущен с завода, хотя внешне, практически не изменился.
Бабушка, умерла в семидесятом году. Об этом никогда не говорили, но оказалось, что она старше деда почти на десять лет. Впрочем, за все время, что я прожил в нашей семье, я ни разу не слышал дурного слова ни в сторону деда, ни в обратном направлении. А дед, буквально боготворил свою жену, во всем стараясь ей помочь и сделать ее жизнь легче. Да и для меня, бабушка была самым важным человеком в жизни. Именно она, заменила мне мать, и я частенько называл ее эгч, что в переводе с монгольского значит — мама.
Всем, что я знаю и умею, я обязан этим двум людям, полностью заменившим мне и мать, и отца. От бабушки я получил многочисленную монгольскую родню, свободное знание монгольского языка, обычаев этого народа, и образа его жизни. И хотя мне нравилось далеко не все, я всегда с удовольствием приезжал к ним в гости, и всегда меня принимали с распростёртыми объятиями. Именно бабушка, училась вместе со мною с самого первого класса нашей сельской школы, разбирая буквы «Азбуки» и читая первые строки «Букваря».
Дед, тоже не отставал, от неё. Я хоть и не заканчивал в силу своего возраста никакого техникума или профессионального училища, но мог отремонтировать любой двигатель, любой автомобиль из тех, что встречались на моем пути. Кроме того, так же свободно, как по-монгольски и по-русски, я разговаривал на родном дедовом испанском языке, знал несколько расхожих фраз на общем китайском, и при необходимости мог даже изобразить несколько иероглифов. Был неплохим охотником, во всяком случае, вполне свободно читал следы в наших лесах, и редко возвращался домой без добычи. В шестнадцать лет получил права на автомобиль, хотя и до этого момента, свободно пользовался дедовым «козликом», просто потому, что здесь нет гаишников, а единственными представителями милиции были вначале дед, а следом за ним его друг Владимир Степанович и при наличии умения, можно не особенно обращать внимания на наличие документа, на право вождения транспортного средства.
Все складывалось более чем хорошо, я даже нашел себе подругу, и хотя в силу малолетства о женитьбе пока не говорили, но вполне подходили друг к другу, а порой и спали вместе, и никто в поселке не был против таких отношений. И вдруг произошло то, о чем я говорил в начале повествования. Самая же главная проблема, вернее одна из них, заключалась в том, мне придется уезжать из страны. Причем не просто переехать границу и остановиться в любом из улусов, благо что родни на той стороне хватало, а искать место где-то очень далеко. Просто в улусе, меня достанут также легко, как и дома. Ведь Монголия, хоть и считается самостоятельным государством, но всем здесь заправляет именно Советский Союз. И потому вытащить меня из любого улуса, будет проще простого. И не поможет здесь ничего, даже то, что, уйдя на территорию сопредельного государства, я буду считаться местным.