И напротив, неожиданная удача – настораживает. Когда на обратном пути с мешками, полными провизии, они обнаруживают в них также и заплаченные за нее деньги, – братья испытывают тревогу: «И метнулось их сердце, и с трепетом сказали они друг другу: что это Бог сделал с нами!» (Бт. 42, 28).
В результате своей поездки они не только признаются себе в содеянном, но и раскаиваются в нем. Как пишет великий законодатель и философ Маймонид, для истинного раскаяния необходимо еще и удостовериться в том, что в аналогичной ситуации человек не пойдет по проторенному пути и не совершит того же прегрешения. (Вспомним «голубого воришку» из Ильфа и Петрова: «Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился…») Иосиф вскоре предоставляет братьям возможность проверить, насколько их раскаяние истинно.
Голод в Земле ханаанской крепчает, и братьям снова надо собираться в Египет. Памятуя, что египетский правитель потребовал в следующий раз привести с собой младшего брата, Вениамина, в первый приезд оставленного с отцом, они уговаривают Якова отпустить его с ними. Иуда клянется жизнью своей, что не вернется без младшего брата. Тем самым он как бы исправляет свой давний проступок, – когда братья вводят отца в заблуждение, сообщив ему, что сына – Иосифа – будто бы растерзали дикие звери…
И вот братья стоят перед все еще неузнанным ими Иосифом. Увидев сына своей матери, Вениамина, могущественный египтянин внезапно удаляется и от волнения плачет в своих покоях. Образ мужчины в еврейской традиции сильно отличается от понимания мужского поведения в русской и западной культурах, где мужеством считается сдерживать свои чувства, а слеза мужчины обязательно скупа. Иудею не зазорно испытывать эмоции, открыто их выражать и даже расплакаться при встрече с красивой девушкой, как это происходит с Яковом при первой встрече с Рахилью (Бт. 29, 15).
Пополнив запасы, братья в полном составе отправляются в обратный путь. Но по приказу Иосифа перед отъездом в мешок Вениамина слуги втайне подкладывают серебряный кубок. Не успевают они отъехать, как за ними начинается погоня, их обвиняют в неблагодарности: они украли кубок принявшего их правителя. Братья в растерянности: «У кого из рабов твоих будет найдено, тот умрет, а мы все будем ему (т. е. правителю – прим. авт.) рабами» (Бт. 44, 9). Кубок обнаруживают в мешке Вениамина, и братья с понуренными головами вновь предстают перед Иосифом. В наказание за содеянное Иуда предлагает Иосифу обратить их всех в рабство. Но египтянин справедлив: «Лишь тот, у кого найден кубок, будет мне рабом» (Бт. 44, 17). Таким образом, братья оказываются в той же ситуации, что и накануне продажи в рабство Иосифа. Они могут оставить Вениамина и спокойно возвращаться домой. Наступает решительный момент. Как поведут себя братья на этот раз? Насколько истинно их раскаяние?
И вот Иуда выступает перед правителем Египта и подробно, с достоинством, пересказав произошедшее с ними и упомянув, что отец не выдержит потери Вениамина, предлагает себя в рабство вместо младшего брата. Круг закрывается, Иуда на деле доказывает себе, что со старым покончено навсегда. Только тогда, превозмогая рыдания, признается Иосиф: «…я – Иосиф, брат ваш, которого вы продали в Египет; но теперь не печальтесь и не жалейте о том, что вы продали меня сюда, потому что Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни» (Бт. 45, 4–5). Он не таит на них злобы, они прощены, ибо доказали – ему и, самое главное, самим себе, – что с былым малодушием покончено. Таким образом, раскаяние способно преобразовывать прошлое: «… не вы послали меня сюда, но Бог» (Бт. 45, 8). Иосиф не упрекает их, не корит их описанием своих страданий в рабстве. Впрочем, братьям все еще не так легко поверить в великодушие Иосифа. Поэтому позже, перед смертью отца, Иосиф вновь заверяет их, что не таит на них зла: «И сказал Иосиф: не бойтесь, ибо я боюсь Бога; вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей; итак не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших. И успокоил их и сердечно говорил с ними» (Бт. 50, 19–21).
Эта библейская история содержит в себе все элементы процесса, ведущего к прощению. Согласно Маймониду, тому, у кого просят прощения «…запрещено ожесточать сердце свое и отказываться от примирения. Напротив, он должен с легкостью принимать любую попытку умиротворения, а обижаться – с трудом. Когда у него просят прощения, надо искренне и с добрым сердцем согласиться» (Законы о раскаянии 2, 10). Но ведь в нашей истории братья даже не успели попросить прощения. Тот же Маймонид в другой части свода упорядоченных им законов «Мишне Тора» замечает, что тот, кто прощает причинившего ему зло человека, не упрекая его и не тая обиды, по-настоящему богобоязнен» (Законы о знании 6, 9). Иосиф своими глазами увидел, что братья раскаялись, и поэтому сам великодушно простил их. В то же время бессмысленно прощать человека, если он не только не раскаивается в содеянном, но и продолжает идти по дурному пути…
Интересно, что в иудейском понимании прощение более благотворно действует на того, кто прощает, чем на того, кого прощают. Для Иосифа прошлые страдания приобретают иной смысл: он видит в них Божественный промысел, который позволяет выжить всей его семье. Прощение возносит его над страданием, как бы исчезающим в дымке прошлого. Прощение освобождает от неприязни, ожесточения и озлобленности, что подчас так сильно отягощают сердце. Неудивительно, что иудею предписано перед отходом ко сну вслух простить всех, кто нанес ему материальный или всякий иной ущерб, кто оскорбил его словом или делом, умышленно или непреднамеренно. Неудивительно, что разрушение Иерусалимского храма наши мудрецы считают греховным следствием непримиримости, злопамятства и беспричинной вражды.
Еврей – это не просто лицо еврейской национальности
Книга, профессора Монреальского университета Якова Рабкина «Во имя Торы: история еврейского сопротивления сионизму»[34]– это рассказ о том, почему большинство мыслителей и духовных лидеров иудаизма в свое время отвергли еврейский национализм, а многие отвергают его и сегодня. Она отражает взгляды целого круга опирающихся на Тору критиков сионизма, основываясь на представлении о евреях, как о народе, который в течение столетий сплачивался вокруг Торы и ее заповедей. Отказываясь сводить понимание еврейской общности к западной концепции нации, они отрицают идею политического самоопределения евреев в принципе.
Обозреватель МЕГ Антон Трубкин встретился с Яковом Рабкиным в Москве.
А.Т.: Почему после многих лет в эмиграции Вы приехали в Россию?
Я.Р.: Я эмигрировал в семьдесят третьем и вернулся в СССР лишь в восемьдесят восьмом году, когда раввин Адин Штейнзальц попросил меня помочь с организацией ешивы. Это было мое первое возвращение за 16 лет. С тех пор приезжаю каждые два-три года.
А.Т.: Что Вас привело в Москву на этот раз?
Я.Р.: Международная конференция «Иерархия и власть». На заседании о применении насилия я выступил с материалами своей недавней книги об отношении к насилию в еврейской традиции и современной сионистской практике. Доклад был принят хорошо.
А.Т.: Когда-то рабби Зоненфельд сказал, что вместе с Теодором Герцлем в Святую землю вошел ад. Ваш комментарий.
Я.Р.: Моя книга именно о том, как и почему традиционные евреи, вроде раввина Зоненфельда, отнеслись отрицательно к идее сионизма. Книга вышла сначала по-французски, потом вышел итальянский перевод, а английский вариант опубликован несколько месяцев назад. Эта тема, похоже, интересует многих. Я не так давно был в Киеве на конференции о мультикультурализизме и национальном единстве. И там тоже говорил о теме своей книги, которая в значительной степени относится не только к евреям, но ко всем тем, кто задает вопросы о том, что такое национальная идентичность, зависит ли ее сохранение от наличия национального государства. Почему столь категорично отрицают саму идею еврейского государства именно те евреи, которые наиболее ревностно хранят свои обычаи и образ жизни?
А.Т.: Как по-вашему, будущее еврейской культуры за религией? За идеологией сионизма, если, конечно, такая идеология есть? Все-таки государство уже создано… И если это, по мнению некоторых, историческая ошибка, то это ошибка длиной в полвека. Государство уже создано, и сионизм вряд ли можно назвать государственной идеологией.
Я.Р.: И да, и нет. Я часто езжу в Израиль – гораздо чаще, чем в Россию. Так вот однажды, лет десять назад, я ставил машину на одной из улиц Иерусалима, а передо мной другой человек парковался. Я ему говорю: «Ты чуть-чуть туда поближе поставь». «Не учи меня сионизму», – ответил он. Очевидно, слово «сионизм» означает прописную истину, в то время как в самом государстве Израиль образуется самосознание новой исторической общности, отличной от той, что обычно считается еврейской.
Со мной в Киеве был израильский философ Иосиф Агасси. Так вот, он с тридцатью восемью другими израильтянами потребовал, чтобы их национальность в удостоверении личности была указана израильской. Им отказали, ибо государство официально считается еврейским. Признание израильской национальности противоречит сионистской идеологии, идее об исторической родине евреев всего мира и т. п. Признать, что Израиль – это просто государство живущих в ней граждан, означает отказ от сионизма. Естественно, что государственные структуры охраняют сионистскую идеологию, хотя на практике израильское общество уже давно стало многонациональным.
Что касается будущего… Историки будущим не занимаются. Еврейские диаспоры развиваются своим ходом, в связи с Израилем, или независимо от него. Это вполне нормальное явление. Необходимость приспосабливаться к существованию центра, которому уже почти 60 лет – новая ситуация для евреев, похожая на ту, что возникла 2000 лет тому назад, когда в результате разгрома восстания Бар Кохбы и всей еврейской государственности создавался иудаизм, независимый от территории и иерусалимского Храма. Сегодня переход уже не такой резкий, ибо мало кто считает, что провозглашение государства Израиль меняет диаспорическую сущность иудаизма, мало кто предлагает немедленно приступать к воздвижению третьего храма в Иерусалиме