«…Бертран, Бертран, не смотри на меня так! Если бы это было легко: найти Голубя и Пчелу в «гиперборейской стране»! В телефонном справочнике здесь свыше тысячи Голубевых, Голубцовых и просто Голубов! И ни одной Пчелы или хотя бы Пчелинцева! А ведь телефоны есть не у всех… Оставшихся дней мне не хватит, чтобы побывать даже у половины. Как и где мне искать? Бертран, я боюсь спать, я не хочу видеть твои глаза!..»
«…Бертран, скажи, как мне их найти?! За все то, что я сделал, я наказан так, как не накажет ни один суд. Смерть давно не пугает меня, но мне страшно, когда приходит время спать, мне страшно открывать глаза поутру. Потому что ночью приходишь ты, а утром я помню все. Подскажи, Бертран! Как мне искать их? Или хотя бы одного? Может, дело вовсе не в фамилии или имени? Тогда как я их узнаю? Скажи, Бертран! Дней моих осталось совсем мало, а сил уже нет совсем…»
«…Спасибо, Бертран! Я понял: ангел укажет дорогу; а когда я найду Пчелу, будет знак. Я найду этого ангела, чего бы мне это не стоило. Я найду…»
Здесь обрываются записи Ломтева. Из них понятно только то, что он кого-то и зачем-то очень искал. Причем, у разыскиваемых фамилия в той иной степени должна была быть по происхождению связана с голубем или пчелой. «Голубей» в нашей стране, действительно, много, о чем свидетельствует и подпись под этой статьей. А вот с пчелами хуже… Мы, наверное, так и не узнаем никогда, удалось ли Ломтеву найти кого-нибудь из этой парочки, и кто такой таинственный Бертран, не дававший ему спать по ночам. Тайну эту Ломтев-Слайс унес с собой навсегда. Впрочем, как подтвердил нам специалист-психиатр, скорее всего, эти записи свидетельствуют о наличии у преступника стойкого бреда — верного признака душевного заболевания…
«Оппозиционная газета» постарается держать своих читателей в курсе расследования по этому делу.
Отложив газету, Кузьма достал из ящика стола записную книжку, раскрыл ее на нужной странице и набрал номер. Ответили сразу: после первого же гудка голос в наушнике официально доложил:
— Григорович слушает!
— Здравствуй, Николай!
— Здравствуйте, — удивленно отозвался голос, и Кузьма пояснил: — Это Телюк.
— А — а, — уже веселее сказал Григорович, — давно не виделись. С тех пор еще как ты в газете работал… Я слышал, ты уже главный? Как дела?
— Нормально, — доложил Кузьма, хотя как раз нормального в его делах сейчас ничего не было, — а как ты?
— Что я? — голос Григоровича погрустнел. — К пенсии вот готовимся. У нас это быстро: выслужил срок — и гуляй!
— В каком ты звании?
— Подполковник.
Судя по всему, званием Григорович тоже не был доволен.
— А полковником быть хочешь?
На другом конце провода ненадолго замолчали. Потом Григорович деловито спросил:
— Это предложение?
— Именно! — подтвердил Кузьма. — Ты в курсе дела по убийству Ломтева?
— Еще как!
— Вечером, перед тем, как его убили, он был у меня. Рассказывал…
— Понял! — прервал его Григорович. — Остальное при встрече. Говори, как доехать…
Слушал Григорович замечательно. Не перебивал, не задавал вопросов; только склонив лысую голову, делал пометки в толстой записной книжке. Рассказывая, Кузьма время от времени бросал взгляд на лицо приятеля, каждый раз убеждаясь, как сильно тот сдал с тех пор, как они не виделись. Бледное лицо, длинный острый нос, глубоко сидящие в глазницах блеклые глаза, вокруг которых заметно просматривалась паутинка морщин. Они познакомились много лет назад, когда Коля, как его звали тогда между собой журналисты, стал пресс-секретарем Службы, организации, даже мимо здания которой раньше проходили со страхом. Коля демонстрировал образец демократических преобразований в своей системе: организовывал пресс-конференции с руководством, сам много и охотно встречался с журналистами, с готовностью откликался на их просьбы. Тогда между ним и Кузьмой, молодым сотрудником расцветающей новой газеты «День страны», установились добрые приятельские отношения, подкрепленные совместными походами по злачным местам. Единственное, чего избегал Кузьма во время таких загулов, были поездки к девочкам. Григорович, наоборот, считал девочек главным пунктом в меню, поэтому их неформальные встречи сами собой сошли на нет, но на деловых связях это не отразилось. Кузьма никогда не подводил приятеля: всегда давал его информацию только в заранее оговоренных рамках, а если нужно было организовать утечку в прессу без ссылки на источник, делал как нужно, хотя однажды это доставило ему серьезные неприятности. Несколько лет назад руководство организации, в которой служил Коля, поменялось, и новый начальник убрал чересчур дружески настроенного к журналистам пресс-секретаря.
Выслушав рассказ Кузьмы, Григорович задумчиво почесал ручкой лысину.
— Откровенно говоря, даже не знаю, как быть, — сказал, закрывая блокнот. — По крайней мере, вот так сразу сказать не могу.
— Почему? — удивился Кузьма.
— Потому что это, как сказал этот твой следователь Пыткин, профессионалы. Быстро мы их не найдем: наверняка, живут где-то на съемной квартире, а квартир таких в городе — тысячи. Приставим к тебе охрану — заметят и не подойдут. Еще и шлепнут издалека. Со зла.
Кузьме такая перспектива не понравилась.
— Они меня и так сегодня едва не шлепнули.
— Если бы хотели — сделали! — спокойно заметил Григорович. — Но пока у них есть хотя бы один шанс получить от тебя этот баул с деньгами, не тронут. Потом — да!
Это предположение понравилось Кузьме еще меньше.
— Надо посадить засаду здесь и у меня дома. И ждать, когда придут.
— Они не придут. Они тут уже были и все проверили. Кроме того, понимают, что наследили, поэтому будут сторожиться. Их можно только выманить. На то, что ищут.
— Давай поищем баул! — предложил Кузьма.
— А ты уверен, что он там?
— Нет.
— Вот и я «нет». Ломтев мог наплести что угодно — терять ему было нечего. А у тебя даже схемы нет.
— Я ее помню по памяти. Есть вырезки из газет, на некоторых — схема, где обнаружили тот инкассаторский фургон. Найти при желании будет не трудно.
— Если мы сейчас выйдем отсюда вдвоем, то искать будет бессмысленно. Наверняка кто-то из них следит за тобой издалека, поэтому они даже на баул не клюнут. Тем более, если организовать широкомасштабную операцию по поиску денег. У них, скорее всего, есть сообщник из наших: сумели же они войти именно в твою квартиру, хотя не знали, где ты живешь. Если тебя заберет машина — можно вычислить владельца по номеру. Не будет номера в общем списке — значит, машина спецслужб. Значит, не подойдут, значит, могут выстрелить издали.
Кузьма замолчал и тихо забарабанил пальцами по столу. Было ясно: Григорович почему-то не хотел вовлекать в эту историю своих коллег. Он явно подводил его к какому-то решению, и Кузьму вдруг осенило.
— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих?
— Вот именно! — быстро подтвердил Григорович. — Тебе желательно самому попытаться найти этот баул. А для этого выбраться отсюда так, чтобы они не заметили. Домой лучше не ходи. Они могут выйти и на знакомых. Есть у тебя место, где тебя не будут искать?
Кузьма задумчиво покрутил головой. Но тут его взгляд скользнул по растерзанной стопке газет, и он оживился:
— Думаю, найду.
— Если не найдешь, — звони! — Григорович, довольный, сунул блокнот в карман. — В крайнем случае, спрячем тебя так, что и инопланетяне не найдут. Все-таки лучше спасти человека… — с фальшивой заботой в голосе сказал он.
Кузьма едва сдержался, чтоб не выругаться. Но тут же, с острым чувством стыда вспомнил прошедшую ночь и себя, ошалевшего от страха рядом с бутылкой коньяка. «Они еще пожалеют! — зло подумал он. — Они еще не знают, с кем связались! Шваль немецкая! Это вам не в сорок первом…»
— Я найду эти деньги! — сказал он, набычившись. — А ты их закроешь в тюрьме лет на двадцать. Еще лучше на пожизненный!
— Сначала все, что ты мне рассказал, напиши на бумаге, — улыбнулся Григорович. — И не забудь указать, сколько денег Ломтев взял тогда из баула. Если вдруг найдешь клад, а там, не дай Бог, не хватит хотя бы одного доллара — до пенсии будешь объяснительные писать…
6
День задался с утра. На планерке материал о таинственном убийстве Ломтева единодушно был признан «гвоздем», причем, с вердиктом согласились даже тайные и явные недруги Риты. Паша Громов, подводя итоги, сказал назидательно:
— Вот образец того, как надо работать! Сегодня все уже побежали по нашим следам: и газеты, и телевидение, но наш читатель, когда увидит и услышит их потуги, вспомнит, что обо всем этом он уже читал в «Оппозиционной». И приятелю давал почитать, потому, что интересно и хочется обсудить. Вот так мы сохраняем постоянного читателя и увеличиваем число новых.
В коридоре Паша обнял Риту за плечи и завел к себе в кабинет. Там, усадив на кожаный диван и присев рядом, спросил, улыбнувшись:
— Ну что, можем, если захотим?
Маргарита не успела ответить, как Паша добавил:
— Сколько заплатила за информацию?
— Полтинник.
Паша покрутил головой, прикидывая, и согласился:
— Нормально.
Он достал из кармана бумажник, извлек из него стодолларовую бумажку и вручил ей.
— Компенсация и аванс за следующий материал. Смотри, мы обещали читателю продолжение! Эту тему упускать нельзя. И чтоб сначала у нас! А то я эту публику в погонах знаю. Начнут сейчас, когда все к ним ринутся, торговать направо и налево…
Только у себя в кабинете Рита вспомнила, что теперь ей вряд ли стоит рассчитывать на помощь Григоровича и задание Паши может быть не выполнено, но даже это обстоятельство не испортило ей настроения. Беспрестанно звонил телефон. Знакомые, довольные возможностью засвидетельствовать свое почтение влиятельной журналистке, отметиться, поздравляли с удачной публикацией. Звонили и коллеги: приятели и однокурсники. Эти тоже поздравляли, но кисло. Рита злорадно улыбалась, понимая, что сегодня с утра их главные накрутили им хвосты («Почему «Оппозиционная» все у