Реакционеры, славянофилы и народники, защищавшие русскую деревенскую «самобытность», тоже высмеивали тех крестьян, которые ассимилировались с городом. Смешен, конечно, деревенский парень, который, побывавши в городе, танцевал потом с девицей «в калошах и под зонтиком». Но и этот комичный тип переходного исторического периода проявлял гораздо более стремления к прогрессу, чем цельный крестьянин, смотревший на калоши и зонтик, как на принадлежности барского костюма, которые мужику не к лицу. Не будем же осуждать этих типов с эстетической точки зрения. Эстетически можно любоваться и цельным деревенским типом и евреем старого стиля, эстетическое наслаждение может также иногда доставить и пустыня; но тот, кому привелось попасть в нее и кто потратить свои лучшие силы для того, что бы из нее выбраться, того она наверно наводит не на одни эстетические размышления.
Нам остается ответить тов. Б—в на те возражения, которые он сделал на нашу статью («Открытое письмо еврея к евреям», № 52 «Искры»). Но раньше считаем не лишним, во избежание всяких недоразумений, кратко резюмировать наш взгляд на ассимиляцию. Мы не националисты, и поэтому не проповедуем еврейскому пролетариату, чтобы он воспринимал «национальные стороны» русского пролетариата. Как социал-демократы, мы обращаемся ко всем пролетариям с одним и тем же социалистическим учением. Еврейство же постольку воспринимает революционные идеи, поскольку уходит от своего национального культа, так как весь еврейский национальный культ стоит в резком и непримиримом противоречии ко всему истинно революционному.
Переходим к возражениям тов. Б—ва, направленным против нас. Недовольный различием, сделанным нами между психологическим и политическим определением нации, тов. Б—в спрашивает: «Как может в социал-демократической программе конкретно выразиться противоречие между этими сторонами понятия „нация“?» Но именно на этот вопрос есть ответ в нашей же статье. «Социальная психология, говорится там, может с своей чисто описательной, аналитической точки зрения найти во всякой части населения данной страны достаточное количество специфических свойств для того, чтобы ее признать особой национальностью. Но политика преследует иные цели. Для нее важны не те особенности, которыми характеризуется данная часть населения, как психологическая разновидность, а те ее конкретные, реальные условия, на основании которых можно было бы отстаивать ее самостоятельное экономическое и правовое существование». Первым же основным конкретным базисом для национальной самостоятельности является территория, о чем сказано в другом месте статьи. Затем тов. Б—в находит, что мы «путаем» в вопросе об идеализме Бунда и материализме сионизма. Об идеалистическом характере бундовского национализма мы действительно говорили, и тов. Б—в нам против этого ничего не возразил. Но о «материализме сионизма» мы писали вот что: «Христианство и иудаизм рассматриваются с этой (сионистической) точки зрения, как две совершенно враждебные идеологические категории, результатом столкновения которых является вечный и неизменный антисемитизм. Из этого идеологического объяснения антисемитизма сионизм делает то материалистическое заключение, что евреи могут только тогда избавиться от своего угнетения и стать самостоятельной национальностью, когда приобретут свою собственную территорию». А тов. Б—в, возражая на это, пишет: «По их мнению (сионистов), евреям нужно свое собственное государство, так как это единственное средство уничтожить антисемитизм»[3]. Читателю, надеемся ясно, что тов. Б—в говорит решительно то же самое о сионизме, что было сказано и нами. Но, вообразив почему-то, что мы говорим о научной трезвости мышления сионистов, тов. Б—в возражает: «Если прибавить, что, по мнению большинства сионистов, в еврейском народе существует врожденное стремление, именно к Палестине, Сиону, то мы увидим, что в этом, сплошь идеалистически-утопическом течении, нет ни атома трезвого, научного анализа». А мы говорили: «Как бы ни были ложны идеалистические посылки сионизма как бы ни были утопичны его мечтания, в нем все-таки есть правильное понятие: признание того, что национальная самостоятельность определяется, главным образом, территорией». Как видит читатель, мы, как и тов. Б—в, считаем сионизм чисто утопическим течением. Разница между нами и им очевидно только та, что, по нашему мнению, сионизм последовательнее Бунда в своей утопии.
Пора, однако, кончить. В другой раз поговорим о том политическом значении, которое может иметь Бунд, если он будет продолжать свою сепаративную политику.