«Ах, право, нет в этой истории ничего более правдивого, чем я сам», — написал Й. Чапек в одном из лирических эскизов книги «Для дельфина». Подспудное лирико-философское начало литературного творчества Й. Чапека 10—20-х годов как бы выходит на поверхность в двух его последних прозаических книгах и в стихах, которые он напишет в концлагере.
В «Хромом путнике» и «Начертано на тучах» выдающийся моралист XX века хотел прежде всего найти для себя самого «доводы», чтобы жить и творить, но они стали отражением эпохи, обрели характер исповеди, имеющей общенациональное и общечеловеческое значение. И по мере того как приближалась трагическая развязка, моралист и философ во все большей мере становился социологом. Если не бояться отдаленных исторических аналогий, то можно было бы сказать, что в своей «звездчатой» книге Чапек прошел путь, за несколько столетий до него обозначенный «Максимами» Ларошфуко, «Мыслями» Паскаля и «Характерами» Лабрюйера. Путь от «изображения человеческого сердца» к познанию мира и общества.
Творчество Й. Чапека-писателя всегда было тесно связано с его поисками в изобразительном искусстве. «Лелио» и «Для дельфина» написал художник, изобразивший себя в ироническом, посткубофутуристическом автопортрете «Мистер Майселф». Фигуры, напоминающие главных героев «Тени папоротника», появляются на мрачно-зловещих полотнах середины 20-х годов, а крестьянки и дети, с которыми встречаются Руда Аксамит и Вашек Кала во время своих плутаний по лесу, оживают на картинах начала и середины 30-х годов. Приближение исторической грозы передает картина «Туча» («Дорога», 1933), полная напряженности и трагических предчувствий. Художник создает циклы антифашистских карикатур. Один из них — «Сапоги диктатора» — с предисловием видного прогрессивного поэта Йозефа Горы в 1937 году был издан отдельной книгой. «Слышите с разных сторон звон шпор на сапогах диктатора, возникновение и функцию которых изобразил нам Йозеф Чапек? — писал Гора. — (…) но мы поспешим туда, где на картинке (...) появляется подмастерье-сапожник и уносит сапоги диктатора за кулисы. Вы слышите, как он насвистывает? Он, а вместе с ним и народы мира когда-нибудь поймут, что сапоги диктатора всего лишь из говяжьей кожи»[7]. Другой цикл карикатур носил чаплиновское название «Новые времена» (1938). Под многими карикатурами — сатирические подписи Й. Чапека, острые, меткие, бьющие наповал. Это своеобразное дополнение и записям из книги «Начертано на тучах».
В мае 1938 года Чапек едет в Советский Союз. «Новый социальный порядок открыл здесь великое множество новых, прежде неосуществимых возможностей; народ Советского Союза строит, строит на собственной земле, с удивительной энергией, с удовлетворением и гордостью»[8], — пишет он по возвращении домой. Посылает из Праги приветствие Всеволоду Вишневскому. Получает письма от председателя Иностранной комиссии Союза писателей СССР Мих. Аплетина.
Национальная трагедия, которую Чехии переживала в дни Мюнхена, и ф фашистская оккупация родины отразились в патриотических живописных циклах «Тоска» (скорбящая, задумчивая крестьянка — символ Родины — смотрит на отторгнутые пограничные холмы) и «Огонь» (на картинах этого цикла изображена женщина, гневно призывающая к мести). После смерти брата (25 декабря 1938 года) Йозеф Чапек как бы поднимает выпавшее из его руки перо публициста. В заметках, появляющихся на страницах газеты «Лидове новины», в последних статьях об искусстве он, обходя цензурные рогатки, призывает к верности гуманистическим заветам и вселяет в соотечественников дух непокорства, надежду на будущее.
Книга «Начертано на тучах» завершается фразой: «И довольно. Жизнь не пишется, жизнь живется».. ! пли 2 сентября 1939 года Йозефа Чапека арестовали в Желиве близ Гумпольца. не он отдыхал, и отвезли в Прагу, в тюрьму Панкрац. 9 сентября он был отправлен в концлагерь Дахау, оттуда 26 сентября в Бухенвальд.
«В Бухенвальде мы составили группу, человек восемьсот, которую называли протекторатной, — рассказывает вернувшийся оттуда чешский издатель и переводчик Богумил Пршикрыл. — Мы были заперты, примерно сто человек в одном помещении»[9]. Сначала Йозеф Чапек работал вместе со всеми заключенными: они собирали и жгли хворост, носили камни перегной и т. п. Летом 1941 года была создана бригада из примерно двадцати художников, куда, кроме Чапека, вошел известный чешский живописец Эмиль Филла. Заключенные разрисовывали орнаментом (подчас нарочито славянским) для эсэсовских главарей их «арийские» родословные. Чапек работал «со стоическим спокойствием и черепашьими темпами», больше всего он боялся, как бы его не заставили «помогать рейху в изготовлении оружия»[10], — вспоминал Филла.
«Весной 1942 года Чапек заболел и лежал в лагерном лазарете, — рассказывает Пршикрыл. — Там он заявил о болезни глаз, и эсэсовец, сын врача, который был знаком с отцом Чапека, (...) ходатайствовал перед; Берлином о его освобождении»[11]. Вместо этого 26 июня 1942 года его перевели в лагерь Заксенхаузен, где он почти сразу попал в бункер, в одиночное заключение. Потом его определили на тяжелые физические работы, но вскоре, как и в Бухенвальде, перевели в художественную мастерскую. И в Бухенвальде, и в Заксенхаузене Чапек непрерывно рисовал, делал зарисовки с натуры. «Очень нас удивило, когда однажды он протянул нам стопку исписанных четвертушек бумаги. (...) Это была первая часть стихов из концлагеря, которые он частично написал в бункере, где; просидел в изоляции семь недель»[12], — вспоминает еще один товарищ Чапека по заключению. Чапек не только сам писал в концлагере стихи, но и переводил (с испанского, с английского). Окольными путями стихи, переводы и рисунки Йозефа Чапека в конце концов попали на родину, хотя, несомненно, и не сохранились целиком.
В 1945 году, когда Советская Армия уже стояла у Одера, немцы спешно эвакуировали концлагерь Заксенхаузен. Так 25 февраля Чапек попал в Берген-Бельзен. Здесь началась страшнейшая эпидемия тифа. 4 или 13 апреля его видели последние свидетели, а 23 апреля английское радио передало сообщение о том, что в концлагере Берген-Бельзен скончался чешский художник и писатель Йозеф Чапек. Ни точной даты его смерти, ни места захоронения установить не удалось. Посмертно вышли его книги «Стихи из концлагеря» (1946), «Начертано на тучах» (1947), «О себе» (1958), где собраны заметки автобиографического характера, и книга статей об искусстве «Современный изобразительный стиль» (1958) Посмертно были опубликованы рассыпанные по периодике юношеские литературные опыты, большей частью созданные совместно с братом, письма С. К. Нейману и жене. Полная публикация литературного наследия Й. Чапека еще не завершена.
Йозефа Чапека — поэта чешский читатель узнал только после его смерти, если не считать нескольких переводов и стихотворении в прозе. Да и в рукописном наследии более ранних его стихов не сохранилось. Так же, как в «Хромом путнике» и «Начертано на тучах», Чапек-поэт как бы стоит вне современных литературных школ и течении. Зато он теснее, чем большинство его литературных современников, связан с чешской поэтической классикой, прежде всего с поэзией великого чешского романтика К.-Г. Махи. Это поэзия безыскусная, непосредственная, простая и величественная. Русскому читателю она порой напомнит то пушкинского «Пророка», то лермонтовские «Тучки небесные». В этих стихах ощущается ви́дение графика и ви́дение живописца. Иные стихи напоминают «Капричос» Гойи, иные богатую красочную палитру живописи XX века («Картины»). В этих стихах Йозеф Чапек, художник и мыслитель, «раненный вселенной», может быть, более всего выразил себя.
Паскаль говорил, что, читая некоторые произведения, «невольно удивляешься и радуешься: рассчитывал на знакомство только с автором, а познакомился с человеком»[13]. Такое знакомство ожидает и читателя этой книги.