Изумруд Люцифера — страница 15 из 38

— Что значит «выдрал»? — перебила его Рита.

— Это значит, что кто-то не просто вытащил из бортей мед, а для облегчения процесса сбросил их на землю. Борти разбились, и пчелы улетели. Прадед, когда обнаружил это, пришел в деревню, собрал мужиков и сказал, что тот, кто это сделал, пусть лучше придет к нему сам.

— И?

— Никто не пришел. А через две недели из соседней деревни прибежал к прадеду мужик, встал на колени и умолял простить. Но прадед сказал, что уже поздно. И мужик умер.

— Почему? — спросила Рита, чувствуя, что у нее холодеет спина.

— Потому что прадед Кузьма был, как бы это сказать, колдуном… что ли. Или знахарем… На борти он заклятие наложил. Об этом вся округа знала, поэтому его борти в лесу никто не трогал. А тут случился какой-то пришлый, решил полакомиться на дармовщинку…

— Ну нельзя же так… — опечалилась Рита. — За мед человека…

— Мы живем в другое время… — Кузьма помолчал. — То был голодный год, и у прадеда тогда умерло трое детей. А вообще у него из всех уцелела только одна старшая дочка, моя бабушка. Он никого не хотел убивать. Он же сказал: пусть ко мне сам придет… Хотел человека спасти.

— Хорошо, — тряхнула головой Рита, — с прадедом все ясно. А причем тут Ангел?

— А притом, что у бабушки моей из шестерых детей из-за войны выжили только две дочери. И первыми потомками-мужчинами прадеда Кузьмы стали сыновья старшей дочери бабушки — Владислав и Кузьма. Вы не до конца раскопали историю Ангела, Маргарита. Плотницков — это фамилия его первой жены. А настоящая — Телюк. Владислав Телюк, мой старший брат…

Рита судорожно сглотнула слюну. Кузьма словно и не заметил этого.

— Вы разве не обратили внимания на то, как мы похожи? — продолжил безжалостно. — Я, правда, специально, бородку отпустил, чтобы это скрыть, но шила в мешке не утаишь. Вы правильно почувствовали, что с Ангелом что-то не так, что он не вписывается в образ, выписанный в моих статьях, но только вывод сделали неверный.

Она смотрела на него во все глаза.

— Вы хотите сказать?..

— Что Ангел — это совместное предприятие двух братьев, правнуков знахаря Кузьмы. Никакая Служба рядом с нами не стояла. Это бизнес. Вот и все.

— И вы… тоже?..

— По сути, это я — Ангел!

— Тогда скажите! — Рита протянула ему обе ладони. — Все, что вы тогда не договорили. Только не надо про стренч!

— Не буду, — Кузьма на миг склонился над ладонями. — Что недоговорили?.. Про детские болезни вам неинтересно… Вот! В детстве вы едва не погибли. Вам тогда было совсем… Лет пять…

— Шесть! — Рита изумленно посмотрела на него. — Мы купались в реке, и папа отвлекся. А меня течением утащило на глубину. Помню: бегу по дну, ножками перебираю, вокруг все зеленое и очень страшно. Воздуха не хватает, и так хочется его глотнуть!.. — она помолчала. — А папа тем временем смотрит: по реке бант плывет. Он его хвать рукой, а под бантом — я!..

— Повезло!

— Бант спас. Папа, как чувствовал, завязал… Но все равно — это не доказательство. По рукам и цыганки гадать умеют, — Рита слегка покраснела, вспомнив свой визит к гадалке и ее слова. Она взглянула на Кузьму: брови у него оказались черные, атласные, какие-то совсем не по-мужски красивые, крылатые брови. И это ее почему-то обозлило. — Вы мне покажите что-нибудь такое, чего другие не могут. Тогда поверю.

— Фокус? — сощурился Кузьма.

— Пусть будет фокус.

— Самый-самый?

— Самый-самый…

— Обижаться не будете?

— Не буду! — упрямо сказала Рита, чувствуя, что ее заносит, но уже не в силах остановится. — Ну?

— Ап! — вдруг, как в цирке, воскликнул Кузьма и хлопнул в ладоши прямо перед ее лицом. Рита отшатнулась и тотчас поймала взгляд его зеленых глаз… Глаза были большими и добрыми, они манили и обволакивали…

— Птица-вица, красная девица, вышла утром в садик, чтоб росой умыться, — забормотал Кузьма.

— «Какая еще «вица»? — как-то лениво подумала Рита, а Кузьма продолжал:

— Только на травице нет уже росицы, высушило солнце на траве росицу…

Рита почувствовала, как веки ее потяжелели и мягко опустились на глаза, по телу разлилось тепло. Ей стало легко и хорошо. Потом все исчезло…

* * *

— Ап! — услышала она и медленно открыла глаза. Первое, что она увидела, было лицо Кузьмы. Оно улыбалось, и почему-то было далеко внизу. Рита, медленно крутя головой, осмотрелась. Это была ее кухня: на стенах, выклеенных цветными моющимися обоями, висели расписные тарелки, которые она привезла из Италии; это были ее шкафчики и столы, но видела она все это сверху, как будто парила под потолком.

— Смотрим на меня! — услышала она голос и, повернувшись на него, увидела Кузьму. Он был уже без пиджака. Поверх тонкого светло-серого свитера красовался ее красный кухонный фартук. Двумя руками Кузьма придерживал прислоненное к ногам зеркало в раме, и Рита удивилась: оно было из прихожей. «Чего это он?» — подумала она, и Кузьма поднял зеркало.

Рита увидела себя. Правда, она не сразу поняла, кто эта молодая женщина с худым, испуганным лицом, которая, по-восточному скрестив ноги, сидит на столе. На голове у нее была нахлобучена маленькая кастрюлька; на левой ладони, как у царицы «держава», лежало куриное яйцо, в правой руке, как скипетр, торчала поварешка. В довершение картины в зубах женщина держала кухонный нож. Какое-то время Рита недоуменно рассматривала изображение в зеркале и, наконец, сообразив, что она сама, завизжала, будто ее резали, и метнула яйцо в изображение. Яйцо, разбившись, растеклось по стеклу оранжево-блеклой массой.

— Спокойно! Все хорошо…

Кузьма мгновенно отставил в сторону зеркало, подскочил к столу, и вырвал из рук Риты поварешку, которую та собралась метнуть вслед за яйцом; подобрал выпавший из ее зубов нож и стащил с головы кастрюлю. Быстро проделав все это, он бросил посуду на разделочный столик, и бережно снял Риту со стола.

— Ты… Ты… — Рита задыхалась от возмущения.

— Водочки! Немножко!

Рита схватила появившуюся перед ней рюмку и опрокинула ее в рот. Жидкость обожгла горло и мгновенно привела в чувство. Она увидела, что сидит за столом, а перед ней — дымящаяся тарелка с ложкой и ломоть хлеба.

— Супчика! Быстренько! Закусили!

«Я не ем первое!» — хотела было сказать Рита, но вместо этого послушно взяла ложку и зачерпнула из тарелки. Суп оказался горячим и необычайно вкусным. Рита и не заметила, как тарелка опустела.

— Что это? — спросила она, когда Кузьма ловко убрал пустую посуду.

— Буйабез, французский рыбный суп, — пояснил Кузьма, ставя перед ней тарелку с густой аппетитной массой, от которой исходил приятный аромат. — В принципе, это та же наша уха, только готовится несколько по другому.

— А это что? — ковырнула она вилкой новое блюдо.

— Рагу. Старинный прованский рецепт.

Рита еще раз ковырнула массу вилкой, проглотила кусочек. Рагу было пряным и вкусным.

— Еще рюмочку под горячее!

Она послушно взяла наполненную Кузьмой рюмку, рядом с которой в мгновенно появилась другая. Они чокнулись («За приятную компанию!» — сказал Кузьма) и вдвоем принялись за еду. Рита украдкой бросала взгляды на сидевшего напротив гостя. Он был уже без фартука. Ел быстро (видно было, что в самом деле голоден), но аккуратно. Она обратила внимание, что кусочек хлеба он положил на тарелку слева от себя и не откусывал от него, а отламывал маленькие кусочки, бросая их в рот. Красиво ел. За ужином они оба молчали, только Кузьма еще пару раз наполнял рюмки, они чокались, но без слов.

— Из чего вы это все приготовили? — спросила Рита, когда тарелка перед ней опустела.

— Из продуктов. Отсюда, — Кузьма указал на холодильник. — Я и не ожидал, что здесь такой выбор: копченая грудинка, вяленая колбаска, сыр, овощи… У нас с вами общий недостаток — любим поесть, — засмеялся он. — Даже рыбка мороженая была. Она, правда, залежалась, но оказалась еще ничего.

— Когда же вы успели все это приготовить? — удивилась Рита.

— Пока вы здесь отдыхали. — Кузьма показал на диванчик. — Извините, что так получилось, но я боялся, что мне так и не придется поесть, поэтому позволил вам немного поспать. Потом, когда все было готово, велел взобраться на стол… — он вздохнул. — Не думал, что будет такая реакция…

— Вы хотите сказать, что отключили меня? — спросила Рита. Водка и еда уже подействовали, ей было легко и хорошо. — Получается, что я, пока вы тут возились, совсем ничего не соображала?

— Именно так, — подтвердил Кузьма, — это было что-то вроде гипноза.

— Вы владеете техникой гипноза? Про какую такую девицу вы мне долдонили?

— Это старинный заговор, очень красивый. Слова не имеют значения, главное — монотонность и темп речи. Пациент впадает в транс, после чего выполняет любые команды. Что и было с вами.

— Любые команды? — Рита уже в полной мере ощутила действие выпитого. — То есть вы вполне могли воспользоваться моей беспомощностью в гнусных целях? — спросила она, кокетничая. — И я бы не воспротивилась?

— Даже бы и не вспомнили потом.

— А вы не воспользовались?

— Нет, — твердо ответил Кузьма.

— Почему? — серьезно спросила Рита. Ей и в самом деле хотелось услышать ответ на этот вопрос.

Кузьма почесал затылок.

— Если я вам скажу, что насиловать беспомощных женщин нехорошо, и мое воспитание не позволяет мне вытворять такое, вас это устроит?

— Нет! — твердо сказал Рита.

— А то, что я люблю свою жену, и ни разу не изменял ей за пятнадцать лет супружеской жизни?

Рита в ответ только хмыкнула.

— Придется признаться, — склонил голову Кузьма. («То-то же!» — со злорадством подумала Рита.) — Я не вижу кайфа в такой ситуации. Это все равно, что с резиновой женщиной. Какое удовольствие от обладания бесчувственным телом?

Отвечая, он смотрел в стол, но, когда на мгновение поднял глаза, Рита заметила в них уже знакомые смешинки. И обиделась.

— Так вы хотите, чтобы я сама обнимала вас горячо?

— Этого никто не обещал, — ее же словами отозвался Кузьма, — и никто на это не рассчитывал. И вообще, Маргарита, может, лучше об Ангеле? Раз он вас так интересует…