— Мое. Сколько с меня пошлина?
— Ваше сиятельство, так считать надо…
— Вы, любезнейшие, для того сюда и пожаловали, — Лиля играла перьевой ручкой. Крутила ее между пальцами.
— Значит… три корабля… с грузом товаров, — начал подсчитывать кудрявый.
— Ошибка, любезнейший, — Лиля была сама доброта. — Три корабля лично графини Иртон.
— И…
— А насчет груза товаров — неправда. Графини не торгуют.
— А… — попытался встрять второй.
— Если у вас есть сомнения — обратитесь лично к Его Величеству.
— Ваше сиятельство, так ведь трюм же весь в сундуках.
— Это — личные вещи. Мои, моей падчерицы, моих людей, — обрезала Лиля. — Вы что — полагаете, графиня Иртон обязана путешествовать, как простолюдинка? Фи, любезнейший.
— Ваше сиятельство…
— За три корабля — три золотых. За людей… Лейф?
Лейф громыхнул по полу каюты так, что Лиля даже испугалась. Проломит еще…
— Сколько у нас людей на кораблях?
— Сто восемь человек, Ваше сиятельство.
— Итого — пятьсот сорок медяшек. Для ровного счета — пятьсот пятьдесят. Одиннадцать серебряных монет.
Лиля отсчитала требуемое и выложила на стол.
«Таможенники» сглотнули — и принялись выписывать нужные документы.
Ее сиятельство графиня Иртон.
Три корабля.
Груз — личные вещи.
Никаких проблем.
Ханганы даже и не заплатили. Ибо Рашад устроил такой стон и плач: «Унижают, оскорбляют, с наследника престола деньги драть пытаются, да что ж это делается-то люууууди добрыыыыые?!», — что таможня сама бы ему приплатила, лишь бы отвязался.
Но это было только первым актом.
Вторым — пришлось отойти от берега и встать на якорь посредине бухты. И выставить часовых — по восемь на корабль.
Зачем?
Воруют.
Все, что гвоздями не приколочено. Могут подплыть на шлюпке, забраться на корабль… ну и немножко отнять и поделить.
Лиле это было сто лет не надо, так что она отписала записку отцу — и попросила Лейфа отправить.
А пока побудем на корабле.
Где останавливаться Лиля еще не решила.
С одной стороны — графиня должна жить с мужем.
Ага. В доме, которому до Иртона, как до луны пешком. Судя по рассказам Мири — домик был так себе. Человек двадцать поместятся. Но больше — вряд ли. А охрана?
А вирмане?
А ханганы?
Нет, у тех тоже есть посольство, но…
Амир — ее пациент — это первое.
Мальчишке не хочется в посольство — второе.
Они там просто не разместятся — третье и главное.
Ативерна и Ханганат — два противоположных конца континента. И на фиг они друг другу? Ни торговли, ни границ, так, диковинки возят…
Поэтому и посольство средней паршивости. Да, красиво, по-восточному богатое, но маленькое. Человек так на двадцать вместе со слугами.
А потому… Лиля была за компромиссы.
Где бы умудриться так устроиться, чтобы всех разместить?
Август явился на следующее же утро. Лиля уже встала, уже успела сделать зарядку — и как раз разговаривала с Тахиром, когда в дверь каюты заколотили.
— Госпожа, ваш отец поднимается на борт!
Лилю словно кнутом стегнули.
— Проси, — голос несолидно сорвался.
Вот так. Сейчас у тебя первый экзамен в этом мире. Страшно — до ужаса. Но если тебя признает «отец» — дальше будет легче.
А если нет…
Убивать?
Лиля закусила губу.
Убивать человека, который тебе ничего плохого не сделал? Вся вина которого в том, что он тебя любит?
Что-то внутри активно сопротивлялось даже мысли.
Нет, Лиля понимала, что в крайнем случае, если ей не оставят выхода..
Не хочу!
Дверь скрипнула.
И Лиля поднялась из-за стола.
В каюту влетел пожилой человек.
— Доченька моя!
То что случилось дальше, Лиля списала на остатки личности Лилиан Иртон.
— Батюшка!
Возглас был пронизан такой искренней любовью, которую не сымитировал бы и самый лучший актер. И Лиля повисла у мужчины на шее.
Ивар, проводивший Брокленда в каюту, прикрыл за ним дверь и встал на стражу.
Минут пять Лиля просто ревела в голос. Потом мужчина кое-как оторвал ее от себя и принялся вытирать ей лицо влажноватым платком.
— Ну, что ты, маленькая моя, не плачь, все ведь хорошо.
Куда там. Слезы хлынули потоком. И прошло не меньше десяти минут, прежде чем Лиля смогла высморкаться и начать разговаривать.
Впрочем, оглядеть Августа из-под платка ей это не помешало. И прийти к выводу, что в юности папаша был тем еще сердцеедом. Он и сейчас был очень даже… ух!
Высокий, немного выше Лили, широкоплечий, с полностью седыми волосами и неожиданно черными бровями, с загорелым лицом человека, который много времени проводит на воздухе и сильными руками…
М-да. Есть в кого красоткой быть. Даже без учета матери.
Теплая рука гладила Лилю по волосам. Она и не надеялась, что в этом мире найдется для нее родной человек. Но теперь…
Какой бы Август ни был — она отчетливо понимала, что не сможет отдать приказ о его устранении. И сама тоже не сможет… хотя экстракт наперстянки здесь и не обнаружат…
— Батюшка…
— Ну-ка, убери тряпку, дай мне на тебя поглядеть…
Сильная рука приподняла Лилю за подбородок — и женщина скромно потупила глаза.
— А отощала вся. Одни глаза остались…
— Я ребенка потеряла, — неожиданно призналась Лиля.
— Знаю, — Август сверкнул по-молодому яркими глазами. — Я Иртону яйца оторву!
— Стоит ли?
— Вот даже как? Любишь его?
Лиля замотала головой.
— Любила. Раньше. Потом же… Ну, неважно. Что теперь уж жаловаться.
— Лилюшка…
— И не проси, батюшка. Не надо… мерзко это. Я когда ребенка потеряла, во мне все перегорело.
— Я могу добиться у Эдоарда раздельного проживания для тебя и Иртона.
— Можешь. Но пока не надо.
— Почему?
Лиля вздохнула. Ну вот. А теперь — как в пропасть. Если это пройдет — остальное будет легче.
— Потому что как графиня Иртон я выгоднее для нашего дела. Поэтому сначала надо попробовать договориться по-хорошему. А уж потом, если не получится…
Август присвистнул. И как-то пристально посмотрел на дочь.
Лиля подняла голову — и бестрепетно встретила этот взгляд. Она знала, что сейчас можно увидеть.
Молодую блондинку с длиннющей косой, полноватую, в белом и зеленом, с графским браслетом и кольцом на руке, красивую, хотя и несколько зареванную.
А еще — ум и решительность. То чего и в помине не было у прежней Лилиан.
— Вот даже как?
Лиля молча кивнула.
Остальное пусть сам себе додумает. Но Август молчал. Лиля тоже не стала ничего говорить. Незачем.
— А ты изменилась, дочь. Я не ожидал от тебя таких слов…
— Когда тебя перестают любить и защищать — умнеешь быстро, — Лиля смотрела прямо и спокойно. — Я изменилась, отец. Я поумнела, надеюсь. Я по-прежнему твоя дочь… но уже не такая маленькая.
Август смотрел удивленно. Лиля развела руками.
— Ты видел меня последний раз почти два года назад. За это время я потеряла ребенка, меня пытались убить… я уже со счета сбилась, сколько раз, я узнала, что у моего мужа есть любовница, а до меня ему дела нет… было бы удивительно, останься я прежней. Даже не так, нет. Будь я прежней, ты бы сейчас за мою душу Альдонаю молился.
— Вот это верно.
— Так что… отец, ты сможешь принять меня — такой, какая я стала? Легко любить ребенка. Легко защищать беспомощную женщину. А вот такую меня?
В каюте повисла тишина. Лиля ждала ответа, кусая губы. Ну же…
— Такой дочерью можно гордиться. Знаешь, ты сейчас так похожа на мать… только глаза у нее были синие, как море…
— Знаю, — всхлипнула Лиля. — Я тут кое-что сделала…
В следующие два часа Август одобрил кружево Мариэль и стекло Мариэль.
Восхитился подзорной трубой, потребовал себе такое чудо — и тут же получил три штуки в красивом футляре, восхитился калейдоскопом, познакомился с Мирандой — и был тут же представлен принцу Амиру.
Успел переброситься парой слов с Лейфом, спросив что-то насчет Эрика Эрквига, получил ответ — и расплылся в улыбке, мол, старый друг здоров — это хорошо…
Лиля наблюдала со стороны. И ей все больше нравился этот серьезный мужик, оказавшийся ее отцом. Чем-то он был похож на ее отца из того мира, на Владимира Васильевича…
Своей обстоятельностью, юмором, деловитостью… только бы все срослось!
Когда они-таки опять оказались в каюте, Лиля приказала подать отцу выпить и закуски, а сама принялась за привычную трапезу.
Фрукты и овощи. Благо, они в порту. Так что Лиля могла себе ни в чем не отказывать.
Август выпил пару бокалов вина, отдал должное кухне и осуждающе посмотрел на дочь.
— Ничего не ешь. Тебя скоро ветром сдувать будет.
По мнению Лили — еще килограмм пятнадцать были лишними, но спорить она не стала.
— Я пока ничего не хочу. Поговорим о делах?
— И о каких же, Ваше сиятельство?
Август явно поддразнивал дочь, глаза сияли мягкой усмешкой…
— О важных, — Лиля улыбнулась. — Я в столице. И меня желал видеть Его величество.
— Как только он узнает, что ты прибыла…
— Когда?
— Хм-м… дня три-четыре. Полагаю, потом ему на стол ляжет доклад.
— То есть три дня мне на то, чтобы чуть-чуть бросить якорь — и надо уже во дворец?
— Умничка.
— Знаю. У меня есть несколько вопросов. Первый — мои люди.
— Что ты планируешь?
— Разумеется, они должны остаться при мне.
— А размещать ты их где будешь? Кто у тебя планируется?
— Ну, команды кораблей я не трону. Кто-то должен на них оставаться, — задумалась Лиля. — Далее. У меня примерно тридцать человек вирман, даже чуть больше, включая женщин и детей, Миранда, слуги, мастера, ханганы… короче рассчитывать надо человек на семьдесят. Можно без особых удобств, но — вместе.
— А ханганы…
— Принц еще не поправился.
— Так пусть живут в посольстве с этим… Тахиром…